Жизнь Гаутамы Будды Отправной точкой в рассмотрении буддизма для нас послужит личность его основоположника Будды. Надо сказать, что существуют как мифическая, так и реальная биография
Вид материала | Биография |
СодержаниеРелигиозно-культовая практика чань-буддизма Жизнь в служении Жизнь в молитве |
- "не-возникновение и не исчезновение" и истинный путь лекция по общей Дхарме, 357.72kb.
- Пифагор жизнь как учение, 5372.6kb.
- Мирча Элиаде история веры И религиозных идей том второй: от гаутамы будды до триумфа, 4782.89kb.
- Лекция Элизабет Клэр Профет, 313.17kb.
- Драгоценная Дхарма Установления и Реализации. Вчастности, вы прочтёте о том, как множество, 3881.96kb.
- Е. С. Штейнер сатори, природа будды, дхарма: как это соотносится с сознанием и что, 421.55kb.
- Амбург илья григорьевич. Тайны религии будды. При перепечатке книги ссылка на автора, 551.63kb.
- Эдвард Томас Будда. История и легенды, 3658.33kb.
- © Агентство путешествий «potoktravel. Ru» +7 (495) 721-90-66, 721-90-65, 114.48kb.
- Непал – б есконечные тайны!, 49.43kb.
6. Чань-Буддизм (Дзэн-Буддизм)
Еще одним направлением буддизма является его китайская и японская разновидности — чань-буддизм и дзэн-буддизм соответственно (санскр. дхьяна — медитация).
Авторитеты чань-буддизма сходятся на том, что их направление от других направлений буддизма отличает четыре принципа:
- прозревать свою внутреннюю природу, становиться Буддой,
- напрямую указывать суть сознания человека,
- не создавать письменных наставлений,
- передавать истину вне учения, иным способом.
Свое начало чань-буддизм берет в VI в., когда в Китай пришел проповедник Бодхидхарма (букв. Закон Просветления). Считается, что основатель чань-буддизма происходил, подобно Будде, из богатой и знатной индусской семьи и, подобно Будде, оставил мирскую жизнь и посвятил себя распространению истинного учения. Окончательное оформление чань-буддизма произошло на рубеже VIII - IX вв., когда количество последователей нового направления увеличилось настолько, что потребовалось зафиксировать особые правила поведения для монахов. Некоторые из этих правил противоречили основоположениям «Виная-питаки». С IX в. чань-буддийские общины появились в соседней Корее, а на рубеже XII - XIII вв. это направление проникло в Японию, где вскоре прочно утвердилось.
Бодхидхарма учил, что каждый человек носит в себе Будду. Поэтому его задача заключается в том, чтобы пробудить природу Будды в своем сердце и своей душе. В одном из канонических чань-буддийских текстов содержится такое удачное различие видения сущности Будды в разных его направлениях: для омраченного Будда является живым существом, для просветленного живое существо и является Буддой (Записи бесед чаньского наставника Линьцзи).
В буддизме махаяны, в значительной мере повлиявшем на теоретические основы чань, подобное состояние называется «Непревзойденное Полное Пробуждение» и рассматривается как высшая цель религиозной деятельности, поскольку оно непосредственно соседствует с нирваной. Считается, что реализовать в себе такое состояние способен каждый, причем «здесь и сейчас», в акте непосредственного интуитивного восприятия истины. Однако истинное видение открывается не всякому человеческому уму, а только не тронутому никакими мыслями или чувственными образами. Такое состояние сравнивается с чистым зеркалом или зеркальной водной гладью, когда человек не может различать даже «Я» и «не-Я». Тогда сознание способно увидеть мир таким, каким является на самом деле — неомраченным субъективными мыслями и ощущениями. В нем мир более не разделяется на противоположности, прежде всего на добро и зло, любовь и ненависть, реальность и иллюзию, явь и сон. Человек и мир сливаются в единое целое. Вместе с тем, «Непревзойденное Полное Пробуждение» с точки зрения чань-буддизма не представляет собой единоразового скачка сознания и наиболее вероятно после прохождения нескольких Просветлений. Сами буддисты говорят о нем так:
Вера — это его семя,
Истинная мудрость — это его мать,
Просветление — это утроба, в которой оно как зародыш,
Великое сострадание — это кормилица, которая выкармливает его (Сарамати – махаянский трактат).
В этой «прямоте» достижения поставленных целей видится еще одно отличие чань-буддизма от других направлений этой мировой религии, где Пробуждение представляется чем-то далеким, почти сверхъестественным, а главное — достижимым после многих и многих существований, наполненных терпеливой целенаправленной работой. Известный современный адепт этого направления Д.Т. Судзуки в своих «Лекциях о дзэн-буддизме» дал следующее сравнение дзэн-буддийского (чань-буддийского) мировосприятия с мировоззрением, традиционным для европейской христианской культуры. Для того чтобы, например, постичь сущность цветка, европейским ученым нужно отстраниться от него как от исследуемого объекта и после этого подвергнуть этот объект всяческим анализам: ботаническому, химическому, физическому и т.д. «Путь Дзэн» (Чань) — «проникновение в объект и видение его как бы изнутри. Чтобы познать цветок, нужно стать им, цвести, наслаждаться солнечным теплом и перестуком дождя. Когда я достигну этого, цветок раскроется мне, заговорит со мной, но на своем собственном языке. Но мало этого: вместе с сокровенным постижением цветка я раскрою все секреты Вселенной, включая тайны собственного «Я», которые в обычной жизни ускользают от нас, ускользают потому, что «Я» раздвоено на субъект и объект, на наблюдающее и наблюдаемое». В этой связи также говорят, что человек, цепляющийся за свое «Я», живет как бы с постоянным шипом в теле, а чань-буддизм — это другой шип, с помощью которого извлекается первый.
Из чань-буддийского учения следовало, что истину нельзя выразить на письме или объяснить словами, ибо любое представление, любая мысль только замутнят изначальную пустотность нашего сознания, сравнимую, разве что, с чистотой самого Будды Шакьямуни: «Чувственно воспринимаемое не отлично от пустоты. Пустота не отлична от чувственно воспринимаемого... Поэтому в пустоте нет группы чувственно воспринимаемого.., нет зримого, слышимого, обоняемого, ощущаемого вкусом, осязаемого и нет дхарм; нет ничего от сферы зрительного восприятия и до сферы умственного восприятия. Нет неведения и нет прекращения неведения... Нет мудрости и нет обретения, и нет ничего обретаемого» (Сутра Сердца Праджня Парамиты). Упрямым и рьяным почитателям внешней формы буддистской религии напоминался грустный жребий монаха Сунакшати. Последний старательно изучил до последней буквы ее вероучение, но переродился в аду, ибо земля не выдержала его учености.
Принцип «не опираться ни на слова, ни на писания» (другая чаньская мудрость гласит: «искать мудрость вне себя — вот верх глупости») продолжал традицию «благородного молчания» Будды, который таким образом отвечал на все вопросы относительно вечности или конечности мира, смертности или бессмертия души и тела, ибо считал, что разрешение этих «метафизических вопросов» ничего не дает для Просветления человека. Был близок он и даосской традиции, которая утверждала: «Чем дальше идешь, тем меньше познаешь. Поэтому совершенномудрый не ходит, но познает [все]. Не видя [вещей], он проникает в их [сущность]» (Лао-цзы. Книга о Дао и дэ, гл. 47). Подобно огню, который зажигает светильник, истинная мудрость переходит от учителя к ученику, считали чань-буддисты.
Вместе с тем, для овладения практикой чань считалось необходимым знать некоторые священные тексты. Большая часть этих текстов принадлежит к кругу сутр махаяны (Алмазная сутра, Сутра Сердца), хотя есть и оригинальные произведения (Сутра Помоста Шестого Патриарха Хуэйнэна).
Поэтому в принципе чань-буддизм не отдает преимущества строгим аскетическим ограничениям и отшельничеству, детализированной религиозно-обрядовой практике, и свободно согласуется с занятиями земледелием, литературой, живописью и боевыми искусствами (недаром всемирно известная школа боевых искусств монастыря Шаолинь по традиции берет свое начало от самого Бодхидхармы). Оно накладывает заметный отпечаток на общество, где оно практикуется. Особенно это выражается в увлечении им выдающихся общественных деятелей, которые могут применить его философию в политической сфере.
Особенно близко мироощущение Чань к каллиграфическому стилю живописи, широко распространенному в средневековье. Обычно он представляет собой рисунок со стихотворной подписью, выполненный черной тушью на шелке или бумаге. Дело в том, что китайская черная тушь передает большое количество тонов в зависимости от количества добавленной в чернила воды. Даже само ее нанесение на бумаги требует особой легкости движений руки, кисти и плеча. Основной мотив получившихся рисунков — пейзаж, где горы, воды, туман, скалы, деревья и птицы образуют мир, к которому принадлежит человек, но не господствует над ним.
В Японии дзэн-буддизм нашел воплощение в таких ныне широко известных явлениях японской культуры, как икэбана, чайная церемония, поэтический жанр хокку (хайку). Искусство икэбаны берет начало в практике дзэн-буддийской медитации, где цветки или ветки приобрели самостоятельное значение как объекты созерцания, отталкиваясь от которых можно было перейти к размышлениям о сущности Вселенной и природы, их единстве с человеком.
Стихотворение в жанре хокку состоит всего из 17 слогов. У западного читателя часто складывается впечатление, что хокку успевает только обозначить тему, а не раскрыть ее. Для буддиста назначение хокку в другом — оно походит на камешек, брошенный в заводь ума слушателя для того, чтобы вызвать там свободные ассоциации. Даже особый образ жизни японских самураев, известный европейцам как бушидо (бусидо), можно вполне расценивать как путь Дзэн применительно к искусству войны.
Интуитивное Просветление расценивается в чань-буддизме как более полноценное, поскольку любой предшествующий тренинг сам по себе удостоверяет попытку искусственно «исказить» истинную природу человека. Даже в жизни обычного человека бывают моменты, весьма напоминающие некоторые просветленные состояния сознания, которым древние мастера Чань дали такие названия: «Исчез человек, остались обстоятельства»; «Исчезли обстоятельства, остался человек»; «Нет ни человека, ни обстоятельств».
Первая формулировка означает ситуацию, в которой наш ум всецело поглощен внешними обстоятельствами. Мы переживаем просветление этого типа, когда играем в азартные игры или болеем за кого-то в какой-то игре, читаем, пишем и даже протягиваем руку, чтобы открыть дверь. В такие моменты мы на какое-то мгновение забываем о самих себе, не отдаем себе ясного отчета ни в своем поведении, ни в процессе своего мышления.
Вторая категория означает такую степень концентрации внутреннего внимания, когда мы перестаем замечать существование окружающего нас мира и других людей.
Третье состояние имеет место, когда наше сознание перестает обращать внимание на самое себя. Так происходит, когда мы, скажем, думаем: «Сегодня прекрасная погода». Мысль о погоде может промелькнуть в какую-то долю секунды, но если в следующую секунду сознание отвлечется на что-то другое, оно не идентифицирует нашу предыдущую мысль о погоде и той удастся проскочить незамеченной, не оставив в мышлении следа, как не оставляет следа в небе траектория полета птицы.
Парадоксально, но проблема для среднего человека заключается именно в этой внешней легкости и простоте данного акта. Человек становится действительно свободным тогда, когда он даже не догадывается, что вообще существуют такие понятия, как «свобода» и «несвобода». Именно по причине всей этой парадоксальной проблематичности интуитивного постижения «буддоемкостности» природы каждого человека и была разработана в чань-буддизме система специальной подготовки его последователей.
Кроме того, надо помнить, что чань-буддизм возник в обществе, которое управлялось в духе учения великого мудреца древности Конфуция (551 - 479 гг. до н.э.), акцентировавшего внимание на пунктуальном исполнении человеком своих социальных обязанностей и буквальном соблюдении 300 крупных и 3000 мелких правил «ритуала».
^ Религиозно-культовая практика чань-буддизма включала в себя тяжелый физический труд и жесткую самодисциплину, дыхательные и гимнастические упражнения, особую диету, массаж, иглостимуляцию; парадоксальные логические задачи и диалоги; определенные средства «шокотерапии» со стороны наставников. Эта подготовка, которая, собственно, охватывала культовую практику чань-буддизма, предназначалась для монахов с их аскетической жизнью по наиболее строгим во всем буддизме правилам и одновременно с самыми свободными условиями пребывания в монашеских общинах.
Самых главных из них насчитывается три.
- ^ Жизнь в служении. В отличие от большинства других буддистских общин-сангх, свято следовавших предписаниям «Винайа-питаки», согласно которым монах не мог делать никакой физической работы, кроме уборки в своей келье, чань-буддийский монах выполнял четко закрепленные за ним не только культовые, но и хозяйственные обязанности. Считалось, что физический труд является особой разновидностью медитации, которая приучает сознание полностью включаться в работу тела, сливаться с ним. Образцом «жизни в служении» можно считать жизнь одного из наиболее известных чань-буддийских деятелей Байчжана, который даже в старости любил хозяйничать в монастырском саду. Беспокоясь о состоянии здоровья учителя, его ученики однажды спрятали мотыгу. Тогда Байчжан затворился у себя в келье и отказался принимать пищу, заявив: «День без труда — день без еды». С тех пор эта поговорка превратилась в символ чань-буддийского трудолюбия.
- ^ Жизнь в молитве.
- Жизнь в медитации. Действительно, главное помещение в
любом чань-буддийском монастыре и в наше время — это полутемный зал для медитации, в котором монахи проводят по два-три часа, иногда несколько раз в день. Специальные служители или наставники при необходимости палками проводят «бодрящий массаж» тех монахов, которые задремали или приняли неправильную позу. Существуют также периоды «большого созерцания», когда на протяжении по меньшей мере семи дней старшие монахи сидят лицом к стене, созерцая принцип Дхармы. В этом они следуют примеру самого Бодхидхармы, который, по преданию, провел в таком состоянии целых 9 лет.
Монахи, которые практикуют медитацию, начинают с того, что учатся сосредоточивать внимание на отдельном физическом объекте: допустим, пристально всматриваются в круг на земле, сосуд с водой, огонь, верхушку дерева, цветную кляксу. Это упражнение должно продолжаться до тех пор, пока «знак» объекта не закрепится в их сознании настолько глубоко, что они смогут отчетливо видеть его даже с закрытыми глазами. Сознание, которое приучили к внешней концентрации, считают чань-буддисты, сумеет перенести этот навык и на внутреннее созерцание сущности вещей. Вследствие внутренней концентрации сознание должно убедиться в «пустотности» всего в мире и тем самым опустошить само себя. В конечном итоге должно войти в привычку такое состояние сознания, когда его поток свободно и легко перемещается от одного объекта к другому, не задерживаясь ни на одном из них. В таком состоянии индивидуальное «Я» прекращает контролировать психику человека внешне и полностью поглощается ею. Отныне сознание подчиняется только импульсам, беспрепятственно исходящим от внутренней «истинной» природы человека.
Стоит подчеркнуть, что подобная медитативная практика не имеет в виду ни подчинение, ни принудительное «очищение» сознания, скорее, его «отпуск на свободу». Она целиком вписывается в традицию «серединного пути», направленного на тренировку органов ощущения и мышления, а не на их волевое подчинение, на чем настаивают индийские йоги.
Характерной чертой чань-буддийской медитации является подкрепление индивидуальных и коллективных медитативных упражнений индивидуальными беседами со своим наставником, которые по обычаю происходят каждый вечер, если ученик не имеет потребности в более частом общении. Отношения между учителем и учеником естественным образом вытекают из основополагающего для чань-буддизма принципа несовершенства текстов для постижения истинной мудрости и достижения «Непревзойденного Полного Пробуждения». В культурах Азии эти отношения, независимо от религии, преобладающей в той или иной отдельно взятой стране, признаются священными. Учитель принимает на себя ответственность за Карму ученика, а ученик, в свою очередь, обязан беспрекословно повиноваться наставнику и почитать его не меньше, если не больше, чем отца. Чань-буддийские наставники считают, что плохой ученик использует влияние учителя, посредственный ученик восхищается добротой учителя, а хороший ученик растет сильным под давлением дисциплины учителя. К этой привычной модели взаимоотношений старших и младших чань-буддизм добавил нечто свое: он предоставляет всю полноту инициативы в завязывании таких отношений именно ученику. В конце концов, учитель не может научить ученика чань-буддизму, его задача — только помочь ученику осуществить «прирожденную реализацию» его собственной внутренней сущности.
Логические парадоксы (в японском дзэн-буддизме — коаны), которых насчитывается приблизительно 1700, представляют собой вопросы, которые не имеют ответа, служат цели радикального изменения стереотипа мышления тех, кто изучает Чань или Дзэн, и помогают им достичь освобождения сознания вплоть до полного его просветления. Вот примеры типичных коанов:
«Если ты встретил на улице кого-то, кто постиг истину, ты не можешь пройти мимо молча и не можешь заговорить с ним. Как ты поступишь при встрече?»
«Когда ты хлопаешь в обе ладони, образуется звук. Теперь послушай, как хлопает одна ладонь!»
С помощью коанов ум искусственно ставится на грань абсурда и демонстрирует собственную беспомощность, когда по укоренившейся привычке пытается дать рациональные ответы на вопросы коанов. Напротив, реакция на вопросы коана должна быть естественной и мгновенной. Ученик, не привыкший к такой реакции, поначалу теряется. «Если ты не можешь ответить, тебе остается только дождаться пришествия Майтрейи и спросить у него», — такими словами утешат его чаньские наставники. Но по мере того как он научится не обременять свой ум сложными логическими конструкциями, его ответы приобретут редкостную непринужденность и остроумие.
Практика коанов, точно также как и практика медитации, да и весь чань-буддизм в целом должна проводиться под руководством мастера Чань. Но мастер не пассивно контролирует и дисциплинирует ученика, он активно воздействует на него средствами «шокотерапии».
«Шокотерапия» — это непонятные команды наставников своим ученикам, внешне несвоевременные вопросы, цитаты из какого-нибудь священного текста, грубые жесты, а то и неожиданные удары посохом изо всех сил. Последнее действие можно сравнить с последним взмахом кисти, каким опытный творец завершает свое произведение. Опираясь на развитую длительными тренировками интуицию, наставники должны уловить в замученном затраченными усилиями и внутренними сомнениями сознании ученика тот момент, когда ему будет достаточно одного толчка, чтобы подняться на качественно новый уровень.
Всю эту оригинальную чань-буддийскую практику можно сравнить разве что с первобытными инициациями или «шаманской болезнью» как символическим олицетворением умирания и нового рождения человека.
В отличие от Просветления, искусственно достигнутого подобными невероятными для непосвященных усилиями, интуитивное «проникновение» в природу Будды чем-то внешне похоже на творческое озарение, как его понимает европейская христианская культура. Оно должно охватить человека внезапно, без внешних усилий с его стороны, в любом месте, в любое время. Например, прославленный шестой патриарх чань-буддизма Хуэйнэн, по его собственным словам, получил свое первое Просветление на ярмарке, где торговал дровами, когда услышал чтение буддийской «Алмазной сутры». «В терминах христианства наступает момент, когда души слышат голос живого Бога, — утверждает Д.Т. Судзуки. — Евреи могли бы сказать, что Моисей находился именно в подобном состоянии сознания, когда услышал глас Божий на горе Синай: «Я есмь Сущий».
Текст взят из книги (с небольшими сокращениями):
Кислюк К.В., Кучер О.Н. Религиоведение: Учебное пособие для высших учебных заведений / 2-ое изд., испр. и доп. / Серия «Учебники, учебные пособия». – Ростов н/Д: Феникс; Х.: Торсинг, 2003. С. 149 - 196