Слепое пятно
Вид материала | Документы |
- Русская вилла «абамелек» и ее владельцы, 436.13kb.
- Г. Н. Троепольского «Белый Бим Черное ухо» Тема: Как жаль мне человечество слепое., 40.57kb.
- Тема урока Задание, 73.87kb.
- Тема «Средневековая Европа», 9.91kb.
- Циолковский Константин Эдуардович 11 Заключение 15 литература, 170.29kb.
- Урок 3-4 Тема: «пятно как средство выражения. Композиция как ритм пятен», 215.08kb.
- Туристическое агентство «aвиком», 115.55kb.
- На середине Красивой Мечи появилось медленно движущееся темно-зеленое пятнышко, 2046.86kb.
- Тематический план практических занятий дисциплины «Физиотерапия стоматологических заболеваний», 47.78kb.
- Версия 0 от 29 декабря 1996, 4436.07kb.
* * *
Мы столпились у двери с кодовым замком и разглядывали панель с кнопками. Я закурил. Почему мы не спешили открывать замок? Волнение, видимо. Страшно попробовать и ошибиться. Страшно, что код не подойдет, что замок вышел из строя, что он не сработает, потому что обесточен… мало ли. Пока не начали пробовать — есть надежда, есть варианты, а «нет» — это всегда «нет».
— Что-то здесь не так, — глубокомысленно заметил Дитрих, — если это запирается отсюда, то помещение за дверью — внутреннее, а выход там, откуда мы явились.
— В общем, да, в этом есть смысл, — кивнул я, — но за дверью аномалия. А аномалии — они у входа. То есть, у выхода. А там, за дверью, — аномалия. Слышите, счетчик заработал?
— А мий мовчить… — Костик поднял руку с ПДА, похлопал аппарат. — Та ни, сдох. Аккумулятор сив, мабуть. И лихтарик мий тож того, скоро сгасне.
Это верно, фонарь Костика светил совсем тускло — ну ещё бы, старье, купленное по дешевке в сталкерском лагере, сколько оно продержится? Понятно, что снаряга — не первый сорт.
— Костик, гаси свой фонарь, побереги остаток заряда. Вандемейер, а вы посветите.
Я решительно шагнул к панели замка и поглядел на бирку с кодом. Итак, «8215549». Я старательно придавил кнопки, делая паузы между нажатиями. Потом занес палец над «Вводом» и выдохнул. Луч фонаря качнулся — Вандемейер кивнул. Ну, Зона благослови… Я аккуратно прижал кнопку «Ввод». Секунда, другая… мое сердце замерло, потом бубухнуло с удвоенной силой, потом ещё… В стене, на которой был смонтирован вводный агрегат, что-то щелкнуло, потом лязгнуло… Вандемейер вздохнул так громко — можно сказать, взвыл… Дверь вздрогнула, металлический лязг ударил в тишине по барабанным перепонкам словно выстрел — и дверь, зверски скрежеща, поползла в сторону. Открылось темное нутро следующего отсека, слегка подсвеченное снизу холодным огнем «холодца».
— Зелене щось, — пробормотал Костик.
Я давно подозревал, что «холодец» зеленоватый.
Мы переглянулись, я кивнул Вандемейеру, тот понял правильно, встал у входа и посветил. Мой-то фонарик тоже начал сдавать, так что я решил, что отключу его, как только смогу обойтись без собственного источника света. Луч фонаря Дитриха осветил крашеный пол, скользнул по просторной комнате, обозначил в темноте прямоугольные силуэты мебели вдоль стен. Вроде шкафы или стеллажи какие-то… Кажется, ещё на полу топорщатся бесформенные грумы тряпья, но толком я не разглядел. Отстранил Вандемейера и сунулся в проем. Для начала меня занимала аномалия. «Холодец» расположился в полутора метрах от двери, посередине помещения, так что миновать его труда не составляло. Тем не менее я кинул пару железок вправо и влево, чтобы уж совсем по правилам. Ничего, кроме «холодца». Тогда я осторожно скользнул в комнату, обошел аномалию, сделал ещё несколько шагов… повертел головой, чтобы луч фонаря прошелся вдоль стен.
Часть шкафов имела стеклянные дверцы, луч фонаря отражался и преломлялся в тусклых поверхностях, за стеклом просматривались склянки, колбы в пластмассовых и металлических подставках и тому подобная дребедень.
— Слепой, мы можем войти?
— Входите, и я выключу свой фонарь.
— Дывы, Слипый, а тут також цифирки. — Костик показал мне вводную панель цифрового замка. Значит, в обе стороны он действует одинаково, и мы по-прежнему можем надеяться отыскать выход? Вандемейер тут же двинулся вдоль шкафов, осматривая содержимое. Потом что-то хрустнуло, рыжий энергично выругался — слов я не разобрал, но интонации были достаточно красноречивы.
Я поспешил к ученому:
— Что случилось?
— Ничего, ничего, Слепой, все в порядке, просто я наступил…
Луч фонаря скользнул вниз — Вандемейер стоял на белом халате, прикрывавшем груду костей. Бесформенные холмики вдоль стен были истлевшими мёртвецами, кости и белые халаты. Дитрих топтался по человеческим останкам.
— Може, дали пидемо? — предложил Костик. — Щось мени тут не подобаеться. И шкварчить так неприемно…
Мне тоже не нравятся звуки, которые издает «холодец». В дальнем конце зала имелся проем, но дверей не было — просто прямоугольный выход. Туда мы и двинули, потому что других вариантов нам не предлагалось. Я не стал спрашивать, есть ли эти помещения на плане и что ждёт впереди. Проще пройти и увидеть собственными глазами. Меня слегка обнадеживал тот факт, что бюреры сюда не забредали, но с другой стороны, получается, и выхода впереди не предвидится? Странно как-то все это выглядит. Но бюреров здесь не было — это точно. Они бы все испакостили, шкафы бы разворотили и черепа растащили в эстетических целях.
За комнатой со шкафами был короткий коридор, в конце — снова дверь с цифровым замком. Я попробовал прежний код: «8215549» — тишина.
— От жеж зараза…
— Ладно. — Я полез в карман, поковырялся среди разнообразных «артэфактов» и выудил другую бирку, из владений контролёра.
— Вы полагаете, подойдет? — для порядка осведомился Вандемейер.
Я пожал плечами. Что ответить? Ничего лучшего у нас не имелось — в который раз! И Дитрих мог бы не спрашивать, просто молчание становилось тягостным, поэтому мы то и дело отыскивали повод что-то сказать.
— Итак, разыгрывается лот номер два, — объявил я. — Или не лот… В общем, у нас имеется номер: «780146…» Нам нужна последняя цифра. Какие будут предложения? Делайте ваши ставки, господа!
— Не надо, Слепой, — попросил Дитрих, — просто набирайте подряд — от нуля до девятки.
— Не тягны, робы що кажуть, — поддакнул Костик.
— Опять все против меня, — устало констатировал я. И приступил.
«Ноль» — мимо… «Единица» — мимо… С каждой неудачной попыткой я волновался все сильней. В голове уже роились предположения, как поступить дальше, если замок не сработает после десяти попыток. Можно возвращаться к мёртвому бюреру и повторить этажом ниже, можно даже попытаться выйти к главной галерее… Но моя капризная богиня не подвела и в этот раз. Правда, напоследок кокетка напомнила о себе, потому что сработал замок только на самой последней попытке, когда я набрал цифру «девять»: «7801469» — это удача подмигнула, чтобы не забывал чтить сорокаградусными жертвами, наверное. Не забуду, о величайшая.
Но, как бы там ни было, на десятой попытке раздалось знакомое клацанье, металлический стук и наконец скрежет. Душераздирающий стон, который издала отворившаяся дверь, показался мне чудеснейшей музыкой в мире. Хотя я не знал, что ждёт по ту сторону, но после того, как сработал случайно найденный код, сразу захотелось верить: теперь все будет хорошо! Ведь что такое судьба? Костик мог бы не подобрать сломанный брелок, я мог бы бросить его в «Электру» или «холодец», да и контролёр мог бы вышвырнуть несъедобную цацку куда угодно… Так нет — чудо произошло! Это ведь чудо…
Я осторожно глянул в распахнувшийся проем. Вандемейер стоял сзади, и свет его фонарика лился над моим плечом. В этом рассеянном сиянии я видел все те же бетонные стены, гладкий пол… довольно длинный коридор, фонаря Дитриха не хватало, чтобы осветить всю кишку до конца, но я видел вдалеке светлое пятно, там поворот, и за углом имеется освещение. Далеко, определить природу света я не мог, но свет был, это точно!
— Вандемейер, — прошептал я, — вы видите?
— Да, — так же тихо ответил рыжий. — Светится.
— Вандемейер, какого оно цвета?
— Красного. Это закат.
Боясь поверить собственным надеждам, я приготовил ПММ и медленно двинулся по коридору. Зона доводит некоторые привычки до автоматизма. Если впереди выход на поверхность — значит там могут подстерегать любые опасности, и я, не задумываясь, беру оружие наизготовку. Не знаю, почувствовал ли Костик то же самое, или просто заметил мой жест, но и он лязгнул затвором «калаша».
Шаг за шагом я двигался по коридору, свечение в конце тоннеля все ближе и ближе — уже видно, что мы приближаемся к перекрестку, другой, точно такой же, коридор пересекается с нашим под прямым углом… свет поступает слева… Больше я не мог сдерживаться, ускорил шаг, едва не бежал, хотя в Зоне это не дело. Зона учит ходить медленно. Но я столько терпел, мне так осточертели проклятые подземелья, хотелось воздуха, хотелось неба над головой, хотелось нормального света…
Перекресток, взгляд в обе стороны — справа темно, слева яркий свет — я шагнул навстречу лучам, невольно зажмурился… и замер над обрывом. Я стоял на краю пропасти. Я стоял посреди пещеры.
Коридор выныривал из недр земных и заканчивался неровно очерченным краем, бетон под ногами был изломан и разбит. Прямо передо мной был узкий просвет между нависшими сводами огромной пещеры и руинами на её дне. То, что лежало десятью метрами ниже нашей галереи, уместней всего было сравнить с разоренным муравейником. Представьте себе муравейник, с которого срезали верхнюю часть, — и перед вами вскрытые галереи, по которым снуют муравьишки, волокут туда и сюда различные грузы, встречаются, шевелят усиками, суетятся по своим муравьиным делам. Вы не понимаете, зачем проходы устроены именно так, вам неясно, чем заняты насекомые, но вы ощущаете: здесь присутствует определенный порядок.
Чудовищный взрыв разрушил многоэтажные бетонные сооружения, выбил, вывалил наружу часть холма, так что вскрылся замысловатый лабиринт переходов, галерей, коридоров, залов и лестниц. Выход лежал перед нами, широкий проем, в который били яркие лучи заходящего солнца. Неровная щель, до трех-четырех метров высотой, более широкая посередине, и сходит на нет вправо и влево. Этакий ярко освещенный овал, вытянутый, с заостренными углами. За годы, миновавшие после взрыва, почва со склона холма, под которым был упрятан подземный город, успела осыпаться и порасти чахлым лесом. Искривленные стволы сосенок и березок походили на ресницы, обрамляющие проем, формой отдаленно напоминающий глаз. Похоже на гигантское око, которым Зона смотрит в земное чрево. Выходи пещера на запад и окажись солнце посередине, будто ослепительно горящий зрачок, аналогия была бы полной.
Самого светила я не видел, похоже, дыра вела не строго на запад, но солнце опустилось к горизонту, и красноватый свет обильно заливал руины на дне пещеры. Я же стоял на стене, едва не под самым сводом гигантского грота. В разворошенном муравейнике суетились бюреры. Они давным-давно обустроились в пещере, образованной взрывом. Дно их города лежало десятком метров ниже, некоторые перекрытия в нижних уровнях сохранились, но большая часть была разрушена, так что остались окруженные стенами прямоугольники. Где-то уцелели лестницы, местами завалы щебня и бетонных обломков образовали наклонные скаты, по которым можно было взбираться на уровень второго этажа. Возможно, под этим уровнем сохранились и более глубокие подвалы, отсюда было не видать. Насколько я мог судить, стена, с которой я взирал на логово мутантов, напоминала не муравейник, а скорей разрезанные соты — коридоры и узкие помещения, рассеченные, вскрытые давним взрывом, выходили к обрыву и образовывали решетчатый рельеф.
Я подобрался к краю, лег на живот и стал изучать поселок мутантов. Вандемейер пристроился рядом, но троим здесь было бы тесновато, так что Костик присел, облокотясь о стену, и тоже уставился вниз — поверх наших голов. Он вынес вердикт первым.
— От свынарня, — буркнул Тарас.
Как и везде, где селились бюреры, эти злобные карлики развели грязь и вонь. Действительно, свинарник. Груды мусора, лежбища из ветвей и тряпья, устроенные там и тут… Мутанты бродили по коридорам, превратившимся в узкие улочки, заглядывали в пещерки — то есть комнаты, над которыми уцелели перекрытия, и снова выбирались на открытое пространство. Некоторые сидели, нахохлившись, сосредоточенно чесались или что-то грызли. Многие нацепили грязное тряпье, у одного в лапах я даже заметил автомат — «Калашников» с изломанным прикладом. Бюрер держал оружие обеими лапами — и чувствовалось, что тварь играет, мутант не имеет представления о том, как пользоваться «калашом». Да и стрекотание, которым обменивались бюреры, встречаясь в коридорах, тоже звучало как пародия на человеческую речь. Я даже не мог понять, несут ли звуки, издаваемые мутантами, смысловую нагрузку, или же это такая игра.
Чем ближе к центру, тем грязней и оживленней делалась обстановка. Посередине бюреры расчистили довольно большой участок, в центре которого громоздилась своеобразная пирамида, украшенная вереницами черепов. Снизу, от подножия, начинались линии, выложенные мелкими, крысиными и тушканскими, черепушками, потом шли кости крупней, в основном собачьи. Дальше — округлые своды черепов, принадлежавших скорей гуманоидам, причем мне показалось, что преобладают человеческие останки.
Однако бюреры не проявляли уважения к теории Дарвина, предпочитали геометрию. Выше черепов, явно принадлежавших более развитым существам, располагались те, что крупнее. По клыкам можно было опознать кабанов, над ними размещались другие — бесформенные, перекошенные. Трудно сказать, кому они принадлежали. Возможно, псевдогигантам. Этих было немного, я видел шесть штук на обращенном ко мне фасе пирамиды. Венчал сооружение совершенно невероятный громадный череп — не могу даже предположить, какому монстру могло принадлежать этакое украшение. Больше метра длиной, с торчащими во все стороны остроконечными выростами — то ли рогами, то ли клыками, то ли ещё чем. Скелет динозавра они, что ли, раскопали?
— Вандемейер, что это на пирамиде, сверху?
— Гм…
Дитрих промычал что-то невразумительное, он уже приступил к видеозаписи — для удобства отстегнул свой многофункциональный ПДА с запястья и, держа двумя руками, водил туда и сюда, снимал в подробностях вонючий рассадник нечеловеческой культуры.
На площадке перед пирамидой была разложена расчлененная туша кабана, над ней сидел крупный бюрер в драном комбезе. Толком носить этот предмет туалета мутант не умел либо не утруждал себя условностями — вдел руки в рукава и позволил изодранному комбинезону болтаться сзади, как плащ. Когда он поднимался и расхаживал над тушей, комбинезон волочился позади, цеплялся за выступы бетона и прутья арматуры, тогда бюрер останавливался и с достоинством оправлял одежку, как король мантию. Торопиться ему было некуда — жратвы-то перед ним полно. Бюрер чего-то ждал, да и его соплеменники низкого ранга — тоже. Мало-помалу бюреры стали сходиться к площади, располагались по периметру, садились, стояли. Крошечные голые детеныши копошились, повизгивали, играли камешками и всевозможным сором — заставляли кусочки пластмассы, бетона и металла приподниматься и совершать короткие перелеты. Вокруг наиболее талантливых вились небольшие рои обломков.
Несколько раз я заметил, как бюреры отходили в сторонку и справляли нужду, не смущаясь сородичей.
Другие поднимались, потягивались, хрипло верещали, прогуливались поблизости, снова возвращались в круг… Многие жевали и грызли какую-то дрянь, то есть ожидали они не позволения приступить к трапезе, смысл обряда был в другом. Мне стало скучновато, а Вандемейер был совершенно счастлив, он снимал интегрированной в ПДА видеокамерой, его хитрый радиоприемник подмигивал разноцветными огоньками, цветов которых я не мог опознать с уверенностью… Наука получит неоценимый подарок, если нам удастся доставить добычу Дитриха в цивилизованный мир. Кстати, эта мысль напомнила мне о необходимости продумать дальнейшие действия. Прыгать по склонам нам не улыбалось — во-первых, миновать поселок мутантов требовалось скрытно, во-вторых, Вандемейер ослабел, а у Костика действует лишь одна рука. Нам понадобится удобный и укрытый от бюреров путь.
Я стал оглядывать склон и присмотрел неплохой как будто спуск — а там по окраинам, за стенами… С Вандемейером говорить было бесполезно, так что я обратился к Костику:
— Смотри, если мы спустимся здесь этажом ниже, потом вправо и вон по тому гребню можно пройти вниз. Потом обогнем поселок по краю, а?
— Я також туды дывлюся, — кивнул Тарас, — але ж не впевненый, що воны сплять вночи. Хто йих зна, тых чортыкив смердячих?
— А что, по-твоему, делать?
— Як що? Темрявы чекаты, а потим — на выхид.
— Я же так и сказал!
— А хиба я проты? Я ж не проты. Але поперше треба гарно роздывытысь, як воно тут влаштовано. Тут же циле мисто, цивилизация! Гуманойиды!
— Однажды сталкера Петрова ранили в перестрелке. Ему говорят, давай к доктору, он рану посмотрит. А Петров говорит: некогда мне к доктору, нет времени на всякую ерунду, мне слепого пса надо ловить. Зачем? Ну, как же, рану нужно дать собаке полизать, так бабка научила.
— Ну й що? Мене також бабка в дытынстви навчала, що треба собаци даты. До чого ты?
— Да так… У тебя патронов ещё много? А, я же вчера спрашивал…
— На усих цих мерзотныкив не выстачить. Ще в мене лопатка е. А чого ты пытаешь?
— Да просто… чувствую, если нарвемся — наваляют нам так, что никаких собак в Зоне не хватит, чтобы зализать.
Выход на поверхность звал и манил, но между свободой и нами находился поселок бюреров, едва ли не сотня мутантов. Придется ждать… Я отполз от края и прислонился к стене напротив Костика. Вандемейер полностью ушёл в научные изыскания и даже кашлять перестал — похоже, работа поддержала его лучше любых лекарств. Не ест, не пьет, только трудится — просто фанатик!
Неожиданно для себя самого я почувствовал, что хочется есть. И очень даже хочется, я же не трудоголик наподобие Дитриха. Я полез в рюкзак, вытащил флягу, встряхнул. Меньше половины. И галет совсем мало. Костик нащупал в своем рюкзаке банку тушенки и протянул мне, ему вскрывать неудобно, одной-то левой рукой.
— Не дрейфь, Слепой, — бодро сказал Тарас, — в мэнэ ще е консервы. Три банки, поживемо ще.
— Воды мало. Так что я все же надеюсь, что ночью мы прорвемся, потому что ждать здесь не выйдет.
— Нужно прорываться, — буркнул Дитрих, не отрываясь от работы, — другого выхода нет. Но двигаться нужно быстро. Или они нас съедят.
— Или мы их, — предложил я, протягивая открытую банку терминатору. — Правда, Костик говорит, у него ещё консервы остались. Может, бюреров есть начнем не сразу.
— Як потемние, втечемо звидсы, — буркнул Тарас. — Вандемейер, пойижте, вам треба.
— Да-да, я сейчас… Знаю я его «сейчас».
— А ну-ка без разговоров! Вы же видите, они чего-то ждут. Вот пока не началось, перекусите. Вот галеты, вот тушенка. В театре антракт, предлагаю пройти в буфет. Ну?!
— Э… да, минуточку…
— Ну-ка живо! А не то начнется второй акт пьесы, и вас за уши не оттянешь пожрать. Знаю я вас, театралов.
Пока мы ужинали, мутанты внизу бездельничали, они в самом деле чего-то ждали — расселись кругом около пирамиды и перекликались противными голосами.
Мы снова расположились у края… Вот солнце опустилось совсем низко, и последние лучи странным образом ворвались в грот снизу, будто отразились от некоего огромного зеркала у входа в пещеру. Может, там лужа? Или зеркало расплавленной породы? Тут я в который раз пожалел, что страдаю расстройством зрения. Все, с кем я пытался обсудить этот вопрос, в один голос твердят, что красный свет обладает определенной магией — жаль, что я не могу оценить этого в полной мере.
Мощный пучок света ударил снизу в громадный череп, венчающий пирамиду, вырвался из отверстий, столбы свечения потянулись от чудовищных костей во все стороны, к стенам гигантской пещеры, к своду, упали на морды бюреров. Мутанты возбудились, они привставали, колотили себя ладонями по пузам и ляжкам, подвывали. Крупный самец в комбинезоне поднял церемониальный жезл, здоровенную кость — длинную, с него ростом, если поставить её вертикально. Мутанты замерли.
Вожак хрипло прокаркал короткую фразу и взмахнул жезлом — все кинулись к останкам кабана, столпились, орали, отталкивая друг друга. Даже малыши с писком лезли в кучу-малу, мне стало страшно, что их затопчут в сутолоке. Жалко — не совсем то слово, маленькие бюреры — такое же воплощенное уродство и мерзость, как взрослые, но когда такая мелюзга лезет под ноги толпе мутантов, все равно немного не по себе.
— Они стремятся пролезть к голове, — констатировал Вандемейер, водя камерой.
— Навищо це? — Бюреры подняли внизу такой гвалт, что и Костик заинтересовался, тоже присел у края и наблюдал поверх головы Дитриха.
— Скоро узнаем. — Хороший ответ.
Свалка продолжалась несколько минут, потом мутанты попятились, расходясь в стороны от туши. Морды у них были вымазаны и лоснились, некоторые вылизывали ладони. Вид кабаньей туши почти не изменился — только череп был обглодан начисто и сиял белизной.
Вождь, размахивая костяным посохом, прохрюкал новый приказ. Несколько мутантов покрупней выступили из круга и приблизились к черепу. По знаку старика в комбинезоне они сгрудились, так что едва не касались друг друга локтями, вылупились на череп, и все затихло. Потом обглоданная кабанья башка медленно качнулась — раз, другой… приподнялась… подпрыгнула, ещё выше, ещё. Мутанты-телекинетики увлекли череп на другую сторону пирамиды, обращенную ко входу, так что нам не было видно, что произошло дальше. Наверное, череп занял место в ряду таких же.
Красный свет, бьющий в вершину сооружения, померк, солнце миновало точку, из которой отраженные лучи попадали в грот. Сразу стало темней, бюреры расселись по кругу около пирамиды.
— У! — рявкнул старый вожак и ударил тростью по камню.
— У-у-у… — завыли мутанты.
— Торжественное богослужение окончено, теперь дискотека, — объяснил я. — Вандемейер, а у вашего Н`Гвамы похоже было?
— Э? Что-что?
— Ну, бросьте, не разыгрывайте из себя рассеянного ученого. Я говорю: у вашего Н`Гвамы похоже было?
Бюреры под нами выводили:
— У-у-у… Э-э-э… Ы-ы-ы…
Дитрих прислушался, склонив голову набок.
— Не совсем, но общие черты я, пожалуй, прослеживаю. Слепой, вы мне подали интересную мысль!
— Вандемейер, я хочу вас предупредить. Когда мы будем покидать это место, вы не станете ничего включать, ничего снимать и вообще будете заняты лишь одним: бегством. Я не шучу. Мне вовсе не хочется украшать эту пирамиду.
— Украшать? Э… А, в этом смысле!
— В этом, в этом. Не для того моя голова предназначена.
— Слепой, я ведь обещал! — Дитрих был сама невинность.
— Нет уж, я вижу, в этой пещере слишком много соблазнов для настоящего учёного. Поэтому предупреждаю: будете нас задерживать — брошу вас с бюрерами. Вот Зоной клянусь, брошу! Тут забеспокоился Костик:
— Ни, Слипый, ты щось не те кажешь.
— Я знаю, что говорю. Вандемейер умеет быть невероятной сволочью, уж поверь! А мне моя жизнь дороже любых научных открытий. И ещё — дороже любых красивых жестов одного отчаянного фаталиста. Да-да, Вандемейер, нечего на меня так смотреть, ничего не поделаешь, если нас свела судьба. Так сказал сталкер Петров яичнице-глазунье. Вы знаете, что такое яичница-глазунья?
— Знаю, конечно. Шпигель-ай.
— Вот и нечего на меня смотреть, как сказал сталкер Петров яичнице шпигель-ай.
Тут Вандемейер впал в сентиментальность, начал меня уговаривать, что будет паинькой и вообще — вот сейчас только, вот чуточку, вот капельку поизучает этих мутантов… отсюда, сверху. А внизу сразу бросит, уйдет в глухую завязку. Я, конечно, не поверил ни единому слову. Однажды дали сталкеру Петрову поручение, он Зоной поклялся, что выполнит, да и обманул. Ему говорят: ты чего? Ты же Зоной клялся! А ещё матерый сталкер! А он отвечает: салаги вы, ничего не понимаете. С тех пор Выброс случился, а Выброс, как нам, ветеранам, известно, меняет Зону на фиг совсем. Так что была одна Зона, а после Выброса стала совсем другая. Ну а я, говорит Петров, той, старой, поклялся. Её и нет больше.
Пока Дитрих бормотал, что полностью осознает серьезность моих замечаний (именно так он выразился, дословно), я кивал. Потом объявил: если согласен — пусть спать ложится. Ночью пойдем на прорыв, значит, всем нужно отдохнуть. Хе-хе, как я и предполагал, Вандемейер начал спорить, мол, он согласен, но караулить будет первым. Ну, разрешите ему! Ну ещё немного, капельку понаблюдать за поселком мутантов, когда ещё представится такая возможность?
— Это верно, — пришлось мне признать, — другой возможности вам не представится, я заранее отказываюсь лезть по доброй воле в местечки, подобные этому гроту. Валяйте, стерегите. А я буду спать. Да, и не вздумайте включать фонарик! Вас снизу заметят.
Мы решили, что вторым буду дежурить я, последним — Костик. Я выбрал самое плохое дежурство, мой режим вышел таким: три часа сна, три бодрствования, потом снова спать. Не выспишься толком — но я подумал, что Костик ранен, а Вандемейеру совсем паршиво, так что лучше уж пусть отдохнут больше моего. Ничего, завтра утром мы вырвемся из этого подземелья, через день будем отдыхать в «Звезде».
Внизу завывали бюреры — похоже, им самим надоело, голоса делались все тише, завывания — все заунывней.
Интересно, где сейчас Пустовар? Вряд ли он мчится вприпрыжку, скорей — передвигается даже медленней нашего, избегает всех встречных, старательно обходит десятой дорогой любой сигнал, замеченный на ПДА. И весь рюкзаками увешан. Ничего, пусть помучается, пусть напрягается, сволочь жирная. Пусть попыхтит… напоследок. С этой мыслью я и уснул.
Разбудил меня не Вандемейер и не зуммер моего КПК. Внизу, под обрывом стоял ужасный шум — бюреры рычали, завывали на все голоса, то и дело разражались отчаянными воплями… что-то трещало, грохотало.
Вандемейер замер над пропастью, его силуэт едва выделялся в сером мареве, заполнившем пещеру. Часть лунного света проникала под своды — должно быть, отражалась от того же зеркала, которое обеспечило освещение на закате. Костик тоже проснулся и возился в темноте коридора, вполголоса ворча ругательства.
Я подполз к краю и осторожно высунул голову над изломанным краем. Сперва ничего не разглядел в темноте, потом стал замечать фигурки мутантов, мечущиеся в бетонном хаосе. Разглядеть бюреров как следует мешал рой снарядов, который твари подняли в воздух. Сперва мне показалось, что бюреры сражаются друг с другом, но вскоре я разглядел причину переполоха — над городом вились три едва заметно светящиеся точки. Мы называем таких мутантов полтергейстами, а что они собой представляют, я не знаю. Уродливые твари, немного напоминающие формой черепа контролёров, но гораздо менее общительные — в том смысле, что вступить с ними в контакт никому не удавалось. То ли полтергейсты не способны понимать человека, то ли просто не желают — нрав у них жуткий. Всегда нападают, и непременно исподтишка. Заметить их непросто — они умеют ловко маскироваться, но природа их способностей иная, нежели, к примеру, у кровососов. Они не становятся полностью невидимыми, полтергейстов можно заметить, как округлые облачка тумана, в центре которых потрескивают крошечные голубоватые разряды. Когда имеются источники света, их увидеть сложно, но теперь, в темноте, облака, подсвеченные изнутри голубым, оказались на виду.
Полтергейсты — телекинетики, да не чета бюрерам. Средний бюрер может швырнуть достаточно сильно груз весом… ну, в пару килограмм — да и то опасны они лишь вблизи, а полтергейсты запросто кидают железные бочонки, оружейные контейнеры, колеса грузовиков — да ещё, бывает, подолгу целятся, удерживая такой снаряд в воздухе. Мне как-то пришлось попасть под обстрел полтергейста, так я и не подумал отбиваться, сбежал. Один удар канистрой по спине — и у меня пропала всякая охота разбираться, кто из нас альфа-хищник.
Вот и сейчас три полтергейста атаковали поселок бюреров, хохотали, завывали, швырялись крупными камнями, местные отбивались, меча в агрессоров булыжники и груды щебня, они старались действовать согласованно, собирая по десятку-другому снарядов, чтобы поразить наверняка. Полтергейсты вились над развалинами, увертывались, иногда успевали отразить выпад, перехватывая снаряд на лету…
— По-моему, сейчас подходящий момент, — предложил я. — Они увлеклись.
— Гаразд, — согласился Костик, — втечемо зараз.
— Но… — начал было Вандемейер.
Я прекрасно его понимал: схватка двух банд телекинетической мафии — это безумно интересно для настоящего ученого! Но сейчас мне очень захотелось убраться отсюда подальше. Бюреров на нашем пятачке можно было не слишком опасаться, но полтергейстам ничего не стоило обнаружить убежище на верхнем этаже.
— Никаких «но»! — отрезал я. — Вандемейер, у нас нет времени. Сворачивайте аппаратуру, нужно срочно делать ноги.
— Что?.. Э?..
— Втикаты треба, — буркнул Костик, увязывая рюкзак. — И швыденько!
Внизу ревели, не умолкая, битва продолжалась, так что я надеялся, бюреры не станут и глядеть в нашу сторону. Мы по-быстрому похватали манатки, и я первым полез с обрыва. Справа наш коридор ограничивала несущая стена, она была достаточно широкой, чтобы по зубчатому неровному сколу можно было спуститься, как по лестнице, разве что ступени разные. Сперва я в самом деле протопал довольно бодро, потом пришлось спрыгнуть — невысоко, чуть больше метра. Рядом со мной тут же оказался Костик, потом начал спускаться Дитрих. Я не стал ожидать, полез по осыпи на следующий этаж. На наше счастье, эта стена была обрушена так, что образовала довольно пологие склоны то тут, то там, просто время от времени приходилось перелезать к новому участку, я все время забирал вправо, чтобы выйти не к центру поселка мутантов, а на окраину.
Тем временем двое полтергейстов подхватили довольно крупного бюрера, кажется, самку — подняли за ноги в воздух. Бюрерша, болтаясь в полутора метрах над камнями вниз башкой, подняла жуткий визг, она брыкалась, изворачивалась, норовила выхватить из кучи под собой булыжник и долбануть налетчика — благо, теперь ей было недалеко метать. Я все это неплохо успел разглядеть, потому что достиг нижнего уровня первым и, присев за невысоким обломком бетонной стены, имел возможность насладиться батальным полотном в полной мере.
Похищение почтенной дамы вызвало новый приступ ярости у населения поселка. Бюреры вылетели из-за стен, под которыми пытались укрыться от обстрела, они разъярились и, не щадя себя, устроили мощную бомбардировку. Я разглядел вождя в комбинезоне — этот взобрался на груду обломков и верещал, размахивая костяным жезлом, как дирижер палочкой. Обломки бетона различной величины вились над ним, скручивались в спирали и устремлялись к ухающим над головой полтергейстам. Те опешили, или, возможно, им мешало то, что они вынуждены поддерживать пленницу. Кстати, похищенной бюрерше, по-моему, доставалось больше, чем чужакам, немалая часть камней угодила в нее — с каждым попаданием она визжала пронзительней и громче…
У меня сложилось впечатление, что для полтергейстов происходящее является не охотой, а развлечением. Но кто их разберет, мутантов? О полтергейстах вообще ничего не известно. Как они летают? Почему в полете их видно лишь в виде туманных сгустков и крошечных молний? На этот счет сталкеры могут порассказать десятки историй — одна другой фантастичней, по-моему.
Дело в том, что существа это таинственные и опасные. Наблюдать за ними — себе дороже. Лично я впервые разглядывал полтергейстов настолько долго, это же случай, что они так увлеклись бюрерами. Впрочем, я не жалел, что встреча выдалась мимолетной, я торопился убраться подальше и от тех мутантов, и от других.
Наконец мы преодолели спуск и собрались в закутке у самой окраины бюрерского города. Тут полтергейсты выронили бюрершу, она успела вывернуться в падении и приложилась о бетон не головой, но треснулась знатно. Хрустнули косточки, мутантка пронзительно взвыла, ей ответил хор возмущенных голосов, бюреры обрушили на врага град камней, но и полтергейсты, освободившись от ноши, набросились на местных с удвоенным усердием…
Тем временем мы осторожненько крались от центра руин в сторону, к стенам гигантского грота. Схватка, как назло, сместилась к выходу, так что нам пришлось отступать все дальше, удаляясь от дерущихся. Костик дернул меня за рукав и указал широкий тоннель в стене — вдалеке виднелся бледный свет. Похоже, боковой выход. И снова — в который раз — у нас не было выбора, мы поспешили укрыться в тоннеле. Я пару раз споткнулся, прежде чем сообразил, что бегу по шпалам. По дну тоннеля проходила узкоколейка. Приспособив шаг к промежуткам между шпалами, мы двинули скорей, Костик опережал меня, но я поглядывал на датчик аномалий, и аппарат помалкивал, так что я не спешил придержать Тараса. Вандемейер пыхтел позади, он так и не выключил своего приемника, и это оказалось верным решением, потому что Дитрих обнаружил мутантов по радиосигналам.
— Стойте! — выдохнул рыжий. — Там впереди!.. Кто-то!.. Есть!..
Мы притормозили. Сзади, из грота, доносился шум битвы, но и впереди как будто что-то происходило. Тоннель плавно изгибался по широкой дуге, так что нам было видно лишь около полусотни метров рельсов. Но впереди находился источник света — и, похоже, именно лунного света. Ох, как забилось сердце… за время блужданий по подземельям чувства словно притупились — мне ведь следовало отчаянно трусить, когда мы увидели поселок бюреров, когда появились полтергейсты. Мне следовало бы дрожать от страха и волнения, пока мы спускались по осыпям, по грудам щебня, по бетонным руинам, а в двух шагах гремела канонада эпической битвы телекинетиков всех мастей! Но нет, тогда я был спокоен, а вот теперь — проняло. Ох, как хочется наружу…
Мы двинулись медленно, мелкими шажками, внимательно приглядываясь и прислушиваясь. Вот на путях показался вагончик — платформа на колесах с искореженными остатками кабины на обращенной к нам стороне. Локомотив, что ли, такой? Возможно, на электрической тяге. Наверное, такую мелочь электровозом именовать — много чести. Дрезина, скорей.
Теперь я точно различал легкий шорох и курлыканье, доносящиеся из-за электровозика. В тоннеле было совсем темно, я различал лишь контуры на фоне тусклого света, струящегося навстречу нам из-за поворота. Свет тянул меня словно магнит, но осторожность велела не спешить.
Мы переглянулись, Костик шепотом, почти беззвучно произнес:
— Тыхенько вперед.
Мы пошли, пригибаясь за обломками электровоза и ступая осторожно, чтобы не потревожить щебень, усыпавший колею. Вот и холодный металлический бок электровоза, шершавый от ржавчины. Я осторожно выглянул. Здесь было куда светлее — наверное, выход совсем рядом! Перед нами находились двое небольших бюреров — похоже, мальчик и девочка, подростки. Пока все племя, не щадя живота, сражается с полтергейстами, эти двое удрали и заняты лишь друг другом. Подростки повсюду одинаковы. Мутанты развлекались — по очереди приподнимали друг дружку над землей, будто на качелях раскачивались. Талантливые детки — насколько я могу судить, такой труд не каждому бюреру под силу! Вот вверх взмыл мальчик, довольно курлыкнул и мягко опустился на шпалы, потом — осторожненько приподнял девочку. Та хихикнула совершенно по-человечески.
Я увидел, как Костик поднял ствол «калаша», потом опустил. В холодном голубоватом свете я различил, что его лоб пошел морщинами.
— Та ни, не можу, — выдохнул Костик. — Ни, ни… Я его вполне понимал. Что поделаешь, я отлично знаю, что бюрерам чуждо все человеческое, они способны не то что убить — могут и сожрать сталкера заживо… но тут было двое детей. Все же, как ни крути, — двое счастливых детишек.
Я поглядел на Вандемейера — вот ведь конченый человек, он не морщил лоб и не хватался за оружие, а склонился над своим дурацким прибором, этому заминка вроде даже в радость… А я растерялся. Ну, в самом деле, как быть? До выхода далековато, да и что там, снаружи? Может, и выхода-то никакого нет? Тогда нам не годится выдавать свое присутствие, а детишки поднимут хай, если мы покажемся им на глаза. Мои размышления прервал нарастающий вой сзади. Я и сообразить ничего не успел, только обернулся: из тоннеля с хохотом и громом возник сгусток тумана, подсвеченного изнутри холодными разрядами, — полтергейст был вне себя, он подхватывал по пути все, что попадалось, и швырял в стороны, только грохот стоял от ударов камней о шпалы, о стены и своды тоннеля. Причина его ярости тоже была ясна — топот, стук и возмущенные вопли бюреров накатывали из темноты, орда преследовала бегущего противника.
Я выхватил из-за спины «Гадюку», даже не вспомнил, что патроны вышли… Тут мутант замер надо мной, его искорки забегали быстрей. Потом, вспоминая этот эпизод, я счел, что полтергейсту уже приходилось иметь дело с огнестрельным оружием, и этот опыт ему крайне не нравился. Видимо, поэтому мутант действовал стремительно и мощно. Я почувствовал, что автомат вырывается из моих рук, ремень больно впился в плечо. Полтергейст дернул оружие так сильно, что приподнял меня, ноги оторвались от земли, меня хватило о ржавый бортик рубки дрезины, потом ремень лопнул, от боли я разжал пальцы — проклятый мутант завладел МР-5. Прогнивший бортик провалился подо мной, я покатился по настилу… треснулся головой о какой-то выступ… и, пожалуй, ненадолго отрубился.
Когда я пришел в себя, то увидел: Костик с Вандемейером, сопя, толкают дрезину, разгоняют, потом запрыгивают ко мне, промелькнули растерянные хари маленьких бюреров — те прыснули в сторону, когда наш ржавый бронепоезд прокатил мимо. Позади стоял адский шум — полтергейст вступил в бой с преследователями. В узком тоннеле бюреры не могли использовать численного преимущества… а наш состав стремительно катил навстречу серебристому свету, уклон становился все заметней, стук колес ускорился. Костик напоследок полоснул очередью из «калаша» темноту в тоннеле — наверное, кто-то за нами гнался…
Вот мы вывернули из-за поворота, в проеме показалось лиловое небо, усыпанное удивительно яркими звездами, промелькнула полная луна, я начал приподниматься, опираясь на локоть… потом стук колес оборвался, стены и свод пропали, стих шум побоища позади, дрезина стала заваливаться передней частью… все вокруг жутко загремело… и я снова исчез из этого мира.
Возвращение в реальность происходило постепенно. Сперва я услышал зуммер моего КПК — он радостно извещал, что отыскал сетку и что у меня имеется корреспонденция. Вслед за ушами ко мне вернулись ноги. Верней, левая — я почувствовал, что у меня отчаянно болит нога. Будто огнем изнутри жжет, просто душу выворачивает. Потом на фоне этой большой боли проклюнулись мелочи — что-то колет спину, зудят ссадины на руках, ломит плечо, которое рванул ремень автомата. Ну, здравствуй, мир, полный страданий.
Я по-прежнему ничего не видел, но зато слышал все лучше.
— …Но как-то ведь надо его вытаскивать! — отчетливо произнес совсем рядом Вандемейер.
— Я спробую… от зараза, як ливою незручно. Зараз я спробую, а вы його тягнить, як воно пиде в гору. Ну, чи вы готови? Ну!
— Стойте, стойте… Если я потяну раньше времени, ему будет очень больно.
— Мне уже очень больно! — прохрипел я. — Так что не стесняйтесь, добивайте, мне уже хуже не сделается.
— Слипый, ты як? Жывый?
— Угу. А почему так темно? Я думал, мы выбрались из пещеры.
Оба смолкли. Я ждал.
— Здесь довольно светло, — осторожно произнес Вандемейер. — Вы совсем ничего не видите? Совершенно ничего?
— Нет, не вижу, только нога сильно болит. Что со мной? Где я?
И тут зрение стало возвращаться. Я сообразил — болевой шок, что ли? Однажды со мной такое было, я тогда на стройке работал, получил вскользь кирпичом по руке, совсем легонько, ссадина получилась ерундовая, но, вероятно, оказался задет нерв, и я несколько минут не видел. Не знаю, нормально ли такое, или это у меня организм с особенностями…
Сейчас я начал различать очертания предметов — сперва только контуры, потом окружающее проступило более рельефно, появились тени, блики… Ночь подходила к концу, до рассвета оставалось, пожалуй, не больше часа, и все окрасилось в сумеречные серые тона. Большую часть горизонта заслоняли встревоженные лица Костика и Вандемейера.
Я лежал под холмом, у самой подошвы, надо мной нависал поросший кривыми деревцами склон. Если задрать голову, то можно было разглядеть вывороченные куски бетона и кривые, неровно обломанные рельсы — выход тоннеля, из которого мы свалились. А то, что колет спину, — это мой отощавший рюкзак, что-то из поклажи вывернулись и торчит острым углом.
— Ну вот, уже лучше, уже вижу…
Потом я попытался приподняться — и тут же осознал: то, что мне до сих пор казалось невыносимой болью, на самом деле совершеннейшая фигня. Вот теперь, когда я подтянул локти и попробовал сесть, вот тут-то ногу и пронзило по-настоящему… Но я успел разглядеть: дальше от ската холма искореженной грудой металла громоздится дрезина, а моя нога скрывается под ржавым бортом. Черт, лучше бы я по-прежнему ничего не видел. Когда приступ боли миновал и я смог выдохнуть, то первым делом объявил:
— Однажды на сталкера Петрова свалился электровоз…
Вандемейер сморщился, а Костик очень осторожно погладил меня по плечу. Вот уж этого я никак не ожидал.
— Ты шуткуй, Слипый, шуткуй. Тоби, мабуть, легше, як ты свойи дурныци верзеш.
— Хорошо, что на голову, сказал Петров. И ничего не пострадало.
— Ну, отже, — Костик поглядел на Вандемейера, — зараз я спробую пидняты ту зализяку, а вы його тягнить.
А меня никто не спросил?
— Но я же…
— Ты лежатымеш, Слипый. Тильки лежатымеш. Це не важко, в тебе выйде, не турбуйся. Лежаты навить такий дурнык, як ты, зможе.
— Хоть обезболивающего вколите, мутанты, эскулапы хреновы! — Я уже не выдержал. Думают о чем угодно, но не о моей беде.
— Да-да. Конечно, — засуетился Дитрих, — я сейчас… но у меня все пропало, этот мерзавец утащил аптечку вместе с рюкзаком.
— Так возьмите в моем рюкзаке, он подо мной. Надеюсь, не все разбилось…
Думаю, Дитрих вколол мне лошадиную дозу, потому что обезболивающее начало действовать почти сразу, все поплыло перед глазами, закружилась голова, и я даже ухватился руками за стебли бурьяна, чтобы не меня не унесло… так что некоторое время я воспринимал окружающее не вполне адекватно и поэтому не уверен, что все было именно так, как это увиделось мне. Вандемейер подхватил меня за подмышки и приготовился, а Костик встал над моей несчастной ногой, зажатой под бортом электровоза. Ухватился левой рукой снизу за борт, выдохнул… согнул ноги, напрягся… лицо Костика покраснело, потом приобрело лиловый оттенок. Ну ладно, я преувеличиваю, ничего такого я видеть не мог, потому что ещё не рассвело. Но рожа Тараса потемнела, это точно.
Я зажмурился… потом раздался душераздирающий скрежет, Дитрих дернул меня, я почувствовал, что отползаю назад, стал упираться локтями, помогая, насколько можно, Вандемейеру… Поднять рухнувший, вбитый падением в грунт электровоз невозможно! Сколько весит такая железяка? Четыре, пять центнеров? Больше? Костик не мог поднять одной левой! Потом я сообразил — он не поднял всей махины, а смял, отогнул проржавевший насквозь борт. Вот Тарас выдохнул и повалился на колени, к его лицу стали возвращаться нормальные краски.
Потом они с Дитрихом склонились над моей ногой.
— Перелом, — вынес вердикт Вандемейер. — Закрытый, но выглядит довольно паршиво. Попробую соорудить лубок. Слепой, как вы себя чувствуете?
— Можете называть меня «Хромой».
— Та шо йому зробыться? Якщо шуткуе, то порядок. Робить лубок, доктор.
Обезболивающее наконец подействовало в полной мере — нога отнялась совсем. Теперь я смог перевести дух и наконец осознал, что дела мои на редкость плохи. Дитрих тем временем вспорол на мне брюки, но я не ощущал прикосновений своей несчастной онемевшей конечностью. Захотелось поболтать, захотелось непременно сказать кому-нибудь гадость, чтоб не одному мне было плохо. Костик потихоньку ретировался, в моем распоряжении остался лишь Дитрих.
— Вандемейер, а зачем вы мне врали насчет носорога?
Учёный перестал колдовать над моей ногой и удивленно уставился на меня.
— Что вы имеете в виду? Какой носорог?
— Помните свой первый день в Зоне? Когда вы завалили кабана, то стали втирать мне насчет ампул со снотворным, которыми обездвиживаете носорога… и все такое.
— Да, припоминаю.
— Ну так вот, я заметил: вы стреляли зверю в висок, где череп тоньше. Грамотная работа, но так стреляют пулями, а не снотворным. Ампулой не нужно пробивать кость. Ну, так что вы скажете в свое оправдание, лгун?
— Видите ли, — Дитрих отвернулся и занялся лубками, моего взгляда он старательно избегал, — вы и ваши соотечественники настолько наивно оцениваете людей из Западной Европы… будто все мы — сплошь законопослушные идиоты… мне не хотелось лишать вас этой веры.
— А сколько носорогов вы убили? Вандемейер тяжело вздохнул.
— Ну, двух. Вы же понимаете, бывают ситуации, когда зверя остановить невозможно. Тогда приходится отступать от принципов.
Где-то поблизости вроде бы топор тюкнул по дереву — раз, другой, потом ещё и ещё.
— Однажды сталкер Петров отступил от принципов и продал хабар учёным на Янтаре. Потом полгода прятался от своего перекупщика. Вандемейер, зачем я с вами связался? Вы бессердечный убийца носорогов! Вы превратили меня в калеку, циничный человек из Западной Европы.
Дитрих негромко хрюкнул. Не знаю, что он хотел этим сказать.
Тут к нам присоединился Костик, он приволок толстую палку с рогулькой на конце — похоже, срубил деревце. Чем это? Ах да, саперной лопаткой. Левша, блин… подковал аглицкую блоху лопатой.
Тарас плюхнулся рядом с нами, зажал палку ногами и протянул ладонь:
— Вандемейер, дасыть мени нож Слипого, трохи пидривняты треба.
— Меня теперь зовут Хромой, а не Слепой, запомни! И вообще ты бы мог меня попросить, я пока что в состоянии поднять собственный нож.
Я протянул инструмент Костику, тот засопел и стал строгать неровно срубленные края палки. Потом Вандемейер заявил:
— Ну вот, что можно сделать в походных условиях, я сделал. Слепой, постарайтесь не тревожить ногу, не опирайтесь на нее.
— А вот тоби костылыка. — Тарас протянул мне палку. — Якщо ты тильки ногу й голову вдарыв, то самостийно йты спроможный.
— Я? Голову?
— Ну, ты ж казав: сталкеру Петрову на голову упал электровоз… — Когда Тарас передразнивал меня, то говорил по-русски четко и без акцента.
— А почему вы вообще полезли на этот бронепоезд?
— Как почему, Слепой? Вы же первым туда запрыгнули! Мне показалось, это отличная идея — укатить от мутантов. Рельсы шли под уклон…
— Хм… Я не запрыгивал, меня полтергейст швырнул.
Удача, великая богиня и мать богов, мне обижаться на тебя или вознести хвалу? Я же не хотел прыгать на эту дрезину, которая, покатав меня, вздумала сама поездить по моим ногам! С одной стороны, мы удрали из пещеры и все живы. С другой — я после падения охромел, а парни, хотя и помяло их крепко, но отделались ушибами. Наверное, я выберу хвалу. С богами лучше не ссориться. Слава тебе, богиня удача, но постарайся больше так не делать.
Ну ладно… я приподнялся, опираясь на выстроганную Костиком палку, — получилось.
— Отлично, стоять я могу. Однако вряд ли мне удастся простоять, пока вы сходите за помощью.
— Не кажы дурныць. Мы без тебе не выберемось с циейи Зоны. Так что пидеш з намы.
— Эгоисты. Ладно, я согласен, пойду. Так и быть!
И мы пошли. Костик подставил плечо — правое, потому что слева висел «калаш». Терминатор сказал:
— Не сыльно тысны, бо рука болыть.
— Так давай и тебе обезболивающего вколем?
— Ни, я дывывсь, небогато в нас ликив залышылось. — Это верно, лекарства были большей частью у Вандемейера, а его рюкзак уволок Пустовар, Зона его дери. — Так що я протрымаюсь, побережи обезболюючи для себе. Я поки що так можу.
Терминатор, железный человек. Ох и выпьем же мы с ним за удачу, ох и надеремся до поросячьего визга. До бюрерского визга, вот как.
Передвигались мы не слишком бодро, все устали, спать хотелось, Вандемейер опять раскашлялся. К тому же в его аппаратуре разрядились аккумуляторы, а без работы Дитрих — что наркоман без своевременной дозы. Я понял так, что необходимость работать… верней, не так — не необходимость, а возможность работать поддерживала его, не давала скиснуть. Рыжий словно уговаривал себя, что, пока трудится, о неудобствах и трудностях нужно забыть, — и ведь успешно уговаривал, вот в чем штука! А сейчас Вандемейер напоминал сдувшийся воздушный шарик — он брел, шатаясь, поминутно кашлял. Да что там — я даже видел, как он сплевывает в траву! Не на салфеточку, как надлежит благонамеренному господину, а прямо на природу харкал — на мать нашу природу в её пыльных пожухлых проявлениях. Я подумал, что не мешало бы подсунуть ему новый допинг.
— Вандемейер, — старательно изображая голосом тревогу, окликнул я, — вам плохо? Может, нам сделать привал? Вы отдохнете, поспите? Черт с ним, с Пустоваром, пусть проваливает!
По тому, как Дитрих встрепенулся, я понял: сработало.
— В самом деле, Пустовар! — Рыжий перестал кашлять и задрал подбородок. — Интересно, где сейчас этот подонок?
— И куды мы йдемо? — вставил Костик.
— К ближайшему КПП. Небось и Пустовар туда же путь держит.
После того, как Дитрих понял, что и сменному аккумулятору жить осталось недолго, тут же перевел свой КПК в «спящий режим» — так он сам выразился. Теперь полноценно работал только мой ПДА, и сейчас я машинально бросил взгляд на монитор.
— Приближаются сигналы! Четыре человека!
— Это отлично, попросим помощи.
— Погодите, Вандемейер, погодите… Это Зона, здесь спешить нельзя.
Мы брели по редколесью и, хотя до встречных оставалось несколько сотен метров, пока что никого за деревьями не видели. Я придержал Костика за плечо, и мы встали. Мне не понравилось, как смещаются точки — встречные сталкеры — на моем ПДА. Они передвигались короткими рывками и одновременно растягивались цепью. С чего бы, если они не бандиты? Мы видны на их ПДА как единственный сигнал, то есть четверым одного встречного бояться не с чего, а вот мародёрам одиночка — как раз подходящая добыча.
Тарас понял меня без слов, помог подобраться к толстому клену, там я привалился грудью к шершавой коре и вытащил пистолет. Костик присел поодаль в кусты, Вандемейер выбрал позицию поблизости, ему достался клен потоньше — в этом молоденьком лесочке большинство деревьев были слишком тонкими, чтобы служить полноценным прикрытием.
— Вандемейер, присядьте, как Костик, — велел я, — ваш оранжевый костюмчик слишком заметен. И держитесь подальше от меня, потому что только мой сигнал виден на ПДА.
В Зоне все серое, что удобно для дальтоника, но учёным здесь играть в прятки весьма сложно, их оранжевые спецкомбинезоны отлично выделяются на сером. Дитрих послушно сместился в сторону, и мы стали ждать. Когда чужаки приблизились, я убедился: мне не показалось, они перемещались короткими перебежками — от укрытия к укрытию. Потом мы увидели черные куртки, мелькающие за кустарником — пока ещё достаточно далеко. Черные курточки и лиловые «треники» — своеобразная униформа мародёров. Мне трудно судить, почему они предпочитают одеваться по шаблону, но я вообще плохо понимаю таких людей. Очевидно, что они следуют некоему ритуалу, старательно соответствуют «понятиям». Кстати, наш Гоша Карый тоже частенько ходит в куртке и «трениках», да и Костик ведь тоже — в черной кожанке под рваным плащом.
Я не стал ничего пояснять спутникам, но Костик лучше меня понимал, с кем мы имеем дело.
— Хлопци, — сказал он, — зачекайте тут. Я швыденько.
И приподнялся, намереваясь выдвинуться из наших боевых порядков.
— Погоди. — Я не мог его отпускать одного. — А аномалии? А рука твоя? А…
Костик шагнул ко мне.
— Ты цилком правый, Слипый, щодо звычайнойи сытуацийи. Але ж зараз инакше неможлыво.
Я понял, что он сейчас рванет навстречу банде, и воспользовался тем, что мы стоим рядом, — ухватил его за куртку.
— Не отпущу.
Я так и не заметил, как Костик меня приложил, почувствовал, что перехватило дыхание, потом ощутил боль от удара. Тарас легким толчком выбил из-под меня самодельный костыль и, аккуратно придержав, опустил на траву. А я даже слова не мог вымолвить, только ртом воздух ловил, как рыба на разделочной доске.
— Ты мене також лупыв, — успокоил Костик. — Посыдь поки що.
И тут же пропал в кустарнике. Вандемейер ничего не понял, но бросился мне на помощь. Подхватил, помог сесть поудобней.
— Что?..
— Костик пошел с бандой разбираться. Один.
— Это неправильно…
— Угу. У него неполный магазин…
Я не договорил — за кустами началась канонада. Треск дробовиков, сухой кашель пистолетных выстрелов, грохот автоматных очередей. Среди многоголосой пальбы я слышал короткие, в два-три патрона, выстрелы Костика. Мы переглянулись, я подтянул к себе костыль и поднялся. Вандемейер помог мне встать, а потом рванул первым, я скакал на одной ноге, ковылял, как мог, но мигом отстал.
Когда я прибыл к месту схватки, все было кончено. Единственное, что меня утешило — ну, хотя бы отчасти, — это что Вандемейер тоже опоздал. Костик сидел, привалившись спиной к стволу молодой березы, автомат лежал в стороне, на коленях Костика покоился чужой дробовик. Поодаль в живописных позах, раскинув конечности, лежали двое мародёров, у одного была прострелена грудь, куда пути угодили другому, я не видел (он упал лицом вниз), но под ним расплывалась кровавая лужа. Сперва мне показалось, что Костик мёртв, и сердце екнуло… но наш терминатор поднял глаза и печально объяснил:
— Втеклы, суки.
Тут я заметил что левый рукав его плаща пробит, просто крови не видно — она стекает под круткой и заливает кисть.
— Вот черт, Зона дери. — Я склонился над Костиком, костыль подо мной опасно хрустнул, и я поспешно перенес тяжесть на здоровую конечность. — Вторую руку?
— Ага, — ещё печальней согласился Костик, — непруха. Теперь до витру самостийно не пидеш, сам не зможу й ширинку розстебнуты. От беда так беда!
Вандемейер бросился перевязывать раненого, а я помог наложить жгут и потом проковылял к мёртвецам — проверить рюкзаки и карманы. Невеселое дело, но иногда приходится. Денег у мародёров при себе было немного, видимо, у них выдался неудачный сезон. Дробовик с несколькими зарядами, старенький ПММ, пара обойм да малость жратвы в рюкзаках — вот и вся наша добыча. Если, конечно, не считать все той же дрянной водки. Три бутылки! Меня куда больше обрадовали запасы воды, конфискованные у покойников. У обоих фляги были полнехоньки, да в рюкзаке оказалась пластиковая бутыль минералки.
Один пузырь тут же отобрал Вандемейер для дезинфекционных целей, у него наконец-то вышли салфеточки, так что наш врач, прежде чем пользовать Костика, аккуратно протер руки паленой «Пшеничной» — боялся внести заразу. При его недуге о такой возможности постоянно приходится помнить. Раны оказались не опасными, пули прошли навылет, не задев костей, но Костик потерял довольно много крови и рукой пока что пользоваться не мог. Конечно, когда ему наложат нормальные повязки и можно будет снять жгут, он снова сумеет самостоятельно расстегнуть ширинку — тут Тарас преувеличил свои беды… но ведь какая непруха, обе руки сразу!
Вообще-то мертвецов бы нужно было похоронить, но, ей-богу, сил у нас, троих инвалидов, не осталось. Пусть уж их кореша возвращаются и позаботятся о телах. А мы поспешно ретировались с этой полянки — и бандюков сбежавших боялись, и хищников, которых мог привлечь запах добычи.
Отмахав пару километров, мы совершенно выбились из сил. Во всяком случае, за себя я ручаюсь — выбился. Вандемейер тоже сопел, как загнанная лошадь, и кашлял, как дюжина чахоточных доходяг… Костик — тот двужильный, он бы мог и дальше шагать, но тоже вымотался порядочно, я же видел, как он бледнеет и потеет. Я уж и так, и этак старался облегчить ему груз, старался поменьше на него наваливаться, но с непривычки трудно было на костыле скакать. Наконец и он не выдержал:
— Слипый, ты, як подывыться, тоненький, тощий, а якщо на шию тыснешь, то як той слон! Ни, ты не вбырай руку, бо впадешь! Ты в ногу йды, тоди легше.
— Я стараюсь в ногу…
— Та бачу, що стараешься. Може, тебе треба до доктора? Я чув, такий доктор у Зони е, що усяку тварь приймае и ликуе. Не тильки сталкерив, а й кабаняру може выликуваты, чи бюрера навить, чи ще якусь сволоту. Може, тебе до того доктора принесты?
— Костик, Болотный Доктор — легенда. Я в него не верю.
— Тю. А хлопци казалы.
— Чего «казалы»?
— А пару раз розмовляв зи сталкерами, яких вин выликував. Кажуть, иснуе та легенда насправди.
— Это потому что они крепко веровали в Доктора, им по вере воздалось, а я не верую, и мне Доктор не поможет. Брось, Костик, болота далеко отсюда, мы скорей на КПП выйдем. А там и в больничку.
— Ты знаешь що, ты б писню якусь заспивав, щоб у ногу йты. Хоч трошки б полегшало.
И я «заспивав»: