Geum.ru

Андрей Лазарчук, Михаил Успенский

Вид материалаКнига

Содержание


Между числом и словом (Гималаи, 1936, апрель)
Подобный материал:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   68
^

Между числом и словом (Гималаи, 1936, апрель)



– И как же, господа, вы намерены выбираться отсюда? – спросил я командиров.

Мы сидели втроем вокруг примуса в наспех вздернутой палатке. Снаружи доносились характерные звуки: пехота окапывалась. От главного неприятеля, от мороза. Снежные ямы позволят дотянуть до утра:

– Как пришли, – коротко сказал Отто Ран.

– А вы? – я посмотрел на Хомчика. – Будете ждать самолетов?

Он не ответил. Вояка он был смелый и решительный, только война оказалась не такой, а совсем чужой. Берег своих «красных магов» товарищ Агранов, отыгрывался на русских мужиках: авось выкрутятся.

Самолеты не прилетят, это было ясно. Никто не сможет сесть в таком тумане.

– Я думаю, вы уже поняли, господа, что ваше пересечение здесь не было случайностью, – сказал я. – Рекомендую информировать ваше руководство единообразно, поскольку между собой они сношения имеют. Проще говоря, врите в лад. Предлагаю вариант: монастырь пуст и давным давно необитаем. В самом начале боевого столкновения сошла лавина, разделившая ваши подразделения. Все потери списать на лавину. Кто был вашим противником, ни вы, ни вы не догадываетесь. Предположительно, англичане.

– Ничего не получится, – тоскливо сказал Хомчик. – Мои комсомольцы…– он махнул рукой.

– Равно как и мои, – сказал Ран. – Хоть и не комсомольцы.

– В принципе лавина могла прихлопнуть всех, – предложил я.

– Нет, – покачал головой Хомчик.

Ран вообще промолчал, глянув презрительно.

– Дело ваше, – сказал я. – Тогда примите мои поздравления: сегодня началась новая мировая война. Но ваши имена в историю не войдут.

Боюсь, что они не поняли и этого.

– Если вы доложите все как есть, – попытался я вразумить их еще раз, – вам просто не поверят. А именно не поверят тому, что махатм не захватила противоборствующая сторона. Скажут, что отсиделись в сторонке и запаниковали.

Оба вскинулись. Вот это до них дошло моментально.

– Тогда…– медленно сказал Хомчик. – Тогда придется повторить. Так, Отто? И поделим старичков. А начальство пусть разбирается, махатмы они или хрены пустоцветные…

– Нет там никаких старичков, – сказал я. – Монастырь уже тысячу лет как пуст. Можете сходить посмотреть. Это Шамбала, геноссен. Понимаете? Это Шамбала.

Оглушительно взвизгнул выстрел.

– Бляди, – сказал Хомчик и, опрокинув примус, выскочил из палатки. Отто поставил примус как надо и тоже выскочил. Пришлось выходить и мне.

Горящее облако луны висело над плечом. Туман светился. И сквозь это свечение шел, проваливаясь в снег по колено, безголовый бурый великан. По нему стреляли со всех сторон, трассирующие пули впивались в мохнатое тело, взрывались и гасли. Очередью, выпущенной в упор, ему оторвало руку, и рука, мотаясь и суетясь, затрусила рядом с хозяином, как болонка.

– Пропустить! – крикнул я. Меня не услышали, но поняли.

Чудовище – убитый днем йети – дошагал до края пропасти и пошел дальше. Рука замешкалась, как бы оглянулась – но чей то выстрел снес и ее в бездну.

– Вот так то, – сказал кто то из парашютистов.

Мы вернулись в палатку.

– Да, такому не поверят, – вздохнул Хомчик.

– Такому то как раз поверят, – сказал Отто. – Такое то они и сами…– он замолчал и уставился в огонек примуса.

Русским он владел неплохо: три года в Академии Дзержинского… Я помнил его по фотографиям: филолог, писатель, функционер Туле, искатель приключений; много общего у нас с ним было. Кроме цели, пожалуй. Хотя: темна вода во облацех. С приходом Гитлера к власти Пятый Рим постановил прервать все контакты с Туле. Но продиктовано это было скорее политической конъюнктурой, нежели этическими соображениями. А следовательно, все могло перемениться.

– Бойцам давайте попытаемся внушить, что все виденное ими было галлюцинацией, вызванной, допустим, боевым отравляющим газом, – предложил я. – Утром можно будет сводить их на развалины монастыря, пусть убедятся своими глазами.

– Вместе или порознь? – криво усмехнулся Ран. – Спасибо, Николас, но и это не выход. Зачем вы вообще связались с нами? Пустили бы все на самотек…

– Людей жалко, – сказал я. – Такое объяснение вас устроит?

– Кому нынче людей жалко, – сказал Хомчик. – Разве что попам грабителям…

– Чувствую я, Николас, что намерены вы через нас протащить какую то дезу, – сказал Ран. Он меня тоже, конечно, знал по ориентировкам.

– Да, – сказал я. – Но хочу напомнить, что именно в хорошей полноценной дезе и лежит ваше спасение. И если мы ее сейчас здесь сообща не оформим, то, господа, помните, что домой вы вернетесь на верную смерть. Если не хуже… И если вернетесь…

– Зато семьям пенсия будет, а не лагерь, – сказал Хомчик.

– И вы в это верите? – я посмотрел на него недоуменно.

Он задумался.

И вот так к утру (было под сорок мороза) мы родили умную дезу. Которая устроила, как выяснилось впоследствии, и Ежова, и Гиммлера.

Поэтому Вторая мировая началась тремя годами позже. Правда, я не знаю до сих пор, был ли смысл так тянуть с этим делом: Раньше сядешь – раньше выйдешь.

Утром бойцы дружно сбегали на развалины и убедились, что да, все ночное было мороком и кошмаром. Ран увел своих ребят в подземелье. Я сказал ему: осторожнее, Отто – если пройти по этим ходам много много миль, то можно попасть к пресловутому владыке Агартхи, Царю Мира. Там вам откроются все тайны, но дороги назад вы уже не найдете. Не знаю, поверил ли он мне…

Чкалов посадил машину, ориентируясь по дымным кострам. Ни один пилот в мире не решился бы на такое. Остатки десанта, двадцать восемь человек, как раз и уместились в одном самолете.

Они улетели, а я остался.

– Не боитесь, Николас, что я распоряжусь расстрелять вас? – спросил зачем то Ран. Глазки его подозрительно блестели.

– Нет, – сказал я. – Во первых, я старше вас на две ступени посвящения, и такое нарушение субординации не понравится фон Зеботтендорфу. Во вторых, после драки кулаками не машут. А главное, без меня вам здесь не разобраться с направлением мировых линий. Не хотите же вы попасть в Антарктиду? Там хоть и весна: И вообще – какую дрянь вы нюхаете?

– Кокаин, – слегка растерялся он.

– Вас обманули. Кокаин белого цвета. Значит, так: передайте фон Зеботтендорфу, что русский перевод «Некрономикона» вот вот выйдет из типографии.

– Но это же…– он изменился в лице.

– Вы совершенно правы.