Предисловие

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 38

Для того чтобы создать атмосферу смуты и раскола, им вовсе не требуется

ни военного переворота, ни импичмента, ни вотума недоверия правительству. В

зале заседаний сидит сто хозяев России, сто князей - не знаю уж, как их

точнее назвать... С самых древних времен такое собрание в глазах народа

обладало колоссальными полномочиями, могло, если потребуется, и царя лишить

короны.

Еще осенью Юрий Лужков активно поддержал линию коммунистов на

постановку вопроса о моей недееспособности как президента.

"В России установлена президентская республика, - говорил он, - которая

предполагает активную роль президента в деятельности государства...

Общество, государство должны получить ответ от президента, как он сам

намерен решать проблему, связанную с состоянием его здоровья".

21 апреля Юрий Лужков произнес на заседании Совета Федерации новую

пламенную речь в защиту законности. И в защиту Скуратова.

Но любому нормальному человеку было видно невооруженным глазом - как

тогда, так и сейчас Лужков сделал ставку и пытается сорвать политический

куш.

Губернаторы в споре о генпрокуроре сплотились вокруг Лужкова по двум

причинам. Первая - им очень хотелось иметь своего, карманного, прокурора. И

вторая, более важная - именно тогда они поняли, прочувствовали слабое место

нашей Конституции: с помощью простого голосования по прокурорской отставке

региональные лидеры получают мощнейший инструмент власти в стране. Мощнейший

инструмент давления на президента. Как им воспользоваться, они пока не

знали, но очень хотелось попробовать.

Увидев во время осеннего кризиса слабость исполнительной власти,

губернаторы пытались снова и снова проверить ее на прочность, сформировать

свою политическую конфигурацию современной России.

...Мне думается, реформа Совета Федерации, которая происходит сегодня,

поможет избегать в будущем подобных столкновений между президентом и

лидерами регионов. Это слишком опасно для страны: когда губернаторы,

обеспечивающие стабильность в российских провинциях, влезают в политические

интриги.

Я встречался с некоторыми губернаторами, спрашивал об их отношении к

делу Скуратова. В основном они поддерживали мою позицию, говорили, что такой

прокурор стране не нужен.

Лужков в кулуарах настраивал губернаторов на конституционный бунт, на

"легальный протест", используя свое влияние, зависимость от Москвы многих

слабых регионов.

За отставку прокурора был подан 61 голос из 178. Против - 79. Из них

большая часть - руководители законодательных собраний регионов. Первое

голосование дало, если помните, совсем другие цифры. Тогда за отставку

Скуратова проголосовало всего шестеро...

Многие ли из этих 79 действительно верили в то, что Скуратов вот-вот

достанет волшебный портфель и откроет номера счетов в швейцарских банках,

назовет заказчиков громких убийств? Думаю, почти никто. Голосование было

продиктовано чисто политическим азартом. Кроме того, в поддержку Скуратова

работал целый штаб, где встречались с сенаторами и люди Лужкова, и

представители компартии, ну а в день голосования в Совет Федерации пришли

все: и Зюганов, и Илюхин, и многие другие депутаты, которые были

заинтересованы в раскручивании скандала.

Думаю, что в течение всего последующего года эти люди имели возможность

убедиться: заветный портфель Скуратова пуст, как и его хозяин. Ни одного

нового факта, ни одного документа Скуратов оттуда так и не вытащил.

Кстати, перед вторым голосованием в Совете Федерации моя команда

пыталась мирно договориться с Лужковым. Среди кандидатов в генпрокуроры мной

рассматривалась кандидатура бывшего руководителя Московской прокуратуры

Геннадия Пономарева. Я о нем подробно расспрашивал заместителя главы

администрации Лисова, который не так давно работал в Генпрокуратуре и хорошо

знал Пономарева. Лисов считал, что это сильный, независимый прокурор и

достойный кандидат. Поддерживал его и Лужков. Однако в обмен на поддержку

отставки Скуратова Юрий Михайлович потребовал выдать ему лично в руки уже

подписанное мной представление с фамилией Пономарева в Совет Федерации.

Лужков пытался диктовать свои условия мне. Это меня поразило.

Все эти дни в конце апреля я пытался понять: как случилось, что история

о прокурорских похождениях приобрела вдруг такой политический размах? Только

ли в Совете Федерации тут дело?

Да нет, конечно, не только...

За считанные недели стало очевидно: в России может начаться новая эпоха

- эпоха экономических репрессий.

Происходило это постепенно, исподволь. И вот уже приобрело масштабы

почти государственной идеологии.

Да, сравнение вроде бы сильно грешит против исторической истины. В

стране давно нет коммунистической диктатуры, нет массовых арестов и "черных

воронков" по ночам.

...Однако посадить человека в следственный изолятор до суда, даже по

экономической статье, у нас почему-то не считается зазорным. Хотя

международный опыт показывает: такой меры пресечения заслуживают лишь те,

кого подозревают в особо тяжких преступлениях. При несовершенстве нашей

налоговой системы, нашей бухгалтерской отчетности "привлечь и посадить"

можно было практически каждого гражданина! А некоторые наши прокуроры, при

существующей пустоте в законодательной базе, иногда готовы были подписать

ордер на арест любого банкира, среднего и мелкого бизнесмена, даже просто

бухгалтера или экономиста - был бы лишь "заказ".

Экономические преступления, трактуемые прокуратурой или некоторыми

сотрудниками спецслужб очень вольно, таким образом, становились почвой для

шантажа, компромата, взяток, злоупотреблений. Именно из этой мутной воды,

кстати говоря, выплыла скуратовская кассета.

Прокуратура "сажала на крючок" бизнесменов. Те, в свою очередь, видимо,

"брали на крючок" прокуратуру. Постепенно эта система давления на фактически

нормальных, честных людей переросла рамки отдельных уголовных дел. Страх и

ужас перед людьми в форме охватил отечественный бизнес весной 1999-го.

Примеры "показательных" арестов, обысков, изъятий в офисах банков и фирм

множились и множились.

...А начиналось все для меня с "дела Собчака", когда в 1996 году, в

момент выборов питерского губернатора, над городом были разбросаны с

самолета листовки: "Анатолий Собчак проходит по двум уголовным делам".

Действительно, Собчак проходил по двум делам, но только как свидетель.

Конечно, не все в его окружении было чисто. Но, будучи глубоко

порядочным, честным человеком, кстати, профессиональным юристом, он никогда

не пытался воспользоваться "телефонным правом", на кого-то нажать или

надавить, используя свой властный ресурс, как частенько это делают другие

губернаторы или мэры. Его чистоплотность использовали в борьбе за власть.

Кто использовал?

Тогда, в 1996-м, за спиной кандидата в губернаторы Яковлева стояли

московские политики, главным образом Коржаков. Без их прямого участия

самолет с листовками вряд ли смог бы подняться в небо... Силовые структуры -

прокуратура, МВД, ФСБ - напрямую стали бороться против Анатолия Собчака.

После выборов ко мне зачастил генеральный прокурор Скуратов по поводу

"питерского дела".

"Есть необходимость в следственных действиях, - говорил он. - Собчак

подозревается в крупных хищениях". Я всегда отвечал одинаково: "Действуйте

строго по закону".

У меня был один простой принцип - перед правосудием все равны. В этом

вопросе нет "своих" и "чужих". Если подходить к этому иначе, нельзя

считаться политиком. Да и просто называться честным человеком тоже.

...Но мои помощники имели из Петербурга свою информацию о "деле

Собчака".

"Борис Николаевич, там создано несколько следственных бригад. Найти

ничего не могут. Пытаются подкопаться к его квартире, к банковским кредитам.

И опять ноль. Сколько может это продолжаться?" Тем, кто заступался за

Собчака - Чубайсу, Юмашеву, Немцову, - я повторял одно и то же: "Если

подозрение есть, нужно расследовать и доказывать, виновен человек или нет".

А тем временем следственная бригада МВД и прокуратуры продолжала

работать в Петербурге. Очень надеялись получить на Собчака большой

компромат. Чтобы потянуло на серьезное дело о коррупции.

Так продолжалось долго. Юмашев еще раз встретился в Кремле со

Скуратовым, затем с министром внутренних дел Куликовым, сказал им, что в

действиях милиции и прокуратуры видит политический заказ, а не желание

докопаться до истины. Они по очереди отправлялись ко мне, просили оградить

их от вмешательства администрации. Я вновь гарантировал им, что никакого

вмешательства нет и не будет.

Осенью 98-го после очередного допроса Собчак с сердечным приступом слег

в больницу.

...Я хорошо помню один наш разговор с Немцовым. Дело происходило в

Завидове. Была какая-то плановая встреча. Борис Ефимович вдруг рассказал

мне, что у Собчака очень плохо с сердцем. И в то же время прокуратура на

днях выдала ордер на его арест.

Все это было уже похоже на травлю. Долго, помнится, я молчал, смотрел в

одну точку. Мысли были мучительные, тяжелые.

Я попросил передать Скуратову мои слова: "Нельзя травить больного

человека".

В ситуацию с Собчаком вмешался и руководитель ФСБ.

Путин лучше чем кто бы то ни было понимал всю несправедливость

происходящего в отношении своего бывшего шефа и политического учителя. Он

немедленно выехал в Петербург. Встретился с бригадой врачей, в частности с

теперешним министром здравоохранения Шевченко, сказал о том, что попытается

вывезти больного Собчака за границу. Благодаря ноябрьским праздникам

обстановка в городе была спокойная. Используя свои связи в Петербурге, Путин

договорился с частной авиакомпанией и на самолете вывез Собчака в Финляндию.

И уже оттуда Анатолий Александрович перебрался в Париж...

За Собчаком следили, выполняли инструкцию не выпускать его из города.

Но следили не очень бдительно, думали, вряд ли кто-то будет помогать без

пяти минут арестанту "Крестов" - в наше-то прагматичное время.

Но один такой человек все же нашелся.

Позже, узнав о поступке Путина, я испытал чувство глубокого уважения и

благодарности к этому человеку.

Коррупция в России - огромная и больная тема. Я абсолютно убежден, что

виной всему - неэффективная экономика и неработающие законы.

Ни разу за все время своей работы президентом России я никого не

"прикрывал" от уголовного преследования, никого не выгораживал, не защищал

перед лицом суда, милиции, прокуратуры, ФСБ. Еще раз повторяю, был за

равенство перед законом абсолютно всех. И тем не менее проблему коррупции

решить не удалось. В любой экономике, переживающей процесс передела

собственности, она неминуемо возникает. Бороться с ней можно только общими,

объединенными усилиями. Как заставить не брать взятки чиновника, который

кормит семью на пять-шесть тысяч рублей в месяц (такова его средняя зарплата

в России), а решает при этом судьбу многомиллионных сделок? Естественно,

единственный путь - сделать его обеспеченным, повысить ему зарплату. Но

коммунистическая Госдума, политики всех мастей, общественное мнение всегда

были резко против. Да и как поднимать зарплату чиновникам, если у

бюджетников - учителей, врачей - она остается низкой? Зарплаты у чиновников

остались маленькими, взятки и поборы - высокими. Не было консолидированных

мнений в обществе и по многим другим вопросам: по налогам, по поводу

несоответствия местных и федеральных законов, по освобождению российского

бизнеса от разных ненужных и даже нелепых запретов и инструкций. А мешая

бизнесу, мы невольно создаем почву для коррупции.

...Наверное, дело не только в законах. Сам наш менталитет толкает

рядового бизнесмена и рядового госслужащего давать и получать взятки - мы

еще с советских времен приучены обходить запреты и инструкции "левым" путем.

Но я глубоко убежден, что жить по совести уже готовы все. Все понимают - так

дальше нельзя.

Для того чтобы этот процесс очищения пошел быстрее, нужно только одно:

вернуть права здравому смыслу. Нужны работающая экономика, низкие налоги,

высокие зарплаты госслужащих. При этом не сажать, не наказывать выборочных

"козлов отпущения", а самим продемонстрировать свою моральную чистоту.

Только чистыми руками можно победить коррупцию. И только с честной командой.

Я в свою команду верил всегда...

Думаю, что все здравомыслящие люди в правоохранительных органах

прекрасно понимали: история со скуратовской кассетой - лишь логическое

завершение той двойной или тройной игры, которую все эти годы вели в

кабинетах Генпрокуратуры, ФСБ или МВД такие же Скуратовы. Облеченные

властью, но потерявшие моральные ориентиры.

Конечно, были настоящие профессионалы, следователи прокуратуры, которые

пашут, как говорится, "на земле", были и есть работники МВД и ФСБ,

расследующие экономические преступления, - вот они действительно пытались

бороться с организованной преступностью, с коррупцией. Трудно сказать, какие

чувства они испытывали в связи с историей Скуратова - стыд, недоумение,

ненависть? Что они должны были делать, как поступать после того, как самый

главный прокурор России оказался связан с сомнительными людьми,

поставлявшими ему девушек по вызову?

Кстати, история с генпрокурором продолжалась еще много месяцев. Было и

третье голосование, уже осенью 99-го. Сенаторы вновь проголосовали против

отставки.

Но тем не менее это дело уже не вызывало столь повышенного интереса.

Политическая его составляющая была исчерпана. Юридическая - оказалась скучна

и банальна.

Отстраненный от должности Скуратов продолжал произносить громкие слова,

разоблачать, но его уже почти никто не слушал. Во-первых, комичной выглядела

сама его фигура. Он продолжал ездить на черной машине с мигалкой, жить на

госдаче, играть в футбол с охраной - и, видимо, получал удовольствие от

столь свободного и необременительного образа жизни.

Но за все это время, встречаясь со швейцарским прокурором Карлой дель

Понте, периодически выдавая громкие интервью и пресс-конференции, Скуратов

не сказал ничего, что хоть на шаг продвинуло бы обвинения, выдвинутые им

весной.

Несмотря на всю свою громкую международную репутацию "борца с русской

мафией", у себя на родине Юрий Ильич оказался в полном забвении.

Меня не раз упрекали в том, что я проиграл "раунд со Скуратовым". Что

своими действиями мы искусственно "раздули" Скуратова, создали ему

политический вес.

Нет, оставлять Скуратова в Генпрокуратуре было нельзя. Не только нельзя

- смертельно опасно. По моему мнению, человек без принципов, Юрий Ильич мог

наворотить в стране бог знает что, пользуясь своими прокурорскими

полномочиями. Да, в России не было долгое время генерального прокурора. Но в

данном случае это было меньшее зло.

Думаю, что и в политическом смысле моя решительность в деле Скуратова

отрезвила многие горячие головы в Совете Федерации.

...Однако сейчас, возвращаясь к событиям той весны, я думаю о другом.

Скуратов, да и не только он один, пытался "подсадить на крючок" многих

бизнесменов, руководителей, многих представителей российской элиты. Уроки

скуратовской истории еще и в том, что нельзя оставлять надолго, на годы в

подвешенном состоянии ни уволенного прокурора, ни уголовное дело, ни громкое

расследование, ни вопрос о моральной ответственности. Если в демократической

стране не исполняется закон, не работают институты гражданского общества -

демократия рискует переродиться в свою противоположность.

В мае 99-го решением все того же Совета Федерации Скуратов все-таки был

отправлен в отставку. Так закончилась эта эпопея с прокурором.

КОСОВО

Вскоре на всем этом сложном внутриполитическом фоне неожиданно

разорвалась и другая бомба - международная. В конце марта разразился

глобальный кризис в мировой политике: война в Югославии.

...В чем разница подходов России и стран Западной Европы к косовскому

кризису?

Войну, развязанную в Югославии, Запад упорно продолжает считать

конкретным возмездием Милошевичу, борьбой за права национальных меньшинств,

за права человека.

Мы же считаем косовский кризис глобальным.

После бомбардировок Белграда рухнул весь послевоенный уклад жизни.

Рухнули все правила, которые были установлены ООН в течение долгих

послевоенных десятилетий.

Да, конфликт в Косово остановлен. Но проблемы этого края не решены. Что

делать с Косово дальше - никто не знает. Война лишь укрепила режим

Милошевича, пусть даже и на некоторое время. Применение международных сил

для расправы над любой страной, над ее жителями, над ее экономикой, над ее

культурой - а в Югославии разрушены промышленность, памятники старины,

святыни, музеи - нет ничего более опасного для мировой политики. Принимая

такие правила игры, мы рискуем оказаться перед глобальным кризисом

демократических ценностей. Скоро сила, и только сила, одной страны или

группы стран будет решать в мире все. Вместо психологии всемирного

миротворца явно просматривается психология всемирного вышибалы, а в конечном

итоге - психология

страны-диктатора.

Все это я понял уже давно. Но югославский кризис заставил не только

думать, но и принимать быстрые, порой мгновенные решения.

...24 марта, буквально накануне начала бомбардировок, мне позвонил Билл

Клинтон. Он сказал, что хочет обсудить со мной ситуацию, сложившуюся вокруг

Косово. Милошевич продолжает наступление, вводя туда дополнительные войска,

убивая ни в чем не повинных людей и сжигая целые деревни.

Да, я это знал. Но знал я и другое: надо было пытаться вести

политические переговоры. Любые переговоры, даже безуспешные, лучше, чем один

раз все разбомбить и разрушить. В это время самолет премьер-министра уже

разворачивался над Атлантикой. Отзыв Примакова - это только первый шаг,

сказал я. Будет много и других шагов...

Клинтон настаивал, говорил, что от меня зависит, позволить ли

Милошевичу, этому громиле, сломать наши отношения, все то, что нам стоило

такого труда создать за последние шесть лет, или все-таки нет. Я же, сказал

мне Клинтон, со своей стороны, этого не позволю. Он приводил конкретные

цифры: в Европе уже льется кровь, 250 тысяч беженцев покинули Косово. Если

это не остановить, то на положении беженцев окажется еще 2,5 миллиона

человек. Если мы ничего не предпримем сейчас, то получим новую Боснию.

Милошевич хочет просто раздавить косовских албанцев с помощью военной силы.

Меня поразил еще один аргумент Клинтона. Он выразился примерно так:

жаль, конечно, что Милошевич - серб. Для общей солидарности было бы лучше,

если бы он был ирландцем или кем-то еще.

Неужели он думает, что дело только в нашем национальном сочувствии

сербам? Неужели не понимает, что речь идет о самом подходе американцев к

косовской проблеме, о судьбе всей Европы, всего мира?

Дело отнюдь не только в каком-то особенном "славянском братстве",

которое приписывается российско-сербским отношениям. Мы бы реагировали точно

так же, если бы речь шла о любой другой стране - Польше, Испании, Турции,

совершенно не важно, какой именно.

Я ответил Биллу следующее: "Уверен, что, если бы мы продолжали

действовать сообща, мы свернули бы Милошевича".

Клинтон вновь и вновь ссылался на общее мнение европейских лидеров.

Мол, европейцы настроены еще более решительно по поводу того, что сейчас

Blog

Предисловие