Geum.ru

Андрей Лазарчук, Михаил Успенский

Вид материалаКнига

Содержание


Часть третья
Подобный материал:
1   ...   42   43   44   45   46   47   48   49   ...   68
^

Часть третья




1



Обучаться поэзии в те времена считалось великим паскудством.

Эразм Роттердамский


Они сидели в лаборатории Брюса и разбирали третий сундук. Искомого пока не было. Подходила к концу вторая неделя поисков.

– Странно, что о происхождении системы румов так ничего и не известно, – сказал Костя, поправляя повязку на лбу. – Ни в одном источнике, – он показал на гору просмотренных книг.

– Древние умели хранить свои тайны, – пожал Николай Степанович плечами. – Да и наверняка эти сооружения старше всех сохранившихся книг раз в сто.

– И устных никаких преданий?

– Может, Софроний что то и знал, – Николай Степанович вздохнул. – Теперь не спросишь.

– Все забыл?

– И забыл тоже. Умер он в семьдесят втором, под грузовик попал…

– Понятно: А вот эти таблицы – они для чего? – Костя показал на пухлый том в дешевом бумажном переплете с заголовком «Таблицы случайных чисел. Издание Пулковской обсерватории АН СССР. 1927 г.»

– Которые? Ах, это: По ним определяются выигрыши во всевозможных лотереях, на бегах – ну и так далее. В сущности, это казна ордена.

– Вы меня разыгрываете, – сказал Костя.

– Помилуйте, – ответил Николай Степанович. – Как бы мы в советское время с золотом оперировали? А так – просто, тихо, без обмана.

– Откуда же они взялись, эти таблицы?

– Царь Ашока пособил. У него люди были – да и есть, неверное – которые простые факты будущего на сто и на двести лет могли рассчитать. Рамануджан, гениальный математик самоучка – слышал про такого? Так это был тот, кого они забраковали.

– А Союз Девяти – он уцелел?

– Надеюсь. Видите же: атомной войны нет и не будет, страшные прогнозы по СПИДу не оправдались: Стараются старички.

– А что ж вы с ними: ну: не состыкуетесь?

Николай Степанович сплел пальцы.

– Сложный вопрос, Костя. Во первых, это трудно сделать чисто технически. Я не знаю, где их искать. Возможно, они в тех румах, куда мы не можем попасть.

Возможно, есть румы, о существовании которых я просто не знаю. Скажем, этот.

Если бы не твоя карта…

– Это не моя карта. Это карта маршала Фархада.

– Неважно. Ты ее нашел и сохранил. Система румов оказалась куда обширнее, чем была известна мне. То есть я предполагал, что их больше семнадцати, но…

Я ведь так и не успел приобщиться Великих Тайн. Торопился, прилетаю – а тут…

По моему, вы, Костя, знаете куда больше меня.

Костя Новиков был родом из уральского городка Невьянска. Окончив с отличием десять классов, он приехал в Москву учиться на философа. К тому времени он прочел всего Канта, Аристотеля и Николая Кузанского, не говоря уже о Марксе 

Энгельсе. А тех авторов, кого не было и быть не могло в городской библиотеке, ему охотно давал на прочтение сосед, священник здешнего прихода отец Ксенофонт, человек с академическим образованием, сосланный в глушь за строптивость и впадение в ересь экуменизма. Вступительные экзамены в МГУ Костя сдал, но на собеседовании на вопрос: «Какова, по вашему, роль философской науки в борьбе с буржуазной идеологией?» – ответил: «Философия есть любовь к мудрости, борьба ей не к лицу. Если бы она занималась борьбой, то и называлась бы филомахией». Не желая возвращаться с позором в родной город, он устроился дворником на место только что помершего татарина Гильметдинова. Обживаясь в дворницкой, он наткнулся на гулкое место в стене…

Там была кавалерийская шинель с двумя Георгиевскими крестами. Один из крестов был вызолочен с реверса.

Там были две тонкие кривые сабли с алмазами в рукоятях.

Там был автомат ППС и две цинковых коробки патронов.

Там был переплетенный в сафьян гроссбух с непонятными письменами.

Там был свиток разнообразных карт.

Там были, наконец, две сотни кожаных папок, набитых отчетами великих и малых таинников Ордена своему маршалу. Отчеты написаны были, как правило, по– русски…

Два года понадобилось Косте, чтобы прочесть гроссбух. Это была тайнопись на основе санскрита. Но теперь у него в руках оказался устав Ордена и полный список его членов.

Он повторил скорбный шестьдесят восьмого года маршрут Николая Степановича, натыкаясь везде то на недоумение, то на свежие могилы. Он уже понимал, что прикоснулся к тайне уже после ее исчезновения. Но упрямство не позволяло ему опускать руки.

Расследование стало единственной его страстью.

Он прочел о тайных обществах все, что было опубликовано. Он знал, кто такие атраваны и какое отношение имеют к ним нынешние кочегары и истопники. Он знал, чем элевсинские мистерии отличались от самофракийских, а орфики – от орфеотелестов. Он мог перечислить все одиннадцать принципов Семьи Зеленого Дракона. Он с уважением отзывался об иезуитах и с насмешкой о мартинистах. Во всех оттенках масонства он ориентировался, как старый лоцман в знакомой бухте. Розенкрейцеры и тамплиеры, Каморра и Каббала, кугурты, дервиши и маги, вагабиты, «тринадцать», «Бедный Конрад», Ку Клукс Клан, вендикатории, оранжисты, иллюминаты, манихеи – были для него просты и понятны. Валентинианы и офиты вызывали в нем некоторую оторопь, а некрономы, люцефериты и туги – неподдельный страх, – тем более, что Костя доподлинно знал, что все они существуют и действуют.

Курилка Библиотеки имени Ленина с лихвой заменила ему многие кафедры отвергнувшего его Университета.

Ему хватило ума не делиться своим открытием ни с кем.

Тем временем он стал обнаруживать, что с ним самим происходят некоторые изменения. Главное – прекратилось то, что составляло самый страшный кошмар его жизни, о чем он стремился никогда не думать и о чем ни на секунду не забывал: эпилептические припадки. Этой болезни он обязан был и «белым билетом», и чрезвычайной въедливостью, и нередкими озарениями: Собаки, прежде всегда рычавшие на него, вдруг стали вести себя дружелюбно, голуби садились на плечи и на черенок метлы, а начальница ЖЭКа предложила вступить в партию. Шел горбачевский призыв…

Он подумал, что не может быть членом двух тайных обществ одновременно, и отказался.

Он продолжал навещать некоторых обеспамятевших. Втирался в доверие, становился своим человеком в семье: Не только собаки – и люди относились к нему с каким то малопонятным расположением. Как когда то к Калиостро.

Обеспамятевшие все таки что то помнили сквозь туман. Кроме того, у них попадались раритеты из той, прошлой жизни. Таким способом Костя приобрел труд Фламеля для посвященных, где металлы, соли и прочие ингредиенты именовались не иносказательно, а прямо, и только сам философский камень упорно величался «кровью дракона». Более того: Фламель настаивал, что «кровь дракона» и есть самая настоящая кровь дракона. Из других приобретений стоит назвать «Тантрический практикум (боевая тантра йога)», изданный в 1930 году издательством ОГПУ. Проштудировав его, Костя на некоторое время отклонился от генеральной линии и вплотную занялся манекенщицами, фотомоделями, актрисами: Немало их побывало в дворницкой, увешанной таблицами для проверки остроты зрения и плакатами по технике безопасности. Но когда очередная «мисс Московская область» попыталась увлечь его за собой в Америку, Костя стряхнул с себя любострастное наваждение и вновь вернулся к старой верной эзотерике.

На освеженную голову он вдруг понял, что на карте означали слова «obscurra obligata» – и с третьей попытки попал таки в лабораторию Брюса под Сухаревой башней.

Он едва не повесился от восторга, увидев сундуки с книгами.

В неменьший восторг его привела находка склянки с десятком восковых гранул, по виду совпадающих с теми, о которых писал Фламель. Он не удержался, тут же разжег огонь в атаноре и, пользуясь рецептом, расплавил в тигле два фунта медных екатерининских пятаков, найденных здесь же, поскольку Брюс ничего не выбрасывал, мудро предвидя черный день. Получившееся золото он выплеснул на каменный пол, дождался, пока остынет: и задумался.

Дворницкая жизнь научила его осторожности.

В конце концов он потихоньку за бесценок сбыл золото знакомому зубному технику. На вырученные деньги он съездил в Париж в качестве переводчика с выставкой «Арт бля» и убедился, что и зарубежных рыцарей «Пятого Рима» не миновала великая амнезия…

– Это нам не нужно? – Костя протянул переплетенный манускрипт, на коже которого едва заметно выдавлены были готические буквы.

– А, «Обретеный Грааль», – сказал Николай Степанович. – Читали. Гвидо фон Лист. Бей жидов, спасай масонов.

– Но, может быть…

– Успокойтесь, Костя. Эти люди Грааль не нашли и уже никогда не найдут.