Geum.ru

С мест, скандалили, увлекаемые на расправу. Ваши билеты, сказал контролер, останавливаясь напротив отсека

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   28

Однако с изгаженными тетрадками надо было что-то решать. Вздыхая и

морщась, Служкин на перемене побрел к Кире. Кира, узнав, в чем дело, чуть не

вцепилась Служкину ногтями в лицо. "Разбирайся с завучем сам, идиот!" --

прошипела она. От Угрозы Борисовны Служкин вышел со спиральной завивкой, с

оловянными глазами и блуждающей улыбкой олигофрена.

Но Угроза взялась за дело профессионально. Она сразу же пошла и вышибла

мозги из Градусова и присных, отняла у них портфели и оставила только

дневники, в которых написала родителям гневное приглашение на вечернюю

встречу с Виктором Сергеевичем, чтобы Виктор Сергеевич поведал об успехах их

чад. Присные до вечера были разогнаны по домам, а Градусов оставлен в

кабинете географии делать уборку.

И вот Служкин с Градусовым остались в кабинете один на один. В углу

громоздилась гора конфискованных портфелей. После своего триумфа --

добытого, правда, чужими руками -- Служкин сделался великодушен, а после

созерцания гравюр он уже не мог видеть в Градусове только волосатого

троглодита. И Служкин решил поговорить с Градусовым по душам, как с другом:

мол, сколько же можно и на фиг нужно?

Градусов очень сочувственно отнесся к служкинскому порыву. Он виновато

вздыхал, сопел, краснел, шмыгал носом и косноязычно бормотал: "Дак че... Все

балуются..." Он был очень жалок -- маленький, рыжий, носатый Градусов.

Служкин и сам растрогался, даже решил помочь Градусову в приборке, вынести

мусор. Когда же он вернулся в кабинет, то кабинет был пуст. Градусов все

конфискованные портфели выбросил в окно, под которым караулили присные, а

сам сбежал.

Уже через час Служкин вместе с Будкиным сидел в подвале и нажирался

сливой в крепленом вине.

-- Ну как же можно такой свиньей быть, а? -- взывал Служкин.

-- Да плюнь ты, Витус, -- хехекал в ответ Будкин. -- Придуши их, как

свиней, да и все.

-- Не могу я, как ты не понимаешь! Я человека ищу, всю жизнь ищу --

человека в другом человеке, в себе, в человечестве, вообще человека!... Так

что же мне, Будкин, делать? Я из-за них даже сам человеком стать не могу --

вот сижу тут пьяный, а обещал Татке книжку почитать!... Ну что делать-то?

Доброта их не пробивает, ум не пробивает, шутки не пробивают, даже наказание

-- и то не пробивает!... Ну чем их пробить, Будкин?...

-- Чем черепа пробивают, -- хехекал Будкин.

И вот теперь, на кухне, когда Будкин угадал, что зондер-команда опять

проскакала по Служкину, как татаромонгольская конница, Служкин начал

изливать окончание своей новой схватки.

-- Я сегодня вообще не знал, что мне с Градусовым делать. Бога молил,

чтобы они проспали -- так нет, всей стаей, до последней макаки пришли. Сели

сзади на свои пальмы и давай в карты резаться. Только и слышно: "Дама!

Валет! Бито!" Ну, я налетел на них, как "Варяг" на японскую эскадру.

Градусов от меня скок и за другой ряд убежал. Стоит там, сам трусит, а виду

не подает.

А я все, озверел, едва Градусова увидел, шерсть по всему телу полезла.

"Третий ряд! -- ору. -- Встать и отойти в сторону, а то глотки рвать начну!"

Смотрю: потихоньку потекли, меня как трансформаторную будку обходят. Остался

Градусов один. Сзади -- стена, впереди -- ряд парт, а за ними -- я. А где я

-- там посылайте за плотником. Заметался Градусов вдоль стены. По роже

видно, как у него мозги плавиться начали. Кинулся я вдоль ряда и давай с

грохотом парты к стене припечатывать: бах! бах! бах! Школа, наверное, от

ударов с фундамента соскочила. Градусов в угол брызнул, а я вслед за ним все

парты в стенку вбил, кроме последней, за которой он стоял.

У Градусова от ужаса даже в черепе зажужжало. Он ручонки свои куцые

выставил, как каратист, и визжит: "Чего, махаться будем, да?!" Брюс Ли,

блин, недоклеенный. Я как захохочу подобно Мефистофелю, аж сам чуть со

страху не помер. Сцапал я Градусова, выволок из угла через парты, протащил

по полу и пинком за дверь вышиб. Дверь закрываю, оборачиваюсь к классу,

говорю: "Конец фильма". И вижу -- у всех глаза словно микрокалькуляторы:

высчитывают, до каких пределов меня доводить еще можно.

Ну, ладно. Урок вроде дальше поехал. Все сидят малость контуженные. Я

им что-то впрягаю про Ямало-Ненецкий округ: о! -- говорю, -- Ямало-Ненецкий

округ! О! А урок у меня был первый, то есть на улице -- темнотища. И вот

говорю я, говорю, и вдруг -- хряпс! -- свет погас. Что за черт! Все

загалдели. Я на ощупь дверь нашел, вывалился в коридор, там нашарил

распределительный щит, перебросил рубильник -- свет зажегся.

Талдычу дальше по инерции, и вдруг опять -- бэмс! -- свет погас. И за

дверью слышно: цоп-цоп-цоп -- кто-то от рубильника сматывается. Тут уж

зондер-команду прорвало по-настоящему. Девки визжат, пацанов по башкам

пеналами лупят, пацаны орут, девок за титьки хватают, учебники во все

стороны полетели. Пока я до щита добрался, кто-то уже спички жечь начал.

Включил я свет -- все как с марафона, едва дышат, языки вываливаются.

Дошло до меня, что не иначе как Градусов тут козни строит. Хорошо,

диктую дальше, а сам, однако, дверь в кабинет приоткрыл и краем глаза секу.

И точно! Минут через пять крадется мимо какая-то низкорослая, носатая тень

-- и шмыг к щиту! Я рванулся к выходу, а свет -- чпок! -- и погас. Я со

всего разгона как налечу на парту, да как на девку какую-то хлопнусь! Все,

думаю, Градусов. То, что раньше было, -- это преамбула. А сейчас тебе будет

амбула. Включил я свет, запер дверь, чтобы из кабинета никто не выбежал, а

сам у лестницы за углом в коридоре притаился. Жду. Знаю: Градусов придет.

Минут пять прошло, глаза мои к темноте привыкли, и вот слышу, на

лестнице тихо-тихо: цо-о-оп, цо-о-оп, цо-о-оп... И представь, Будкин,

фантастическую картину: тьма, коридор, дверной косяк чуть белеет, и из-за

него медленно-медленно выезжает огромный Градусовский нос, как крейсер

"Аврора" из-за Зимнего дворца. Я дотерпел, пока весь нос вылезет и глаз

появится, и как засадил в этот глаз своим кулачищем: бабамс!! Градусова

словно волной смыло, только вместо носа у косяка сапожищи его мелькнули.

Укатился он вниз по лестнице, где-то через три пролета вскочил на ноги и

дунул дальше... И с первого этажа донеслось до меня, как он заревел:

"У-ы-ы-ы!..."

Служкин замолчал, вертя в пальцах незажженную сигарету.

-- Так ему и надо, -- удовлетворенно хехекнул Будкин.

-- А мне его дико жалко стало... -- сказал Служкин.

-- Ладно, Витус, -- помолчав, устало произнес Будкин. -- Это уж

слишком. Пускай твой Термометр с фонарями походит. Может, разглядит чего...

-- А ты откуда знаешь, что у него один, фонарь уже был до меня?

Будкин открыл рот, закрыл рот и начал ожесточенно чесаться под одеялом,

словно его одолевали блохи.

-- Э-э... -- промямлил он.

-- Ну, давай, колись, -- хмуро поторопил Служкин.

-- Понимаешь, Витус... -- с трудом начал Будкин, вытащил из одеяла руку

и принялся скрести голову. -- Ты мне рассказал про те рисунки, ну и это... В

общем, в понедельник я его случайно увидел на улице -- помнишь, ты мне его

как-то показывал? -- ну и... вмочил. Предупредил: будешь еще выпендриваться

-- инвалидом сделаю.

Служкин печально кивал головой, кивал и вдруг засмеялся:

-- Не шибко, видать, он тебя испужался, если сегодня снова...

Будкин страдальчески сморщился и вдруг тоже захехекал.

-- А я, Витус, того... Забыл ему сказать, на каком уроке нельзя

выпендриваться...


...У Будкина Витька просидел, наверное, целый час. Они сыграли в

шахматы, пообедали, снова сыграли в шахматы и совсем прокисли.

-- Пойдем в баню подсматривать? -- наконец предложил Будкину Витька.

Робкий Будкин долго мялся, но Витька его уломал. Они оделись и вышли из

дома. На улице уже стояли сумерки. Витька и Будкин не спеша пошагали к бане.

По дороге Витька заглянул на стройку, где подобрал длинную, крепкую

палку. Потом у школы они свернули на задний двор. Там стоял сарай с

макулатурой и инвентарем для субботников и громоздились кучи металлолома.

Витька направился к куче своего класса и принялся с грохотом и скрежетом

выволакивать оттуда железную бочку.

-- Давай лучше у "бэшников" возьмем, -- остановил его Будкин.

Они выкатили точно такую же бочку из кучи восьмого "Б", насадили ее на

палку и понесли.

-- Хорошо в Америке, у них порнографию показывают... -- сказал Витька.

-- А у нас если зашубят, так вообще убьют...

Будкин не ответил. Витька все думал, думал и разозлился.

-- Интересно, Витус, -- вдруг сказал Будкин, -- а вот при коммунизме

как будет: тоже нельзя на голых смотреть?

-- При коммунизме психология будет другая, -- злобно ответил Витька. --

Тебе и самому не захочется.

Будкин тоже задумался.

Они дошли до бани и направились к крылу, в котором находилось женское

отделение. Окна его светились в сгустившемся мраке. Под ними у стены

проходила узкая тропинка. Витька и Будкин, осмотревшись, поставили там бочку

и, помогая друг другу, вскарабкались наверх.

Сквозь стекло доносился шум и банные вздохи. Стекло было закрашено

синей краской, но в краске кто-то процарапал небольшое окошечко. Витька

позволил Будкину смотреть первым. Будкин прилип к стеклу и надолго замолчал.

-- Оба!... -- вдруг испуганно зашептал он. -- Комарова!...

-- Пусти позырить... -- засуетился Витька.

Они завозились, меняясь местами, качая бочку и цепляясь за жестяной

карниз. Наконец Витька приник к окошечку, ожидая, что сейчас перед ним

распахнется мир, полный захватывающих тайн. Но за потным стеклом клубился

пар, двигались какие-то неясные тени, и Витька ничего не понял.

И тут все окно вдруг вздрогнуло.

С тихим воем Будкин улетел вниз. Витька остолбенел.

Окно неожиданно открылось. Прямо на Витьку в клубах пара вылезло чье-то

лицо -- овальное, большое, красное, с длинными, тонкими, черными от воды

волосами, прилипшими ко лбу и щекам.

-- Служкин!... -- потрясенно сказала женщина.

Витька отпрянул.

Из оконного проема вылетела рука и отвесила ему пощечину.

Витька не успел осознать, что делает.

-- Гаденыш! -- сказала женщина, и тут Витька плюнул ей в лицо.

Обрушив бочку, он слетел вслед за Будкиным. Вдвоем они бросились

бежать. Они бежали минут пять, пока не заскочили в какой-то подъезд.

-- Узнала?... -- содрогаясь от удушья, спросил Будкин. -- Кто это?...

-- Дура какая-то... -- ответил Витька.

Он только сейчас понял, что за женщина открыла окно.

Окно открыла Чекушка.


Пусть Будкин плачет


Надя и Таточка уже спали, а Служкину надоело сидеть на кухне с книжкой,

и он решил сходить в гости. Например, к Ветке.

Дымя сигаретой, он брел по голубым тротуарам изогнутой улочки Старых

Речников. Редкие фонари, словно фруктовые деревья, печально цвели среди

сугробов. Вдали, за снежными тополями и крышами, за печными трубами,

скворечниками и лодками на сараях, призрачно белели сложенные гармошкой

пласты многоэтажек. Небо над ними было беспорядочно исцарапано зигзагами

созвездий.

Дверь открыл Колесников и, увидев Служкина, сразу выпихал его на

площадку и выбежал сам.

-- Слушай, Витек! -- радостно зашептал он. -- Выручи, вот так надо!...

-- Он ладонью азартно отрезал себе голову.

-- А в чем дело?... -- нехотя поддался Служкин.

-- Мне, понимаешь, надо из дому на ночь смыться!... Ты скажи, что тебе

Будкин звонил, что его на мосту ГАИ остановило и машину на стоянку отправило

-- надо, чтобы я приехал выручать! -- Колесников выдал эту версию с ходу,

видно, заготовил заранее.

-- Да ну тебя... -- скорчился Служкин.

-- Витек, ну как братана прошу, как мужик мужика!...

С кислой миной вслед за ним Служкин вошел в прихожую. Ветка выглянула с

кухни, увидела Служкина, завизжала и кинулась целовать.

-- Да слезь ты с меня!... -- отбивался Служкин. -- Ветка, не ори, дело

есть! Мне только что Будкин звонил. Его на мосту ментовка остановила и

машину отняла. Он просит, чтобы Вовка его отмазал.

-- Прямо сейчас? -- удивилась Ветка. -- А завтра-то нельзя?

-- Завтра будут уже вторые календарные сутки стоянки, -- быстро сочинил

Служкин. -- А это удвоение платы.

-- А чего он нам не позвонил? -- подозрительно спросила Ветка.

-- Говорит, звонил, да не смог дозвониться.

-- Да, блин... -- сказала Ветка и печально посмотрела на Колесникова.

-- Это надолго?

-- На всю ночь... -- скорбно ответил Колесников и повесил голову.

-- Поедешь?

-- Надо. -- Колесников тяжело вздохнул. -- А то он плакать будет...

-- Ну, ладно, -- грустно согласилась Ветка и пошла на кухню, но оттуда

крикнула: -- А ты, Витька, раздевайся, проходи.

Колесников просиял и показал Служкину сжатый кулак с оттопыренным

большим пальцем. Служкин скривился и показал ему сжатый кулак с

оттопыренными большим пальцем и мизинцем. Колесников укоризненно развел

руками, дескать, о чем речь! Служкин неторопливо раздевался, а Колесников

торопливо одевался.

-- Ну, я поехал! -- крикнул он в квартиру, нахлобучивая шапку.

-- Будешь с Будкиным трахаться -- привет от меня передай, -- сказал

Служкин, и Колесников, понимающе усмехнувшись, покровительственно похлопал

его по плечу.

Колесников выскочил за дверь, а Служкин направился в кухню.

Ветка размашисто нахлестала чаю в две чашки.

-- Витька, а ты правду сказал насчет Будкина? -- спросила она.

-- А что, я в чем-то прокололся? -- затревожился Служкин.

-- Да нет... Просто в последний месяц Колесников уже который раз дома

не ночует. Самое подозрительное, что у него всегда надежная отмазка имеется.

Я уж подумывала, не завел ли он себе любовницу? Девки знакомые говорили, что

видели его с какой-то бабой...

-- Может, подследственная? -- вяло предположил Служкин.

-- Иди ты, -- фыркнула Ветка.

-- А если и любовница, что ты сделаешь?

-- У-ух! -- зашумела Ветка. -- Я ему тогда устрою тарарам! Всю рожу

расцарапаю, посуду перебью!

-- И что после тарарама?

-- Ну-у... возьму с него слово, что больше не повторится, и дальше жить

будем. Шурупу-то папаша какой-никакой, а нужен.

-- А если повторится?

-- Тогда разведусь. Только сперва другого папу найду, хорошего и с

квартирой. А пока искать буду, Колесникову всю жизнь отравлю.

-- Сурово... А за меня ты замуж бы пошла?

-- Ты что, мне предложение делаешь? -- заподозрила Ветка.

-- Просто выясняю, гожусь я еще в женихи или уже нет.

-- Конечно, пошла бы. Ты человек веселый, легкий, без проблем.

-- Чего же раньше не шла, когда звал?

-- Молодая была, дура.

-- А сейчас старая и мудрая?

-- А сейчас молодая и мудрая, -- обиженно поправила Ветка. -- Чего ты

разговор-то об этом затеял? Ты, случайно, Колесникова не для этого отослал?

Может, ты Будкина подговорил, чтобы он его позвал? Колесников свалит, а ты

тут со мной на целую ночь останешься, а? Ты на такое способен.

Служкин крякнул.

-- А как тебе больше нравится? -- спросил он.

-- Да уж лучше так, чем он бы к любовнице пошел.

-- Ага, тебе, значит, можно изменять, а ему нельзя? Тебе орден, а ему

по морде? -- Служкин по-будкински захехекал. -- Сама-то ничем не лучше его.

Тоже ему рога приставила до второго этажа.

-- Да не в том дело, Витька! -- возмутилась Ветка. -- Мы же люди

современные, свободные! Главное -- не то, что изменяет, а как относится! Я

никогда людей не смешиваю: Колесников -- это всегда Колесников, ты -- всегда

ты. А для него все бабы одинаковы, лишь бы ноги раздвигали! Для него что я,

что какая-нибудь проститутка -- одно и то же! Вся и разница, что я даю

всегда и бесплатно!

-- Эк ты его разделала... -- хмыкнул Служкин. -- На фиг тогда тебе с

ним таким жить?

-- А чего делать-то? Вляпалась, вот и сижу! Ты замуж не берешь, а

другие ничем не лучше Колесникова.

-- Уф, Ветка, ну и загрузила ты меня, -- вздохнул Служкин.

-- Ладно, чего трепаться попусту, -- согласилась Ветка. -- Шуруп спит,

ничего не знает. Ты ночевать будешь?

-- Господь с тобой!... -- ужаснулся Служкин.

-- Тогда я в ванну минут на десять, а ты подожди.

Ветка улетела в прихожую, заперла дверь и скрылась в ванной. Слышно

было, как зашлепали по полу ее босые ноги, потом зашипел душ. Служкин

закурил, выключил в кухне свет и подошел к окну.

Отсюда отлично был виден весь затон. Ярко освещенный прожекторами, он

лежал посреди тьмы как остров. Корабли загадочными кристаллами были

вморожены в плоскость неестественно белого льда. Было во всем этом что-то

космическое: целое блюдо слепящего света в океане черноты и вдали пунктир

мелких звездочек -- фонарей на дамбе, -- словно отнесенный в сторону

окраинный рукав спиральной галактики. Шум душа напоминал свист вселенского

эфира.

Но шум умолк, дверь ванной скрипнула, и Ветка вышла.

-- Бросай сигарету, -- шепотом велела она. -- Пойдем в комнату.

В комнате Служкин сел на диван, а Ветка хлопнулась рядом, прижавшись к

нему. Служкин обнял ее.

-- Ну, не думал, не гадал... -- пробормотал он и принялся целовать

Ветку в губы.

Ветка поддавалась с жаром и энергией. Служкин расстегнул сверху донизу

пуговицы ее халата, положил руку на ее горячий живот, медленно повел ладонью

вверх и взял, как грушу, тяжелую и крупную грудь Ветки. И тут во входной

двери заелозил ключ.

-- Колесников вернулся! -- шепотом крикнула Ветка, слетела с дивана и

начала лихорадочно застегиваться.

-- Великий факир изгадил сортир, -- сквозь зубы, едва не зарычав,

сказал Служкин, встал, ушел на кухню, включил свет и злобно обрушился на

табуретку.

Ветка отщелкнула собачку, и Колесников наконец-то вошел.

-- Чего закрылась-то на сто оборотов? -- раздраженно спросил он,

разуваясь. -- Чего тут, украдут тебя, что ли?... Служкин ушел?

-- Нет, на кухне сидит, -- ответила Ветка и, подумав, добавила: --

Курит.

Служкин покорно вытащил сигарету и закурил. Мягко ступая в одних

носках, Колесников прошел на кухню и поставил перед Служкиным на стол

бутылку водки.

-- Обломала она меня, -- тихо сказал Колесников. -- Насовсем и навсегда

выгнала. Сейчас с горя пить будем.

Ветка появилась в дверях кухни.

-- Ты чего вернулся-то? -- спросила она.

-- Автобуса долго не было. Холодно ждать.

-- На улице -- минус два...

-- Минус два -- жара, что ли, по-твоему?! -- рявкнул Колесников.

-- А ты говорил, Будкин плакать будет... -- совсем робко, по инерции

сказала Ветка.

-- Да хрен с ним, -- махнул рукой Колесников. -- Пускай плачет.


Сосна на цыпочках


Когда красная профессура ввалилась в кабинет, она увидела Служкина, в

пуховике и шапке сидящего за своим столом и качающегося на стуле. Изо рта у

него торчала незажженная сигарета.

-- Это у вас, Виктор Сергеевич, новая манера урок вести? -- ехидно

спросил Старков. -- Может, нам за пивом сбегать?

-- В учебнике какая тема этого урока у нас обозначена?

-- Основное предприятие нашего района, -- подсказала Митрофанова.

-- В скобочках -- поселка, деревни, -- добавил Старков.

-- А какое основное предприятие нашего района, поселка, деревни?

-- Ликероводочный! -- крикнули двоечники Безматерных и Безденежных и

заржали.

-- Судоремонтный завод, -- сказала Маша Большакова.

-- Вот мы и пойдем сейчас на экскурсию смотреть затон.

Красная профессура взвыла от восторга.

-- А можно сумки с собою взять? -- спросили девочки. -- У нас этот урок

последний, мы потом сразу домой пойдем!

-- Можно, -- согласился Служкин, -- но дайте мне слово...