Воронцов В. Б. В75 Судьба китайского Бонапарта
Вид материала | Книга |
- Общий курс китайского языка, 91.4kb.
- Программа, 26.32kb.
- Конкурса сочинений на тему: «Судьба России Моя судьба», 5.17kb.
- Название университета в Пекине, 177.04kb.
- Лобачкова Мария Геннадьевна Образ Наполеона Бонапарта в русской публицистике. 1799-1815, 423.07kb.
- Михаил Илларионович Воронцов (1714-1767); его племянник Александр Романович Воронцов, 266.18kb.
- Сравнительная характеристика социолектов глобальной сети интернет китайского и русского, 867.61kb.
- Урок №1 Тема. М. А. Шолохов «Судьба человека», 59.09kb.
- Автор сочинения: Зубайдов Хумайни, 8б класс,, 52.27kb.
- Центральный университет национальностей (Пекин), 41.58kb.
Упрочение диктатуры-слабость режима
Спасение нации,
или Выживание Чан Кайши
Вскоре после начала японской агрессии в Маньчжурии обучавшиеся в Японии китайские студенты, взволнованные тревожными вестями с родины, стали активно обсуждать возможные пути противодействия захватчикам. В октябре 1931 г. состоялась встреча антияпонски настро-ейной молодежи и в Нанкине. Участники собраний выдвинули лозунг «Спасти нацию!». Маньчжурский инцидент благоприятствовал появлению различных организаций националистического характера — «Армия железа и крови», «Антияпонская ассоциация» и т. д.
Чан Кайши обратил внимание на новое движение, которое стало именоваться «движением за спасение нации». Основатели движения утверждали: «Китай имеет обширную территорию, богатые ресурсы, многочисленное население. Если в чем и нуждается Китай, так это в сильной организации». Они призывали по-настоящему оценить потенциальные возможности народа и страны, развивать экономическую мощь, повысить эффективность правительственного руководства, усилить армию. Только так, утверждали представители движения, можно противостоять «коммунистической угрозе и японскому вторжению». В среде либеральной интеллигенции зрело стремление к обновлению общества, к спасению от того зла, которое нанесли стране грызня между милитаристскими кликами, система неравноправных договоров Китая с капиталистическими державами.
Уже в начале 30-х годов нанкинский режим показал полную беспомощность в деле преобразования прежней административной системы. Провинции пользовались, как и во времена господства милитаристов, самостоятельностью по отношению к центральной администрации. Провинциальные чиновники обладали, по существу, бесконтрольным правом по сбору налогов. В условиях, когда во всех сферах жизни военная сила подменяла закон, административный механизм не мог действовать слаженно. Начальники уездов десяти провинций Центрального Китая в лучшем случае находились на своей должности до полутора лет. Чиновник, получив подходящую синекуру, спешил удовлетворить свою страсть к наживе, и в этом смысле перед ним открывались самые благоприятные возможности. Он произвольно устанавливал налоги, облагал крестьян дополнительными поборами. В условиях противоборства различных региональных и политических клик, борьбы с КПК, а также стихийных бедствий дополнительные поборы принимали характер военных реквизиций. Многие чиновники вынуждали крестьян производить опиум, устанавливали монополию на продажу этого зелья.
Какие-либо шаги центральной администрации по борьбе с коррупцией выглядели как усилия по борьбе с «мухами и комарами», а «тигры и львы» оставались на свободе. Наиболее состоятельные собственники, провинциальные чиновники передавали официальным лицам высшего ранга часть награбленных у народа средств, покупая таким путем право на безнаказанное воровство.
Государственные учреждения становились убежищем для бездельников, казнокрадов и взяточников. Китайский город разлагался под активным воздействием отбросов западной цивилизации, деятельности, тесно связанной с иностранным бизнесом китайской мафии, возрастало потребление спиртного, невиданный размах приняло курение опиума. Еще в 1928 г. Чан Кайши, как председатель Военного совета, принимает меры против наркомании. Официальным лицам Гоминьдана и правительства, если они находились в плену этого тяжелого недуга (а таких было немало), давалось три года на излечение. Приняты были специальные законы против опи-умокурения. Тем из них, кто игнорировал добровольное лечение от недуга, угрожала смертная казнь. Виновные в транспортировке, продаже этого яда расстреливались, а их собственность конфисковывалась.
Генералиссимус взял в свои руки всю машину подавления наркомании, чем в немалой степени способствовал своей популярности. В ноябре 1928 г. во время поездки по стране Чан Кайши отдавал приказы закрывать различного рода сомнительные заведения. В ряде районов широко рекламировались указания Чан Кайши о строительстве новых школ, дорог. Всюду говорили о новой эре. Глава государства хотел показать себя в роли ее родоначальника. «Рабочий день в наших учреждениях весьма короткий — всего лишь 5 часов,— констатировал Чан,— и, несмотря на это, я видел служащих, возлежащих на своих рабочих местах, бессмысленно глазеющих в потолок, читающих газеты или спящих».
Необходимо было — и об этом говорилось немало — восстановить социальную справедливость. Сам Чан Кайши давал собственное толкование этому понятию.
12 сентября 1932 г. на расширенном заседании работников партийных, правительственных и военных учреждений в Ухане Чан Кайши говорил: «Если требуют несправедливого уменьшения квартирной платы, лишающей домовладельцев всякой прибыли, из-за чего у них отпадает желание вкладывать капитал в жилищное строительство, или же требуют несправедливого увеличения заработной платы, непосильного для капиталистов и вынуждающего их закрывать свои предприятия, то такие требования расшатывают экономическую основу общества. Мы считаем это недопустимым. Я хочу, чтобы наша партия и правительство обратили особое внимание на эту сторону дела, чтобы с максимальной быстротой проводить необходимую экономическую политику».
Сам Чан и его помощники могли позавидовать реальным результатам «шаньсийского эксперимента», осуществленного Янь Сишанем. Здесь в качестве важнейшего налога использовался поземельный, от которого центральные власти отказались в пользу провинций. Главным же в налоговой политике стало то, что основную его тяжесть пришлось взять на себя богатеям, имущим слоям населения. Губернатор распространял займы среди крупных землевладельцев, поднял налоги на торговые сделки, получал доходы и от опиумной монополии. Накопления позволяли вкладывать больше средств в развитие промышленной и торговой инфраструктуры. Критики обвинили Янь Сишаня в «большевизме». «Шаньсийский эксперимент» приводил к элитарному обособлению провинци
альной военной и административной бюрократии, к росту амбиций самого губернатора, мечтавшего занять место в когорте национальных лидеров. Нечто подобное «шаньсийскому эксперименту» было в некоторых мероприятиях Чан Кайши, когда он начинал «кампании» по борьбе с коррупцией.
За казнокрадство Чан наказал немало высокопоставленных деятелей, но семейства Сун и Кун, доказавшие преданность генералиссимусу, процветали. В простом народе пользовалась популярностью пословица: «Ловишь разбойника, так сперва лови главаря!» Многие участники революции, боровшиеся под знаменем Сунь Ятсена, оказались морально опустошенными, использовали свои посты для бессовестного обогащения, для обеспечения своим близким прибыльной синекуры.
Семейные связи цементировали высший слой гоминь-дановской элиты, взявшей в свои руки контроль над экономической жизнью страны и оказавшейся выше любых законов и уставов. Этот контроль распространялся на ключевые отрасли — финансы, промышленность, транспорт, внешние связи. Сун Цзывэнь в начале 30-х годов занимал пост министра финансов, вице-президента Исполнительного юаня (1928—1931 гг.), президента Исполнительного юаня (1932—1933 гг.), управляющего китайским банком (1930—1933 гг.). Ловко действуя в сфере финансов, он умножал свое состояние, вкладывал собственные капиталы в предприятия, расширяя сферу своего бизнеса, приобретал фешенебельные отели. Прямой потомок Конфуция (75-е поколение) Кун Сянси занимал влиятельные посты: министра труда, торговли и промышленности (1927—1930 гг.), министра промышленности (1930—1932 гг.), управляющего китайским банком (1933 г.).
Проникновение родственников и ближайших друзей на ведущие государственные посты стало важной чертой движения Китая к чанкайшистской диктатуре. Это было царство чернозубатых, свинорылых, трехголовых, черно-ногих и многих других персонажей, которых китайские прозаики находили в древней мифологии и использовали для иносказательного описания нравов современного им Китая. Благодаря же деятельности пропагандистского аппарата глава Гоминьдана изображался мудрым, могущественным, заботящимся лишь о благе народа.
Американские дипломаты информировали в январе 1934 г. госдепартамент: Гоминьдан бессилен из-за разоб
щенного и слабого руководства. Они сравнивали его с полностью разломанной рисовой лепешкой. Губернаторы ряда провинций на Северо-Западе действовали независимо от Нанкина, тамошние милитаристы относились к гоминь-дановскому центру со свойственным им цинизмом. Каждый из милитаристов был озабочен прежде всего тем, как бы сохранить свою армию. Были случаи, когда милитаристы выводили свои войска из боя, отказываясь от лавров победы над какой-либо японской группировкой. Зачастую это можно было наблюдать на границах провинций, когда каждый ожидал большего вклада в военные действия от своего соседа.
Американский дипломат Джонсон не скрывал своих опасений. Китай «никогда не был в большей, чем сейчас, опасности перед лицом внешнего вторжения». В чем Китай нуждается, ядовито иронизировал Джонсон, так это в руководстве с иной квалификацией, нежели у «обычного бандитского лидера». Эта страна «нуждается не в западных советах, не в западных деньгах, а в компетентном руководстве, способном навести порядок в своем доме» .
Чан Кайши стремился показать: настала пора общественного прозрения. Велико было желание выступить в роли радетеля за чистоту нации, за ее моральное очищение.
Все громче звучат призывы участников «движения за спасение нации»: не ждать смерти сложа руки, а найти мужество для борьбы с агрессорами, делать всё для спасения народа («Бороться и умирать за нашу родину!»). Размышляя о судьбах своего народа, мыслящие представители молодого поколения Китая задавались вопросом: почему Китай так отстал от других государств мира? Одни, отвечая на этот вопрос, возлагали вину целиком на империализм — безработица, обезземеливание крестьянства, высокий уровень эксплуатации, волнения, коррупция. Другие видели основные причины в слабости самого Китая. В туманном поиске выхода из затянувшейся «смуты» они ломали голову над возникшими перед ними проблемами: нужно ли выступать за сильное правительство? Принять ли христианство? Может ли марксизм-ленинизм спасти Китай от его врагов? А не лучше ли фашизм? Многие предпочитали видеть дик-
1 Russel В., Jhonson N. Т. American policy Toward China 1925—1941. Michigan, 1968. P. 88.
татора во главе сильного китайского государства. Споры отражали подъем общественной активности, крепло желание увидеть свою страну сильной, ни в чем не уступающей «иноземным варварам». В них сталкивались порой противоположные идеи — революционные и консервативные, реалистические и утопические, патриотические и проимпериалистические. Сторонники «сильной личности», способной предотвратить поражение Китая, с надеждой смотрели в сторону фашистской Германии.
Пропаганда высоких целей спасения нации не приносила инициаторам очередной кампании желаемых результатов. Привилегированное положение гоминьданов-ской верхушки, опиравшейся на компрадоров, шэньши, милитаристскую бюрократию, подрывало престиж партии в глазах воспитанных в духе национальных традиций граждан. Разговоры о желании военных и партийных лидеров «служить народу», проявлять «самоотверженность» и т. п. встречались в среде просвещенных представителей китайского общества как проявление лицемерия.
Генералиссимус надеялся: возбуждая патриотический подъем, дух самопожертвования, он сумеет все же сплотить Гоминьдан, подготовить его к борьбе с КПК, объединить распадающееся государство. Действия Японии на Севере страны не способствовали какому-либо серьезному успеху в деле объединения страны, приводили к дальнейшему разобщению сил в рядах китайской элиты. Региональные милитаристы с еще большим усердием отстаивали свои права. Укреплялись позиции КПК в Цзянси, Хубэе, Фуцзяни; ее деятельность привлекала к себе разорившихся, страждущих, люмпенов города и деревни.
Генералиссимус не оставляет, как и прежде, надежды на использование имени вдовы Сунь Ятсена для повышения своего авторитета среди патриотических сил страны. Казалось бы, удобный для этого случай снова представился в июле 1931 г., когда Сун Цинлин возвратилась в Шанхай, чтобы проводить в последний путь свою мать. Но общая для сестер беда не смогла зарубцевать раны в родственных отношениях. Диктатура предстала перед Цинлин во всем своем отвратительном облич ье...
Помыслы Цинлин устремлены на защиту гражданских прав, она не может примириться с ужасающим по
ложением жертв гоминьдановских застенков. Но как спасти обреченных на страдания политических узников? Сколько раз сестра жены Чан Кайши давала себе обет не обращаться по этому поводу к своему высокому родственнику. Но однажды не сдержалась. Речь шла о судьбе Дэн Яньда — одного из патриотов из левого крыла Гоминьдана, угодившего в связи с этим за решетку. Чан Кайши смилостивился и терпеливо выслушал просьбу Сун Цинлин о помиловании Дэн Яньда. Но после того как она изложила эту просьбу, спокойно заявил: а он уже... убит. На долю Дэн Яньда выпали невероятные муки — его пытали месяцами...
В конце 1932 г. вдова Сунь Ятсена организует национальную лигу движения за гражданские права. Ей помогают общественно-политические деятели, среди которых особым влиянием пользовался Лу Синь. Цинлин видела задачу лиги в борьбе против насилия над человеческой личностью, против жесточайших пыток в гоминьдановских тюрьмах. Ее деятельность встретила злобную реакцию в правящем лагере. Гангстеры расправились с секретарем лиги Ян Чэном, стали угрожать и другим представителям лиги, включая Лу Синя. Лига не выдержала давления, ее деятельность сошла на нет.
Чан Кайши воспринимает идеологию фашизма, а Цинлин становится вице-президентом Международного антифашистского комитета, созданного в Париже в 1933 г. Когда фашисты пришли к власти в Германии, голос вдовы Сунь Ятсена, разоблачающей нацистскую ; теорию и практику, звучит по всему миру. - Благотворительная деятельность Цинлин отвечала интересам радикально настроенной китайской молодежи, студенчества. Молодые люди, особенно студенты, не могли равнодушно слышать о бедствиях страны. Студентов глубоко волновали их же собственные проблемы. Представители молодежного движения не видели иного выхода, кроме установления нового порядка, в их представлении этот порядок выглядел в виде идиллического общества людей, объединенных идеологией коммунизма.
Один из христианских деятелей — Е. Е. Барнетт приходил к выводу: китайская молодежь подпадает под влияние «коммунизма» и других «измов». Секретарь Международной ассоциации молодых христиан, комментируя свою поездку в Китай, нашел в этой стране три основных движения, которые, по его мнению, заслуживали внимания,— коммунизм, национализм и христианство.
Чан Кайши, видя рост студенческих волнений, возросшую оппозицию среди интеллигенции, пытался опереться на силы, имеющие влияние в среде учащейся молодежи, в академических учреждениях. Важной в этом отношении опорой становилась миссионерская община, которая в своих учебных заведениях не только готовила кадры для пополнения бюрократии, как надеялись чан-кайшисты, но и воспитывала в своей пастве идеи неприятия марксизма. Для Чан Кайши не было секрета в том, что слушатели христианских колледжей не раз участвовали в антияпонских демонстрациях. Христианское движение, будучи в значительной мере выразителем англосаксонских интересов, объективно противодействовало японской агрессии, которая содействовала изменению представлений китайцев об «иностранных дьяволах».
Гоминьдановский лидер стремился противопоставить росту революционных настроений в стране как идеологические, так и военно-силовые методы. Уже в 1931 г. Чан Кайши обращается к христианской церкви в Китае. Вместе с Кун Сянси он обсуждает с миссионерами вопросы национальной политики. В это же время приглашенные Национальной комиссией по восстановлению ущерба от наводнения миссионеры выступают перед пострадавшими от бедствий с проповедью, нацеленной на «поднятие духа потерпевших от стихийных бедствий».
Когда лозунги единства, призывы к возрождению конфуцианских ценностей и соблюдению христианской морали не достигали цели, неудачи призвана была компенсировать дубинка, вложенная в руки тайной полиции, специальных организаций и тайных обществ.
1 марта 1932 г. в Нанкине родилась организация «синерубашечников». Несколько десятков молодых людей (от 20 до 30 лет) стояли у ее истоков. Большинство из них — выходцы из провинций, расположенных вдоль Янцзы. Чан Кайши возглавлял школу Вампу, когда эти молодые люди там учились. Выпускники школы оказались в центре новой организации. Культ Чан Кайши, неукоснительное следование трем принципам Сунь Ятсена, воспитание в «синерубашечниках» духа, сравнимого, возможно, лишь с национал-социалистским либо с самурайским,— все это стало основными политическими целями новой организации. Повсюду в стране культ личности Чан Кайши принимал самые уродливые формы. На военных совещаниях, где присутствовали порой сотни офицеров, при каждом упоминании Чан Кайши —
«Чжу Си!»— все резво вскакивали со своих мест. И это проходило не только в присутствии самого Чан Кайши. В кинотеатрах перед началом демонстрации каждого фильма на экране появлялся портрет генералиссимуса на фоне гоминьдановского знамени. Зрители поднимались со своих мест, сдергивая шапки. И плохо приходилось тому, кто «забывал» встать перед священным обликом генералиссимуса. В общественных местах все чаще стали появляться портреты генералиссимуса, и люди, останавливаясь перед ними, склонялись в низком поклоне.
Организация «синерубашечников» по своей структуре напоминала концентрические круги. В центре — руководящий орган «Общество ответственных действий». Чан Кайши стал главой «Общества» с резиденцией в Нанкине. Рядом с ним действовало «13 старших хранителей», а среди них — наиболее влиятельные — Дай Ли, Кан Цзэ, Дэн Вэньи. Второй круг — «Революционная молодежная ассоциация» и «Революционная ассоциация солдат». Третий круг составляли массовые общественные организации, открытые для свободного вступления: «Ассоциация лояльных патриотов», «Молодежная ассоциация зарубежных китайцев», «Общество возрождения Китая».
Всего лишь за несколько месяцев, к концу 1932 г., были учреждены отделения этой организации в каждом большом городе, в сельских центрах. Под знамена «синерубашечников» хлынули представители различных слоев общества: землевладельцы, солдаты, студенты, ученые, рабочие, бизнесмены, а также довольно разношер-' стная прослойка люмпенов города и деревни. В ответ на консервативные, а часто и просто фашистские призывы в отряды «синерубашечников» потянулись и представители преступного мира. Фашисты вербовали своих сторонников из различных слоев общества, в том числе и в среде различного рода подонков, завсегдатаев пивных и сомнительных заведений. Вдохновители и организаторы «движения за новую жизнь» не отличались в этом отношении от нацистов.
Чан Кайши бросал «синерубашечников» туда, где ощущалась опасность утери контроля, прежде всего в воинских частях, со стороны Гоминьдана. «Синерубашеч-ники», например, вместе с военной жандармерией проводили чистку в рядах 19-й армии, где после обороны в 1932 г. Шанхая значительно возрос авторитет КПК.
В чем секрет выживания Чан Кайши? Этот вопрос волновал многих и в Китае, и за его пределами. Эдгар
Сноу, блестящий знаток ситуации в стране, видел секрет генералиссимуса в умении балансировать между различными группировками в верхнем эшелоне власти. Он действительно стал центром, вокруг которого стабильность обеспечивалась либо путем различного рода компромиссов между соперничающими силами, либо откровенной игрой на противоречиях между ними. Чан Кайши, как ловкий игрок, умело спекулировал на распрях между отдельными милитаристами. «Если Дунбэйская армия успешно покончит с коммунистами,— провоцировал, например, он Чжан Сюэляна,— то в будущем можно будет убрать из Шэньси и Янь Хучэна, тогда весь Северо-Запад перейдет к тебе». В то же время Янь Хучэн получил от Чан Кайши совет: «Чжан Сюэлян лелеет планы о великом Северо-Западе, будь настороже, не позволяй ему проглотить твои владения».
У генералиссимуса складывалась своя собственная система управления в партии и государстве. Он пользовался неограниченным правом диктовать свою волю Исполнительному и Законодательному юаню. Братья Чэнь Лифу и Чэнь Гофу контролировали средства массовой информации, образование. Чэнь Лифу держал в узде партийные кадры, он приобрел известность как идеолог,, пропагандист националистической доктрины «философия жизни», прослыл архитрадиционалистом, высоко чтившим конфуцианские моральные ценности.
С братьями Чэнь активно сотрудничал Дай Цзитао — основатель «Центрального клуба» — «Си Си» («Central Club»). Созданный еще в ноябре 1929 г., «Центральный клуб» объединил в своих рядах представителей высшего и среднего эшелона гоминьдановской бюрократии. «Си Си» тесно координировал свою деятельность с политической разведкой — ЦБРС, опирался на Нанкин, Шанхай, провинции Цзянсу, Чжэцзян, Аньхой. Националистическая сущность «Си Си» проявляла себя в антияпонской направленности этой организации.
Жертвами братьев Чэнь становились представители интеллигенции. Аресты производились по малейшему подозрению в симпатиях к КПК, арестованных либо сразу сажали за решетку, либо сразу же посылали на смерть в сражающиеся на передовой подразделения.
Другая мощная клика группировалась вокруг генерала Хэ Инцина. Внешне генерал Хэ казался многим весьма обаятельным, вежливым человеком, с как бы приклеенной улыбкой. На военных советах он предпочи
тал отмалчиваться; генерал, казалось, дремал с полузакрытыми веками, но ничто не ускользало от его внимания. Хэ, человек низкого роста, был самолюбив. Неудовлетворенное честолюбие питалось и тем, что стоящая за его спиной военная бюрократия была недовольна соответствующей ее заслугам платой в период прихода к власти Чан Кайши. Распри внутри этой группировки серьезно ограничивали ее влияние.
Недовольные диктатурой Чан Кайши ищут себе союзников среди античанкайшистских милитаристских группировок (в частности, гуандунской). Радикально настроенная молодежь, отражая антияпонские настроения молодых патриотов, студенчества, склоняется к сотрудничеству с левыми организациями. Отсюда и обеспокоенность Чан Кайши по поводу того, что война с Японией может осложнить внутриполитическую ситуацию в стране, подольет масла в огонь схваток между противоборствующими группировками и окончательно подорвет его положение как лидера. Судьба Гоминьдана, говорил Чан в закрытых лекциях перед высшими офицерами армии, зависит от того, насколько удастся избежать войны с Японией, поскольку в случае ее «определенные беспринципные и сеющие распри группы, выступающие против правительства, без сомнения, воспользовались бы ситуацией для создания беспорядков».
Противоборствующие фракции в Гоминьдане объединялись лишь тогда, когда под угрозой оказывались их собственные привилегии, когда назревала угроза благополучию феодально-милитаристского клана в целом.
«Движение за новую жизнь»: идеализм и реалии деспотии
19 февраля 1932 г. на массовом митинге в Наньчане Чан Кайши призвал соотечественников начать «движение за новую жизнь». Выступая перед 50-тысячной толпой, он обратился к опыту Германии и Японии, к традиционным конфуцианским постулатам, к христианству. Гоминьдановцы стремились восстановить утерянный энтузиазм своих легионов, преданность власти объединенного вокруг единых целей народа. Примеров для подражания в истории можно было найти немало.
В истории Германии внимание Чан Кайши привлекало прославление «великих личностей», «вождей» немец-