Предисловие

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 38

в легких, скорее отходила.

Что было по-настоящему неприятно и болезненно - огромный шов на груди.

Он напоминал о том, как именно проходила операция.

Я очень не люблю долго болеть. Семья это знает, мои врачи - тоже. Но в

этот раз, к счастью, прогрессивная методика реабилитации совпала с моим

настроением на все сто, даже на двести процентов.

Уже 7 ноября меня посадили в кресло. А 8-го я уже начал ходить с

помощью медсестер и врачей. Ходил минут по пять вокруг кровати. Дико болела

грудная клетка: во время операции ее распилили, а затем стянули железными

скобками. Болели разрезанные ноги. Невероятная слабость. И

несмотря на это - чувство огромной свободы, легкости, радости: я дышу!

Сердце не болит! Ура!

8 ноября я, несмотря на все уговоры врачей, уже уехал в ЦКБ, минуя

специальную послеоперационную палату.

Спасибо вам, мои врачи, медсестры, нянечки. Всех вас не перечислить в

этой книге, но все ваши лица помню и люблю!

Спасибо моей семье.

И огромное спасибо - больше всех волнующейся, переживающей - моей

Наине.

Там, в ЦКБ, было у меня время подумать.

В принципе, катастрофы со здоровьем случались на протяжении всей жизни.

Прободение язвы, травма позвоночника после аварии самолета в Испании,

инфаркты, были и операции, и дикие боли. Но периоды болезни, плохого

самочувствия, как правило, чередовались с работой по 20 часов в сутки, с

моментами чрезвычайной активности, с тяжелейшими нагрузками. Падал, вставал

- и бежал дальше. Мне так было нужно. Иначе жить не мог.

Сейчас, лежа в палате ЦКБ, я понимал - отныне, наверное, будет как-то

по-другому. Но ощущение легкого дыхания, ощущение свободы не проходило. Не

болит! И это самое главное! Скоро я

буду на работе!

20 ноября сняли послеоперационные швы. Первый раз вышел в парк. Гуляли

вместе с Наиной, Таней, внучкой Машей. Сказал несколько слов тележурналистам

- пообещал скоро выйти на работу.

А в парке было сыро, тихо и холодно. Я медленно шел по дорожке и

смотрел на бурые листья, на ноябрьское небо - осень. Осень президента.

22 ноября я переехал в Барвиху. Торопил врачей, теребил их: когда?

когда? когда? Врачи считали, что после Нового года - в начале января - я

смогу вернуться в Кремль. У меня сразу поднялось настроение. Я шутил, всех

подначивал. Все никак не мог привыкнуть к ощущению, что сердце не болит.

Сколько же месяцев, да нет, лет я провел с этим прижатым сердцем, будто

кто-то давил, давил изнутри все сильнее и все никак не мог додавить...

Семья радовалась моему состоянию. Я впервые за долгое время приносил им

радость. Только радость.

Если так и пойдет, через год уже все будет в норме и я уйду из-под

опеки кардиологов. Доктор Беленков, очень тонко улавливающий мое состояние,

попросил: "Борис Николаевич, не форсируйте. Это добром не кончится. Не

рвитесь никуда".

4 декабря я переехал из санатория на дачу в Горки, можно сказать,

домой. Родные заметили, что я сильно изменился. "Как изменился-то?" -

спрашиваю. "Ты какой-то стал добрый, дедушка", - смеется внучка Маша. "А я

что, был злой?" - "Да нет, просто ты стал всех вокруг замечать. Смотришь

по-другому, реагируешь на все как-то по-новому".

Да я и сам чувствовал, как изменился внутренне после операции. Каким

вдруг стал ясным, крупным, подробным мир вокруг меня, как все в нем стало

дорого и близко.

9 декабря я перелетел на вертолете в Завидово, где должен был

восстановиться окончательно.

Туда, в Завидово, ко мне приехал Гельмут Коль. В сущности, это не был

дипломатический визит. Гельмут просто хотел меня проведать. Увидеть после

операции. И я ему очень благодарен за это. Это было очень по-человечески,

искренне. Я угостил Гельмута обедом. И обратил внимание, что он как будто

хочет заразить меня своим аппетитом к жизни: отведал каждое блюдо,

попробовал русское пиво. Молодец Гельмут, в любой ситуации ведет себя

естественно, уплетает за обе щеки. Мне, в принципе, это нравилось. Я

представил Гельмуту Колю Сергея Ястржембского, своего нового

пресс-секретаря. Он посмотрел на него ровно секунду и улыбнулся: "Понятно,

Борис, ты взял дипломата, который будет хорошо обманывать журналистов". Я

потом часто вспоминал эту его вроде как случайную шутку... Сергею

Владимировичу и впрямь приходилось иногда очень нелегко на его службе.

23 декабря я вернулся в Кремль - на две недели опередив самый

"ускоренный" график, составленный врачами. Все окружающие обратили внимание

на то, как я похудел и как легко стал двигаться. Действительно, не ходил, а

бегал. Стал гораздо быстрее говорить. Сам себя не узнавал в зеркале. Другой

вес, другое ощущение тела, другое лицо.

Было такое чувство, будто вернулся из долгой командировки. Почти

физически переполняло нетерпение, желание работать. С этим чувством вышел к

телекамерам, сказал: "Что в стране творится! До чего дошли... " А страна

ведь была ровно та же самая. Просто у меня было удивительное ощущение: я -

другой человек! Я могу справиться с любой проблемой!

За всеми делами незаметно приблизился Новый год.

Хотелось видеть не только привычную кремлевскую обстановку, а просто

людей на улице: что они делают, как готовятся к празднику. Было очень

легкое, светлое, искрящееся чувство времени.

"Заеду в магазин, куплю внукам игрушки", - подумал я.

По дороге с работы заехали в магазин "Аист" на Кутузовском проспекте.

Меня окружили продавцы, хором что-то предлагали, рассказывали. В игрушечном

магазине я не был сто лет. Господи, до чего же здесь хорошо! Сколько всего

для ребятишек, на любой вкус, были бы деньги...

Купил огромную детскую машину для Глеба - очень люблю большие подарки.

Чтобы сразу была реакция, удивление: вот это да!

31 декабря поехал на "елку". Так мы между собой называем торжественный

прием в Кремле, который устраивает обычно Юрий Михайлович Лужков.

Врачи очень не советовали ехать. Наина тоже была против. Я никого не

послушался. Дал команду помощникам: готовьтесь.

Дорога до Кремля знакомая, недлинная. Кортеж несется сквозь

принаряженную, сверкающую Москву. Ну вот, хоть почувствую праздник.

... С первых секунд в Большом Кремлевском дворце испытал какие-то

новые, для себя необычные чувства. После долгого отсутствия я почти

физически ощутил на себе тысячи внимательных взглядов. Чувствительность,

оказывается, после операции совсем другая. Как будто кожа стала тоньше.

Этого я не предполагал...

Наверное, за долгие годы жизни в публичной политике вокруг тебя

появляется какая-то невидимая броня. Ты ко всему привыкаешь - к спинам

охранников, к постоянному врачу, который дежурит где-то рядом, к толпам

людей, к пожиманию сотен рук, к ауре ожидания, которая тебя сопровождает, к

пространству, которое вокруг тебя всегда должно оставаться пустым. Привычка

спасает от неловких движений или слов.

Оказывается, после операции эту привычку я на какое-то время утратил.

Появилось совершенно незнакомое чувство - неудобно, неловко, все смотрят. С

трудом взял бокал шампанского, простоял положенное время, произнес речь.

А через несколько дней после Нового года я пошел в баню.

Пытался убедить себя: все, хватит лазарета, я нормальный человек. Езжу

на работу, пью шампанское, хожу в баню. Пришел, разделся. А баня еще не

нагрелась...

7 января меня с подозрением на пневмонию госпитализировали в ЦКБ.

Наина до сих пор не может себе простить, что не уследила.

РОССИЯ И ГЕНЕРАЛЫ

Россия всегда гордилась своими генералами.

Генералами войны 1812 года, генералами Крымской кампании (хоть и

проигранной), генералами Михаилом Скобелевым, Алексеем Брусиловым, великими

полководцами Второй мировой: Георгием Жуковым, Константином Рокоссовским,

Иваном Коневым...

Даже такие противоречивые фигуры, как герои гражданской войны Михаил

Тухачевский, Василий Блюхер, Иона Якир, в истории остались людьми

героическими. Мы до сих пор переживаем, строим догадки: а как бы сложилась

наша жизнь, если бы Сталин их не посадил, не расстрелял? Может, и в Великой

Отечественной погибло бы меньше людей?

В известном фильме Никиты Михалкова "Утомленные солнцем" есть

потрясающий момент: красного генерала везут на Лубянку, уже избитого, со

сломанным носом. Еще полчаса назад этот человек был национальным героем, а

сейчас все: он раздавлен, не может сдержать рыданий - кровь, сопли, слезы. А

кто это сделал? Да всего лишь трое дюжих чекистов: сунули в морду несколько

раз кулачищем, и все - огромный сильный человек сломался. Помню, я смотрел

фильм и думал: как же так? Что за время было? Человек, не боявшийся

командовать огромными соединениями, армиями, мировой войны не боявшийся,

даже жаждавший этой мировой войны, - и вот он стал в одно мгновение никем,

нет его. И вся его надежда - позвонить Сталину!

И еще подумал: а вот если бы не расстреливали мирное население

знаменитые красные генералы, не объявляли тотальный террор бунтовавшим

крестьянам и казакам, не вычищали под корень целые социальные пласты -

может, и не пришлось бы ехать потом в арестантской машине?

Почему я об этом говорю так подробно?..

... Вплоть до выборов 96-го года новая волна российских

генералов-политиков оказывала сильнейшее воздействие на нашу жизнь. Судите

сами. Генерал Павел Грачев, министр обороны. Генерал Джохар Дудаев,

президент "независимой Чечни". Генерал Александр Лебедь, кандидат в

президенты России и секретарь Совета безопасности. Генералы Александр

Коржаков, руководитель моей охраны, и Михаил Барсуков, директор Федеральной

службы безопасности. У каждого - своя история. О каждом есть что сказать.

Прошлую свою книгу, которую писал по горячим следам, закончил на

трагических событиях осени 1993 года. Тогда мне казалось, что все - с

коммунизмом в стране покончено раз и навсегда. Никому не хотелось доводить

дело до массовых столкновений. Но раз уж Верховный Совет во главе с

Хасбулатовым навязал президенту и стране логику гражданской войны, пришлось

действовать очень жестко и быстро. Это были страшные для Москвы дни.

И все-таки главной своей победой считаю то, что нам удалось избежать

широкомасштабного кровавого столкновения, гражданской войны между

сторонниками коммунистического Верховного Совета и законной президентской

властью по всей России.

... Вот тогда я впервые глубоко об этом задумался. Можно сказать и

по-другому - тогда я впервые столкнулся с типом генерала без убеждений.

Суровые внешне, как бы из железа сделанные, волевые, четкие,

приверженцы присяги и долга - такими они хотели выглядеть. А на поверку

вышло как раз наоборот.

Часто у скромного гражданского человека, застенчивого и книжного (самые

яркие примеры - Сахаров, Лихачев, Собчак, Старовойтова), и убеждения тверже,

и поступки решительнее.

Список примеров тут может быть бесконечен.

Все это время - с 90-го по 96-й, - теперь я в этом абсолютно убежден,

над Россией висела тень смуты, гражданской войны. Многие россияне с глухой

тоской верили в то, что все так и будет: новый военный переворот, хунта,

растаскивание на множество маленьких республик, короче, вариант Югославии.

Или, если ближе к нашей истории, - вариант 1918 года. Страшный вариант. Он

был возможен. Многие тогда уезжали из страны именно по этой причине.

И действительно, объективные обстоятельства подталкивали нас именно к

такому развитию.

Советская империя строилась много лет без тени сомнений, по железному

генеральному плану. Внутренних противоречий не замечали. Сценария, по

которому империи придется уйти с ряда территорий, уступить место новым

государственным образованиям, даже не предполагали, не имели в виду.

Экономику развивали исходя не из местных потребностей и уклада жизни, а

разом всю, на одну шестую часть суши. После развала Союза в роли эмигрантов

оказалась огромная часть русскоязычного населения в республиках, где они

десятки лет обслуживали имперскую промышленность, науку, культуру. В тех

городах и областях, куда продовольствие завозили из других регионов и где

производили только сталь, танки, ракеты, приборы и так далее, из-за

рухнувшего внутреннего рынка произошла почти экономическая катастрофа. К

обычным безработным добавились безработные офицеры - наша армия быстро

покидала Европу.

В 1991 году, в дни августовских событий, когда рухнула советская

власть, мне лично казалось, что уж с идеологией-то в стране все будет в

порядке. Все тогда дружно ненавидели коммунизм и коммунистов, все клеймили

лживый режим...

Наш российский народ очень верит в силу слова. И я такой же.

Потребность в пропаганде, потребность верить красивым словам в нас

неистребима.

Слишком долго нас трясло и в годы горбачевской перестройки, и после ее

краха, слишком много политики было на экранах телевизоров. Образ мирной,

благоустроенной, позитивной России никак не мог родиться. Ему мешали путчи,

бытовая неустроенность, экономическая "шоковая терапия", ломка всего старого

уклада. Да и я считал, что ничего искусственного здесь создавать не надо. Не

нужна пропаганда новой жизни. Новая жизнь сама собой убедит людей в том, что

она уже есть.

... И чувство обиды, потери всего привычного породило новую генерацию

политиков.

С одной стороны, истерично-озлобленных депутатов, для которых важно

было оседлать эту идею национальной ущемленности.

С другой - харизматических генералов, которые были готовы в любой

момент встать во главе каких-нибудь очередных "событий".

Вот вам генерал Дудаев. Вроде бы настоящий армейский генерал, можно

сказать, видный советский военачальник. Командовал подразделением

стратегической авиации, держал в руках штабные карты Европы. Казалось бы,

человек образованный.

Неужто уже тогда, в 91-м, он возвращался домой в Чечню, имея в голове

план: выйти из состава России, объявить шариатскую республику? Неужели не

давали покоя лавры Хомейни или Каддафи? Я этого себе представить не могу. Но

оказалось именно так - на "историческую родину" вернулся одержимый безумными

идеями человек. За грозными, эпохальными событиями 91-го мы проглядели эту

национальную катастрофу Чечни. Не верили, не могли представить, что такое

возможно.

Масштабы насилия, охватившие республику в первые же годы правления

Дудаева, были просто невероятны. Сначала десятки, потом сотни тысяч людей, и

русских, и чеченцев, покинули в те годы Чечню под проклятия и угрозы.

Но главная опасность была даже не в этой невиданной эскалации дикости.

На территории России образовалась криминальная черная дыра. Всплеск

криминала - особая тема. Я к ней еще обязательно вернусь. Здесь чеченцы

выглядят не хуже и не лучше других народов - у каждого народа есть свои

бандиты. Но только в Чечне этот бандитизм стал практически легальным видом

дохода, стал гражданской доблестью. Одно дело, когда государство худо-бедно,

но пытается бороться с оргпреступностью на своей территории, в своих

городах, где органы правопорядка имеют хоть какой-то ресурс власти. Другое

дело - если местная власть сама помогает бандитам и они могут в любой момент

исчезнуть со своими деньгами, с заложниками, с оружием в эту самую черную

дыру.

Тогда, осенью 94-го, перед началом первой чеченской войны, общество,

напуганное путчами, не хотело никаких конфликтов.

Но Дудаев угрожал России, шантажировал ее террористическими актами,

взрывами на военных объектах, на атомных электростанциях. Человек, который

озвучивает такое, в принципе, не может и не должен быть субъектом

переговоров.

Чеченцы очень гордятся тем, как долго и как часто они воевали с большой

Россией: в XIX веке - с царем, в гражданскую - с белыми генералами, после

войны - с чекистами.

На этом национальном мифе, на том, что чеченцы еще в древней истории

чувствовали враждебность со стороны других горских племен, и сыграл Дудаев.

Ничто в его лощеном провинциальном облике - шляпа, галстук, усики - не

напоминало сегодняшних главарей вооруженных банд, которые пришли ему на

смену и терроризировали Россию уже не на словах, а на деле. Но именно Дудаев

- духовный отец этих людей.

И помог ему в этом еще один миф - об исламской революции. Опасный миф.

И самое печальное, что в том числе и грубая политика Советского Союза

привела к возникновению мирового исламского экстремизма. Сколько лет мы в

СССР "боролись с сионизмом", осуждали Израиль, помогали палестинцам и другим

арабским движениям, не брезгуя терроризмом. Сколько лет потом воевали в

Афганистане. В результате привозной социализм, террористические методы,

насаждавшиеся нашими же

спецслужбами, сомкнулись с самыми радикальными и страшными исламскими

сектами и... с ненавистью к России и к русским, которая возникла во время

афганской войны.

Впрочем, ненависть террористов, радикалов-исламистов в разное время

направлялась на разные страны - на США, Англию, Францию, Индию, Израиль,

Россию. Важно другое: все эти страны в конце XX века, обладая ядерным

оружием, высокоразвитыми технологиями, самолетами, ракетами, компьютерами,

внезапно разбудили другую, варварскую, цивилизацию, разбудили средневековую

дикость - и справляются с этой проблемой с неимоверным трудом. И уже эта

дикость ставит под сомнение наши ценности, наш мир, само наше существование.

Цивилизация как бы стоит в растерянности перед полевыми командирами, перед

партизанской войной, перед захватом заложников, перед терактами: как с этим

справляться? Мы еще не умеем бороться с этой бедой, которая как будто

вылезла из глубокого исторического подполья. Из прошлых веков. Мы только

учимся с ней бороться.

Причем все делают это по-своему. Израильтяне отвечают ударом на удар.

Американцы, англичане создают огромную агентурную сеть, выслеживают,

охотятся за главарями, одновременно стараясь во внешней политике, и в

особенности в международной экономике, связать исламские страны цепью общих

приоритетов. Французы в разгар борьбы с алжирскими повстанцами прибегли к

массовым репрессиям, к депортации многих тысяч людей из страны и

одновременно старались и стараются поддерживать дружеские связи со своими

бывшими колониями.

Мы столкнулись с той же самой проблемой, и, как я уже говорил,

совершенно неожиданно для себя. Теперь надо вспомнить, как все это

начиналось. Честно вспомнить, невзирая на ошибки тех дней, невзирая на

душевную боль, которая сопровождает эти воспоминания.

Летом 1994 года чеченской проблемой стали заниматься вплотную. Тогда во

властных структурах имела хождение такая теория. Власть Дудаева на

территории Чечни крайне непрочна. Новый режим в республике опирается на

влияние тейпов (родов), и, хотя он поддерживается старейшинами, между

теинами идет страшная вражда, война за влияние и власть. Постоянно на

территории Чечни возникают вооруженные конфликты - то в Грозном, то в

Надтеречном районе. Производство остановлено, ничего не работает, не

функционирует, народ измучен и уже по горло сыт дудаевскими обещаниями. Все

хотят какой-то стабильности. Пришло время России вмешаться - с помощью новых

антидудаевских сил внутри республики. События в Грузии показывают, что,

когда лидер зарывается, начинает бесчинствовать, авторитетная национальная

интеллигенция готова поддержать альтернативные, как правило, ориентированные

на Россию, политические группы. Давайте создадим здесь, в Москве, где живет

Blog

Предисловие

Содержание