Geum.ru

В. И. Рудой классическая буддийская философия рекомендовано Министерством, общего и профессионального образования Российской Федерации в качестве учебник

Вид материалаУчебник
Подобный материал:
1   ...   36   37   38   39   40   41   42   43   ...   63

*   *   *


Итак, в чем же состоит типологическое сходство и типологическое различие христианских и буддийских представлений об аде?

И в буддийской, и в христианской традициях ад есть следствие греховной человеческой деятельности. В буддизме наступление этого следствия не опосредовано решением трансцендентной инстанции, в то время как в христианстве попаданию души в ад первоначально предшествует так называемый Частный Суд.

Согласно буддийским представлениям, принципиально отрицающим существование субстанциальной души, сознание, обремененное прошлой безнравственной деятельностью, идет к новому рождению в аду. Обитатели ада – нараки – существа материальные, испытывающие телесные муки, они относятся к разряду "саморождающихся". Связь сознания с материальной оболочкой нараков имеет временный характер: нараки смертны, и в самый момент смерти в адских местопребываниях происходит "исправление" сознания – возрождение корней благого.

Испытав адскую форму существования, сознание вновь обретает перспективу религиозного прогресса. В христианской традиции подобная перспектива для душ, оказавшихся вследствие нераскаянных грехов в аду, отсутствует, ибо земная жизнь дается один раз.

В космологическом отношении проблема локализации ада обусловлена установками в сфере познания и ставится в этих двух традициях принципиально по-разному. В христианстве познавательные возможности человеческого разума ограничены – рациональное познание сферы трансцендентного ему недоступно.

Свидетельства о реальности ада – результат Божьей милости. Буддийская традиция в ее абхидхармистской версии ориентирована на полную познаваемость космоса. Ад, как и божественные сферы, относится к области имманентного. Христианское богословие отчетливо указывает лишь на хтоническое местоположение ада, но не на его конкретную космографию. Абхидхармистская концепция предлагает не только отчетливую космологическую модель буддийского инферно, но и указывает его метрические характеристики и точную локализацию.

В обеих традициях ад расположен под землей, но абхидхармисты упоминают также о существовании частных инфернальных обителей и на ее поверхности, что полностью исключено в системе ортодоксальной христианской мысли.

Буддийские теоретики сталкивались с необходимостью компромисса между строгой философской коцептуализацией и народными верованиями, тяготевшими к религиозной мифологической образности. Зыбкость этого компромисса отчетливо видна в попытках осмысления таких мифологических персонажей, как ракшасы Ямы и хранители ада. Статус этих персонажей, присутствующих в литературе сутр, с трудом делается доступным процессу логико-понятийной концептуализации. Ортодоксальная христианская доктрина была свободна от подобных затруднений; существование злых духов, ввергающих души грешников в ад, не требовало какого-либо теоретического осмысления. Церковная традиция опиралась в этом вопросе на Святое Писание и многочисленные свидетельства.

*   *   *


"Энциклопедия Абхидхармы" обозначает претов как неблагую форму существования. Напомним, что "форма существования" в трактовке Васубандху – то, "к чему идут в соответствии с кармическим следствием" (АКБ, III, 4). Таким образом, кармическое следствие – обретение нового рождения в форме прета (голодного духа) – обусловлено действиями, накопленными в предыдущей форме существования. Васубандху подчеркивает закономерность обретения неблагой формы нового рождения, но не живописует собственно наполнение этой формы существования, в данном случае – прета.

Концепция закономерности обретения кармического следствия, представленная Васубандху в философском языке буддийского учения о психокосмической причинности, именно в силу обоснования непреложности содержала предпосылки использования этого пласта буддийского философствования в памятниках, адресованных мирянам. Разумеется, эта концепция трактуется в них с использованием ярких примеров, призванных удержать паству в поле доктринально одобряемых действий и препятствовать не-буддийскому способу действия на всех уровнях – поведенческом, вербальном, ментальном. Картина бытования живых существ в неблагоприятных формах существования, в данном случае – в форме претов, – воздействуя на религиозное воображение верующего, способствовала актуализации установки на благое в буддийском смысле. То, что просвещенный монах постигал посредством достаточно сложных интеллектуальных приемов, мирянину должно было стать доступным через назидательное повествование, смысловым стержнем которого являлось педалирование строгого соответствия конкретного неблагого деяния и негативного следствия в будущем рождении.

Такой памятник, как "Три мира короля Руана", именно в разделе, посвященном описанию претов, с максимальной полнотой демонстрирует принцип непреложности обретения неблагой формы рождения как закономерного следствия не-буддийского образа действия[39].

Внешний характерный облик претов и тип страдания обусловлен их алчностью как доминантой психической жизни и деятельности в предшествующем рождении. Их рта не достигает ни единое рисовое зерно, ни капля воды. Иные из них так худы, что совершенно не имеют плоти, а только кожу и кости. У иных живот огромен, а рот – как игольное ушко. Их глаза глубоки и круглы и как будто вылезают из орбит, волосы спутаны. Их тело ничем не прикрыто всю жизнь, так как у них нет ни кусочка ткани, и издает скверный запах. В их сознании – постоянная спутанность, они все время кричат и стонут, поскольку страстно желают пищи. У них совершенно нет сил, и они вповалку лежат на спине, пока не услышат голос, приглашающий отведать риса и воды. Тогда преты пытаются подняться, но все их усилия тщетны, они снова падают, кто на спину, кто на живот. И этот призыв они слышат не единожды, но в течение тысячи лет. Когда же им удается приблизиться на зов, они не находят ни риса, ни воды. Тогда они громко стенают и снова валятся на землю[40]. После живописания страданий претов от голода и жажды Ли Тхаи начинает объяснять, что послужило причиной такой посмертной мизерабельности живых существ. Новое рождение среди такого вида претов обретают люди, при жизни испытывавшие зависть к чужой собственности и страстное влечение к обладанию ею. Они были жадными и никогда не подавали милостыни и удерживали от этого других, присваивали себе собственность монахов. Каждый, кто при жизни вел себя подобным образом, указывает Ли Тхаи, непременно в будущем будет претом – голодным духом[41].

Направленность этого поучения двуаспектна: предостережение от аффекта зависти и подталкивание к образу действия согласно буддийской добродетели даяния. То, что объектом зависти Ли Тхаи рассматривает только собственность, в том числе собственность монахов, свидетельствует о социальном контексте, который может быть усмотрен и в других разделах

"Трех миров". Речь, скорее всего, идет не о личной собственности монахов (доктринальный нонсенс), а об имуществе монастырей.

Иной вид претов таков: их тела божественно прекрасны, но рот – как у свиней. Они страшно голодны, но не находят никакой еды. Их тела прекрасны, потому что они были посвящены в монахи и соблюдали дисциплину предписаний. Их рот подобен свинскому, потому что они дурно отзывались о своих наставниках и монахах, соблюдающих предписания.

Другие тоже имеют прекрасные тела, но их лица изъедены червями, и изо рта исходит зловоние. Это те, кто в бытность человеком сначала соблюдал заповеди, а потом стал критиковать монахов и сеять вражду между ними.

Одна из разновидностей претов в женском облике всегда обнажена, их тела смердят изо всех пор, их пожирают мухи, они очень тощие и постоянно страдают от жестокого голода, но не могут найти никакой еды. Они рождают семь младенцев и поглощают их, но не могут насытиться. Тогда они снова рождают семерых младенцев, но и ими не насыщаются. Такая кара уготована женщинам, дававшим беременным снадобье для изгнания плода и клявшимся в том, что они этого не совершали, как раз теми карами, какие упомянуты выше[42].

Другой вариант воздаяния уготован женщинам, которые, видя, как их мужья в виде милостыни подают монахам рис, воду и одежду, говорили: "Пусть рис и вода обратятся в нечистоты, а одежда – в раскаленное железо, которое будет жечь тебя всякий раз, как ты решишь отдать это как милостыню". Поэтому в облике голодного духа, уродливого и обнаженного, эти женщины жестоко страдают от голода, ибо рис и вода, когда они тянутся за ними, превращаются в нечистоты, а одежда – в раскаленное железо, которое жжет их.

Крайние формы скупости, выражающиеся в том, что скряга никогда не подавал милостыни и препятствовал в этом другим, имеют следствием новое рождение голодным духом, не могущим насытиться, поскольку ни рисовое зерно, ни капля воды не попадают в его желудок.

Нечестные торговцы рисом, подмешивавшие некачественное зерно к добротному, обретают следующее рождение голодным духом, который вечно обеими руками зачерпывает горящий плохой рис и высыпает его себе на голову[43].

Те, кто били своих родителей по голове рукой, палкой или иным образом, в облике голодного духа вечно претерпевают удары по голове раскаленной дубиной.

Отказавшие просителю в пище и дававшие ложную клятву в том, что у них совершенно нет ничего, говоря, что "если я лгу, пусть я буду постоянно есть испорченную дурно пахнущую пищу", именно это и получают в следующем рождении. Те женщины, которые тайком отрезали куски мяса, им не принадлежащие и поедали их, и давали, когда их уличали, ложную клятву такого содержания: "если я сделала это, пусть я потом буду отрезать куски своего тела и есть их", обретают новое рождение голодным духом, который острыми, как нож, ногтями, отделяет куски от собственного тела и поедает их.

В приведенных сюжетах о воздаянии, как они представлены в "Трех мирах короля Руана", четко прослеживается два аспекта: буддийский и социальный. Таким образом, буддийская доктрина используется Ли Тхаи как основа регуляции социальной жизни.

Элемент наставительности и суггестии связан с подчеркиванием неотвратимости обретения нового рождения именно среди голодных духов. Согласно совершенно конкретным прегрешениям обретается и конкретная кара.

Ли Тхаи также рассматривает варианты нового рождения среди претов тех, кто не был полностью грешен, но и не следовал предписаниям в полной мере. Так, охотники, днем истреблявшие оленей, а ночью выполнявшие предписания буддийской дисциплины, обретя новое рождение среди претов, днем подвергаются нападению собак, гигантских, как слоны, и тяжко страдают, а ночью в облике небожителей предаются увеселениям вместе с небожительницами[44]. Данный сюжет подчеркивает симметрию греха/воздаяния совершенно лапидарным образом: если грешил днем, то днем и страдаешь, соблюдал заповеди ночью – ночью наслаждаешься. Отметим, что данная трактовка не совпадает с "Энциклопедией Абхидхармы", где ряд занятий, в том числе охота, не предполагает следования дисциплине вообще.

Ли Тхаи, через все сочинение проводящий идею благого буддийского правителя, рассматривает и посмертные кары, предназначенные неправедным чиновникам и царям. Так, среди голодных духов рождаются алчные взяточники. Они украшены золотом, серебром, драгоценными камнями, их сопровождают десять тысяч женщин. Но они тяжко страдают, так как не могут добыть никакой пищи, и острыми, как нож, ногтями терзают свое тело и поедают его. Помимо взяточничества, они лгали, действовали не по закону, правых считали виноватыми, а виноватых – правыми. Ли Тхаи делает этот сюжет особенно развернутым. Благочестивый правитель в день покаяния (упошадха) призывает чиновников и знатных граждан и интересуется, как они соблюдают заповеди.

Ли Тхаи интерпретирует наказание неправедных чиновников, исходя из своей концепции благого буддийского правителя, который в своей деятельности руководствуется принципами буддийской дисциплины мирянина[45].

Неправедные губернаторы, не сумевшие организовать ход дел в своей провинции согласно Учению, обретают новое рождение как отдельный вид претов, имеющий характерные признаки. Их тела огромны, как гора, волосы спутаны, ногти на руках и ногах остры, как ножи или мечи. Когда части их тел соприкасаются, раздается удар грома, и пламя начинает пожирать их[46].

Прегрешения против сангхи также имеют следствием рождение среди претов. Голодными духами становятся те, кто под видом подаяния давал монахам испорченную пищу, подсовывал монахам запрещенные виды пищи (мясо слонов и других животных) под видом разрешенных, лгал монахам, оскорблял монахов и праведных мирян. Отсутствие сострадания к бедным, алчность к чужой собственности приводят к этой же несчастной форме рождения.

Преты (голодные духи), согласно "Энциклопедии Абхидхармы", принадлежат к обитателям чувственного мира (АКБ, III, 1). По типу рождения они – саморождающиеся (АКБ, III, 9), т.е. их тела не проходят стадий развития, а сразу возникают со всеми органами, частями и членами. Васубандху инкорпорирует сюжет о некой прети, пожирающей пять сыновей ночью и пять – днем, но не могущей при этом утолить свой голод (АКБ, III, 9). Напомним, что у Ли Тхаи типологически сходный сюжет обрамлен множеством инфернальных подробностей. Васубандху не дает специального описания претов, ограничиваясь обозначением их как "утвердившихся в ложном" наряду с обитателями адов и животными (АКБ, III, 44). Их местопребывание расположено под землей – на пятьсот йоджан под континентом Джамбудвипа, и там же находится столица претов, где располагается их царь Яма. Именно отсюда преты распространяются в другие места (АКБ, III, 59).

Васубандху подчеркивает, что некоторые из голодных духов "пользуются поистине божественной славой", обладая великими паранормальными способностями. Об остальных видах претов, указывает автор "Энциклопедии Абхидхармы", сообщается в Авадане претов[47].

Исчерпание такой формы существования живых существ, как преты, соотнесено с началом кальпы разрушения. Исчезновение животных и претов в "Энциклопедии Абхидхармы" рассматривается по аналогии с адскими существами (АКБ, III, 90). Применительно к претам это означает, что когда в их местопребываниях не остается ни одного прета (они только умирают в них, но не рождаются, т.е. живые существа перестают обретать новое рождение среди претов), то разрушается и их вместилище. Если у кого-то в этот космический период остается следствие прошлой деятельности, которое с непреложностью должно быть исчерпано в мире претов, то это живое существо ввергается в соответствующее вместилище другой мировой системы. Именно такая схема дается Васубандху относительно обитателей адов, а исчезновение претов и животных, как уже было сказано, должно быть рассмотрено по аналогии.

В процессе воссоздания мира (период кальпы созидания) воссоздается и местообитание претов вместе с ними. Но поскольку Васубандху указывает, что "кто погибает последним, появляется первым" (АКБ, III, 90), то преты соответственно как рассеявшиеся вслед за обитателями адов, которые первыми вступают в фазу космической декомпозиции, воссоздаются предпоследними.

Поскольку о местообитании претов указывает только его локализация по вертикали (под Джамбудвипой), а собственно эта форма существования живых существ непосредственно примыкает к адской, неблагой, Васубандху интерпретирует ее достаточно кратко. Но в то же время, как неотъемлемый компонент буддийского психокосма, преты указываются в принципиально значимых позициях "Учения о мире" – способ рождения, местообитание, способ разрушения. По-видимому, на претов могут быть распространены суждения, высказываемые относительно обитателей адов, поскольку они тождественны в главном – это неблагая форма рождения, обретенная живым существом как закономерное следствие неблагих путей деятельности.