Ристовой церковью, поместной, как именуются церкви после великого рассеяния первоначальной, единой, иерусалимской общины и образования множественности церквей

Вид материала

Документы

Содержание Борьба внешняя Борьба внутренняя

Подобный материал:

• Изнеможение и наказание русской земли, 112.44kb.
• Карташев А. В, 8681.61kb.
• А. В. Карташев, 8795.05kb.
• -, 378.53kb.
• Истории Помесных Православных Церквей для 4-го класса заочного сектора Почаевской Духовной, 46.61kb.
• Лан комплексный анализ правового регулирования собственности Русской православной церкви, 146.86kb.
• Как минимум, для Президента возрождение как самого казачества, так и присущих ему традиций, 118.8kb.
• Икона и авангард, 69.54kb.
• История Русской Церкви XX век Учебное пособие для студентов 4 класса Сергиев Посад, 3384.23kb.
• Реферат по теме: Исторический портрет, 399.61kb.

Но вот интересно вспомнить одно духовное событие, происшедшее в первый приезд св. Ионы в Москву при Василии Темном. Когда Василий заверил св. Иону, что он не тронет Новгорода, Иона задумался и вдруг заплакал. Когда с удивлением все стали спрашивать его, почему он скорбит, достигши желаемого, Иона ответил: “Кто в состоянии унизить и смирить вольный город мой, такой сильный и многолюдный? Но междоусобие, раздоры сограждан, неправда, зависть сокрушат всю его силу”. Значит, то, что случилось после с Новгородом, было ею судьбой, которую он сам себе избрал. Семь гор и семь царей приходят, когда время их созрело.

Семь голов зверя в царях обнаружили себе превозношением, как мы изобразили это у Ивана III, семь гор — начальник церкви — себя знаменовали угашением любви, т. е. исчезновением Христовой правды в них.

^ БОРЬБА ВНЕШНЯЯ

В начало | Оглавление | Предыдущая глава | Пропустить главу

Новые отношения между князем и иерархом начали создаваться при митрополите Геронтии в княжение Ивана III. Началось дело с размолвки между князем и митрополитом, причина разногласия не имела никакого духовного значения. В 1479 году Ивану III показалось неправильным, что митрополит совершает крестный ход вокруг церкви с запада на восток, тогда как, по его мнению, надо ходить с востока на запад. При любви такое несогласие скоро исчезло бы, как бы его и не было, ибо любовь умеет все по-доброму разрешать. Но здесь дело пошло совершенно иначе. Ни та ни другая сторона не хотела уступить. Раньше, первое слово любви всегда исходило от пастыря русского, теперь митрополит проявил тяжкое упрямство: в виде наказания князю митрополит Терентий уехал в Симонов монастырь, оставив церковь без правителя. Он говорил, что не вернется, пока князь не станет бить ему челом, т. е. ему хотелось унижения противника. Большинство священников и книжных мирян были на стороне Геронтия. И Иван III вынужден был уступить, поехал просить митрополита. Геронтий победил и унизил князя.

Такая победа создает почву для действия духа антихристова. Обе стороны, затаив в себе злое недовольство друг другом, ожидают только случая, чтобы снова и снова проявить вражду. В конце концов победит сторона сильнейшая, согласие будет достигнуто унижением и порабощением стороны более слабой (т. е. имеющей менее материальных средств в подобной борьбе).

Именно так было в России. Завершение борьбы — ее можно назвать соперничеством между царством и священством — произошло через двести лет после ее начала при царе Алексее Михайловиче и патриархе Никоне. Инициатива борьбы всецело принадлежала здесь патриарху: тем глубже был провал властолюбия священства при его поражении. Царь Алексей Михайлович чрезвычайно уважал патриархов; письмо Алексея о смерти патриарха Иосифа свидетельствует как бы даже подобострастие царя перед высшим иерархом; царь Алексей восклицает в священном ужасе: “Подумай, кого мы погребаем!”

В лице Никона Алексею Михайловичу казалось, что он нашел себе друга. Так и было бы, если бы Никон шел по пути правды Христовой, т. е. любви. Но по истине он вступил в печальнейшую борьбу с этой правдой. Никон был настоящий борец, но законнического характера: буквой он заглушал в себе дух. Один момент казалось, что дух торжествует в Никоне: так, будучи архиепископом в Новгороде, он увещевал царя при бунте новгородцев действовать мирно и сам показал себя столь кротким, что дал себя избить и тем умирил граждан. Это необходимо отметить, ибо позднее, будучи патриархом, Никон вступил на иной путь: очевидно, духовные его силы были недостаточны для борьбы с соблазнами могущества власти, которую он возымел, став патриархом. Постепенно Никон становится жестоким к подчиненным ему священнослужителям, подвергал их мучительным заключениям; являвшихся к патриарху священников собственноручно бил посохом (а ведь посох пастыря символизирует любовь христианскую). Никон хотел избыть погрешности церкви, но чисто материальным способом: исправив церковные книги, он требовал рабского подчинения ко всему исправленному, не кротко наставлял противников, а с величайшим насилием. Преклонение Никона перед всем греческим носило характер идолопоклонства. Никон требовал писания икон по старым греческим образцам и, чтобы грознее внушить это, приказал собрать все иного писания иконы в Успенский собор: став на возвышение, брал иконы и изо всех сил бросал их на каменный пол, так что они разбивались; приказывал в старых иконах выкалывать глаза. Чтобы во всем походить на греков, Никон нанял даже греческого повара.

И вот этот духовнонесчастный человек вступил в пререкание с царем из-за принципиального вопроса: чья власть выше — священническая или царская? Патриарх доказывал, что иерархия выше царства, и домогался, чтобы в государственных бумагах его именовали рядом с царем. Никон проявил злое упрямство: так же как Геронтий, бросил правление церковью и удалился в монастырь. Однако теперь патриарх русский был побежден и даже гораздо глубже, чем личное его поражение. Собор 1667 г. поставил на свое разрешение роковой для властолюбивой иерархии вопрос: чья власть выше — священническая или царская? И собор этот решил: царская. По существу постановление бессмысленное, ибо такого вопроса быть не может: церковная иерархия и царская власть — различные роды правления. За это постановление, а также за одобрение казни еретиков собор 1667 г. следует признать разбойничьим. Надо помнить, что эти постановления, не будучи отмененными, и до сих пор имеют полную силу, неправдой своей вопиют к Богу.

Установленное собором главенство царской власти использовал до конца Петр I: учредив синод, он свел церковное управление к одной из отраслей государственного управления. Иерархи стали в положение царских чиновников, и тем принуждаются быть слепыми орудиями самодержавия. Печалование прекратилось в русской церкви. Ибо печалование, хотя и было просьбой о милосердии, но с некоей незримой духовной властью, что всегда чувствовали князья и как бы даже и не имели силы отказывать. Свидетельством чувства царя при печалова-нии может быть одно из тех требований, которые предъявил Иван IV для своего возвращения на царство из Александровской слободы: “чтобы священники своим печалованием не мешали мне казнить врагов”. Печалование в XVIII, XIX и XX веках приравнено было к вмешательству посторонних лиц в царские дела, посягательством на главенство царской власти в церкви. Таким образом, духовное дело священства в правлении царством, как мы созерцали во времена Феодосия Печерского и других святых, теперь было уничтожено. Русские иерархи сделались безгласными для свидетельства Христовой правды перед лицом царя. Но с ними произошло и нечто более страшное: они подпали духу антихристову.

^ БОРЬБА ВНУТРЕННЯЯ

В начало | Оглавление | Предыдущая глава | Пропустить главу

Самое страшное в русской церкви имеет свою историю. Помимо внешней борьбы царства со священством, внутри церкви происходила борьба между святыми и духом антихристовым. И дух антихристов победил, согласно пророчеству “Откровения св. Иоанна”: “и дано было зверю вести войну со святыми и победить их”.

Начало этой борьбы совпадает с распространением в московском народе домостроевских идей. Тогда и внутри церкви явился проповедник этих идей, т. е. материальности и свирепости. Материальность и корыстолюбие, как мы говорили в предыдущем очерке, стали развиваться у русских священнослужителей во время татарского ига вследствие больших жизненных преимуществ, дарованных ханами русским священникам. Однако никому еще не приходило в голову превозносить материальную зажиточность и богатство, как некую священную необходимость для монашества и иерархии. Учение об этом русской церкви совершенно ясно: оно провозглашается самими деяниями великих святых: Сергия Радонежского, Кирилла Белозерского и др. Эти святые не только не собирали никаких богатств, но запрещали монахам своих монастырей ходить за сбором пожертвований.

Проповедник нового учения в русской церкви Иосиф Волоцкий говорил на соборе 1503 года, где был поднят вопрос об отобрании у монастырей сел с крестьянами: “Если у монастырей сел не будет (т. е. богатства), то как честному (почетному) и благородному (т. е. знатному) человеку постричься; а если не будет доброродных старцев, откуда взять людей на митрополию, в архиепископы, епископы и на другие церковные, властные места? Итак, если не будет честных и благородных старцев, то и вера поколеблется”.

Это целое новое миросозерцание для церкви. Рассмотрим, что оно заключает в себе. По мнению Иосифа, знатные и богатые люди не захотят постригаться в монастырях, если там нет достаточно материальных средств, чтобы им можно было жить так же роскошно, как в миру. А если таких доброродных старцев среди монашества не будет, то нет возможности заместить властные места в церкви. Архиереев не будет, и вера поколеблется.

Здесь остается непонятным утверждение, почему в народе вера поколеблется, если не будет архиереев знатных и богатых родов. Эта мысль Иосифа тесно связана с его пониманием, как достигается твердость веры. Вера — это исповедание догматического учения церкви. Всякое малейшее отклонение (просто уже своя собственная мысль, не высказанная где-либо в книгах, принятых церковью*) есть отступление от веры, ее колебание. Чтобы не было колебания, необходимы церковные полицеймейстеры (в данном случае они называются архиереями), вооруженные всеми средствами принуждения и прежде всето, конечно, своей готовностью действовать насилием (оттого к необходимы люди знатных родов, привыкших к начальствованию). Если церковных мер (сюда относится и биение посохом) недостаточно, то необходимо обращаться за помощью к царю, который может, предать их пыткам, тяжелому заключению и, наконец — казнить.

* По тогдашним понятиям, книгами, принятыми церковью, разумелись все книги, написанные на церковные темы, существовавшие в то время. Ибо если бы они были не верны, то были бы ранее уничтожены властью.

Эта стройность мысли, восходя далее, возвеличивает царя именно за его охрану церкви: “царь есть высший хранитель и покровитель церкви” — “отмститель Христу на еретика”. Царь имеет право вполне начальственного отношения ко всем церковным утверждениям. Государь является высшей инстанцией церкви, к которой должно прибегать во всех церковных и монастырских спорных делах. Суд государя самый высший, окончательный, безапелляционный: суд царя уже никем не посуждается.

Однако чистое самодержавие вовсе не входит в мысль Иосифа. Царь возвеличивается до тех пор, пока не знает снисхождения к еретикам (в понятие “еретик” входит и всякий мыслящий недостаточно книжно) и беспощадно их казнит. Несогласие царя со взглядом Иосифа на еретика называется, по мнению Иосифа, нерадением о благе церкви и становится величайшим преступлением государя. Это такое “государское прегрешение”, за которое “Бог всю землю казнит”.

Истинным украшением миросозерцания Иосифа являются следующие его мысли: “грешника или еретика руками убить или молитвою одно и то же”; “нельзя верить покаявшемуся еретику: необходимо одинаково немилосердно относиться к непокаявшимся и к покаявшимся”. Когда Василий III после долгих упрашиваний его со стороны Иосифа посадил в тюрьму всех подозреваемых в ереси до скончания живота их, “Иосиф воздал славу Богу Отцу и Сыну и Святому Духу”*.

* Иосиф был очень ревностный игумен в смысле исполнения всех уставных правил, основал свой монастырь, так как ему казалось, что везде много развращения. Наконец, он был и добр: кормил голодных, много благотворительствовал из средств монастыря. Но тут нужно твердо помнить что и диавол, когда ему выгодно, благотворитель. Если бы Иосиф не имел никакого подобия добра, он бы не мог провести свои антихристовы идеи внутрь церкви Христовой.

Конечно, много глупого и жестокого — богопротивного — высказывается людьми и выдается ими за истину, церковь Христова призывает к покаянию лжеучителей, но если они не хотят каяться, со скорбью проходит мимо, молится Богу о даровании разума впавшим в духовное слабоумие людям. Если же богопротивное учение распространяется в народе как истина церковь собирает собор и всегласно осуждает неправду.

В данное время церковь русская поступила наоборот. Собор 1490 года, хотя еще и не совсем по Иосифову отнесся к еретикам (не согласился предать их смертной казни), однако не оказал им милосердия: проклял и присудил к тяжелому заточению. На соборе было высказано мнение иного, рода: “Не подобает нам судить никого, ни верного ни неверного, но подобает молиться о них и в заточение не посылать”. Это мнение принадлежало святому Нилу Сорскому и другим истинным христианам на соборе. Но добрый совет святого был отвергнут.

Злобу собора увенчал в Новгороде архиепископ Геннадий, к которому были посланы некоторые из еретиков (очевидно, новгородцев). Этот Геннадий уже давно требовал жестоких мер для отступников от веры, он ставил в пример восхищавшего его “шпанского короля”, как он путем инквизиции свою землю очистил от еретиков. Геннадий приказал встретить еретиков за 40 верст от города, посадить на коней лицом к хвосту в вывороченных тулупах, на головы надеть шлемы с мочальными кистями, соломенные венцы с надписью “Се есть сатанино воинство”. Владыка велел народу плевать на них и кричать: “Се хулители Христа”. После этого на головах несчастных были зажжены берестовые шлемы. По известию Иосифа Волоцкого, они вскоре умерли, перед смертью лишившись рассудка (“Богом наказаны”).

Так ужасно извращено было учение великих святых в церкви о необходимости большой любви при врачевании заблуждающихся душ, ибо только одна любовь может содействовать отпавшим людям вернуться ко Христу. Св. Иоанн Златоуст говорит: “Требуется много искусства (в любви), чтобы страждующие (вот как великий святой называет этих людей) убедились добровольно (вот единственное желание Христа!) подвергнуться врачеванию”. Геннадий же, Иосиф и подобные им пастыри врачевание душ тщатся производить посредством злобы и ненависти. И русская церковь их послушала — значит, презрела учение святых отцов. К чему это приводит, видим в жизни: новгородцы (страждущие) сошли с ума и вскоре умерли. В другом случае страждущие без любовного к ним отношения необычайно озлобляются, впадают в страшный фанатизм, сами начинают себя убивать — как было с старообрядцами при царе Алексее Михайловиче и патриархе Никоне, когда десятки тысяч старообрядцев сами себя сжигали.

Церковь русская после собора 1490 г. следовала по пути жестокосердия: на соборе 1503 года, по требованию Иосифа Волоцкого, не принимая во внимание покаяние еретиков, присудила их к жестоким казням. Несколько человек сожгли в клетке в Москве. Одному отрезали язык, отвезли в Новгород и там сожгли со многими другими подозреваемыми в ереси.

На соборе 1503 г. также восстали святые во главе с Нилом Сорским, чтобы свидетельствовать истину. Они говорили, что не только противно учению церкви Христовой убивать заблуждающихся, подвергать их светским казням и заточению, но и проклинать их нельзя. Конечно, не свое говорили они на соборе, а то, что Дух Святой всегда учил в церкви. У Иоанна Златоуста в первом томе его творений есть слово, называемое “Слово о том, что не должно проклинать ни живых ни мертвых”. В этом слове читаем: “св. Отцы (соборов) отлучали и отвергали ереси, но никого из еретиков не подвергали проклятию”. И далее св. Иоанн Златоуст, цитируя ев. Игнатия Богоносца, говорит: “Если ты осмеливаешься предавать анафеме кого-либо, то поступаешь вопреки (цели) смерти Господней и предупреждаешь суд Царя”. И далее: “Предающие человека церковной анафеме подвергают себя совершенной погибели, присваивая себе достоинство Сына Божия. Ибо анафема совершенно отлучает от Христа”.

Имея такое верное свидетельство о значении анафемы в церкви, как назвать соборы, на которых кого-либо подвергают проклятию: конечно, разбойничьими, и членов собора, стоящих за предание анафеме, — “лютыми волками”. В церкви Христовой необходимо точное знание, где истинные пастыри и где лжепастыри, ввергающие Церковь в грех.

До новой проповеди Иосифа русская церковь не только не применяла жестоких мер, но, напротив, всячески смягчала жестокосердие светской власти. Летописцы времен .Иосифа и после него стараются скрыть эту прежнюю доброту церкви, ибо они подпали злому влиянию лжесвятого; часто они толкуют деятельность прежних пастырей в своем духе, иногда вставляют фразы в их творения, искажающие истинный смысл писания. Вообще, церковная письменность сосредоточивается в Волоцком монастыре, где его родоначальник служит образом дел: известно, например, что митрополит Фотий (умер в 1436 году) в начале XV века дважды обращался к псковичам с просьбой не общаться с еретиками, однако, когда в Пскове стали убивать еретиков, он написал гражданам, что убивать людей грех. Иосиф воспользовался увещаниями Фотия, чтобы утверждать, что Фотий приказал заключать в темницу еретиков* (логика Иосифа: если Фотий не велел убивать, значит хотел, чтобы их заключали в темницу) и вследствие этого ересь будто бы прекратилась (но почему сам Иосиф борется с этой же ересью в конце века). И до Фотия церковь относилась к еретикам милостиво. В 1387 году по просьбе патриарха Константинопольского Нила святой Дионисий, епископ суздальский, увещевал в Новгороде стригольников. Он действовал добрыми мерами и, по свидетельству Никоновой летописи, совершенно прекратил народные мятежи и соблазны.

* Между тем у Фотия сказано только: не общайтесь с еретиками, как и апостолы учили, — конечно, они не приказывали правителям сажать в тюрьму отступивших от истины, а увещевать их с любовью.

В XV веке стригольники появились опять. “Ересь” этих новых стригольников заключалась в том, что они обличали нечестивых священнослужителей. Неудивительно, что новгородский архиеп. Геннадий так ненавидел еретиков: скоро раскрылось его преступление — мздоимство при постановлении священников. Геннадий был отстранен от управления высшей церковнон властью.

Что церковь русская в конце XV века была еще не вполне духовно ослаблена, свидетельствует продолжительная борьба Иосифа с самим великим князем Иваном III, который сомневался в возможности казнить кого-либо по обвинению в ереси.

Только в конце жизни, как правильно предполагает исследователь княжения Ивана III, великий князь под влиянием страха перед загробной жизнью (а Иосиф был замечательный мастер внушать такой страх — вообще, от него усвоено русскими священнослужителями запугивание христиан вечными муками), Иван III стал склоняться, чтобы исполнить навязчивую просьбу Иосифа. Несколько свиданий по этому поводу великого князя с Иосифом Волоцким необычайно показательны. Вот разговоры князя с Иосифом: “Прости меня, отче, как митрополит меня простил. Я знал про новгородских еретиков”, — говорил Иван III Иосифу.— “Государь, если ты подвигнешься на нынешних еретиков, то и прежних Бог тебе простит”. На этом свидание прерывается. Страх Ивана III, что он знал о еретиках, усугублялся тем, что он сам этих еретиков вызвал из Новгорода и. приблизил к себе. Конечно, менее всего Ивана III можно подозревать в сочувствии жидовствующим — здесь только обнаруживается, что к еретикам жидовствующим Иосиф и его присные для своего удобства причисляли не по церковному трафарету (не книжно) мыслящих и, в особенности, критикующих злоупотребления священного клира. Этой критике и сочувствовал Иван III — оттого и призвал к себе из Новгорода “еретиков”. Его внук Иван IV на стоглавом соборе уже открыто обличал священнослужителей во многих злоупотреблениях.

После описанного свидания через несколько времени Иван III опять призвал Иосифа и опять стал ему говорить: Митрополит простил мне”. — “Государь, в этом прощении нет тебе пользы, если ты на словах просишь прощения, а делом не ревнуешь о православной вере” — “Этому быть пригоже, — сказал князь, — а я знал про их ересь”.

После данного обещания Иван долго ничего не делал и снова, призвавши Иосифа обедать, спросил: “Как писано: нет ли греха еретиков казнить?” Иосиф сказал, что у апостола Павла в послании к евреям сказано: “Кто отвергнется Моисеева закона, тот при двух свидетелях умрет”. Кольми паче тот, кто попирает Сына Божия и укоряет благодать Святого Духа.— Интересно, как Иван III воспринял это антихристово толкование писаний апостола любви? Иван замолчал, говорит летописец, и не велел Иосифу более говорить об этом.

Иосиф старался воздействовать на Ивана через его духовника: “Я много раз, — писал к нему Иосиф, — бил челом государю, чтобы послал по городам искать еретиков. Великий князь говорил; пошлю, сейчас пошлю! Но вот уже много времени прошло, а он не посылает”. Иосиф представлял в этом письме много примеров из византийской истории, когда православные императоры мучили и убивали еретиков, и убеждал духовника князя доказывать великому князю, что нет греха мучить их. Иосиф победил Ивана III в 1503 году, когда был созван великим князем собор, на котором еретики были присуждены к сожжению и разным мукам.

Впрочем, Иосифов дух в деле еретиков восторжествовал только при династии Романовых. При последних Рюриковичах ему было еще очень тесно. Так, Василия III Иосифу долго пришлось умолять о преследовании еретиков. И только много времени спустя Василий подверг указанных Иосифом лиц пожизненному заключению. Царствование же Ивана IV и сына его Феодора обошлось без жестоких мер против еретиков. Об этом свидетельствует дело Башкина, о котором мы говорили. На стоглавом соборе Иван IV обличал злоупотребления священнослужителей (особенно корыстолюбие иерархов — собственников больших земель) и многие другие непорядки в церкви. Но его речи совершенно не касаются .борьбы с какими-лиоо ересями и нет одобрения жестокостей с еретиками.

Однако другая мысль Иосифа о великом, первенствующем значении царя в церкви послужила основанием вовлечь иерархов в борьбу царей с их политическими врагами.

Некоторое время иерархи, верные святости древних русских иерархов, вели непосильную и потому мученическую борьбу с посягательствами царей втянуть их в политическое нечестие. Таков был м. Варлаам. Василий III в начале двадцатых годов XVI века предложил митрополиту подписать крестоцеловальную грамоту Василию Шемячичу, что ему не будет по приезде в Москву никакого насилия. М. Варлаам, удостоверившись от Василия III, что Шемячич будет непременно арестован по приезде в Москву, отказался подписать эту лживую грамоту. Тогда вел. кн. Василий принудил митрополита уйти в Симонов монастырь, а оттуда сослал его в дальнюю обитель. После этого Василий самолично без собора епископов назначил митрополитом игумена Иосифо-Волоколамского монастыря Даниила (преемника и лучшего ученика Иосифа Волоцкого).