Иоганн Готфрид гердер идеи к философии истории человечества часть первая

Вид материала

Книга

Содержание VI.Общие рассуждения и следствия 2.  Европа, особенно   по   сравнению   с   северной Азией,— это страна с более мягким климатом, страна с реками, побережьями, м Что теперь наиболее древних обитателей этой части света мы находим лишь в горах или на самых крайних оконечностях материка, что 4 Ни один народ в Европе не достиг культуры сам по себе Книга семнадцатая I.Происхождение христианства и принципов, заложенных в нем

Подобный материал:

• Иоганн Готфрид гердер идеи к философии истории человечества часть первая, 37688.39kb.
• Вопросы к вступительному экзамену по дисциплине, 120.62kb.
• Учебно-методический комплекс учебной дисциплины «История зарубежной философии (20 век)», 429.83kb.
• И. Г. Гердер полагал, что человечество в своем развитии закон, 715.41kb.
• «История западноевропейской философии. Часть первая. Античность. Средние века», 256.77kb.
• Задача курса студент должен знать основную проблематику философии и осознанно ориентироваться, 539.28kb.
• Вопросы для сдачи кандидатского экзамена по истории философии, 38.83kb.
• Социально-исторические идеи таджикских просветителей конца XIX начала, 593.79kb.
• 1. Ответьте на вопросы: 1 Вчём заключаются антропологические основания идей Платона, 91.72kb.
• Темы рефератов по истории и философии науки для соискателей Православного института, 44.49kb.

473

Совершенно чужды нам те вторые гунны, которые опустошали Европу при Чингиз-хане и его преемниках. Первый завоеватель, Чингиз, дошел до Днепра, вдруг передумал и повернул назад; преемник его огнем и мечом пробил себе путь до самой Германии, но был отброшен. Внук Чингиз-хана покорил Россию, которая полтора века платила монголам дань; наконец, Россия сбросила монгольское иго и впоследствии сама стала властно управлять этими народами. Не раз хищные волки азиатских нагорий, монголы, опустошали землю; но ни разу не удалось им превратить Европу в свою степь. Они даже и не хотели этого, жаждали лишь добычи.

* * *

Итак, остается говорить о народах, которые долгое или короткое время имели владения в этой части земли или жили вместе с другими народами. Эти народы таковы.

1.  Сначала арабы. Не только этот народ нанес первый тяжелый удар Восточной империи в трех частях света, но поскольку арабы 770 лет владели Испанией, долгое время целиком или отчасти царили на Сицилии, в Сардинии, на Корсике и в Неаполе, и владения свои теряли, как правило, лишь постепенно, по кусочкам, то, конечно, во всем, в языке и образе мысли, в заведенных ими обычаях и учреждениях, от них остались -следы, которые или до сих пор окончательно не стерты или же сильно воздействовали на их тогдашних соседей. Во многих местах Европы, которая пребывала тогда в варварстве, ими был зажжен светоч знания, и во времена крестовых походов встреча с их восточными братьями была благодатной для Европы. А поскольку многие из них приняли христианство, то они органично  вошли  в  состав Европы — в Испании, на Сицилии и везде, где они жили.

2.  Турки, народ из Туркестана, все еще остаются чужими в Европе, хотя уже более трехсот лет они присутствуют в этой  части света. Они положили конец Восточной Римской империи, которая свыше тысячи лет была бременем для самой себя и для земли, тем самым они без всякого ведома и желания оттеснили искусства и ремесла на запад Европы. Нападая на европейские державы, они в течение столетий вынуждали государства  хранить  бдительность  и  мужество;   они  препятствовали любому единовластию  в этих землях,— малое добро против несравненно больше-то зла,— ведь прекраснейшие земли Европы были превращены ими в пустыню, а некогда мудрейшие народы — греческие племена — в ненадежных рабов,   в   развращенных   варваров.   Как  много  творений искусства  было разрушено невежественными турками! Сколь многое погибло, чего никогда уж не восстановишь. Их империя — огромная тюрьма для европейцев, которые живут здесь; придет время, и она рухнет. Кому нужны эти чужеземцы в Европе, кому нужны эти азиаты, которые и спустя столько веков все еще желают оставаться варварами?

3.  Иудеев мы рассмотрим сейчас только как паразитирующее растение, которое присосалось почти ко всем европейским народам и более или менее

474

питается соками каждого из них. После гибели древнего Рима их оставалось в Европе сравнительно немного, однако во времена арабских гонений они стали прибывать сюда целыми толпами и расселились между нациями. Что они будто бы принесли с собой в Европу проказу, совсем не вероятно; куда хуже то, что в мрачные века варварства они стали в Европе низменными орудиями ростовщичества, стали менялами, посредниками в-торговле, прислужниками империи, что ради собственной выгоды они поддерживали в европейцах варварское невежество и гордыню во всех торговых делах. С ними обходились жестоко, насильно вымогали у них все, что они накопили скупостью и обманом или же усердием, умом, порядком; но поскольку они привыкли к подобным вымогательствам и вынуждены были считаться с ними, то сами хитрили и вымогали тем больше. Однако без них не могли обходиться в то время, как не могут многие страны и теперь; равно как нельзя отрицать, что благодаря им была сохранена еврейская литература, что во времена мрака добытые арабами науки, медицина и философия распространялись тоже и евреями и что вообще было создано немало хорошего, что могло быть создано только рукам» иудеев. Придет время, когда никто уже не будет спрашивать в Европе, иудей ты или христианин, ибо и иудей тоже будет жить по европейским* законам и способствовать процветанию государства. Лишь варварское устройство государства могло помешать ему жить так до сих пор и могла обращать его способности себе во вред.

4. Я опускаю армян: для меня они в Европе — просто путешественники, зато я вижу почти во всех странах Европы многочисленный, чужеродный, языческий, подпольный народец — цыган. Откуда они? Откуда взялись эти семь или восемь сот тысяч людей, сколько насчитывает новейший их историк?^14* Презренная индийская каста, по своему рождению далекая от всего божественного, пристойного и цивилизованного и по прошествии стольких веков верная своему унижению,— для чего пригодна она в Европе, если не для воинской дисциплины, которая самым скорым образом приводит в порядок все на свете?

^ VI.Общие рассуждения и следствия

Вот такова, примерно, картина народностей Европы; какая пестрота, которая только еще становится путаннее, если прослеживать ближе ко временам, доступным нам. Такого не бывало в Японии, Китае, Индии, вообще ни в одной стране, географическое положение или государственный строй которой изолировал ее от остальных. А ведь в Европе за Альпами нет большого моря, так что можно было бы подумать, что народы

^14* «Исторический  опыт  о  цыганах»   Грелльмана,   1787;   «Новый  урожай  знания  языков» Рюдигера, 1782²⁸.

475

будут примыкать здесь друг к другу плотно, словно стены. Взгляд, брошенный на географическое положение и основные черты этой части света, на характер наций и связанные с ними исторические события, дает нам, однако, совсем иной ответ.

1.  Посмотрите-ка к Востоку, вправо,— вы увидите возвышенность чудовищных  размеров,-— это так  называемая  азиатская Татария;  если  вы будете следить за всей путаницей европейского средневековья, то вы можете вздохнуть вместе с Тристрамом: «Вот откуда пошли все наши несчастья!»²⁹ Я не могу исследовать, все  ли северные европейские народы  и насколько долго жили там; ведь некогда вся Северная Европа была ничем не лучше Сибири и Монголии,  этой прародительницы монгольских орд; и здесь и там кочевым народам было присуще, было наследственно свойственно  медленно,  лениво  передвигаться   с  места   на  место,  управляться ханами. А если, сверх всего этого, Европа к северу от Альп, очевидно, представляет собою опустившуюся плоскую равнину, которая простирается от  той  самой  населенной  народами  татарской  возвышенности  на  Запад вплоть до океана, следовательно, представляет собою равнину, на которую должны были низвергаться, изгоняя отсюда других, находящиеся ближе к Западу орды, как только одни варварские орды начинали теснить другие, то тем самым длительное татарское состояние Европы было, так сказать, задано географически. Вот такая неприятная, на наш взгляд, картина заполняет  на  целую  тысячу  лет  и  долее того  всю  европейскую  историю, и ни одно царство и ни один народ не могут остановиться, то ли потому, что сами они привыкли странствовать, то ли потому, что другие давят на них. И поскольку совершенно невозможно отрицать, что в Старом Свете великие азиатские горы с их европейскими отрогами  чудесным  образом разделяют  климат  и характер  севера  и  юга,  то  к  северу от  Альп  мы, что касается нашего европейского отечества, можем утешиться лишь тем, что по нравам и жизненному укладу своему мы принадлежим к продолженной в сторону Европы, а не просто к изначальной азиатской Татарии.

^ 2.  Европа, особенно   по   сравнению   с   северной Азией,— это страна с более мягким климатом, страна с реками, побережьями, мысами, бухтами. уже благодаря этому судьба европейских народов была решена благоприятным для них образом. У Азовского и у Черного моря народы находились вблизи от греческих колоний, от богатейших центров торговли тогдашнего мира; все народы, которые останавливались в своем пути здесь или даже •основывали здесь царства, знакомились с разными народами, приобретали даже известные знания наук и искусств. Но в первую очередь для северных обитателей Европы Восточное море послужило тем, чем для Южной Европы было Средиземное море. Прусское побережье уже благодаря торговле янтарем стало известно грекам и римлянам;  какая бы народность ни  жила  на  этих  берегах,  к  какому бы  племени она  ни  принадлежала, здесь всегда, больше или меньше, занимались торговлей, а эта торговля вскоре связывалась  с  черноморскими  торговыми путями и простиралась даже до Белого моря; тем самым между Южной Азией и Восточной Европой, между азиатским и европейским Севером создавалась некая общность

476

народов, к которой причастны были и совсем нецивилизованные народности^15*. Скандинавские берега, побережье Северного моря вскоре стали-полниться купцами, пиратами, путешественниками, искателями приключений, которые готовы были плыть к любым берегам, которые достигали» всех европейских стран и морей, которые совершали в своей жизни удивительные вещи. Белый соединяли Галлию и Британию, и даже Средиземное море не миновали варварские походы: варвары совершали паломничество в Рим, они служили и торговали в Константинополе. Благодаря всему этому, особенно когда пришло время великого переселения народов, в этой малой части света были заложены основы великого союза народов,. ради которого, помимо их ведома, потрудились уже и римляне-завоеватели,— союз такой едва ли и мог осуществиться где-либо помимо Европы. Ни в одной части света народы не перемешались так между собою, как в Европе, ни в одной они не переменились так сильно, переменив места жительства, а вместе с тем и образ жизни, нравы и обычаи. Жителям многих стран было бы теперь трудно сказать, особенно отдельным семьям и лицам, к какому роду, к какому племени они принадлежат, происходят ли они от готов, мавров, евреев, карфагенян, римлян, происходят ли они от гэлов, кимвров, бургундов, франков, норманнов, саксов, славян, финнов, иллирийцев и в каком порядке смешивалась кровь у их предков. Тысяча причин размыла и изменила на протяжении веков прежний племенной¹ состав многих европейских наций, а без этого слияния едва ли мог бы пробудиться к жизни общий дух Европы.

3. ^ Что теперь наиболее древних обитателей этой части света мы находим лишь в горах или на самых крайних оконечностях материка, что они оттеснены туда — это естественнонаучный факт, параллели к которому можно отыскать во всех уголках земли, включая острова Азиатского океана. На многих таких островах особое и, как правило, более грубое племя народов населяет горы — по всей видимости, это древнейшее население страны, которое вынуждено было уступить юным и дерзким пришельцам; разве могло быть иначе в Европе, где народы более, чем где-либо, теснили и гнали друг друга? Но длинные ряды названий племен сводятся к немногим основным и главным, и, что наиболее странно, в разных областях мы находим одни и те же народы, живущие по соседству,. как будто они следовали друг за другом. Так, кимвры шли за гэлами, немцы — за кимврами и гэлами, славяне — за немцами, так занимали он» свои страны. Как слои почвы, слои народов следуют в нашей части света одни за другими, часто смешиваясь, но всегда так, что их первоначальное положение можно еще распознать. Исследователям обычаев народов, их языков следует поторопиться, чтобы не потерять время, пока слои еще различаются; ибо все в Европе склоняется к тому, чтобы национальные характеры постепенно стирались. Но только историк человечества должен остерегаться одного:   ни   одно племя людей   не   должно пользоваться его-

^15* Весьма   полезные   материалы — в   «Истории  немецкой   торговли»   Фишера,   ч.    I.

477

преимущественной любовью, чтобы не были урезаны за счет того одного другие племена, обойденные славой и счастьем по своему положению и историческим обстоятельствам. И от славян учился немец; кимвры и латыши могли бы, наверное, стать греками, если бы положение их среди других народов было иным. Мы можем быть весьма довольными тем, что именно народы, отличавшиеся сильным, красивым, благородным телосложением, целомудренными нравами, здравым рассуждением и честною душой,— немцы,— захватили римский мир, а не гунны и не болгары; но считать по этому самому немцев народом, избранным богом для Европы, народом, которому, по причине природного благородства, принадлежит целый мир и которому, ради такого его преимущества, должны по-рабски служить другие народы,— это было бы неблагородной гордыней варвара. Варвар царит, образованный завоеватель несет культуру.

^ 4 Ни один народ в Европе не достиг культуры сам по себе; напротив, каждый стремился держаться своих прежних грубых нравов, насколько это только было возможно, чему способствовал и плохой, жестокий климат, и необходимость дикого военного уклада всей жизни. Ни один европейский народ не знал, не изобрел собственных букв; и испанские и северные рунические письмена берут начало в письменности других народов; вся культура Северной, Западной и Восточной Европы —это растение, выросшее из римско-греческо-арабского семени. Много времени потребовалось этому растению, прежде чем народ мог прорасти на этой куда как суровой почве, пока он принес первые, еще очень кислые плоды; но даже и для этого потребовалось странное средство — чужеземная религия,— и только тогда, путем духовного завоевания, было достигнуто то, чего не смогли достичь римляне-завоеватели. Итак, прежде всего нам следует рассмотреть это новое средство культуры, цель которого была огромна, а именно нужно было все народы образовать и сложить в один-единственный народ, счастливый в современном и в будущем мире; и это средства нигде не действовало столь сильно, как в Европе.

Он видит: пышно знак взнесен, который

Льет упований и надежды свет,

Что тысяч душ притягивает хоры

И тысячам сердец дает ответ,

Что смерти сокрушает приговоры,

На стольких вьется знаменах побед!

Отрадный ток по членам протекает.

Он видит крест и взором поникает³⁰.

^ КНИГА СЕМНАДЦАТАЯ

За семьдесят лет до падения иудейского государства в государстве этом родился человек, произведший неожиданный переворот¹ и в царстве мыслей людских, и в их обычаях, и жизненном укладе. Этот человек был Иисус. Родившись в бедности,— хотя род свой он вел от древнего царского дома,— в самой некультурной части страны, вдали от книжной мудрости этой дошедшей до крайней степени упадка нации, он большую часть своей короткой жизни прожил тихо и незаметно, а затем, подвигнутый небесным видением на реке Иордан, собрал вокруг себя двенадцать учеников — людей того же сословия, что и он сам, прошел вместе с ними значительную часть Иудеи, а потом разослал их во все стороны возвещать близящееся новое царство. Это царство, возвещенное им, сам он называл царством божиим, царством небесным, войти в которое могут только избранные, вступить в которое звал он людей, призывая их к чистым добродетелям духа и души, не к исполнению внешних обязанностей и обрядов. Самую подлинную гуманность содержат в себе те немногие речи, которые остались от него; гуманность доказывал он всей своей жизнью и запечатлел своей смертью; так, и самого себя он любил называть «сыном человеческим»². Естественным следствием того положения, в котором он находился, было как то, что в своем народе он нашел немало приверженцев, особенно среди нищих и угнетенных, так и то, что он очень скоро был убран с пути теми, кто угнетал народ с видом ханжеского благочестия, так что мы не можем даже точно назвать время, когда он выступил открыто.

Что же такое было это грядущее царство небесное, которое провозвещал Иисус, чаяние которого влагал он в сердца людей и которое сам стремился приблизить? Всякая речь, всякое деяние, совершенное им, показывают, что это царство не было властью земной,— таково было и последнее ясное исповедание им своей веры перед судьею³. Духовно спасая свой род, он хотел воспитать людей божиих. которые всегда, при каком бы законе они ни жили, из чистого принципа споспешествовали бы благу других и, даже претерпевая муки, царили бы в царстве истины и доброты. Что некоторое намерение подобного рода только и может быть целью Провидения, заботящегося о нашем роде человеческом, целью, достижению которой только и могут способствовать все мудрые и добрые люди на земле,  чем  чище  мысли  их  и стремления,— это  само  по себе  ясно;   ибо

479

какой же иной идеал человеческого совершенства и счастья может быть у человека на этой земле, если не эта деятельная во всем чистая гуманность?

Почтительно склоняюсь я перед тобою, перед благородным ликом твоим, о глава, о родоначальник царства столь всеобъемлющего и долговечного, царства столь великих целей, столь простых и живых начал, столь действенных побудительных причин, что даже сфера земной жизни казалась слишком узкой. Нигде во всей истории я не встречаю больше подобного переворота, который бы был подготовлен в краткое время, столь-незаметно, который столь слабыми орудиями и столь неожиданным образом был бы распространен и возделан по всей земле — во всем добром и злом, как этот переворот, доведенный до всех народов не под именем твоей религии, твоей веры, то есть живого, направленного на благо всех людей твоего замысла, но, по большей части, под именем веры в тебя, то есть в виде бездумного почитания твоего лика и твоего креста. Твой ясный ум все это предвидел, и называть твое имя всякий раз, когда перед нами — мутное ответвление от чистого источника, значило бы профанировать твое имя. И насколько это возможно, мы не будем называть твоего имени; пусть твой кроткий облик останется в одиночестве у истоков всей истории, которая берет с тебя свое начало.

^ I.Происхождение христианства и принципов, заложенных в нем

Так странно видеть, что переворот, затронувший не одну часть света, вышел из всеми презираемой Иудеи, и однако, при ближайшем рассмотрении, для этого тоже можно отыскать исторические причины. А именно: переворот, которому начало положила Иудея, совершился в духе, а как бы презрительно ни отзывались греки и римляне об иудеях, единственно они» из всех народов Азии и Европы обладали древними сочинениями, на которых основывался их строй и, опираясь на которые, следуя этому строю,.. они развивали особую науку и литературу. Ни у греков, ни у римлян не было подобного свода религиозных и политических устроений⁴, который вместе с древнейшими письменными генеалогическими свидетельствами был бы доверен особому колену⁵ и хранился бы им с суеверным почитанием. Из этих давно ужа устаревших букв не мог не выступить со-временем некий более утонченный смысл, к которому иудеи приучились, рассеиваясь, как то нередко случалось с ними, среди чужих народов. В каноне их священных писаний находились и песнопения, и моральные изречения, и возвышенные речи, которые, будучи написаны в самое разное время и по самым различным поводам, срослись в одно единое собрание — его вскоре начали рассматривать как последовательную систему, выводя  из   нее  один  общий  смысл.  Пророки  народа,  эти  утвержденные

480

хранители закона страны, рисовали народу картину того, каким должен был быть народ и каким он не был на самом деле; каждый оставался в пределах своего умонастроения, и, поучая и воодушевляя, предостерегая и утешая, внушая патриотические надежды, каждый завещал потомству ллоды своего ума и сердца, рассеивал семена новых идей, которые всякий мог взращивать по своему усмотрению. Из всех этих идей постепенно и незаметно сложилась целая система чаяний, это были надежды на царя, который спасет свой пребывающий в упадке и рабстве народ, все перестроит заново и начнет на земле, превзойдя всех самых величайших царей, новый золотой век. Это были теократические ожидания, если судить по языку пророков; все приметы Мессии собраны были воедино, и так вырос живой идеальный образ, который стал подлинным знаком и печатью иудейского народа. Народ, все более нищавший, цепко держался за этот образ; в других странах, например в Египте, где со времен упадка империи Александра поселилось много евреев, те же идеи развились скорее на греческий лад; в народе ходили апокрифические книги, на новый лад перелагавшие прежние пророчества, и вот наступило, наконец, время, когда мечтания эти достигли своей вершины и когда сужден им был конец. Явился человек из народа, ум которого возвышен был над грезами о земном величии; все надежды, чаяния, пророчества он положил в основание идеального царства, и царство это, по его замыслу, ничуть не должно было стать царством небесным для иудеев. Ведь даже близкое падение своего народа он предвидел и предсказал скорую и печальную участь роскошному храму иудеев, всему их ставшему простым суеверием служению богу. Царство божие должно было наступить для всех народов, а народ, считавший его своим особым достоянием, был для него мертвым телом. Каких душевных сил стоило провозглашение подобных идей в тогдашней Иудее, видно по тому, как недружелюбно были восприняты они старейшинами и мудрецами народа; в них видели бунт против бога и Моисея, преступление против оскорбленной нации, предательское разрушение всех «е надежд. И для апостолов самым трудным уроком было это происхождение христианства из иудейской религии; чтобы объяснить его евреям-христианам, даже и за пределами Иудеи, ученнейшему из апостолов, Павлу, потребовались все тонкости иудейской диалектики. Хорошо, что все решило Провидение, и вместе с гибелью Иудеи^в рухнули древние стены, жестоко, немилосердно отделявшие народ этот, народ, как говорилось, единственно избранный богом, от всех остальных народов, населявших землю. Прошло время национальных культов, преисполненных суеверия и гордыни; если прежде такие обособленные культы и были целесообразны,— тогда всякая нация воспитывалась в своем семейном кругу и росла на своей лозе, словно гроздь винограда,— то теперь, и уже на протяжении нескольких веков, все человеческие усилия в этой области земли были направлены на то, чтобы соединить народы войнами, торговлей, ремеслами, науками, общением,— чтобы сок, который будут пить они, был выжат из всех плодов их. Главным препятствием к объединению были национальные   религии  с  их   предрассудками   и   предубеждениями;   теперь   же,

481

когда римский дух терпимости, эклектическая философия (своеобразное смешение всех школ и учений) распространились по всем пределам империи и когда, притом из самого упрямого и неподатливого народа, прежде считавшего себя первой и единственной нацией на свете, вышла народная вера, все народы соединявшая в один единый, был сделан великий, но вместе с тем и опасный шаг в истории человечества; опасность состояла в том, как осуществлять его. Новая вера все народы превращала в братьев, ибо учила их верить в одного бога и спасителя; но та же самая вера могла превращать народы в рабов, навязывая им цепи и рабское иго. Ключи царства небесного, отпиравшие людям земной и небесный мир, в руках других наций могли становиться куда более опасным фарисейством, чем когда-либо в руках иудеев.

Христианство быстро и крепко укоренилось в народе, и этому способствовала убежденность самого основателя религии в том, что он вскоре вернется, чтобы основать на земле свое царство. Веря в это, стоял Иисус перед своим судьей и в последние дни своей жизни не раз повторял это убеждение; веровавшие в него следовали за ним и надеялись на то, что грядет царствие его. Христиане по духу воображали себе царство духовное, христиане по плоти — царство плотское, а поскольку до крайности напряженная фантазия совсем не склонна была в эти времена и в этих местах к сверхчувственной идеализации, то стали появляться иудей-ско-христианские «Откровения», преисполненные всяческих прорицаний, примет и снов. Сначала, получалось, нужно было низвергнуть Антихриста с его престола, а когда оказалось, что Христос никак не возвращается на землю, то тогда потребовалось, чтобы сначала Антихрист явился на земле, усилился и дошел до крайности в своих мерзостях,— тогда наступило бы спасение, и Христос, во втором своем пришествии, утешил бы народ свой. Нельзя усомниться в том, что именно подобного рода ожидания служили поводом для гонений на первых христиан, ибо Рим, правивший целым миром, не мог спокойно терпеть, чтобы люди верили в его грядущую гибель, чтобы они видели в нем отвратительного или презренного Антихриста. Вот почему пророчествовавших стали вскоре рассматривать как предателей отечества, уличали в презрении к миру вообще, даже в ненависти ко всем людям,— а многие из тех, кто никак не мог дождаться второго пришествия, прямо бросались в объятья мученичества. Но, с другой стороны, столь же очевидно, что ожидание царства Христова на небе или на земле крепкими узами связывало души людей и уводило их прочь от мира. Они презирали мир, лежащий во зле, и чаемое царство видели уже пред собою и рядом с собою. Это укрепляло их мужество, и так они могли торжествовать над непобедимым — над духом времени, над властью гонителей, над насмешками неверующих; они были чужестранцами на этой земле и жили в том мире, куда показал им путь предводитель их, в том мире, откуда вскоре явится он на эту землю.