Geum.ru

Холодный рассвет занимался над Архонтом. Чернильная синь отступала, но на западе еще блестели звезды. Воздух был напоен прохладой и пряными ароматами

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4   5
Глава 6


На этот раз был день. Ярко светило солнце. Поляна, на которой стояла палатка, была залита им, как расплавленным воском. Только что кончился дождь, от земли поднимался пар, неестественно-зеленая, вымытая трава стеклянисто поблескивала. Каспар, с утра объезжавший со свитой лагерь, двигался по дну неглубокого оврага, заросшего кустами с длинными узкими листьями. И когда конь задевал ветки, на Каспара сыпался холодный заряд дождя.

Принц был молчалив. Рана еще не зажила и причиняла ему боль. Если нужно было повернуть голову, он лишь угрюмо скашивал свои желтые кошачьи глаза и отдавал приказы режущим голосом.

Каспар, не задерживаясь, миновал солнечную поляну. Белый конь, играя грудными мышцами, стал взбираться по лесистому склону. С каждым шагом становилось темнее, стволы, покрытые голубоватой пеной мхов, утолщались, буйно рос папоротник. Копыта лошадей продавливали мягкий перегной. В кронах вопили невидимые птицы. Каспар был погружен в себя. О Герберте он больше не думал. После того, как брат был казнен, его легион присягнул Каспару.

Прошлого для Каспара не существовало. Имело значение только настоящее, где он волен что-то изменить. Только рана на шее напоминала о вероломстве брата. Пять лет назад, второй по старшинству, Каспар мог претендовать лишь на герцогство в Адране. Он сам переступил черту, заглянул за край, оказался на той стороне. Много раз находился между зверством, сумасшествием и отчаянием. Собирал армии и терял их, оставаясь один на один с палачами. Поверженные братья многое бы отдали за второй шанс. Но это не турнир, это – жизнь. А в жизни второго шанса не выпадает.

Каспар слышал, будто к младшему брату Асуру примкнул барон Моцарт из клана Лилов, такой же неуравновешенный мальчишка и такой же маньяк. Они объединились и стоят с флотилией на Горячем озере.

Угрожать на водах они могут только одному человеку. Гессуру. Гессур, до мозга костей преданный Лавану, примет их вызов, и скорее всего, для младших это будет означать конец. Гессур и Лаван – единственные достойные противники во всей этой шайке-лейке, подумал Каспар.

И еще Завулон… Но Завулон был так горд своим первородством, что позволил себе роковую роскошь. Он доверял своим родственникам… Все хорошо. Все на руку Каспару. Кто желает трона, должен драться! Берегись, Эрих, я иду. Каспар всем корпусом развернулся в седле. Из чащи не было видно гор, но ветер долетал с Ибера. Бледный сжатый рот Каспара сложился в усмешке.

С тех пор как началось кровопролитие, Каспар был сам по себе. Сам принимал решения и сам нес всю ответственность. Осознание того, что скоро он увидит Эриха умирающим, будоражило его, как хорошо выдержанное вино. Пора возвращаться в лагерь. Каспар проехал еще шагов двести и очутился на выжженном участке, где росли молодые деревца. Посреди поляны, воткнутый в землю, стоял штандарт Герберта, и солдаты, смеясь, целились в него из арбалетов. Увидев это, Каспар изменился в лице. Рыцари свиты разогнали солдат, а принц, поводя своими дикими глазами, не трогался с места, и все, что наполняло его в эту минуту, была ярость.


***


Мандрагора остановилась в небольшом гостином дворе на краю степи. Из окна ее мансарды была видна речка, что живо текла в бесконечных зеркальных берегах навстречу могучему Астрильду. Хозяевам гостиницы – пожилой супружеской паре – Мандрагора приказала гнать всех посетителей и дала столько золота, что бедные простые люди были на все согласны. Здесь царила тишина. Впервые за долгое время Мандрагора была спокойна. Называлось это место Серая Цапля.

Когда оба солнца падали вниз, теряя все свои лучи, а из задремавшего русла выбирался туман с воинством призраков, обволакивая все вокруг и укутывая гостиницу мокрыми одеялами, Мандрагора выходила на потемневший берег, садилась на траву и бесконечно долго глядела на воду.

В гостинице в обеденном зале с мягкими домашними половиками и головами оленей в дубовых рамах ее ожидал ужин, и в оловянной плошке свеча, что горела неярко и вся обливалась слезами. Хозяйка садилась на скамейку у очага и что-нибудь рассказывала, сложив на коленях старческие узловатые руки. Муж ее возвращался с конюшни, где, кроме его каурой кобылки, такой же старой и подслеповатой, как и он сам, стоял один-единственный жеребец – могучий вороной трансформ.

В Серой Цапле Мандрагора провела пять дней. Пора было уходить. Прощаясь со стариками, она сказала:

- Мне хорошо было в вашем доме. Прощайте.

Она скакала вдоль серебряной реки. Копыта Беовульфа выбивали облачка пыли. Обернувшись, она увидела вдалеке дом, опрокинутый в ясное небо, старую липу и двух стариков на белой дороге.

Было это в Адране, в середине апреля. Дорога была как шелк, и встречный ветер целовал ее в губы…


***


Путь Мандрагоры лежал в Иберию, в родовое поместье. Она чувствовала, что должна побывать там, потому что там ее ждет послание. Потому что оттуда она слышала зов.

Добираться до скалистого Ибера она решила по воде, в обход Иллирии и Отигии – имперской болотной пустоши. Теперь она направлялась в Лацию, ближайший город на берегах Астрильда, такого же могучего и прекрасного, как сама Адрана. В городе она узнала, что Лация принадлежит Гессуру, и имя графа, и ее решительный вид помогли ей попасть на борт снаряженной медузы. Корабельщики подняли полосатый парус, оттолкнулись от пристани, и рулевой взялся за штурвал. Сине-зеленые волны Астрильда бились о борта судна, ветер наполнял парус.

Когда в слепящих брызгах солнца стала видна изумрудно-жемчужная гладь Астрильда, Мандрагора поняла, что близится Маргус, город-крепость, посвященный богу войны, чьи стены возвышаются на острове в месте слияния двух могучих рек Империи – Астрильда и Амадины.

В шумном порту, пока корабельщики разгружали свой товар, Мандрагора нашла другую медузу, готовую к отплытию. За годы междоусобиц купцы научились не спорить с рыцарями и согласились взять воительницу на борт. С каждым часом она была все ближе к Иберийскому хребту.

Обе реки заканчивали свой путь в Горячем озере, где с некоторых пор стояли боевые флотилии. Но на этот раз Мандрагору ничто не отвлекало от цели. Она знала, что не успокоится, пока не исполнит обещания, данного когда-то Пурпурному чародею, и пока Ангел не займет трон Адраны. А там будь что будет Каждый за себя, и только боги за всех.

Мандрагора стояла на носу медузы. Ветер продувал насквозь, трепал волосы. Ветер нес корабль на восток. И еще очень, очень далеко, в фиолетовой дымке вечера темнели вершины Ибера.

***


На мозаичном полу лежали косые прямоугольники солнца, лившегося сквозь огромные окна. Небо было лимонно-желтое, горячее, с голубыми пастельными пятнами. Клавдий Максимус остановился. Взгляд его скользнул по золотым отпечаткам, и это напомнило ему юность, дни, проведенные в отдаленном монастыре, похожем больше на тюрьму, где он готовился стать жрецом Забара, светлого, живительного Солнца. Напомнило мрачную келью с причудливыми узорами плесени на потолке, грудами рукописей и свитков, тишину, нарушаемую время от времени мышиной возней. Иногда, около полудня, когда солнце добиралось до окошка, Клавдий ложился ничком на пол, где прозрачный солнечный луч очерчивал щербатый квадрат, всегда в одном и том де месте. Закрыв глаза, не думал ни о чем, или вспоминал дом, жалкую лачугу в центре селения, где справа и слева лепились такие же жалкие обиталища арендаторов; братьев, сестер и почему-то черного щенка с белыми лапами, больного лишаем, и его блестящие, по-детски любопытные глаза-пуговки. Но все это постепенно уходило, стиралось из памяти.

Клавдий вышел на крытую галерею с лесом тонких мраморных колонн. Отсюда начинался сад, ступенями спускавшийся с Нефритового холма до квартала Ювелиров. Каждая ступень украшалась мозаикой, статуями богов, фонтанами, которые переливались один в другой, образовывали каскады. Было только одиннадцать часов, а уже стояла настоящая жара. Все высыхало. Запах роз здесь был настолько силен, что сам воздух становился им, обволакивал все жирной пленкой, давил на виски. Но Клавдий любил розы.

На дорожке, скрытой кустами, послышался стук сандалий, и тут же возник человек в длинной синей тунике, с мечем у пояса. Быстрым, по-военному четким шагом он направился к Клавдию. Это был Янус.

- Верховный, - короткий кивок головой.

Клавдий, не отрывая взгляда от бутона, произнес:

- Какое прекрасное утро.

- Да… Ты хотел говорить со мной?

- Хочу говорить, - поправил его Клавдий. – Суетный мир... Но в нем есть восхитительные вещи. Я бы потратил остаток жизни на созерцание огня и розовых бутонов.

- Тогда тебе нужно было стать отшельником, - заметил Янус.

- Да уж, наверное…

Голос Януса стал другим. Клавдий, наконец, взглянул на тетрарха. С каменным лицом тот стоял среди цветочного великолепия. Янус страдал аллергией, запах роз был для него невыносим.

Они спустились на несколько уровней. Здесь было прохладнее, звенел фонтан. Воин и безоружный жрец неторопливо прохаживались в тени деревьев. Но молчали, но Янус, наконец, нарушил молчание.

- Что-то угнетает тебя, верховный?

- Трудно пока говорить… Ты сам все поймешь.

- Мы ждем кого-то?

- Он уже здесь.

Где-то позади послышался легкий, неопределенный звук. Шелест плаща, и не более. Янус обернулся. Смертельно побледнев, брезгливо поджал губы и с вызовом уставился на человека в плаще из черного атласа.

- Что он делает здесь? – произнес Янус, тщательно скрывая раздражение, недоумение и злость на поступок понтифика.

- Марций Альба явился по моему приглашению.

- В таком случае, верховный, позволь оставить вас. Не хочу быть помехой в беседе двух ученых мужей.

- Лев, я пригласил вас обоих, - возразил Клавдий. – Прошу тебя, умерь свой гнев. Сейчас не время сводить счеты.

- В этом ты прав, верховный. Но и греть на груди змею не время! Что бы ты ни сделал во имя Империи, Альба все извратит! – Передернув плечами, словно от холода, Янус заглянул в лицо жреца. – Если ты скажешь белое, этот дьявол скажет – черное.

- Это не столь важно теперь. Почему? Я скажу. Есть сверхзадача, с которой не справятся обычные воины. Нужны сверхлюди, трансформы. Дело деликатное и весьма спешное. Задействованы должны быть обе организации – Алауда и Скопа.

- К дьяволу Скопу! Мои рыцари передушат этих недоносков, как щенков!

Марций Альба, тетрарх Скопы, оставался невозмутим, как статуя. Его тяжелая челюсть была по обыкновению выпячена вперед, короткий нос вздернут, а помутневшие, словно зимнее небо, глаза глядели равнодушно из-под складчатых век.

- Лев, довольно, - прервал Януса Клавдий.

- Я ни о чем не стану договариваться с о Скопой.

- Ты далеко зашел.

- Я могу зайти далеко настолько, насколько позволит мне честь рыцаря. И…

- Это приказ, Лев.

Янус набрал в легкие побольше воздуху. Лицо его пошло пятнами.

- Не навязывай нам этого ублюдка из южан, - как можно убедительнее произнес Янус.

Альба, наконец, нарушил молчание. Губы его разлепились, и своим раскатистым голосом он произнес:

- За все это время я ни разу не оскорбил тебя. Цени это, Янус.

- А я за все эти годы, что ты встаешь у меня на пути, не проделал в тебе ни одной дырки. Знал бы ты, чего мне это стоило, Альба.

- Ну, конечно! На что еще способен воитель Алауды.

- По крайней мере, мы поражаем врага в честных поединках, а не подсыпаем в бокалы яд.

- Варвары.

- Да ну! Вы называете себя рыцарями Империи! Если подумать, вы больше похожи на мурен, эту эгинскую гниль.

Руки тетрархов легли на рукоятки мечей. Оба глядели друг на друга с ненавистью. Клавдий Максимум забрал в кулак бороду.

- Вынужден прервать вас, господа. Ваши руки обагрены кровью. Так стоит ли спорить о методах? В этом мире существует только одна правильная мера – Адрана. И все, что делается во имя ее – справедливо.

Клавдий говорил быстро и отрывисто, и тетрархи поняли старика, поняли все, что он чувствовал. Огонь потух в глазах Альбы, все так внешне равнодушно, он жестом дал понять, что готов выслушать понтифика. Янус убрал руку с меча с видом волка, у которого из-под носа увели добычу.

- Как вы знаете, Эгин предложил нам союз, - произнес Клавдий. – И Адрана ответила согласием. Сегодня в королевство должен был вылететь отряд боевых драконов. Но… он задержан по моему приказу. – Понтифик помолчал. – Благородные рыцари, королева Сулла убита. Ее отравили. Престол занял барон Дойл, родственник Филиппа Вепря из побочной родовой ветви, но в его жилах течет королевская кровь. Барону тридцать один год, его называют Бешеным. Армия Эгина присягнула новому королю. Это все, что известно. – Клавдий на минуту замолчал, заново переживая эту информацию. – Пока мы не знаем, как молодой король поведет себя, и что для него будет означать союз с Адраной. Преданным гражданам не все равно – жить в Империи или погибнуть. А для вас, благородные тетрархи, это наиважнейший вопрос. Могущественная Империя всегда была свободна. Во веки превыше всего было благородство, честь… Тетрархи! К вам обращаюсь перед лицом живых богов. Умерьте свою неприязнь друг к другу. У всех нас один общий враг – Каньон.

Они прохаживались по садовым дорожкам, стражники вытягивались, завидя их. В райских кущах свистели птицы, и где-то звенела, переливаясь, невидимая вода.

- Мы должны себя обезопасить. Не растрачивать силы в междоусобных сварах. Принцы сошли с ума, не иначе! Ни один не откликнулся на приглашение Совета!

- Все началось здесь, в Архонте, - процедил сквозь зубы Альба. Смысл фразы, брошенной вскользь, мог быть каким угодно, но старик понял его, знал, на что намекает Альба. – И закончится здесь. – Уголки губ Альбы раздвинулись. Было в этой злобной усмешке что-то сатанинское.

И Максимус, наконец, решился:

- Приказываю арестовать принцев и доставить в столицу. Незамедлительно. Взять под контроль войска, чтобы они не взбунтовались.

- Что будет с принцами? – прогудел Альба.

- Они должны понять, что происходит на самом деле. Континент уже не тот, мир изменился. Идет война. Амбиции наследников могут привести к краху целую Империю. Неужели это так трудно понять? Нельзя творить зло именем высоких идеалов!

Зрачки Альбы расширились. Он был готов вцепиться в горло понтифику.

- Их пятеро – живых. Ты подбиваешь меня на то, чтобы я причинил страдания будущему Императору?

- Принцев нужно спасти от них самих, а Империю – от ярости, Альба.

- По-твоему, подземелья дворца на Нефритовом холме подходящее для этого место? Прекрасно остужает голову, так, верховный?

- Альба, так решило правительство, и ты не смеешь этому противиться.

Тетрарх Скопы изменился в лице, его всегда бледная кожа приобрела землистый оттенок. Он крутанулся на пятках, и из его горла вырвался звериный рык.

- Ты далеко зашел, старик. Ни тебе, ни жрецам, которых ты опрометчиво называешь правительством, я не давал клятвы верности. Я служу Императору. Скажи мне, ты – Император?

- Остановись, Марций Альба, - с угрозой произнес понтифик. – Как бы тебе не раскаяться.

Альба отпрянул. Смерил Максимуса и тетрарха Алауды презрительным взглядом.

- Твои приказы, жрец, для меня что дым. Я не на твоей стороне.

Клавдий опустил глаза.

- Такой жизни, как была когда-то в Адране, мы не увидим больше никогда, - прошептал он.

- Ты не увидишь, - бросил Марций. – И знаешь, почему? Потому что ты стар. Потому что время твое ушло.

Он откланялся и, повернувшись, быстро пошел прочь. Некоторое время жрец растерянно глядел ему вслед, не веря, что тетрарх посмел так говорить с ним. И вдруг, обезумев от бешенства, закричал ему вслед:

- Я тебе не волшебник! Я не Пурпурный чародей! Ты, Альба, сидишь на своем мешке добродетелей, а они уже все заплесневели. Если бы я мог все сам, один, зачем тогда, скажи, мне нужны все вы, хваленые воители?! И знаешь, что? Я плюю на вас, на тебя! Вот так: тьфу! Тьфу!!!

Клавдий обернулся и уставился на Януса круглыми глазами, не веря, что еще рядом есть кто-то, что он не один. В горле у него что-то булькало и клокотало.

- Это измена, - прохрипел он.

Янус покачал головой.

- Нет. Альба дурак, но не предатель. Он сказал тебе, что думал. Теперь он бросится спасать принцев.

- Дьявол! Дьявол! Это усложнит дело.

- Да ну! Так даже интереснее.

Брови понтифика поползли вверх, но Лев жестом дал понять, что объяснений не последует.

Они поднимались к дворцу по роскошной лестнице. С каждым шагом усиливался невозможный запах роз. Лев Янус думал о том, что уже несколько его рыцарей погибли при загадочных обстоятельствах. Теперь он почти не сомневался, что это дело рук Скопы.


Глава 7


Перед самым рассветом в водянистых сумерках войска принца Каспара двинулись к узкой извилистой долине, теснимой скалами Ибера. Каспар сидел на белом иноходце, горячем и нервном, вид у принца был воинственный. Из леса вышла конница. Некоторое время отряды стояли на открытом склоне, давая возможность дозорным Эриха убедиться, что Каспар подготовился к встрече с братом. А в том, что их сейчас видят, он не сомневался.

Линии всадников одна за другой скрылись в сгустившемся тумане. Следом шли тяжеловооруженная пехота и отряды лучников. Каспар намеревался внезапно атаковать части Эриха, нанести удар в горах, выгнать в Орлиную Долину и там окончательно уничтожить. Но из-за предательства Герберта план рухнул. Вся кампания оказалась под угрозой срыва, пока Каспар находился между жизнью и смертью. А его легионы оставались на месте, все в том же лесу на пологом холме перед лицом непредсказуемых и опасных гор. Положение армии Каспара было очень шатким.

Странно, что Эрих не воспользовался этим. Конечно, такую деликатность можно было списать на плохую информированность. А если нет? Что, если Эрих все-таки знал, что человек, приведший к стопам Ибера всех этих воинов, лежит без сознания, и именно теперь одним ударом можно сокрушить вражескую армию? Принцы Адраны были воспитаны по законам благородства, но мог ли Эрих забыть, что стало с Завулоном, старшим братом…

Как бы там ни было, Эрих не напал…

Ежедневно происходили стычки между патрулями Эриха и Герберта – именно эти легионеры чаще всего покидали лагерь. Потери несли та и другая стороны. Солдаты были подавлены и уже наметились черты затяжной и бессмысленной войны.

Изрытая оврагами каменистая долина была затянута туманом. Отряды шли с огнями, не скрываясь, и в предрассветной колышущейся мути были как водные духи. Впереди обозначились силуэты гигантских валунов, которые принес сюда древний ледник. Защитники Ибера напали неожиданно. Это было самое неподходящее место для сражения. Солдатам Каспара негде было укрыться, передние цепи гоплитов были буквально скошены прицельным огнем. Каспар видел, что его солдаты в замешательстве, еще минута-другая и начнется паника. Он кричал во всю силу легких, приказывая пехоте отходить и выводя вперед лучников. Конница сосредоточилась по флангам и отступила на безопасное расстояние. Нападавших видно не было – им помогали туман и эти чертовы камни. Без сомнения, преимущество было на стороне Эриха. Сейчас Каспар был не волен что-либо изменить. Это бесило. И именно это не давало ему отступить под защиту леса.

Из-за валунов показались всадники. Были развернуты знамена принца Эриха, и кони неслись во весь опор. Вскоре стало ясно, что их несколько сотен. Пешие отряды Каспара быстро отступали, все время слыша за спиной стук копыт. Тут вперед ринулась конница с флангов, отсекая пехоту и давая ей возможность укрыться на склонах.

Всадники Эриха и Каспара встретились. Туман застил глаза. В двух шагах ничего нельзя было разобрать. В давке жеребцы сталкивались, бешено визжали и грызлись. Всадники сшибались, наносили друг другу жестокие удары, умирая, падали с коней. Лучники с той и с другой стороны, не имея возможности вступить в битву, смотрели на неразбериху в долине, похожей на саркофаг, на то, как гибнут их соратники.

Каспар был увлечен сражением. Ничто для него не имело значения в эти минуты, кроме одного, он знал: то, что он делает сейчас, приближает его к цели. Вдруг в тумане что-то мелькнуло. По телу Каспара прошел озноб. Спинным мозгом он почувствовал своего врага.

Туман разорвался, и в месте разрыва предстал бело-зеленый штандарт с геральдическим крылатым львом. Это был знак брата. Теперь Каспар не сомневался, что Эрих здесь. Он двинулся в том направлении на своем диком белом жеребце, расчищая себе дорогу двумя мечами. Его внимание привлек всадник в богатых доспехах на рысаке благородной серой масти. Он был спокоен, его как будто не волновала битва. Он вел поединок с рыцарем на рыжей кобыле – Даниилом, приближенным Каспара. Забрало на шлеме всадника было поднято, и, когда он обернулся, Каспар узнал Эриха. Х глаза встретились. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Затем Эрих поднял руку в перчатке и сделал приглашающий жест.

В это время Даниил атаковал. Эрих ушел от удара, а следующий выпад принца стал смертельным для генерала – клинок вошел под нагрудную пластину панциря.

- Я давно жду тебя, брат! – закричал Эрих, скаля белые зубы.

Если приходилось драться, он всегда улыбался. В детстве, когда юные принцы учились фехтовать, он бросался в атаку играючи, с улыбкой. Позднее это стало его фишкой, чем-то вроде личной печати – умница Эрих понял, как это действует на юных леди.

Каспар видел, как Даниил ткнулся лицом в шею лошади и свалился вниз, под ноги дерущихся. Принц пришел в бешенство и с новыми силами стал пробиваться к Эриху. С улыбкой, теперь больше похожей на оскал, Эрих двумя-тремя выпадами расправлялся с противниками, неумолимо приближаясь к Каспару. Эрих не боялся пролить крови, ни братскую, никакую.

Мечи принцев со звоном скрестились. Напирая на гарду, Эрих оттолкнул руку Каспара, провел пальцем по клинку.

- Благородный металл. Я напою его твоей кровью, братец, - заявил он.

- Пустые надежды, Эрих. Ты бросил вызов Императору, знай это.

Эрих с сомнением покачал головой.

Принцы бились недолго, их разъединили телохранители Эриха, толчея сражения все больше оттесняла Каспара. Подоспела его охрана, ощетинившаяся клинками. Принцу пришлось отойти за линию всадников.

Каспар был неудовлетворен, зол на себя. Нет, поистине, он был взбешен, ярость его не находила выхода. Он снова искал Эриха в этой непроглядной мути, ждал, что блеснет филигрань доспехов.

Внезапно наступила тишина – всадники Эриха отступили. С севера подул сильный порывистый ветер, разгоняя туман, и вскоре тот исчез, как морок. Поле битвы было устлано телами павших, а в васильковом небе кружили грифы. Среди павших Каспар увидел рыцаря в шлеме с плюмажем из перьев. Он лежал навзничь, раскинув руки, нога застряла в стремени, и лошадь, падая, придавила его. Вероятно, он был мертв. Каждый из наследников в этой кровавой драме опирался на поддержку знати, а кое-кто – и жрецов. Каспару стало любопытно, кто же он, поверженный соратник Эриха? Он спешился и подошел ближе.

Судя по гравировкам на доспехах, рыцарь принадлежал к знатному, влиятельному роду. Каспар поднял забрало на шлеме воина. Ему казалось, он готов ко всему, но то, что он увидел, потрясло его и еще больше разозлило.

Каспар узнал этого человека. Сходство было очевидно. В первый момент принцу показалось, что он видит перед собой самого воителя, только на тридцать лет моложе. Тот же сдавленный короткий нос, та же пудовая волевая челюсть. Вне всяких сомнений, перед Каспаром был сын Марция Альбы, тетрарха Скопы.

Каспар давно думал о союзе с организацией бессмертных. Ему нужны были трансформы, а кто: Алауда или Скопа, не имело большого значения. Оба тетрарха отклонили предложение принца. И что он видит перед собой?..

Эрих… Безумный братец с сатанинской усмешкой, вечный соперник. Все же на этом повороте Эрих его обошел. Как ему это удалось? Чем он взял Альбу? Вспомнился Герберт, его последние слова перед смертью… Эрих купил Альбу, а Каспар его убил. Ха!

Каспар уже хотел пойти прочь, как вдруг рыцарь застонал и открыл глаза. Принц смотрел на Альбу-младшего со смешанным чувством. Больше всего ему хотелось вонзить раненому кинжал в горло. Отомстить Марцию за то, что он посмел так с ним поступить. Усилием воли Каспар сдержал себя.

Веки раненого дрогнули, взгляд ничего не выражал, так, что Каспар даже усомнился, осознает ли тот, кто перед ним. Альба сделал движение, словно хотел подняться, и прохрипел:

- Лорд Каспар…

Принц не ответил.

- Мне будет не стыдно предстать перед Маргусом. Я сражался за Адрану.

- Я тоже, - бросил принц.

Альба издал квакающий звук. Он смеялся. Изо рта его пошла кровь. Этот щенок еще может пригодиться, решил Каспар. Доспехи Альбы были сильно повреждены, из нескольких ран на груди вытекала кровь. Каспар громко позвал Рила, одного из своих телохранителей.

- Отвезите этого человека в лагерь. Лекарю скажи, он мне нужен.

Ветер, дувший с севера, усилился. Впервые показалось солнце. Каспар увидел, что на склоне холма, во впадине вырыта могила, солдаты складывают в нее мертвых и заваливают камнями. Он шел все выше по склону, где вся трава была вытоптана его отрядами.

Почти на самой вершине холма, между исполинских древесных стволов был сложен костер. Там стояли офицеры. Каспар направился туда. На земле в ряд лежали знатные воины, каждый был в доспехах и при оружии. Каспар увидел Даниила, едва узнал его – так генерал изменился. Принц не мог отвести взгляда от его посеревшего лица. Люди, собравшиеся у костра, повернули головы и смотрели на принца. Глаза его сузились. Он понял, о чем думают его воины.

- Можно сказать, лорд Каспар, мы остались без командиров, - произнес легат с клеймом на скуле, ассиметричной пятиконечной звездой.

- Это война, - бросил принц.

Языки пламени были бесцветными при свете дня. Они метались из стороны в сторону, сильный ветер прибивал к земле грязный белесый дым. В стволистой мгле что-то мелькнуло. Каспар исподлобья вглядывался в дымную завесу. В тени тополя стоял Герберт, и ветер заворачивал края его плаща…

Каспар с силой растер лицо ладонью. К нему повернулся легат наемников.

- Что случилось, господин?

- Ничего.

- Надо всех павших предать огню, как делали наши предки.

- На это нет времени. Скажи жрецам, пусть споют плачь Жерара. Мертвые услышат.

Каспар углубился в лес. Ветер бушевал в кронах. Шум листьев был похож на грохот прибоя. После похорон кошки скребли на душе. Он подумал о Герберте. Почему брат сказал, что Эрих гуманен? Это же чепуха. Все они, восемь братьев - принцы Адраны, и ничего, кроме Адраны, им не надо. Любой из них занял бы трон, представься им такая возможность. Любой предпочел бы умереть, пытаясь сделать Адрану своей, нежели жить в покое и безвестности. Но Герберт… Герберту он доверял почему-то больше, чем другим. Рана на шее не позволяет забыть о непростительной глупости. Горькая улыбка искривила губы Каспара. Ладно, это ничего, хоть что-то останется на память о непочтительном брате.

Доверие и верность… Странно все это. Пора перестать покупаться на эту дешевку. Он стремится быть первым, а первый всегда один. Каспар с хрустом стиснул кулак.

С ним был Дон Кейк, начальник личной охраны. Некоторое время они шли молча, но Кейк нарушил молчание.

- Не нравится мне все это, господин, - сказал он.

- Что именно?

- У меня нехорошее предчувствие. Столько народу положили, но так и остались на этом проклятом холме. – Дон, как собака, потянул носом воздух, покачал головой. – На душе так тяжело, словно должна случиться какая-то беда.

- Довольно! Я пришел сюда за головой моего брата. И не уйду, пока не получу свое.

- Что ж, будем уповать на милость богов.

- Уповай, если хочешь. А я полагаюсь на крепость руки и острый меч.

Каспар не сказал больше ни слова начальнику охраны. Он знал, Дон, как и другие, никогда не поймет его. Он сидел на земле в пятнах солнечного света и почти физически ощущал близкое присутствие Эриха. Каспар закрыл глаза, и шум леса поглотил его.

Война затянулась. Кажется, никто из граждан Империи уже не верит, что этому придет конец. Но скоро Адрана обретет нового Императора, и пусть я взойду на трон, осыпаемый проклятиями, это не сможет поколебать моей решимости.

Со стороны долины доносилось жалобное пение жрецов. Дон стоял рядом, положив обе руки на мечи. Полуденное солнце жгло и спрессовывало воздух. Где-то над юго-восточным горизонтом медным ассарием блестел карлик, окрашивая в цвет свежей крови снежные вершины Ибера. Пора было штурмовать горы, тем более, что патрули разведали самые удобные тропы. Можно многое успеть прежде чем спустится мрак.

Каспар поднялся, отряхивая камзол, и сказал, даже не взглянув на Дона:

- Солнце высоко. Седлайте коней.


***


Родное поместье встретило Мандрагору гробовой тишиной, в которой на цыпочках крались сквозняки. Ветер разметывал по двору клочья соломы, скручивал буравчиками какой-то мусор. Дом, как слепец, глядел черными провалами разбитых окон, мраморная облицовка была сорвана, а колонны крытой галереи выглядели так, словно по ним палили из гранатометов.

Мандрагора осторожно двинулась вдоль фасада, находя все новые следы разгрома. Выйдя на аллею, ведущую в парк, она остановилась. Поперек дорожки лежала статуя Исиды. Дом осквернен. Знать бы только, кем? Обходить дворовые постройки не имело смысла. Очевидно, что, кроме дверей, сорванных с петель, она ничего не найдет. Сдерживая проклятия, Мандрагора вошла в мраморный холл. На полу валялись разбитые винные бочки, темнели засохшие лужи драгоценного, хорошо выдержанного вина.

Осторожно ступая по битому стеклу, она пошла дальше, не зная, что увидит, не зная, чего ожидать. Если в Адране идет травля трансформов, здесь запросто может находиться засада. Воительница прислушалась. Солдаты, будь они в доме, обнаружили бы себя хоть одним-единственным звуком, который она мгновенно бы распознала. Но было тихо, как в могиле. Правда, из глубины дома с одинаковыми перерывами доносился то ли стон, то ли скрежет.

Судя по слою пыли, здесь давно никто не бывал. Мандрагора вытащила из ножен меч и пошла по комнатам, не обращая внимания на царящий вокруг хаос.

Ее кабинет оказался не в лучшем виде. Мандрагору покоробило, что со стен исчезло все старинное коллекционное оружие. Но тайник был не тронут. И пуст. По логике вещей тот, кто зазвал ее сюда, должен был оставить послание. Иначе, зачем бы она перлась в такую даль! Как бы там ни было, это не могло быть чьей-то глупой шуткой. А значит, послание существует, в этом Мандрагора не сомневалась.

Осторожно прикрыв дверь кабинета, по грязному, пыльному коридору она скользнула в северную часть дома. Здесь плавал жидкий сырой сумрак, махровые кусты жасмина и шиповника задерживали свет, к тому же, на улице значительно потемнело. Мандрагора не знала, где искать то, что ей было нужно. Назойливый звук, который она все время слышала, ввинчивался в голову. Это неприятно щекотало нервы, наводило на тревожные мысли. Мандрагора двинулась к источнику звука и, наконец, нашла его.

Она вцепилась в дверную ручку, когда увидела подвешенный к потолочной балке полуистлевший труп. Ветер, задувавший в разбитые окна, раскачивал мертвеца, и тот медленно кружился. Взвизгивало медное кольцо, вот что слышала Мандрагора. Даже в таком страшном виде она сразу узнала управляющего поместьем. Нечего и говорить, что бросить так бедного старика она не могла.

Она вышла в сад, и ветер швырнул ей в лицо пригоршню песка. Не спеша, она стянула через голову перевязь с Эдельвейсом, отстегнула поясной меч. Не следует оскорблять благородный металл делом, которое предстояло.

Мандрагора выбрала местечко посуше, у самой стены, и, помогая себе ножом и руками, принялась рыть могилу. Затем принесла покойника, завернутого в покрывало. Ей стало грустно от вида несчастного, обезображенного разложением лица старика. Вспомнилось, каким он был при жизни. Смерть – одна из великих тайн, о которой известно все, и ничего, то, что владеет мирами безраздельно. Мандрагора прочла над могилой короткую молитву, прежде чем засыпать ее землей.


***


Старина Роджер узнал ее, как только она переступила порог. За то время, пока они не виделись, он здорово изменился. Роджер всегда относился к Мандрагоре с особой теплотой, почему, она не знала. Кабатчик, пошевелил усами и, указывая на бутылки у него за спиной, спросил:

- Стаканчик красного, леди? Как обычно?

- Не думаю. Не теперь, - сказала Мандрагора. – Плесни коньяку.

Мандрагора сидела у стойки и с мрачным выражением на лице потягивала спиртное. За длинными столами болтали о всякой ерунде, Роджер с непроницаемым видом вытирал стаканы белоснежным полотенцем и вполглаза поглядывал на Мандрагору, готовый в любой момент поддержать разговор.

Рядом кто-то сел и потребовал себе эля. Сначала незнакомец разглядывал воительницу круглыми глазами со зрачками как игольное ушко, потом хлебнул из кружки и прочистил горло.

- Чудесный вечер сегодня все-таки, - сказал, наконец, он, обращаясь к Мандрагоре.

- Не заметила.

- Вот это напрасно. Вечерок хоть куда. – Он помолчал. – И выпивка у старины Роджера тоже ничего.

- И?..

- Ну, я подумал, может, леди меня угостит?..

Мандрагора удивилась и повернула голову. Драная куртка на вате, желтый шейный платок, лицо наглое, тревожное. Был он средних лет, худощав и темноволос.

- Интересно, зачем мне это?

- Решать тебе, конечно… А ты уже побывала в поместье?

- Тебе что за дело?

- Ну, мы могли бы поговорить…

- А разве есть о чем?

Он улыбнулся. Улыбка у него была совершенно разбойничья.

- А если бы я сказал, что знаю, кто разорил твое поместье? Допустим, я так сказал… Я мог бы посекретничать с тобой. И возьму по-божески.

Мандрагора долго молчала, потом кивнула Роджеру:

- Налей ему.

Оказалось, его зовут Цапик, и он бывший арендатор. В прошлом году здесь столкнулись принцы Эрих и Езекия. Дрались они как бешеные, и не где-нибудь, а в Виноградной Долине. Выжгли все виноградники, апельсиновые и лимонные рощи, людей разорили. Езекии после того сражения не стало, а Эрих ушел в горы. От эля Цапик быстро окосел и понес всякую чушь. Сказать по-правде, он мало смахивал на арендатора. Он так и виделся Мандрагоре в компании дружков на большой дороге с кистенем в руке.

- Мое поместье кто разорил? – сказала она.

- Кто? Не знаешь, леди? Они, принцевы головорезы. То ли Эриха, то ли Езекии, или одного из двух.

Мандрагора усмехнулась. Ну и пройдоха этот бездельник, так ловко развел ее. К стойке стали подтягиваться странные личности, похлопывали Цапика по плечу, прищуренными глазами оглядывали Мандрагору. Она бросила Цапику несколько ассариев, которые он ловко поймал, сказала мрачно:

- Бери и убирайся отсюда со своей бражкой.

- Спасибо, леди!

- Проваливай.

Мандрагора стояла на краю утеса и смотрела на поместье, хорошо видное отсюда. Появились луны и ладьями поплыли по небу, посеребрив долину и подножия гор. Внизу беззвучно текла призрачная река. Со стороны кабачка доносился шум веселой компании. При каждом новом взрыве хохота Мандрагора морщилась как от зубной боли.

Она изрядно выпила в этот вечер. Пьянела медленно и вдруг в какой-то момент поняла, что сносит башню – за каждым столом сидели мутанты. Рука ее сама собой извлекла из ножен меч. Тут Мандрагора услышала, как Роджер увещевает ее, и решила, что пора уходить… Она еще раз оглянулась на кабачок и стала спускаться к горбатому каменному мосту.

Конечно, спать в разоренном доме не хотелось, и женщина направилась в парк, в самую запущенную и дикую его часть, граничащую с Даурским лесом. Тропинка, по которой она шла, была хорошо видна в лунном свете, впереди кралась ее раздвоенная тень. От Виноградной Долины, которую она увидела, стоя на мосту, мало что осталось: пустошь с торчащими как волосы демонов уродливыми, обугленными лозами. Это огорчило Мандрагору, словно с прекрасными рощами отсюда что-то навсегда ушло.

Позади Мандрагора заметила крадущуюся фигуру, которая старалась держаться в тени. Кто бы это ни был, ходить тихо он не умел, был слышен характерный звук – человек шел босиком. Мандрагора не придала этому значения, поплотнее укутавшись в плащ, она неторопливо шла между кустов диких роз.

В парке было темно и тихо, мох ничем не уступал дорогому ковру. Мечи она положила по обе стороны от себя и закрыла глаза. Она уже засыпала, когда услышала голос.

- Госпожа Север!

В лунном свете, метрах в пяти от нее, стоял мальчик лет двенадцати, в лохмотьях и островерхой шапке, из-под которой торчали сальные волосы. Мандрагора невольно вспомнила эгина Гиппомаха, в латах, вооруженного до зубов. А ведь они – ровесники…

Она села и сказала:

- Чего тебе?

- У меня к тебе дело, благородная, - громким шепотом сообщил мальчик.

- Дело? У тебя? Ты, верно, сумасшедший.

- Нет-нет! Это правда! – испуганно возразил он.

Мандрагора метнула нож, и клинок вонзился в ствол над самой головой мальчика. Тот обомлел.

- Пожалуйста, не надо! – взмолился он.

- Я приметила тебя еще у Роджера. Ты напрасно пошел за мной. Кто ты такой?

- Не надо, прошу!

- Ты что, оглох? Кто ты?

- Я из этих мест. Я сирота… теперь. Я ничего плохого не хотел, клянусь! Просто мне заплатили за то, чтобы я сохранил одну вещь и передал тебе.

- Это правда?

- Да.

- Хорошо. Выкладывай все, что знаешь.

Мальчишка оттолкнулся от дерева и подошел к Мандрагоре. Глаза его сверкали как звезды.

- Я почти ничего и не знаю. Несколько месяцев назад в кабачок Роджера пришел один человек. Он словно кого-то искал. Он не понравился мне. Я хотел уйти, но тут он посмотрел прямо на меня…

- Что это был за человек?

- Я не знаю! Чужак. Он дал мне письмо и велел передать тебе, когда ты появишься.

- Это все?

- Все.

- И он щедро заплатил?

- Очень щедро, госпожа!

- Где письмо?

Мальчик достал из-за пазухи пакет из плотной серой бумаги с четырьмя сургучными печатями Императора Диаманта. Мандрагору это удивило и встревожило.

- Ты что, так и таскал его с собой?

- Нет, конечно. Оно было надежно спрятано. Я откопал его, когда узнал, что ты вернулась.

- Ты говорил кому-нибудь о письме?

- Чужак не велел болтать.

Мандрагора сломала печати. Это было именно то, ради чего она пришла в Иберию. Теперь она знала точно, что делать и куда идти.

Она знала, где Ангел.

Мандрагора подобрала мечи и протяжно свистнула. В стороне послышался треск ветвей. Мальчик не уходил и старался поймать ее взгляд.

- Чего тебе еще?

- Чужак сказал, ты не пожалеешь и золотого, когда прочтешь письмо…

- Правда? Он так сказал?

- Да, благородная… - мальчик опустил голову.

Мандрагора усмехнулась. Монета легла в раскрытую детскую ладонь. Появился Беовульф. В лунном свете он производил сильное, пугающее впечатление. Мандрагора вскочила в седло. Ее собеседник прижался к дереву, во все глаза глядя на воительницу. Цель снова обозначилась ясно и четко, и конь в нетерпении рыл копытами землю.

Да благословят тебя боги, Пурпурный чародей. Хотя, зачем тебе это?..