Книга состоит из двух разделов, в первом представлены статьи К. Г. Юнга разных лет, во втором статьи современных американских психоаналитиков, последователей Юнга

Вид материала

Книга

Содержание Эванстон (иллинойс), сша Лангенталь, швейцария Монровил (калифорния), сша Ньюкасл, англия Сент-лбан, англия Ард мьюир, ирландия Существуют ли «юнгианцы»?

Подобный материал:

• Ричард Нолл «Тайная жизнь Карла Юнга», 4872kb.
• К. Г. Юнг. Архетип и символ, 4369.4kb.
• План реферата: Личность Карла Юнга Воззрения Карла Юнга на культуру в целом Концепция, 72.71kb.
• Учебно-методический комплекс по курсу «Аналитическая психология К. Г. Юнга», 284.06kb.
• Реферат Проблема человека в философии XX века по работе К. Г юнга «Человек и его символы», 339.65kb.
• Всоответствии с пунктом 2 статьи 13, пунктами 1, 4 статьи 14, пунктом 1 статьи 16,, 174.1kb.
• Предисловие к новому изданию, 3293.79kb.
• В. К. Мершавки Доктор Джеймс Холлис известный юнгианский аналитик, директор Центра, 1972.4kb.
• В. К. Мершавки   Доктор Джеймс Холлис известный юнгианский аналитик, директор Центра, 5237.48kb.
• 3 Целевые статьи, 4378.23kb.

Уильяму Киннею

^ ЭВАНСТОН (ИЛЛИНОЙС), США

26.5.1956

  Дорогой мистер Кинней!

Отвечая на Ваше письмо, хотел бы сказать следующее: простого ответа на проблемы этики не существует, как нет, насколько мне известно, и книг, которые могли бы Вас удовлетворительным образом сориентировать. Этика зависит от предельного решения христианской совести, а сама совесть зависит не только от человека, но и от его партнера, от Бога. В конечном счете этический вопрос концентрируется в отношении между человеком и Богом. Всякое иное этическое решение было бы конвенциональным, т.е. подчинялось бы традиционному и коллективному кодексу моральных ценностей. Эти ценности всеобщи и не специфичны, поэтому они не подходят к индивидуальным ситуациям – так же, как схема или диаграмма не выражает данного индивидуального многообразия. Соблюдению морального кодекса соответствует интеллектуальная оценка индивида на основе антропологической статистики. Тот, кто берет на себя роль высшего судии, принимает решение по поводу этического поступка и устанавливает моральный кодекс, тот вдобавок ставит себя на место Бога живого, Его воли. Ведь кодекс он устанавливает по-человечески, а затем объявляет его богоданным законом. Самая большая трудность заключается, конечно, в определении «воли Божьей». Психологически «Божья воля» дана во внутреннем опыте как превосходящая, решающая сила. Ей придаются различные имена - инстинкт, судьба, бессознательное, вера и т.д.

Психологическим критерием «воли Божией» во все времена служило ее динамическое превосходство над индивидом. После того как вое было сказано и сделано, решает именно этот фактор –сущностное нечто, которое заранее нам неизвестно. Мы узнаем его лишь вослед, мы постепенно учимся такому познанию на протяжении жизни. Долгие годы нужно жить самой совершенной и сознательной жизнью, чтобы уметь различать собственную волю от Его воли. Вместе с опытом и более или менее отчетливым знанием себя самого появляется и некоторый опыт относительно Бога. Но если человек ориентируется на моральный кодекс – сам по себе необходимый, – то божественное решение

 

==207

 он, скорее всего, пропустит, а потом пойдет блуждать. Пытайтесь жить столь сознательно, столь совестливо и совершенно, насколько вообще возможно жить; учитесь самопознанию – кто .и что Выесть – это имеет в конечном счете решающее значение...

[К.Г. Юнг]

 

 

 

Доктору медицины Б. Лангу

^ ЛАНГЕНТАЛЬ, ШВЕЙЦАРИЯ

8.6.1957

Многоуважаемый коллега!

Я благодарю Вас за дружеское письмо. Автора всегда радует, когда он узнает, что его голос был услышан. Лучшего ведь себе и не пожелаешь...

Относительно Мартина Бубера я был бы Вам признателен, если бы Вы еще раз ясно передали, что Вы имеете в виду, говоря, что он пытался мне что-то «доказать». Это слово я никак не расшифрую. Бубер придерживается ложного мнения, будто метафизические утверждения либо истинны, либо ложны. Он не понимает того, что я – как психолог и психиатр – рассматриваю высказывания и верования прежде всего как суждения, являющиеся сами по себе, конечно, фактами, но о которых далее нельзя утверждать, истинны они или ложны. Например, я могу исследовать с психологической точки зрения высказывание о телесном воскресении Христа в пасхальную ночь, не утверждая при этом, что высказывание истинно или ложно. По поводу всех метафизических положений можно сказать, что их фактичность сводится к высказанному. Однако ни об одном из них невозможно доказательство их истинности или неистинности. Решение об истинности метафизического утверждения (или ему противоположного) явно лежит за пределами естествознания, к коему принадлежит и психология. Совершенно устаревшей, а именно со времен Иммануила Канта, является точка зрения, будто во власти людей утверждать метафизические истины.

Это было и остается прерогативой веры. Вера опять таки представляет собой психологический факт, далеко не означающий, однако, доказательства, В лучшем случае это факт существования

 

==208

 веры, соответствия ее определенным психологическим потребностям. Так как нет ни единой человеческой потребности 1603 какого-то основания, то следует ожидать, что потребность в метафизических высказываниях покоится на соответствующем фундаменте, даже если последний бессознателен. Этим, однако, ничего не утверждается и ничего не опровергается. Этого Бубер не понимает. Ведь он теолог, который наивно мнит, будто то, во что он верит, непременно так и должно быть. Но так мы никогда не придем к взаимопониманию с другими философскими и религиозными учениями, если каждый будет мнить, что его утверждение единственно верное.

Бубер, скажем, наивно предполагает, что всякий одинаково с ним думает, произнося слово «Бог». В действительности же он имеет в виду Яхве, в то время как ортодоксальный христианин – Троицу, мусульманин – Аллаха, буддист – Будду, даосист – Дао и т.д. Каждый настаивает на своей точке зрения и воображает, будто владеет единственной истиной. Поэтому я предлагаю скромность, т.е. взаимное согласие в том, что Бог может говорить разными языками. А богословы во всех их вариантах хватают Господа под рукава и предписывают ему, каким он по их мерке должен быть. К какому бы людскому взаимопониманию это ни вело, а в нем мы сегодня так остро нуждаемся. Мой внешний скептицизм означает на деле только необходимое нам теоретико-познавательное самоограничение, о котором у Бубера, кажется, нет и малейшего понятия. Я говорю, что Бог есть в первую очередь наше представление, а меня передергивают так, словно мной сказано: «Бог есть лишь наше представление...» Глубинные основания сущего, нами в высшей степени почитаемые, сохраняются, но они не помещаются в области нашего познания. Честная наука не должна впадать в зазнайство. Нам необходима связь с трансцендентным, но власти над ним она нам не дает.

[К.Г. Юнг]

 

==209

 

 

Мортону Т. Келси

^ МОНРОВИЛ (КАЛИФОРНИЯ), США

3.5.1958

Дорогой мистер Келси!

Большое спасибо за Ваше дружеское письмо! Оно тем более для меня важно, поскольку это первое и единственное письмо, полученное мной от американского теолого-протестанта, прочитавшего «Иова».

Впрочем, исходить я должен из того, что большего внимания и не заслуживаю. Тем более ценно для меня Ваше дружеское письмо. Психология книги Иова кажется мне в высшей мере значимой для внутренних мотивов христианства. Уже с давних пор я дивился отсутствию необходимых выводов во всех известных мне комментариях к ней. Вспышки близорукого гнева по поводу моего толкования меня не удивляют, поразительными являются чуть ли не всеобщие апатия и равнодушие богословов.

Как Вы заметили, я говорю об антропоморфном образе Яхве и не впадаю в какую бы то ни было метафизику. Такая методологическая позиция дает мне необходимую свободу критики. Камнем преткновения является отсутствие у Яхве человеческой морали. Не заметить этого нельзя. Столь же мало верится и в целесообразность, разумность природы, творения Господня – в человеческом их смысле. Разум и моральные ценности – две различные черты зрелого человеческого духа – обычно смешиваются друг с другом. Таков и яхвистический образ Бога – или понятие Бога, за которым, без сомнения, лежат некие человеческие сущности: это образ олицетворенной брутальной силы, неэтичного и бездуховного промысла. Но в нем есть наряду с насильственным стремлением к власти и противоречащие ему черты доброты и великодушия. Это образ своего рода демонического природного божества и одновременно образ предводителя, вознесенного до неслыханных высот. Иного и трудно ожидать – cum granosalis* - от более или менее стихийного общества.

Разумеется, этот образ не был измыслен, как не был он вообще интеллектуальным образованием. Речь идет скорее о спонтанном откровении, т.е. религиозном опыте людей, подобных Самуилу (ср. 1 Цар., 3) или Иову. Поэтому он и доныне сохраняет

 

К оглавлению

==210

 свое значение. И сегодня люди вопрошают: как возможно, у. что Бог такое допустил? Этот вопрос следует ставить и перед

Богом христианства: почему отдал Ты на страдания своего Сына , единородного ради несовершенства Твоего же творения? Образ Бога соответствует тому переживанию, в котором он открывает- ся: определенный религиозный опыт ведет и к определенному образу. Мир в целом нигде лучше не открывается, чем в образе богооткровения. Поэтому «просветленный» человек Будда стал выше наивысших брахманических богов.

Ужасающее несовершенство божественного образа должно быть объяснено и понято.  Ближайшей аналогией тут служит наш опыт бессознательного. Сущность бессознательной психики можно описать лишь при помощи парадоксов: она личностна и безлична, моральна и аморальна, справедлива и несправедлива, этична и неэтична, наделена тончайшим интеллектом и в то же время чрезвычайно сильна и крайне слаба и т.д. Таков психический фундамент, строительный материал для наших понятийных структур. Бессознательное есть часть природы, которую не вмещает наш дух, способный лишь набрасывать модели на основе возможного и ограниченного познания. Его результаты в высшей степени несовершенны, хоть мы и похваляемся, будто проникли в глубочайшие тайники природы. Подлинная природа объектов человеческого опыта всегда сокрыта во тьме. Естествоиспытатель и за теологией не может признать способности к более глубокому познанию, как и за любым иным человеческим Путем познания. О высшем существе мы знаем так же мало, как и о материи. Но и сомнений в существовании высшего существа столь же мало, как в существовании материи. Мир по ту сторону сознания действителен, и это факт опыта.

Только мир этот нам непонятен.

В таком случае допустимо .предположение, что Summum Bonum не только в высшей степени добро, высоко и совершенно, но и настолько от нас удалено, что целиком лежит за пределами нашего разумения. С тем же правом, однако, можно предположить, что последней реальностью является существо, наделенное всеми качествами его творения, т.е. добродетелью, разумом, интеллектом, добром, сознательностью, но и всеми их противоположностями – вот это для нашего разумения оказывается совершеннейшим парадоксом. Но такое понимание соответствует фактам человеческого опыта, тогда как Summum Bonum не

 

==211

 разъяснит нам очевидного существования зла и страдания. poqen to kakon?* Этот древнейший вопрос остается без ответа. Поэтому и допустимо существование подобного – главным образом бессознательного – высшего существа. Такая модель объясняет, почему Бог создал человека и видит в нем свою цель. Q этом полностью согласуются друг с другом Ветхий завет, Новый завет и буддизм. Согласно Мейстеру Экхарту, Бог не был блажен в своей божественности. Он должен был породить человека. Это и свершается в Иове: творец зрит себя самого глазами человеческого сознания – именно поэтому Бог становится затем человеком, поэтому человеку во всевозрастающей мере передается опасная прерогатива божественного «духа». Это нашло выражение в словах: «вы боги» (Иоанн, 10, 34), когда человек еще и не начал себя познавать. Он нуждается в самопознании, чтобы вооружиться против опасностей incarnatio continual** это боговоплощение начинается с Христом и излиянием «Духа Святого» на несчастного, почти совсем бессознательного человека. .

До сих пор наш затуманенный взор обращен назад, на явление Троицы – вместо того чтобы глядеть в будущее, видеть ту цель, к которой ведет нас дух. Поэтому человечество совершенно не подготовлено к тому, что совершается. Божественные силы влекут человека далее, к растущему сознанию и познанию; при этом он все дальше уходит от своей религиозной почвы, она ему * уже непонятна. А учителя религии и вожди его все еще пребывают в плену у начальных времен когда-то нового Эона сознания. Они не видят, что из этих начал проистекло. Влекущая человека сила была названа «Духом Святым» – он ведет к углублению сознания и всевозрастающей ответственности вместе с обогащенным познанием. Подлинная история мира заявляет о себе как продолжающееся боговоплощение...

[К.Г. Юнг]

 

==212

 

 

Мистеру Леонхарду

^ НЬЮКАСЛ, АНГЛИЯ

5.12. 1959

Дорогой сэр!

Вопрос, который Вами обыгрывается, был подброшен мне мистером Фримэном в характерной для него манере, т.е. совершенно неожиданно. Поэтому я просто скажу то, что мне сразу пришло в голову. Стоило мне ответить: «ограда зубов моих» – как я сразу же понял, что сказал нечто уязвимое, раздражающее и даже двусмысленное. Так что я уже ждал писем вроде Вашего. Заметьте, я не говорил: «Бог есть». Я сказал: «Мне нет нужды верить в Бога, я знаю». Это не значит, что я знаю о каком-то И определенном Боге (Зевсе, Яхве, Аллахе, тринитарном Боге и т.д.), но знаю, что со всей очевидностью сталкиваюсь с неизвестной величиной, которую я in consensus omnium называю «Богом» <...> Я поминаю Его, я зову Его всякий раз, как пользуюсь именем Его во гневе или в страхе, вообще когда я непроизвольно произношу: «О Господи». Это происходит, когда я  встречаюсь с кем-то или чем-то сильнее меня. Такое обозначение подходит для всех потрясающих меня эмоций в моей собственной психической системе, эмоций, которые осиливают мою сознательную волю, захватывают надо мной власть. Этим словом я называю все то, что перечеркивает мои заблаговременно составленные карты, насильственно и беспощадно опрокидывает мои субъективные воззрения, намерения, планы; то, что влечет по иному направлению – на горе и на радость – поток моей жизни. У меня нет никакого влияния на истоки этой судьбоносной  силы, а потому и положительный и отрицательный ее аспекты я  называю в согласии с традицией «Богом». Этой силе я даю имя  «личного Бога», ибо моя судьба – это и я сам, в особенности когда эта сила подступает ко мне в образе совести (vox Dei), с которым я могу говорить и даже спорить. (Мы действуем и в то же время знаем, что действуя мы являемся одновременно субъектом и объектом.)

И все же я ощущаю интеллектуальную аморальность, когда предаюсь вере, когда отождествляю мое представление о Боге с универсальной метафизической сущностью различных конфессий или «философией». Я воздерживаюсь от дерзкого гипостазирования,

 

==213

 я не осмеливаюсь на такие оценки, как: «Бог может быть лишь добрым». Только мой опыт может быть добрым или злым, но все же я знаю, что превосходящая меня воля покоится на фундаменте, трансцендирующем всякое человеческое представление. Я знаю Бога, пока я знаю о своем столкновении с превосходящей меня волей в моей собственной психической системе. Решись я на незаконное гипостазирование моего образа, то я сказал бы, что знаю Бога по ту сторону добра и зла, живущего во мне и повсюду: Deus est circulus, cuius centrum est ubique, eius circumferentia vero nusquam* .

Надеюсь, я ответил на Ваш вопрос.

[K.Г. Юнг]

 

 

 

Юджину М.Э. Рольфу

^ СЕНТ-ЛБАН, АНГЛИЯ

19.11. 1960

Дорогой сэр!

Прочитав Вашу книгу от первой до последней страницы, я теперь могу поделиться своими впечатлениями, по крайней мере некоторыми впечатлениями. Тема сама по себе столь обширна, что всеобъемлющее ее представление невозможно. Я встретился в Вашей книге с целым рядом своих старых друзей, подивился Вашей мудрости и осторожности, проявляющейся уже в том, что и мое имя Вы не связываете с дурными предзнаменованиями. Одну задачу – дать «христиански мыслящим» агностикам доступ к христианству, – думаю, Вы решили. Посели эти агностики мыслят не по-христиански? Если они насквозь прокоптились тем адским пламенем, которое вот уже 20 лет полыхает в Европе, – что тогда? Прекрасно услышать еще раз о божественной любви, но куда подевался страх Божий, гибельная весть Вечного Евангелия (Откр. 14, 6)? Одним словом, poqen to kakon?** Далека не все агностики настроены по-христиански. Ужасное имеет куда более глубокие корни.

 

==214

Вы вновь взываете к христианской Аниме Тертуллиана и первым римским столетиям, провозгласившим себя тем светом, который во тьме светит. Но как быть с Анимой наших помраченных дней? Будем надеяться, что Ваш читатель найдет обратный путь к тем давним векам, к прекрасным, исполненным духа баптистериям с их таинствами, к святой вечере и первым пробужденным ею чувствам, к Пантократору, правившему всем духовным универсумом. Но там и начинается гибельная история мира с тревожным вопросом о неразрешенной тьме – на него нет ответа. Софизм по поводу privatio boni уж слишком прозрачен.

Впрочем, Вы напрасно ищете в Дельфах загадочные слова: «Vocatus at que non vocatus deus aderit»* . Они высечены перед дверью моего дома в Кюснахте (рядом с Цюрихом). Найдете Вы их и в «Adagia» Эразма (XVI в.). Но слова действительно принадлежат дельфийскому оракулу, и они гласят: да Бог пребудет, но в какой форме, с каким ликом? Эту надпись я сделал в напоминание моим пациентам и себе самому: «Timor dei initium sapientae»** . Тут начало иного, не менее значимого пути – не к христианству, но к самому Богу. А это и есть, по всей видимости, последний вопрос.

[К.Г. Юнг]

 

 

 

 

Отцу Давиду, капуцину францисканского монастыря

^ АРД МЬЮИР, ИРЛАНДИЯ

11.2.1961

Дорогой отец Давид!

На основе шестидесятилетнего опыта я с чистым сердцем могу подтвердить мои тогдашние слова об исцелении от невроза1 .

 

==215

Так как невроз проистекает из фрагментарного состояния человеческого сознания, он излечивается только при сближении с целостностью человека. С начала истории религиозные представления и убеждения имели и фармакологический духовный аспект. Они выражают целостность мира, собираемую и соединяемую из фрагментов. Пилюлями или инъекциями такого исцеления не добьешься.

Я благодарю Вас за дружеское письмо, которое ценю тем больше, поскольку как среди богословов, так и в моем собственном цеху я не слишком популярен. Этой удивительно и неудивительно.

[К.Г. Юнг]

 

==216


 

 

==217

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Современная

аналитическая психология

 

==218

00.php - glava10

Эндрю Самюэлс

 

Школы

 аналитической психологии*

Разобраться в современном юнгианском мире не так-то просто. Прежде всего Юнг выступает как психологмыслитель и аналитик, а не гуру или пророк, что подтверждается и работами аналитических психологов постюнгианского периода.

В своей книге «Юнгианская психотерапия: Исследование в области аналитической психологии» М. Фордхам подчеркивает: «слишком мало было написано о развитии различных школ аналитической психологии, которые сильно разрослись»1 . Я решил возразить, памятуя утверждение Фордхама, что «аналитическая психология – это наука, имеющая собственные права... ее идеи и практическую сторону возможно оценивать безотносительно к людям, их создавшим». Думается, это иная книга, нежели работа Брауна (Brown) «Фрейд и постфрейдисты» (Freud and the PostFreudians, 1961), ибо в отличие от фрейдистов постюнгианцы еще не создали официально признанных школ, хотя неофициально этот процесс уже идет. В аналитической психологии есть школы, разделяющие общие воззрения, но догматизм и конфликты между подобными группами еще не устранены. Однако у читателя меньше шансов узнать об этом из работ юнгианцев, чем из работ фрейдистов.

 

==219

^ Существуют ли «юнгианцы»?

Разговор о юнгианцах, постюнгианцах и их школах по сути своей чреват множеством спорных моментов. Юнг заявлял, что существует всего-навсего один юнгианец – он сам. Он уклонялся от любых поползновений основать школу психологии. Думается, Юнг старался избежать того, что считал у Фрейда избытком раввинского диктаторства. Он не хотел повторять болезненную историю становления психоанализа, где было намешано слишком много личного. Юнг был идеологом индивидуации, подчеркивавшим, что каждый человек становится сам собой и отличается от других.Однако, как утверждает Хендерсон, «нынче существует некая юнгианская основа здания, которая не допускает неограниченного экспериментирования или теоретизирования». Но дальше он говорит, что Юнг «ненавидел всякую систематизацию, это и стало причиной столь долгого становления его школы»2

Заметной чертой постепенного превращения юнгианцев в многочисленную группу является серия предисловий, которые Юнг написал для книг своих тогдашних последователей. Очевидно, по коммерческим и иным соображениям было важно получить. одобрение Юнга. Но, как свидетельствует М. Фордхам, Юнг скорее делал это с искренними чувствами. Известны такие предисловия к книгам Адлера, Ф. Фордхама, М. Фордхама, Хардинга, Ханна, Якоби, Э. Юнга, Ньюманна, фон Франца, В икса, Р. Вильгельма и др.

Это позволяет предположить, что Юнг прекрасно знал: он тот, кто представляет всех подобных авторов широкой аудитории и является для них авторитетной основой или точкой отсчета.

Я не был знаком с Юнгом и не оспариваю его неприязненного отношения к идее последователей или «юнгианцев». Но по всем меркам он был крайне разносторонней и многогранной личностью, а также имел очень широкий круг знаний и интересов. Вот почему в его собственных работах встречаются противоположные точки зрения. Рискну утверждать: наряду с презрением к последователям в Юнге развились многие характерные черты лидера, особенно желание, чтобы они (последователи)

 

К оглавлению

==220

«продолжили работу»3 . В шекспировском «Юлии Цезаре», в момент, когда заговорщики забеспокоились о том, что Цезарь может и не прийти в Капитолий, Деций предлагает поручить это дело ему. Он точно знает, как обойтись с Цезарем. Среди различных способов манипулирования этим великим человеком Деций использует и такой: он постоянно предостерегает Цезаря от предательства лжецов:

 

Скажу ему, что лесть он ненавидит,

И он доволен будет этой честью*

 

Мне думается, здесь следует переменить роли: Юнг льстит своим последователям, заявляя, что не нуждается в них. Многие постюнгианские книги до сих пор содержат ритуальные заявления, что Юнг не желал иметь учеников, а значит, понимайте так: автор едва ли может считаться просто последователем мэтра или его учеником. Так открещивание Юнга от лидерства, вероятнее всего, помогало ему это лидерство сохранять.

В мемуарах о Юнге по случаю его столетнего юбилея Форд-хам приводит ряд доказательств, что Юнг осознавал свою отеческую роль. Члены Лондонского клуба аналитической психологии (там встречались все юнгианцы, но организация эта не была профессиональной) вели переговоры о разделении и создании профессиональной организации, впоследствии известной как Общество аналитической психологии.