Geum.ru

Человеческая деятельность

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   ...   102


Монополия во втором значении этого термина становится фактором, определяющим цену, только в том случае, если кривая спроса на данный монопольный товар имеет определенную форму. Если обстоятельства таковы, что монополист способен обеспечить себе более высокую чистую выручку, продавая меньшее количество своих изделий по более высокой цене, чем продавая большее их количество по более низкой цене, то возникает монопольная цена, более высокая, чем могла бы быть рыночная цена при отсутствии монополии. Именно монопольные цены выступают значимым рыночным явлением, в то время как монополия как таковая важна, только если может привести к формированию монопольных цен.


Цены, не являющиеся монопольными, обычно называют конкурентными. Несмотря на сомнительную целесообразность этой терминологии, она является общепринятой и изменить ее нелегко. Однако необходимо остерегаться неправильного ее понимания. Было бы серьезной ошибкой на основании полной противоположности монопольной цены и конкурентной цены делать вывод о том, что монопольная цена является результатом отсутствия конкуренции. Каталлактическая конкуренция на рынке существует всегда. Она точно так же принимает участие в установлении монопольных цен, как и в установлении конкурентных цен. Форма кривой спроса, делающая возможным назначение монопольных цен и направляющая поведение монополиста, определяется конкуренцией всех остальных товаров за доллар покупателя. Чем выше назначенная монополистом цена, по которой он готов продать, тем больше потенциальных покупателей развернет поток своих долларов в сторону других продаваемых товаров. На рынке каждый товар конкурирует со всеми остальными товарами.


Некоторые утверждают, что каталлактическая теория цен бесполезна для изучения реальной действительности, потому что свободной конкуренции никогда не существовало или потому что, по крайней мере сегодня, ничего похожего не существует. Все эти теории ошибочны[Опровержение модных доктрин несовершенной и монополистической конкуренции cм: Хайек Ф.А. Индивидуализм и экономический порядок. М.: Изограф, 2000. С. 102114.]. Они неверно интерпретируют явления и не показывают, что такое конкуренция на самом деле. Очевидно, что история последних десятилетий является летописью экономической политики, направленной на ограничение конкуренции. Очевидная цель этих планов даровать привилегии определенным группам производителей путем защиты от конкуренции более эффективных соперников. Во многих случаях подобное регулирование создает условия, требующиеся для возникновения монопольных цен. В других случаях этого не происходит, а в результате просто создается положение дел, при котором многие капиталисты, предприниматели, фермеры и рабочие не допускаются в те отрасли промышленности, в которых они принесли бы максимальную пользу окружающим. Каталлактическая конкуренция была сильно ограничена, но рыночная экономика продолжает действовать, хотя и подорвана вмешательством государства и профсоюзами. Система каталлактической конкуренции продолжает функционировать, хотя производительность труда значительно снизилась.


Конечной целью этих антиконкурентных мер являлась замена капитализма социалистической системой планирования, где вообще нет места каталлактической конкуренции. Проливая крокодиловы слезы о закате конкуренции, плановики стремились уничтожить эту безумную конкурентную систему. В некоторых странах они достигли своей цели. Но в остальном мире им удалось лишь ограничить конкуренцию в ряде отраслей экономики, увеличив количество конкурирующих игроков в других отраслях.


В наши дни силы, нацеленные на ограничение конкуренции, играют большую роль. Важная задача новейшей истории изучить их. Экономической теории нет нужды ссылаться конкретно на них. То, что существуют торговые барьеры, привилегии, картели, государственные монополии и профсоюзы, просто исходные факты экономической истории. Для их объяснения не требуется специальных теорем.


6. Свобода


Философы и правоведы приложили немало усилий, чтобы определить концепцию личной (freedom) и политической (liberty) свободы. Вряд ли можно утверждать, что они увенчались успехом.


Концепция свободы имеет смысл только в той степени, в какой она относится к межчеловеческим отношениям. Были и такие, кто рассказывал сказки об изначальной естественной свободе, которой предположительно обладал человек в мифическом естественном состоянии, предшествовавшем установлению общественных отношений. Хотя такой умственно и экономически самодостаточный индивид или семья, скитающиеся по стране, были свободны лишь до тех пор, пока на их пути не встречался более сильный индивид. В безжалостной биологической конкуренции более сильный всегда оказывался правым, а слабый не имел иного выбора, кроме беспрекословного подчинения. Первобытный человек, безусловно, не был рожден свободным.


Термин свобода может обрести смысл только в рамках общественной системы. Как праксиологический термин свобода относится к области, в пределах которой действующий индивид в состоянии выбирать между альтернативными способами действия. Человек свободен в той степени, в какой ему позволено самому выбирать цели и средства достижения этих целей. Сильнее всего свобода ограничена законами природы, а также законами праксиологии. Он не в силах достичь целей, которые несовместимы друг с другом. Если он решает предаться удовольствиям, оказывающим определенное влияние на функционирование его тела или разума, то он должен примириться с соответствующими последствиями. Неразумно говорить о том, что человек не свободен, поскольку не может наслаждаться удовольствием от употребления некоторых наркотиков, не испытывая неизбежных последствий, обычно считающихся в высшей степени нежелательными. В то время как это в целом признается всеми разумными людьми, подобного единодушия не наблюдается в отношении оценки законов праксиологии.


Человек не может одновременно получать выгоды, извлекаемые за счет как сотрудничества на основе принципа разделения труда в обществе, так и злоупотребления поведением, которое неизбежно приведет к распаду общества. Он должен выбирать между соблюдением определенных правил, которые делают возможной жизнь в обществе, и нищетой и незащищенностью жизни в опасности в состоянии бесконечных военных действий между независимыми индивидами. Это не менее непреложный закон, определяющий человеческую деятельность, чем законы физики.


Хотя существует большая разница между последствиями игнорирования законов природы и последствиями игнорирования законов праксиологии. Разумеется, обе категории законов сами о себе позаботятся, не требуя никакого давления со стороны человека. Но результаты выбора, сделанного человеком, отличаются друг от друга. Человек, принявший яд, навредил только себе. А человек, решивший прибегнуть к грабежу, расстраивает весь социальный порядок. В то время как он один наслаждается краткосрочными выгодами, полученными от своей деятельности, катастрофические долгосрочные последствия наносят вред всем людям. Его деяние преступление, потому что оказывает пагубное воздействие на окружающих. Если бы общество не предотвращало подобного поведения, оно очень скоро стало бы всеобщим и положило конец общественному сотрудничеству вместе со всеми благами, которые последнее дарует каждому.


Для того чтобы установить и сохранить общественное сотрудничество и цивилизацию, необходим комплекс мер, препятствующих асоциальным индивидам делать то, что может разрушить все достигнутое человеком за период развития с неандертальского уровня. Чтобы сохранить положение дел, где индивид защищен от неограниченной тирании со стороны более здорового и крепкого собрата, необходим институт, который бы обуздывал любого антиобщественного субъекта. Мир отсутствие бесконечной войны всех против всех может быть достигнут только путем установления системы, в которой власть прибегать к насильственным действиям монополизирована общественным аппаратом сдерживания и принуждения, а применение этой власти в каждом отдельном случае регулируется набором правил созданными человеком законами, отличающимися как от законов природы, так и от законов праксиологии. Функционирование такого аппарата, обычно называемого государством, является непременным атрибутом общественной системы.


Концепции личной свободы и зависимости имеют смысл только по отношению к функционированию государства. В высшей степени неуместно говорить о том, что человек несвободен потому, что если он хочет остаться в живых, его возможности выбора между глотком воды и глотком цианистого калия ограничены природой. Точно так же затруднительно называть человека несвободным в силу того, что закон предусматривает наказание за желание убить другого человека, а полиция и суд приводят его в исполнение. Поскольку государство общественный аппарат сдерживания и принуждения ограничивает применение насилия или угрозы применения насилия подавлением и предотвращением антиобщественной деятельности, постольку преобладает то, что разумно и с полным основанием может быть названо политической свободой. Ограничивается только то, что неизбежно разрушит общественное сотрудничество и цивилизацию, отбросив тем самым всех людей назад в условия, существовавшие в те времена, когда homo sapiens только-только поднялся над уровнем чисто животного существования своих дочеловеческих предков. Такое сдерживание существенно не ограничивает возможности человеческого выбора. Даже если бы не существовало государства, обеспечивающего исполнение созданного человеком законодательства, все равно индивид не мог бы, с одной стороны, наслаждаться преимуществами существования общественного сотрудничества, а с другой свободно потакать животным инстинктам агрессии.


В рыночной экономике социальной организации типа laissez faire существует область, в рамках которой индивид волен выбирать между различными видами деятельности, не подвергаясь угрозе быть наказанным. Однако, если государство занимается не только защитой людей от насильственной агрессии и мошенничества со стороны антиобщественных индивидов, то оно уменьшает свободу индивидов действовать в большей степени, чем она ограничивается законами праксиологии. Таким образом, мы можем определить свободу как такое положение дел, при котором право свободного выбора индивидов не ограничивается государственным принуждением сильнее, чем в любом случае оно ограничивается праксиологическими законами.


Именно это подразумевается, когда свободу определяют как положение индивида в рыночной экономике. Он свободен в том смысле, что законы и государство не заставляют его отказываться от автономии и самоопределения в большей степени, чем это делают неизбежные праксиологические законы. Он отказывается лишь от животной свободы жить, не обращая никакого внимания на существование других особей своего вида. Функции общественного аппарата сдерживания и принуждения заключаются в том, чтобы заставить тех индивидов, которые в силу своей злобности, недальновидности или умственной неполноценности не могут понять, что своими действиями, разрушающими общество, они наносят вред самим себе и всем остальным человеческим существам, избегать подобных действий.


Именно под этим углом зрения необходимо решать часто поднимаемые проблемы, являются ли воинская повинность и взимание налогов ограничением свободы. Если бы принципы рыночной экономики были признаны всеми людьми во всем мире, то не существовало бы никаких причин вести войны и отдельные государства могли бы жить в мире и согласии[См. с. 642.]. Но в наше время свободному государству постоянно угрожают агрессивные планы тоталитарных деспотий. Если оно хочет сохранить свою свободу, то должно быть готово отстаивать свою независимость. Если правительство свободной страны заставляет каждого гражданина всеми силами содействовать своим замыслам отражения агрессора, а каждого здорового мужчину вступить в вооруженные силы, то оно не налагает на индивидов обязанности, которые были бы шагом в сторону от задач, диктуемых законами праксиологии. В мире, где полно неудержимых агрессоров и поработителей, цельный безусловный пацифизм равносилен безоговорочной капитуляции перед лицом самых жестоких угнетателей. Тот, кто хочет остаться свободным, должен биться насмерть с теми, кто стремится лишить его свободы. Изолированные попытки сопротивления со стороны каждого индивида обречены на провал, единственный реальный путь чтобы сопротивление организовывало государство. Одна из важнейших задач государства защита общественной системы не только от отечественных преступников, но и от внешних врагов. И тот, кто в наши дни выступает против вооружения и воинской повинности, сам того не ведая, является пособником тех, кто стремится поработить всех.


Содержание государственного аппарата судов, полиции, тюрем и вооруженных сил требует значительных расходов. Взимание налогов на эти цели является абсолютно совместимым со свободой, которой индивид пользуется в рыночной экономике. Разумеется, это утверждение не служит оправданием конфискационным и дискриминационным методам налогообложения, практикуемым ныне самозваными прогрессистскими правительствами. Это следует подчеркнуть особо, так как в нашу эпоху интервенционизма и устойчивого дрейфа к тоталитаризму государства используют право взимания налогов для разрушения рыночной экономики.


Любое действие правительства, выходящее за пределы выполнения функций защиты плановой работы рыночной экономики от агрессии внутренних и иностранных нарушителей спокойствия, является шагом вперед по дороге, прямо ведущей в тоталитарную систему, где свобода вообще отсутствует.


Свобода это состояние человека в договорном обществе. Общественное сотрудничество в системе частной собственности на факторы производства означает, что в пределах рынка индивид не обязан повиноваться и служить сюзерену. Он служит другим людям добровольно, чтобы получатели отплатили и оказали ему услуги со своей стороны. Он обменивает товары и услуги, а не выполняет принудительную работу и не платит дань. Разумеется, он не независим. Он зависит от других членов общества. Но эта зависимость обоюдная. Покупатель зависит от продавца, а продавец зависит от покупателя.


Основной заботой многих авторов XIX и XX вв. было неверно истолковать и исказить это очевидное положение дел. Рабочие, говорили они, находятся во власти своих работодателей. Действительно, наниматель имеет право уволить работника. Но если он использует это право ради минутной прихоти, он навредит собственным интересам. Ему же будет в убыток, если он уволит хорошего работника, чтобы заменить его на менее способного. Сам по себе рынок никому не мешает произвольно причинить вред окружающим; он просто наказывает подобное поведение. Владелец магазина может вести себя грубо по отношению к покупателям при условии, что он готов выдержать последствия. Потребители могут бойкотировать поставщика при условии, что они готовы нести дополнительные издержки. Эгоизм, а не сдерживание и принуждение с помощью жандармов, палачей и судов заставляет каждого человека на рынке проявлять предельную старательность в обслуживании окружающих и обуздывать врожденную склонность к произволу и злому умыслу. Член договорного общества свободен, поскольку он служит другим, только служа себе. Его ограничивает только редкость неизбежный естественный феномен. Во всем остальном в сфере рынка он свободен.


Не существует иной личной и политической свободы, чем та, которую несет с собой рынок. В тоталитарном гегемонистском обществе у индивида остается только одна свобода, поскольку ее нельзя у него отобрать, это свобода покончить жизнь самоубийством.


Государство общественный аппарат сдерживания и принуждения неизбежно представляет собой гегемонистский орган. Если бы правительство было в состоянии расширять свою власть по желанию, оно могло бы упразднить рыночную экономику и заменить ее во всех отношениях тоталитарным социализмом. Чтобы не допустить этого, необходимо ограничивать власть правительства. Это задача всех конституций, биллей о правах и законов. В этом смысл всех сражений за политическую свободу, которые вели люди.


В данном отношении, называя ее буржуазной проблемой и порицая права, гарантирующие политическую свободу за негативизм, хулители политической свободы правы. Для государства и правительства политическая свобода означает ограничения, налагаемые применением полицейской власти.


Не было бы нужды распространяться об этом очевидном факте, если бы проповедники уничтожения политической свободы намеренно не создали смысловую путаницу. Они осознали, что открыто и откровенно бороться за лишение свободы и порабощение безнадежно. Понятие политической свободы имело такой престиж, что никакая пропаганда не могла поколебать ее популярность. С незапамятных времен в зоне влияния западной цивилизации политическая свобода признавалась самым драгоценным благом.


Отличительной чертой Запада была именно забота о политической свободе общественном идеале, чуждом восточным народам. Социальная философия стран Запада представляет собой прежде всего философию свободы. Основное содержание истории Европы и сообществ, основанных эмигрантами из Европы и их потомками в других частях мира, заключалось в борьбе за политическую свободу. Грубый индивидуализм автограф нашей цивилизации. Никакая открытая атака на личную свободу индивида не имеет шансов на успех.


Поэтому-то защитники тоталитаризма избрали иную тактику. Они изменили смысл слов. Они назвали настоящей или подлинной политической свободой положение индивида в системе, где он не имеет никаких прав, кроме права повиноваться приказам. В Соединенных Штатах они называют себя истинными либералами, так как стремятся к подобному общественному порядку. Они называют демократией русские методы диктаторского правления. Они называют профсоюзные методы насилия и принуждения промышленной демократией. Они называют свободой печати положение дел, при котором только государство имеет право публиковать книги и выпускать газеты. Они определяют политическую свободу как возможность делать правильные вещи, и, разумеется, присваивают себе право определять, что правильно, а что нет. В их глазах всесильность государства означает полную политическую свободу. Освободить полицейскую власть от любых ограничений в этом подлинный смысл их борьбы за свободу.


Рыночная экономика, говорят эти самозваные либералы, наделяет политической свободой только паразитический класс эксплуататоров, буржуазию. Эти негодяи пользуются свободой порабощать массы. Наемные рабочие несвободны; они должны тяжело работать только ради блага своих хозяев работодателей. Капиталисты присваивают себе то, что по праву должно принадлежать рабочим. При социализме рабочий будет обладать свободой и человеческим достоинством, поскольку не будет больше обязан пахать на капиталиста. Социализм означает освобождение простого человека, свободу для всех. Более того, он означает богатство для всех.


Эти доктрины смогли одержать победу, поскольку не встретили эффективной рациональной критики. Некоторые экономисты блестяще разоблачили их полную ошибочность и противоречивость. Но общественность игнорирует уроки экономической науки. Аргументы против социализма, выдвигаемые средними политиками и писателями, или глупы, или неуместны. Бесполезно настаивать на якобы естественном праве индивидов обладать собственностью, если другие утверждают, что основным естественным правом является равенство доходов. Эти разногласия невозможно урегулировать. Не имеет смысла критиковать несущественные, сопутствующие положения социалистических программ. Невозможно опровергнуть социализм, критикуя точку зрения социалистов на религию, брак, регулирование рождаемости и искусство. Более того, обсуждая эти вопросы, критики социализма часто бывали неправы.


Несмотря на все недостатки аргументации защитников экономической свободы, нельзя длительное время дурачить всех относительно существенных характерных черт социализма. Даже самые фанатичные плановики были вынуждены признать, что их проекты предусматривают уничтожение многих свобод, которыми люди пользовались при капитализме и плутодемократии. Прижатые к стенке, они прибегают к новым уловкам. Отменяемая свобода, говорят они, это всего лишь ложная экономическая свобода капиталистов, причиняющая ущерб простым людям. За пределами сферы экономики свобода будет не только целиком и полностью сохранена, но и значительно расширена. Планирование за свободу в последнее время стало самым популярным лозунгом поборников тоталитарного государства и русификации всех народов.


Ошибочность этого аргумента проистекает из ложного разграничения двух областей человеческой жизни и деятельности, абсолютно отделяемых друг от друга, а именно экономической и неэкономической сферы. Относительно этого вопроса нет нужды что-либо добавлять к тому, что уже было сказано выше. Однако нужно подчеркнуть следующее.


Свобода, которой люди пользовались в демократических странах западной цивилизации в годы триумфа старого либерализма, не была продуктом конституций, билля о правах, законов и кодексов. Единственная цель этих документов состояла лишь в защите личной и политической свободы, прочно установленной действием рыночной экономики, от поползновений со стороны чиновников. Никакое государство, никакой закон не может гарантировать или быть причиной свободы иначе, как поддерживая и защищая основополагающие институты рыночной экономики. Государство всегда подразумевает сдерживание и принуждение, неизбежно противостоит политической свободе. Государство гарант политической свободы и совместимо с политической свободой только в том случае, если круг его задач соответствующим образом ограничен сохранением того, что называется экономической свободой. Там, где нет рыночной экономики, любые самые добрые пожелания, оформленные в виде положений конституций и законов, остаются пустыми декларациями.


Свобода человека при капитализме есть результат конкуренции. Рабочий не зависит от благосклонности работодателя. Если наниматель увольняет его, он находит другого работодателя[См. с. 558561.]. Покупатель не находится во власти владельца магазина. Он может стать клиентом любого другого магазина по своему желанию. Никто не должен целовать руки других людей и опасаться их немилости. Межличностные отношения аналогичны деловым. Обмен товарами и услугами взаимен; покупка или продажа это не одолжение, с обеих сторон и то, и другое диктуется эгоизмом.