Psychology of the future
| Вид материала | Документы |
- Доклад на конференции «Science & our future», 372.88kb.
- Gottsdanker experimenting in psychology, 7474.16kb.
- Англійська мова, 14.34kb.
- Национальная образовательная программа «интеллектуально-творческий потенциал россии», 64.43kb.
- Национальная образовательная программа «интеллектуально-творческий потенциал россии», 410.46kb.
- А. Р. Лурия «Развитие научного наследия А. Р. Лурия в отечественной и мировой психологии», 50.97kb.
- H. Leahey a history of modern psychology, 11234.62kb.
- Future Simple Tense Цели урок, 184.45kb.
- Тема. Робота І професії. Підтема. Моя майбутня професія. My future profession. Мета, 86.29kb.
- Эволюционная эпистемология, 1418.84kb.
исследований смерти и умирания
Рассмотренные в этой главе исследования психологических, философских и духовных сторон смерти и умирания имеют значительные теоретические и практические последствия. Изученные мною переживания и наблюдения, конечно же, не являются несомненным «доказательством» сохранения сознания после смерти, существования астральных сфер, населённых существами, лишенными телесной оболочки, или перевоплощения индивидуальной единицы сознания и продолжения её физического существования в другой жизни. Ведь можно вообразить и другие виды истолкования тех же самых данных, такие, как необычайные паранормальные способности человеческого сознания, о которых говорят как о суперпси, надпсихических явлениях, или индуистское представление о вселенной как о лиле, божественной игре сознания космического творящего начала.
Тем не менее кажется ясным одно: ни одно из толкований, основанных на тщательном анализе этих данных, не совместимо с материалистической монистической картиной мира западной науки. Методичное изучение и непредвзятая оценка этого материала необходимо должна была бы привести к совершенно новому пониманию природы сознания, его роли во вселенском строении вещей, его взаимосвязи с материей и головным мозгом. Помимо своей теоретической значимости вопросы, обсуждаемые в этой главе, имеют ещё и большое практическое значение.
Прежде я исследовал значимость смерти в рамках психиатрии, психологии и психотерапии. Как мы видели, наши прошлые встречи со смертью в виде угроз для жизни в моменты послеродовой истории, травмы рождения и эмбрионального существования глубоко запечатлеваются в нашем сознании. Кроме того, мотив смерти также играет важную роль в надличностной области человеческой психики в связи с мощным архетипическим и кармическим содержанием. Во всех этих разновидностях тема смерти и умирания в значительной степени способствует развитию эмоциональных и психосоматических нарушений.
И напротив, встреча лицом к лицу с этим содержанием и приятие страха смерти способствует исцелению, благоприятному преображению личности и эволюции сознания. Как мы удостоверились в этом в связи с древними таинствами смерти и возрождения, такое «умирание прежде умирания» глубоко влияет на качество жизни и базовую стратегию существования. Оно уменьшает иррациональные устремления и увеличивает способность жить в настоящем и получать удовольствие от простых житейских занятий.
Другим важным следствием освобождения себя от страха смерти является коренное раскрытие в сторону духовности вселенского и несектантского характера. Это свойство проявляется независимо от того, происходит ли встреча со смертью во время действительного столкновения со смертью в околосмертном переживании или исключительно психологическим способом, таким, как медитация, терапия переживания или непроизвольный духовно-психический кризис (духовное обострение).
В заключение мне бы хотелось вкратце упомянуть о некоторых, быть может, самых широких последствиях всего этого. То, верим ли мы в сохранение сознания после смерти, в перевоплощение и карму, будет оказывать глубокое воздействие на наше поведение. Мысль о том, что вера в бессмертие имеет глубокие этические последствия, можно обнаружить уже у Платона, который в «Законах» устами Сократа говорит, что беспечность по отношению к посмертным последствиям чьих-либо дел была бы «благом для нечестивца». Современные авторы, такие, как Алан Харрингтон (Harrington, 1969) и Эрнст Бекер (Becker, 1973), подчёркивали, что массовое отклонение смерти ведёт к общественным патологиям, которые имеют опасные последствия для человечества. Современные исследования сознания, разумеется, подкрепляют эту точку зрения (Grof, 1985).
Во времена, когда сочетание неукротимой алчности, злобной агрессивности с существованием оружия массового поражения угрожает жизни человечества, а быть может, и жизни всей планеты, нам следует серьёзно рассматривать любое средство, которое даёт хоть какую-то надежду. Хотя это и недостаточная причина для некритичного приятия сведений, наводящих на мысль о сохранении сознания после смерти, она должна стать дополнительной побудительной причиной для поверки существующих данных лишенной всякой предвзятости и выдержанной в духе истинной научности.
То же самое относится и к мощным технологиям переживания, доступным в наши дни, которые дают возможность встретиться лицом к лицу со страхом смерти и могут способствовать глубоким благоприятным переменам личности и духовному раскрытию. Коренное внутреннее преображение и восхождение на новый уровень сознания, быть может, единственная настоящая надежда, которая у нас есть при нынешнем глобальном кризисе. И в последующей главе мы обратимся к этому важнейшему вопросу.
Предыдущие главы этой книги сосредоточивались прежде всего на последствиях исследований холотропных состояний сознания для психиатрии, психологии и психотерапии. Тем не менее эта работа приносит множество интересных философских, метафизических и духовных озарений. Ибо вне всякой связи с первоначальным побуждением вовлечённого лица и с его исходной подготовкой, при должной обстановке и постановке целенаправленное упорядоченное самоосвоение с использованием холотропных состояний имеет свойство рано или поздно принимать в конце концов облик глубокого философского и духовного поиска. Я сталкивался с многочисленными случаями, когда люди, чей изначальный интерес к психоделическим сеансам или холотропному дыханию был только терапевтическим, профессиональным или художественным, в тот момент, когда их внутреннее продвижение достигало надличностного уровня, вдруг начинали задаваться самыми основополагающими вопросами о сущем.
Как появилась наша вселенная? Является ли мир, в котором мы живём, продуктом механических процессов, вовлекающих лишь только неодушевлённую, инертную и реактивную материю? Может ли материальная действительность объясняться исключительно в переводе на язык базовых структурных элементов и объективных законов, управляющих их взаимодействием? Что же во вселенной источник порядка, вида и смысла? Возможно ли, чтобы творение такой вселенной, как наша, и её эволюция могли произойти без участия высшего космического разума? И если высшее творящее начало есть, то какова же наша связь с ним?
Как мы можем примириться с такой дилеммой, как конечность пространства и времени, с одной стороны, и вечность и бесконечность — с другой? Каковы же взаимосвязи между жизнью и материей и между сознанием и головным мозгом? Как нам объяснить существование зла и его неодолимое присутствие во всеобщем положении вещей? Ограничено ли наше существование только одной жизнью, охватывающей период от зачатия до смерти, или же наше сознание сохраняется после биологической кончины и переживает долгую череду последующих воплощений? И какие практические последствия для нашей обыденной жизни влекут за собой ответы на подобные вопросы?
В конце шестидесятых годов я решился проанализировать записи тех моих психоделических исследований, которые каким-то особым образом были сосредоточены на метафизических переживаниях и озарениях моих пациентов. Итог своим открытиям я подвёл в статье, озаглавленной «ЛСД и космическая игра: набросок психоделической онтологии и космологии» (Grof, 1972). К своему удивлению, по поводу базовых метафизических вопросов я обнаружил у своих пациентов необыкновенно далеко простирающиеся совпадения и согласие в их озарениях и выводах. И то видение действительности, которое появилось при исследовании холотропных состояний, рисует вселенную отнюдь не как механическую Ньютонову сверхмашину, а как бесконечно сложную виртуальную действительность, сотворённую и пронизанную высшим космическим разумом, Безусловным Сознанием или Мировым Умом.
Сами метафизические озарения в психоделических исследованиях и те ответы на базовые онтологические и космологические вопросы, которые они давали, явно находились в остром противоречии с картиной мира и философией материалистической науки. Тем не менее они выказывали далеко проникающие параллели с великими мистическими традициями мира, для обозначения которых Олдос Хаксли употреблял понятие вечная философия. Они также удивительно совмещались с революционными прорывами современной науки, о которой обычно говорят как о новой или появляющейся парадигме.
В последующие годы, когда у меня появился обширный опыт работы с холотропным дыханием и с непроизвольно происходящими случаями холотропных состояний (духовными обострениями), я понял, что описанные в моей статье метафизические озарения не ограничивались психоделическими состояниями, но были характерны для холотропных состояний вообще. В этой главе я сделаю краткое изложение базовых идей того захватывающего видения действительности, которое само собою появляется у людей, которые проделали методичную работу с холотропными состояниями сознания. Более пространное толкование этого предмета можно найти в моей книге «Космическая игра: исследование рубежей человеческого сознания» (Grof, 1998).
Природа, наделённая душой, и царство архетипов
Как мы ранее видели, в холотропных состояниях у нас могут быть достоверные и убедительные переживания осознаваемого отождествления с животными, растениями и даже неорганическими веществами. После таких переживаний наше видение мира, как правило, расширяется, и мы начинаем понимать верования анимистических культур, которые видят всю вселенную как наделённую душой. С их точки зрения, не только животные, но и деревья, реки, горы, солнце, луна и звёзды оказываются сознательными существами. Разумеется, это не означает, что мы возвращаемся в мировоззрение любой из этих культур со всеми его гранями и полностью забываем или просто уже не хотим знать обо всех открытиях материалистической науки. Однако мы вынуждены прибавить в наше видение мира одно важное эмпирическое обстоятельство: всё, что бы мы ни переживали в хилотропном состоянии в качестве объекта, в холотропном состоянии имеет переживаемую субъективную сторону.
Холотропные состояния сознания также могут приносить глубокие озарения в мировидение культур, которые верят, что космос населён мифологическими существами и что им правят разнообразные радостные и яростные божества. В этих состояниях мы можем получить в переживании прямой доступ в архетипический мир богов, демонов, легендарных героев, сверхчеловеческих сущностей и духов-водителей. Мы посещаем царства мифической действительности, волшебные края и области потустороннего. Образность таких переживаний заимствуется из коллективного бессознательного и рисует мифологические прообразы и темы, черпаемые из любой культуры за всю историю человечества.
Если мы чувствуем замешательство, вызванное нашим открытием, то можем предпочесть использование современной терминологии, например, дивное, то есть нуминозное вместо священного, или архетипические прообразы вместо божеств и демонов. Но мы всё равно не в состоянии больше отмахиваться от этих переживаний как просто от галлюцинаций или фантазий. Глубокие личные переживания этого царства помогают нам понять, что образы космоса, находимые в доиндустриальных обществах, основаны не на предрассудке, первобытном «магическом мышлении» или психотических видениях, а на достоверных переживаниях чередующихся действительностей. Исследования холотропных состояний предоставили вполне достаточные свидетельства того, что имеются какие-то не явленные непосредственному наблюдению измерения существования, которые онтологически действительны, и что зачастую могут выдерживать полную проверку на согласованное подтверждение. Чтобы отличать эти феномены от галлюцинационных или воображаемых переживаний, под которыми нет никакого объективного основания, некоторые психологи-юнгианцы говорят об этих данных не в непосредственном ощущении действительностях, как о «имагинальных».
В холотропных состояниях мы открываем, что у нашей психики есть доступ к целому пантеону мифологических прообразов, так же как и к областям, в которых они обитают. В особенности убедительным доказательством достоверности этих переживаний является то обстоятельство, что, подобно другим надличностным феноменам, они могут предоставлять нам новые и точные сведения о затронутых прообразах и царствах. Природа, пределы и свойства этих сведений зачастую намного превосходят наши предварительные интеллектуальные знания относительно соответствующих мифологий. Наблюдения такого рода привели К.Г. Юнга к предположению, что помимо индивидуального бессознательного, такого, как оно изображалось Зигмундом Фрейдом, у нас есть ещё и коллективное бессознательное, которое связывает нас со всем культурным наследием человечества. Согласно Юнгу, именно проявления изначальных всеобщих прообразов представляют внутренние составляющие коллективного бессознательного (Jung, 1959).
Архетипические прообразы подразделяются на две различные категории. Первая категория включает в себя существа, воплощающие разнообразные конкретные всеобщие роли и предназначения. Самые известные среди них: Великая Богиня-Мать, Ужасная Богиня-Мать, Мудрый Старец, Вечная Юность (Вечный Мальчик — Puer Eternis и Вечная Девочка — Puella Eterna), Любовники, Неумолимый Жнец и Хитрец. Юнг также обнаружил, что мужчины таят в своём бессознательном обобщенное представление о женском начале, которое он назвал Анимой. Её двойником, обобщённым представлением мужского начала в бессознательном женщин выступает Анимус. Бессознательное представление тёмной, разрушительной стороны человеческой личности в юнгианской психологии называется Тенью.
Архетипические прообразы второй категории представляют разнообразных божеств и демонов, связанных с отдельными культурами, географическими областями и историческими периодами. К примеру, вместо обобщенного мирового образа Великой Богини-Матери мы можем переживать один из его конкретных, связанных с определённой культурой образов, таких, как Дева Мария, индуистские богини Лакшми и Парвати, египетская Исида, греческая Гера и множество других. Точно так же конкретными примерами Ужасной Богини-Матери будут являться индийская Кали, змееголовая Коатликуэ доколумбовой Америки или львиноголовая Сехмет из Древнего Египта. Важно подчеркнуть, что эти образы не стоит ограничивать нашим собственным этническим и культурным наследием. Они могут заимствоваться из мифологии любого человеческого сообщества, даже если о нём прежде мы ничего не слышали.
Встречи с этими архетипическими прообразами производят большое впечатление и зачастую приносят новые и подробные сведения, которые не зависят от расового, культурного и образовательного облика субъекта и от его прежнего интеллектуального знания соответствующей мифологии. В зависимости от характера вовлечённых божеств эти переживания сопровождаются чрезвычайно сильными эмоциями: от исступлённого восторга, до цепенящего метафизического ужаса. Люди, переживающие такие встречи, обычно смотрят на эти архетипические прообразы с великим трепетом и благоговением, как на существ, принадлежащих высшему порядку, наделённых необычайной силой и энергией и обладающих способностью создавать события в нашем материальном мире. Таким образом, подобные субъекты испытывают к ним то же отношение, как и люди многих доиндустриальных культур, которые верили в существование богов и демонов.
Однако люди, у которых бывают такие переживания, обычно не смешивают архетипические прообразы с высшим началом вселенной и не выдвигают притязаний на то, что обрели окончательное понимание сущего. Как правило, они переживают этих божеств как творения высшей силы, которая превосходит их. Такое понимание созвучно мысли Джозефа Кемпбелла о том, что божества должны быть «прозрачны превосходящему». Они должны служить мостом к божественному истоку, а не смешиваться с ним. Когда мы вовлечены в целенаправленное самоосвоение или духовное делание, важно не попасть в западню, сделав какого-то отдельного бога непроницаемым и рассматривая его как базовую космическую силу, а не как окно в Безусловное.
Ошибочное принятие конкретного архетипического образа за первичный исток творения или за его единственную истинную репрезентацию ведёт к идолопоклонничеству — опасной, вызывающей рознь ошибке, широко распространённой в истории религий и культур. Оно может объединять людей, разделяющих ту же самую веру, но противопоставляет это сообщество другим людям, избравшим какой-то отличный образ божества. И тогда первые пытаются обратить вторых в свою веру либо же завоевать и уничтожить их. В отличие от этого настоящая религия является вселенской, всепринимающей и всеохватной. Она должна превосходить конкретные культурно ограниченные архетипические образы и сосредотоачиваться на первичном истоке всех образов. Стало быть, самым важным вопросом в мире религии является вопрос о природе высшего начала вселенной.
Переживание высшего начала вселенной
Люди, вовлечённые в целенаправленное самоосвоение с использованием холотропных состояний, неоднократно описывали это движение как философский и духовный поиск. Это вдохновило меня на поиски в записях психоделических и холотропных сеансов, так же как и в рассказах людей, претерпевавших духовные обострения таких переживаний, которые бы передавали чувство, что поиск этот достиг своей цели, своего последнего предназначения. И я обнаружил, что люди, у которых было переживание Безусловного, полностью удовлетворявшее их духовную жажду, как правило, не видели никаких конкретно представляемых изображений. Когда они чувствовали, что достигали наконец цели своего мистического и философского поиска, их описания высшего начала становились необычайно отвлечёнными и поразительно схожими.
Те, кто рассказывал о подобном состоянии как о последнем откровении, выказывали совершенно поразительное согласие при описании характерных черт его переживания. Они говорили, что переживание Высшего включает в себя превосхождение всех границ анализирующего ума, всех рассудочных категорий и всех ограничений обычной логики. Это переживание не было связано обычными ограничениями трёхмерного пространства и линейного времени, такими, как они даны нам в обыденной жизни. Оно также в неразделимом единстве содержало в себе все постижимые противоположности и таким образом превосходило двойственности любого рода.
Раз за разом люди сравнивали Безусловное с сияющим источником света невообразимой силы, хотя и подчёркивая, что свет тот отличается по некоторым своим знаменательным качествам от любого вида света, известного нам в материальном мире. При попытке описать Безусловное как свет, как бы это ни казалось в некотором смысле подходящим, целиком упускаются из виду некоторые из его неотъемлемых характеристик, в частности, то обстоятельство, что оно также является безмерным и бездонным полем сознания, обладающим бесконечной разумностью и творящей силой. И ещё одно свойство, которое упоминалось постоянно, — это утончённое ощущение юмора («космический юмор»).
Высшее космическое начало может переживаться двумя разными способами. Иногда все личные границы размываются или резко изглаживаются, и мы всецело поглощаемся божественным истоком, становясь с ним единым и неотличимым от него. В иных случаях у нас сохраняется чувство отделённой самобытности, принимающей роль изумлённого наблюдателя, лицезреющего как бы извне mysterium tremendum* сущего. Или, как некоторые мистики, мы можем переживать исступление восхищенного влюбленного, переживающего встречу с Возлюбленной. В духовной литературе всех эпох в изобилии встречаются оба вида переживаний божественного.
Встреча с Безусловным Сознанием или отождествление с ним не единственный путь переживания высшего начала в космосе или последней действительности. Второй вид переживания, который, по всей видимости, удовлетворяет тех, кто ищет ответы на последние вопросы, особенно удивителен, так как не имеет никакого конкретного содержания. Это отождествление с Космической Пустотностью или Небытием описывается в мистической литературе просто как Пустота. Важно подчеркнуть, что не каждое переживание пустоты, с которым мы можем встретиться в холотропных состояниях, расценивается как Пустота. Ибо люди очень часто пользуются этим понятием, чтобы описать неприятное ощущение отсутствия чувств, желания деятельности или смысла. Для того чтобы удостоиться именования Пустоты, это состояние должно отвечать совершенно особым условиям.
Когда мы сталкиваемся с Пустотой, мы чувствуем, что она является изначальной бессодержательностью космических соотношений и соразмерностей. Мы становимся чистым сознанием, осознающим это безусловное небытиё, однако в то же самое время у нас есть странное парадоксальное чувство её неотъемлемой полноты. Космический вакуум — это также и пленум (то есть пространство, заполненное веществом), так как, кажется, ничего в нем не отсутствует. И хотя в конкретном проявленном виде в ней не предстаёт ничего, но, кажется, в скрытом виде содержится всё. Пустота превосходит обычные категории пространства и времени. Она неизменна и лежит за всеми дихотомиями и противоположностями, такими, как свет и тьма, добро и зло, покой и движение, микрокосм и макрокосм, мука и исступление, единичность и множественность, вид и безвидность и даже сущее и не-сущее.
Некоторые люди называют её Сверхкосмической или Метакосмической Пустотой, указуя, что эта исконная пустотность и небытиё выступает как начало, лежащее в основе знаемого нами мира явлений и в то же самое время его сверхпредопределяющее. Этот метафизический вакуум, чреватый возможностями всех вещей, является, выступая как колыбель всякого существа, первичным истоком сущего. И в таком случае творение всех явленных миров является исполнением и конкретным воплощением его предсуществующих естественных возможностей. Невозможно передать словами, насколько переживательно убедительными и логичными являются эти парадоксальные ответы на большинство основополагающих и сокровеннейших вопросов о сущем. Ибо полное постижение этих необычайных состояний требует непосредственного личного переживания.
Внешнее внутреннее
В методичном и целенаправленном духовном делании, вовлекающем холотропные состояния сознания, мы можем подчас превосходить обычные границы телесного Я. В ходе этого мы открываем, что любые границы в материальной вселенной и в других действительностях предельно случайны и проницаемы. Отбрасывая ограничения рассудочного ума, путы здравого смысла и обыденной логики, мы можем прорваться сквозь множество разделяющих преград, расширить наше сознание до невообразимых размерностей и в конечном счёте пережить единение и тождественность с превосходящим истоком всего сущего, известным в духовной литературе под множеством различных имён.
Когда мы достигаем отождествления в переживании с Безусловным, мы осознаём, что наше собственное бытие в пределе соразмерно всему космическому сплетению, всему сущему. Осознание собственной божественной природы, нашей тождественности с космическим истоком — самое важное открытие, какое мы можем сделать в ходе глубокого самоосвоения. В этом суть знаменитого высказывания, обнаруженного в рукописях древней Индии в Упанишадах: «Таттвамаси». И буквальный перевод этого высказывания: «То ты еси» — означает: «ты божественной природы» или «ты — Бог». Оно открывает, что наше обыденное отождествление с «кожезакапсулированным эго», облечённым в тело индивидуальным сознанием, или со «знаком-образом» (намарупа) — заблуждение и что наша истинная природа — это природа космической творящей энергии (Атмана-Брахмана).
Подобное откровение относительно тождественности индивида с Богом является последней тайной, таящейся в сердце всех великих духовных традиций, хотя и может выражаться каким-то иным путём. Я уже упоминал, что в индуизме Атман, индивидуальное сознание, и Брахман, вселенское сознание, — одно. Последователи сиддха-йоги это базовое положение своей школы слышат во множестве разновидностей: «Бог пребывает в тебе, как ты». А в буддийских сочинениях можно прочесть: «Погляди вовнутрь — ты Будда». В конфуцианской традиции нам говорят, что «небо, земля и человек — одно тело».
То же самое откровение можно найти в словах Иисуса Христа: «Я и отец — одно». А святой Григорий Палама, один из величайших богословов Православной Церкви, провозглашал: «Ибо царствие небесное, более того, Царь наш Небесный внутри нас». Точно так же чтимый еврейский мудрец, каббалист Авраам бен Шмуель Абулафия, учил, что «он и мы одно». Согласно высказыванию Мухаммеда «кто знает себя, знает своего бога». Мансур аль-Халладж, суфийский пророк и поэт, известный как «мученик мистической любви», описывал это таким образом: «Оком сердца узрел я Господа моего. И вопрошал я: «Кто ты?» — и ответствовал Он: «Ты». Аль-Халладжа бросили в темницу и с живого содрали кожу за высказывание: «Ана`ль Хакк», — что означает «я — бог, безусловная истина, истинная действительность».