Geum.ru

Галили клайв баркер перевод с английского Е. Болыпелапова и Т. Кадачигова. Перевод стихов Б. Жужунава. Ocr denis Анонс

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава VII
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   49
Глава V


Только что у меня побывала Мариетта, она прочла все, что я успел написать. Сегодня она не в лучшем настроении, и мне следовало держать ухо востро, но когда она попросила разрешения ознакомиться с плодами моего труда, я не смог ей отказать и дал несколько страниц. Она отправилась на веранду, закурила одну из моих сигар и погрузилась в чтение. Я сделал вид, что полностью поглощен работой и что ее мнение меня совершенно не волнует, но время от времени я невольно поглядывал в ее сторону, пытаясь по выражению липа угадать, какое впечатление производит на нее прочитанное. Похоже, некоторые фрагменты моей книги казались ей занятными, но лишь некоторые. По большей части она равнодушно водила глазами по строчкам (слишком быстро, подумал я, чтобы наслаждаться мастерством автора). Чем дольше это продолжалось, тем больше это меня раздражало. Я уже собирался встать и отправиться на веранду, когда Мариетта, тяжко вздохнув, поднялась с кресла, вошла в кабинет и протянула мне стопку бумажных листков.

- Ты злоупотребляешь длинными предложениями, - сказала она.

- Это все, что ты можешь сказать?

Мариетта неспешно извлекла из кармана спичечный коробок и чиркнула спичкой, пытаясь вновь раскурить сигару.

- А что бы ты хотел от меня услышать? - пожала она плечами. - Думаю, ты сам чувствуешь, что все это слишком затянуто. - Мариетта смотрела не на меня, а на спичечную коробку. - И за событиями трудно уследить. Слишком много имен. Слишком много Гири. Неудивительно, что ты так мало продвинулся. Спрашивается, кому это все надо?

- Это необходимый фон. Предыстория. Без этого нельзя.

- Интересно, чей это телефон я здесь записала, - заметила она, по-прежнему сосредоточенно изучая коробку. - Совершенно не помню.

- Знаешь, если ты способна лишь на мелкие придирки и не желаешь оценить общий замысел...

Мариетта подняла глаза, и во взгляде ее мелькнуло нечто вроде сострадания.

- О, Эдди, - протянула она, и губы ее неожиданно тронула улыбка. - Не смотри так обиженно. По-моему, все, что ты написал, просто замечательно.

- Не пытайся меня обмануть. Ты вовсе так не думаешь.

- Клянусь, я говорю правду. Просто ты слишком много пишешь про свадьбы и все такое, - состроила она пренебрежительную гримаску. - Ты же знаешь, я терпеть этого не могу.

- Ты по собственной воле избрала другой путь, - напомнил я.

- Я так понимаю, ты и об этом намерен написать?

- Намерен.

Она снисходительно потрепала меня по щеке.

- Надеюсь, это немного оживит твою тягомотину. Кстати, как твои ноги?

- Прекрасно.

- Неужели ты совершенно здоров?

- Кажется, да.

- Странно, что она не вылечила тебя раньше.

- Ничего. Я все равно благодарен.

- Забрина видела, как ты разгуливал по саду.

- Я каждые два дня хожу повидаться с Люменом. Он вбил себе в голову, что после того, как я закончу эту книгу, мы с ним вместе должны написать еще одну.

- И о чем же, если не секрет?

- О сумасшедших домах.

- Ах этот душка Люмен, вечно он придумает что-нибудь забавное. - Мариетта подкинула и поймала коробок. - А! Я вспомнила, чей это телефон! Эллис! Она блондинка, живет в Райли.

- В твоих глазах я вижу похоть, - поделился я своими наблюдениями.

- Эллис просто чудо. Роскошная женщина, - сообщила Мариетта, выковыривая застрявший между зубами кусочек табака. - Поехали как-нибудь вместе со мной, развеемся. Напьемся. Я познакомлю тебя с девочками.

- Боюсь, в вашей компании мне будет не по себе.

- Почему? Никто не будет на тебя покушаться.

- Все равно не могу.

- Можешь. - Мариетта ткнула в мою сторону влажным концом сигары. - Я непременно научу тебя получать от жизни удовольствие. Возможно, мне все-таки стоит познакомить тебя с Эллис, - добавила она, засовывая в карман спичечный коробок.


***


Естественно, после ее ухода меня охватило смятение. Чтобы обрести душевное равновесие, я отправился на кухню, надеясь, как в прежние дни, что называется, заесть печаль. Уже перевалило за полночь. Дуайт давно спал. В "L'Enfant" царила полная тишина. В кухне было душно, и я открыл окно над раковиной. Из окна пахнуло приятной свежестью, и несколько минут я стоял, подставив свое разгоряченное лицо свежему ветерку. После чего открыл холодильник и стал готовить себе здоровенный сэндвич: засунул между двумя большими кусками ржаного хлеба несколько ломтей ветчины, густо смазанных горчицей, тушеные баклажаны и нарезанные дольками помидоры и щедро заправил все это оливковым маслом.

Стоило откусить первый кусок, как на сердце полегчало. В самом деле, почему меня так задели выпады Мариетты? Тоже мне, нашел литературного критика. Это моя книга, мои идеи, моя точка зрения. И если все это не понравилось Мариетте, тем лучше для меня. У нее всегда был примитивный вкус. Эти мысли не просто проносились у меня в голове, я высказывал их вслух, путаясь языком в мешанине слов и ветчины.

- С кем это ты тут болтаешь?

Я осекся, глянул через плечо и увидел Забрину, загородившую тучным телом дверной проем. На ней была просторная ночная рубашка; лицо, обычно покрытое слоем тонального крема и пудры, цвело здоровым румянцем. У Забрины маленькие глаза, широкий тонкогубый рот. Мариетта называла ее бусинкой, а когда злилась - жирной лягушкой, и, как это ни жестоко, но это определение чрезвычайно подходит Забрине. Единственное, что в ней по-настоящему красиво, это восхитительные темно-рыжие, до пояса, волосы. Сейчас они были распущены и рассыпались по ее плечам подобно пелерине.

- Давненько я тебя не видел, Забрина, - заметил я.

- Ты меня видел, - ответила она своим странным, с придыханием, голосом. - Мы просто не разговаривали.

Я уже собирался сказать, мол, мы не разговаривали потому, что она вечно убегает, но вовремя спохватился. Забрина - весьма нервная и непредсказуемая особа. Достаточно одного неверного слова, чтобы ее спугнуть. А она тем временем подошла к холодильнику и принялась изучать его содержимое. По своему обыкновению, Дуайт оставил множество тортов и пирогов, чтобы ночью Забрине было чем себя побаловать.

- От меня помощи не жди, - вдруг сказала она.

- Помощи в чем?

- Сам знаешь, - проронила она, по-прежнему не отводя взгляда от уставленных яствами полок. - Не думаю, что это правильно.

Наконец она сделала выбор, взяла в каждую руку по куску пирога и с грацией, неожиданной при ее тучности, повернулась и задом захлопнула дверцу холодильника.

Конечно, Забрина говорила о книге. В ее неприязненном отношении не было ничего удивительного, особенно если учесть, что в какой-то степени идея написать книгу принадлежала Мариетте. У меня не было ни малейшего желания беседовать на данную тему.

- Не будем об этом, - буркнул я.

Забрина положила на стол оба пирога - вишневый и ореховый, раздраженно вздохнула по поводу собственной забывчивости и направилась обратно к холодильнику, откуда извлекла чашку взбитых сливок, из которой торчала вилка. Затем осторожно опустилась на стул, наколола на вилку кусочек вишневого пирога, кусочек орехового, подцепила щедрую порцию сливок и отправила все это в рот. Судя по тому, как ловко, ни разу не уронив ни крошки, ни капли, она создавала эти сладкие пирамиды, у нее был изрядный опыт подобных манипуляций и этот процесс доставлял ей удовольствие.

- Ты получал какие-нибудь известия от Галили? - осведомилась она.

- Он давно уже не давал о себе знать.

- Угу, - она отправила себе в рот очередную пирамиду, и на ее лице отразилось блаженство.

- А тебе он писал?

Однако Забрина смаковала свое лакомство и ответила не сразу. Наконец она буркнула:

- Время от времени он посылал мне весточки. Но потом прекратил.

- Ты скучаешь по нему?

Забрина нахмурилась.

- Не начинай, - проронила она. - Я тебя предупреждала.

- Господь с тобой, Забрина, я только спросил... - сказал я, закатывая глаза.

- Я не желаю, чтобы ты упоминал обо мне в своей книге.

- Как скажешь.

- Я не хочу, чтобы обо мне писали в книгах. Я не хочу, чтобы обо мне говорили. Я хочу быть невидимой.

Я не сумел удержаться от ухмылки. Мне показалось забавным, что именно огромная Забрина мечтает стать невидимкой. Особенно забавно было слышать это, когда она так самозабвенно набивала живот. Я пытался придать лицу невозмутимое выражение, но когда Забрина подняла на меня глаза, предательская ухмылка, наверное, все еще пряталась в уголках моего рта, подобно сливкам в уголках губ Забрины.

- Что тут такого смешного? - спросила она.

Я покачал головой.

- Ничего.

- Да, я толстая и безобразная. И хочу умереть. Что в этом смешного?

Моя дурацкая ухмылка наконец погасла.

- Зачем ты так говоришь, Забрина? Ты этого не хочешь. Просто не можешь этого хотеть.

- А зачем мне жить? У меня ничего нет. И я ничего не хочу. - Она отложила вилку и принялась есть вишневый пирог руками, вымазав пальцы в сиропе. - День за днем одно и то же. Я ухаживаю за мамой. Ем. Ухаживаю за мамой. Ем. А когда я сплю, мне снится, будто мама рассказывает мне о прежних днях.

И тут с внезапной яростью Забрина выпалила:

- Я ненавижу прежние дни! Почему мы не думаем о будущем? Почему ничего не делаем для будущего?

Ее румяное лицо побагровело.

- Мы ни на что не способны, - добавила она, и ярость, звучавшая в ее голосе, превратилась в печаль. - Теперь ты можешь ходить, но разве ты этим пользуешься? Разве ты ушел отсюда? Нет. Ты сидишь там, где сидел все эти годы, словно ты все еще калека. Да так оно и есть. Я жирная уродина, а ты калека, и день за днем мы будем тянуть нашу постылую бесполезную жизнь, пока кто-нибудь оттуда, - она указала за окно, - не придет и не окажет великую услугу, вышибив нам мозги.

С этими словами Забрина поднялась и, так и не доев пироги, направилась к дверям. Я не пытался ее остановить. Опустившись на стул, я лишь проводил ее взглядом.

И, должен признаться, после ее ухода я уронил голову на руки и разрыдался.


Глава VI


1


Получив свою порцию оскорблений и от Мариетты, и от Забрины, разочарованный в собственном писательском таланте, я вернулся в свою комнату и остаток ночи провел без сна. Сколь ни хотелось бы мне сообщить вам, что в ночной тиши я размышлял над литературными проблемами, но скажу правду: меня мучил понос. Не знаю, что было тому виной - ветчина, баклажаны или неприятный разговор с Забриной, так или иначе, время до рассвета я коротал, сидя на фаянсовом троне и вдыхая отнюдь не благовонные ароматы. Незадолго до наступления утра, ослабевший, измученный и полный жалости к самому себе, я доковылял до постели и на пару часов забылся сном. Но по всей видимости, книга настолько прочно засела у меня в мозгу, что я не мог забыть о ней даже во сне, ибо проснулся я с созревшим решением: по возможности сократить описание свадьбы Митчелла и Рэйчел и отказаться от бесчисленных подробностей, которые я намеревался воспроизвести. Так или иначе, сказал я себе, свадьба - это всего лишь свадьба. И нет никакой надобности надолго застревать на этом предмете. Можете сами вообразить себе все детали.

Итак, я перечислю лишь наиболее важные факты. Свадьба состоялась в первую неделю сентября, в небольшом городке Калебс-Крик, что в штате Нью-Йорк. Если не ошибаюсь, мне случалось уже упомянуть об этом городе. Он расположен неподалеку от Райнбека у самого Гудзона. Милое место, к которому первые поколения американских монархов питали особое пристрастие. Здесь выстроили дом ван Кортанды, чьему примеру последовали Асторы и Рузвельты. Их впечатляющих размеров дворцы вполне могли вместить пару сотен гостей, прибывших мирно провести уик-энд на лоне природы. Дом, приобретенный Джорджем Гири, был полной противоположностью сим грандиозным строениям, на их фоне этот особняк в колониальном стиле, насчитывающий всего пять спален, выглядел более чем скромно. В одной из книг, посвященных семейству Гири, его даже назвали "коттеджем", хотя он вряд ли того заслуживает. Джордж очень любил этот дом, и Дебора тоже. После смерти мужа она неоднократно повторяла, что именно здесь прошли лучшие дни ее жизни, дни, наполненные любовью, дни, когда им удавалось оставить весь мир за порогом. После смерти Джорджа в доме никто не жил, но Митчелл предложил устроить свадебный прием именно здесь. Как ни странно, такая мысль пришлась по душе его матери. "Джорджу это понравилось бы", - заметила она, словно не сомневаясь, что дух возлюбленного супруга по-прежнему обитает в жилище, где он знавал столь счастливые времена.

Чтобы окончательно решить этот вопрос, в середине июля Митчелл с Рэйчел съездили в Калебс-Крик и заночевали там. Супруги Райлендер - в прежние дни муж служил здесь садовником, а жена экономкой - поддерживали в покинутом доме чистоту и порядок, а теперь, в ожидании грядущих перемен, они не жалея рук, навели повсюду блеск и глянец. Глазам прибывших Митчелла и Рэйчел особняк предстал воплощением мечты о райском приюте. Эрик Райлендер высадил в саду множество розовых кустов, разбил клумбы и привел в божеский вид лужайку, все оконные рамы, двери, ставни и ограда были заново покрашены. В маленьком яблоневом саду, раскинувшемся за домом, тоже царил безупречный порядок: деревья подрезаны, дорожки подметены. Барбара, жена Эрика, хлопотавшая внутри дома, преуспела не меньше мужа. Нигде не ощущалось ни малейшего признака затхлости, мебель была начищена до блеска, а на коврах и шторах не осталось даже пылинки.

Неудивительно, что Рэйчел пришла в восторг. Ее восхитили не столько красота дома и сада, сколько незримое присутствие отца ее будущего мужа, которое ощущалось здесь очень явственно. По распоряжению Деборы, в доме все сохранялось так, как было при жизни Джорджа. Сотни пластинок с записями джаза по-прежнему стояли на полках в строгом алфавитном порядке. На письменном столе, за которым, по словам Митчелла, Джордж записывал некоторые фрагменты воспоминаний о своей матери Китти, по-прежнему стояли семейные фотографии, правда, выцветшие и потускневшие.

Поездка не только укрепила уверенность Митчелла, что лучшего места для свадебного приема не найти, - здесь будущие молодожены с особой пронзительностью ощутили любовь друг к другу. Вечером, после великолепного ужина, приготовленного Барбарой, они долго сидели в саду, наблюдая, как темнеет летнее небо, потягивая виски и делясь воспоминаниями о своем детстве и своих отцах. Сумерки сгустились, и они уже не различали лиц друг друга, но уходить в дом им не хотелось. Легкий нежный ветерок шевелил ветви яблоневых деревьев, а Митчелл и Рэйчел все говорили о минувших временах, веселых и печальных. Наконец они отправились спать (Барбара приготовила для них огромное старинное ложе в хозяйской спальне, но они устроились в бывшей детской Митча). Они долго лежали в объятиях друг друга, охваченные блаженной истомой, которая обычно следует за слиянием двух тел, хотя надо отметить, что в ту ночь любовью они не занимались.

На следующее утро, по дороге в Нью-Йорк, Рэйчел не выпускала руки Митчелла. Никогда прежде она не испытывала чувства, подобного тому, что охватило ее накануне.


2

В пятницу вечером, когда повсюду - в доме, в саду, на лужайке - было полно народу (кто-то развешивал гирлянды, кто-то писал указатели, кто-то устанавливал сцену для оркестра, расставлял столы, пересчитывал стулья, перемывал стаканы и так далее), Барбара Райлендер разыскала своего мужа и по секрету сообщила, что, выйдя в яблоневый сад немного передохнуть, увидела там мистера Джорджа, он стоял под деревьями, наблюдая за суетой. Барбара даже разглядела, что он улыбается.

- Глупая ты старуха, - ответил на это Эрик. - Но я все равно тебя люблю.

И он чмокнул жену в щеку на виду у всех этих незнакомых людей, что, конечно, было вопиющим нарушением правил хорошего тона.


***


Наконец настал день свадьбы, и выдался он на славу. Ярко светило солнце, но жарко не было. Дул несильный свежий ветер. Воздух все еще был пропитан ароматами лета, но в нем уже ощущалась терпкость, свидетельствующая о приближении осени.

Впрочем, невеста затмила красоту этого дивного дня. Утром Рэйчел волновалась чуть ли не до тошноты, но стоило ей начать одеваться, как волнение улеглось. Мать Рэйчел, Шерри, прибывшая на бракосочетание, при виде дочери заплакала от счастья. Рэйчел тоже чуть не расплакалась, но Лоретта была на страже. Она поспешно предложила Шерри пойти выпить бренди, а сама осталась поговорить с Рэйчел. Это был простой и разумный разговор.

- Я тебе врать не буду, - торжественно изрекла Лоретта. - Думаю, ты узнала меня достаточно хорошо, чтобы понять - я всегда говорю правду.

- Да.

- Значит, можешь мне поверить - сегодня все пройдет замечательно, а ты... ты выглядишь на миллион долларов. - Она рассмеялась и поцеловала Рэйчел в щеку. - Я тебе завидую. Правда. У тебя вся жизнь впереди. Знаю, то, что я сейчас говорю ужасно банально. Но когда ты сама состаришься, то поймешь, насколько это справедливо. У нас одна жизнь. Один шанс побыть собой. Познать радость. Познать любовь. А потом все кончается. - Лоретта пристально смотрела на Рэйчел, словно в том, что она говорила, был некий скрытый смысл, который нельзя выразить словами. - Ну, пора в церковь, - заключила она и улыбнулась. - Множество людей жаждет увидеть, как ты хороша сегодня.


***


Как и обещала Лоретта, все прошло замечательно. Венчание состоялось в маленькой церкви в Калебс-Крик, двери которой были настежь распахнуты, так что все, кому не хватило места внутри, могли полюбоваться короткой, но проникновенной церемонией. После ее завершения гостей ожидал свадебный прием, равного которому Калебс-Крик не знал со дня своего основания. Процессия, возглавляемая идущими рука об руку женихом и невестой, направилась по Главной улице, согласно местной традиции усыпанной цветочными лепестками, дабы "усладить путь молодых". По обеим сторонам улицы толпились зеваки, встречавшие шествие ликующими криками и улыбками. Обстановка в городе царила на редкость радостная и непринужденная. В довершение всего девочка лет четырех, выдернув свою ладошку из материнской руки, подбежала к жениху и невесте, чтобы получше рассмотреть их. Митчелл подхватил малышку на руки и пронес ее несколько метров, к великому удовольствию как зрителей, так и самой девочки, разразившейся слезами, когда Митчелл передал ее матери.

Стоит ли говорить, что вся армия присутствовавших на свадьбе фотографов поспешила запечатлеть этот трогательный момент, редакторы, просматривая снимки, неизменно отбирали именно эти, а репортеры не упустили случая подчеркнуть символичность произошедшего. Никому не известная девочка из толпы оказалась в сильных, надежных руках Митчелла Гири - тут явно просматривалась параллель с судьбой Рэйчел.


Глава VII


1


Волнения, связанные с приготовлениями и сборами, и торжественность церковной церемонии остались позади, началась вечеринка. К счастью, неизбежные в таких случаях формальности - спичи и тосты - не нагнали на гостей особой скуки, и вскоре веселье было в самом разгаре. Воздух оставался теплым, ласковый ветерок играл разноцветными гирляндами, солнце клонилось к закату, позолотив небо своими лучами.

- Все удалось на славу, Лоретта, - сказала Дебора, когда две женщины случайно оказались рядом за столом.

- Спасибо, - кивнула Лоретта. - Честно говоря, хлопот было не так уж много.

- Более удачной свадьбы и придумать нельзя, - продолжала Дебора. - Жаль только, Джорджа нет с нами.

- Как ты думаешь, она бы ему понравилась?

- Рэйчел? Да, очень. Я уверена, он бы ее полюбил, - без колебаний ответила Дебора.

- Конечно, она девушка без претензий, - заметила Лоретта. Даже сейчас, разговаривая с Деборой, она не сводила глаз с Рэйчел: та, не выпуская руки своего молодого мужа, хохотала над шуткой одного из приятелей Митчелла по Гарварду. - Самая что ни на есть заурядная.

- А мне она вовсе не кажется заурядной, - возразила Дебора. - По-моему, у нее сильный характер.

- Если так, тем лучше для нее. Сильный характер ей еще пригодится, - изрекла Лоретта.

- Митчелл ее обожает.

- В этом нет ничего странного. По крайней мере, сейчас.

- Как ты считаешь, Лоретта, нам не следует... - при этом губы Деборы превратились в тонкую нить.

- Сказать ей правду? Если не хочешь, не говори.

- Мы получили от жизни свою долю счастья, - вздохнула Дебора. - Теперь их черед.

И она поднялась, намереваясь выйти из-за стола.

- Погоди, - Лоретта легонько схватила Дебору за руку. - Я не хочу, чтобы мы с тобой спорили.

- Я никогда не спорю.

- Да. Но ты уходишь, а это даже хуже. По-моему, нам пора стать друзьями, тебе так не кажется? То есть... кое-что нам с тобой следует предусмотреть и подготовить.

Дебора высвободила руку из пальцев Лоретты.

- Не понимаю, о чем ты, - проронила она, и тон ее недвусмысленно свидетельствовал о том, что она не желает продолжать разговор.

Лоретта сочла за благо сменить тему.

- И все же присядь на минутку. Я рассказывала тебе о своем астрологе?

- Нет, - покачала головой Дебора. - Правда, Гаррисон упоминал о том, что ты нашла какого-то астролога и он тебе очень нравится.

- Нравится - не то слово. Он изумительный. Зовут его Мартин Изерман, и живет он на Бруклинских холмах.

- А Кадм знает, что ты общаешься с подобными людьми? По-моему, он их не слишком жалует.

- Тебе стоит самой сходить к Изерману, Дебора.

- Зачем?

- Когда строишь далеко идущие планы, совет такого человека может очень пригодиться.

- Но я давно уже не строю далеко идущих планов. Жизнь все равно расставляет все по своим местам.

- Он может помочь тебе подготовиться к грядущим переменам.

- Сомневаюсь.

- Поверь мне.

- По-твоему, он мог предсказать то, что случилось с Джорджем? - с горечью произнесла Дебора.

В воздухе на секунду повисло молчание, а после Лоретта уверенно ответила:

- Вне всяких сомнений.

Дебора недоверчиво покачала головой.

- Так не бывает. Нам не дано знать о том, что случится завтра. И никому из живущих на земле это не дано, - она вновь поднялась, и на сей раз Лоретта не пыталась ее остановить. - Меня удивляет, что ты, такая умная женщина, веришь в подобные сказки. Я тебя просто не узнаю, Лоретта. Это же полная чушь. Он внушает тебе, будто ты способна управлять развитием событий. - Дебора посмотрела на Лоретту едва ли не с сожалением. - Но это чистой воды обман, Лоретта. Мы не знаем, что готовит нам будущее. Может, завтра всех нас ждет смерть. С этими словами она повернулась и ушла.


***


Сей странный разговор стал не единственным происшествием, слегка омрачившим сияние счастливого дня. Случилось еще три не самых приятных события, и, пожалуй, о них стоит упомянуть, хотя ни одно из них не было настолько серьезным, чтобы испортить праздник.

Виновницей первого инцидента, как можно догадаться, оказалась Марджи. Шампанское не относилось к числу ее любимых напитков, поэтому она не замедлила удостовериться, что в баре имеется хороший запас виски, и, выпив за счастье молодых бокал шипучки, перешла на добрый старый скотч. Алкоголь быстро привел Марджи в несколько раздражительное расположение духа, и на беду ей взбрело в голову изложить сенатору Брайсону, который вместе с семьей прилетел на бракосочетание из Вашингтона, свои соображения по поводу его последнего доклада о социальных реформах. Несмотря на количество выпитого, язык у Марджи совсем не заплетался, а сенатор, несомненно, предпочитал серьезный разговор необременительной застольной болтовне, но слушал Марджи с приличествующим вниманием. Она тем временем опрокинула в себя очередную порцию скотча и заявила, что в этом докладе сенатор наговорил много липшего и ради красного словца надавал откровенно невыполнимых обещаний. Жена сенатора попыталась обернуть все в шутку и заметила, что Марджи не стоит об этом переживать, так как членам семейства Гири в ближайшее время вряд ли понадобится социальная помощь. Однако Марджи резко оборвала ее, заявив, что отец ее всю жизнь проработал на сталелитейном заводе и умер в сорок пять лет, оставив своей семье двенадцать долларов на банковском счету. Сообщив все это, Марджи вновь потребовала виски. Настал черед Гаррисона попытаться унять свою не в меру разошедшуюся супругу, но сенатор заверил его, что непременно желает выслушать все возражения Марджи. Тут прибыл официант с бутылкой виски, и Марджи снова наполнила свой стакан. Вот так-то, с пафосом повторила она, двенадцать долларов и ни центом больше.

- Так что не говорите мне, будто я не знаю, что творится в этом мире, - продолжала свои обличения Марджи. - Беда в том, что вам, людям, стоящим у власти, на это ровным счетом наплевать. В этой стране полно проблем и простым людям живется несладко, а что делаете вы? Просиживаете свои жирные задницы и раздуваетесь от гордости.

- Уверен, любой здравомыслящий человек согласится с вами, - любезно заметил сенатор. - Нам необходимо работать для того, чтобы улучшить жизнь американцев.

- Да уж, от вас дождешься работы, - все больше распалялась Марджи. - Вы и не знаете, что это такое. Во всей стране вряд ли найдется идиот, который еще верит вашей болтовне.

- Я все же осмелюсь заметить, что люди интересуются процессом демократизации...

- Да пошел он в задницу, этот процесс! - окончательно вышла из себя Марджи. - Лоббирование, взятки и взаимная выгода - вот она, ваша демократия. Я знаю, как вы умеете ее использовать. Не вчера родилась. Все, что вы хотите, - это сделать богатых еще богаче.

- По-моему, вы путаете меня с республиканцем, - усмехнулся Брайсон.

- А по-моему, вы путаете меня с дурочкой, которая, развесив уши, будет слушать ваше вранье, - не осталась в долгу Марджи.

- Пожалуй, будет лучше, если мы оставим этот разговор, - вновь вмешался Гаррисон, предостерегающе сжав запястье жены.

Марджи попыталась стряхнуть его руку, но безуспешно.

- Не беспокойтесь, Гаррисон, - расплылся в улыбке сенатор. - Марджи имеет полное право высказать собственное мнение. - Он вновь перевел взгляд на свою разъяренную противницу. - Но вот что я скажу вам, Марджи. Америка свободная страна. И никто не заставляет вас купаться в роскоши, если это противно вашим убеждениям. - Он вновь улыбнулся, но взгляд его оставался ледяным. - Поверьте мне, когда женщина, занимающая такое положение, как вы, разглагольствует о проблемах рабочих, это звучит не слишком убедительно.

- Я же сказала, мой отец...

- Ваш отец - это уже прошлое. А нынешняя администрация должна думать о будущем. Мы не можем позволить себе сантиментов и ностальгических вздохов. А самое главное, мы не можем позволить себе лицемерия.

Эта небольшая торжественная речь могла прозвучать только под занавес, и Марджи это почувствовала. К тому же она была слишком пьяна, чтобы ответить не менее эффектной репликой, поэтому лишь пробормотала себе под нос:

- Что он хотел сказать этой чертовой трескотней?

Сенатор тем временем уже поднялся, но все же он не мог позволить, чтобы последнее слово, пусть даже столь невразумительное, осталось за Марджи. Он повернулся к ней, уже не считая нужным растягивать губы в улыбке.

- Я хотел сказать, миссис Гири, что по меньшей мере странно сидеть здесь в платье, которое стоит пятьдесят тысяч долларов, и заявлять, что вам понятны нужды простых людей. Если вы хотите принести пользу этим самым простым людям, возможно, вам стоит распродать свой гардероб и отдать на благотворительные цели сумму, которую вы за него выручите, она, я уверен, будет впечатляющей.

На этом инцидент себя исчерпал. Сенатор повернулся и ушел в сопровождении жены и приближенных. Гаррисон хотел последовать за ним, но Марджи вцепилась в его рукав мертвой хваткой.

- Погоди лизать ему пятки, - прошипела она. - А не то я догоню его и процитирую одно твое высказывание. Помнишь, как ты сказал, что голова его набита дерьмом, а не мозгами?

- Ты ведешь себя недостойно, - сквозь зубы процедил Гаррисон.

- Нет. Это ты ведешь себя недостойно. А я - всего лишь пьяная женщина. Болтаю вслух о том, о чем трезвые предпочитают молчать. Ты, верно, хочешь отвести меня в дом, пока я не набросилась еще на какую-нибудь сволочь? Ну так давай, веди.


2


О столкновении Марджи и сенатора из Вашингтона Рэйчел узнала уже после медового месяца, и рассказала ей об этом сама Марджи. Что до второго события, то Рэйчел была его непосредственной свидетельницей и участницей.

А произошло следующее: незадолго до сумерек ее отыскала Лоретта и спросила, не хочет ли она познакомить свою мать и сестру с Кадмом, который собирается уйти отдыхать. Старик прибыл на церемонию в кресле на колесиках под бурные аплодисменты собравшихся, когда уже разрезали свадебный торт. Кадм произнес короткий тост в честь жениха и невесты и удалился в тихий тенистый утолок; к его креслу дозволялось приблизиться лишь избранным из огромного числа желающих засвидетельствовать старику свое почтение. Разумеется, он познакомился бы с родными Рэйчел раньше, но только в девять вечера стал иссякать поток людей, жаждущих пожать его руку. Лоретта предупредила, что Кадм очень устал и не следует злоупотреблять его вниманием.

Но Рэйчел показалось, что, несмотря на все волнения этого дня, Кадм держался куда лучше, чем на собственном дне рождения, - для своих девяноста шести лет он выглядел молодцом. Кадм удобно устроился в плетеном кресле с высокой спинкой, со стаканом бренди и сигарой в руках. Лицо его все еще было красиво, но то была красота старинной вещи, и, несмотря на избороздившие это лицо глубокие морщины, оно было исполнено величия. Потемневшая кожа Кадма напоминала дерево благородной породы, а глубоко посаженные глаза поблескивали, как драгоценные камни. Речь его была медлительной и порой неразборчивой, но при этом обаянию Кадма позавидовали бы многие мужчины моложе раза в четыре. И несомненно, он помнил, как следует вести себя с представительницами прекрасного пола. Этот человек похож на киноактера, подумала Рэйчел, на знаменитого экранного героя, в прошлом окруженного таким обожанием, что теперь, когда годы его расцвета остались далеко позади, он все еще уверен в своей власти над сердцами. А уверенность в себе - самая главная составляющая обаяния. Все остальное можно взять напрокат.

Лоретта, дав Рэйчел необходимые указания, удалилась к гостям, оставив Кадма, который восседал на своем кресле, как король в окружении придворных.

- Я хотел сказать, что я горд, - неспешно проговорил он, - что семья Гири получила такие украшения, как вы, ваша мать и сестра. Осмелюсь сказать, все вы невероятно очаровательны.

Он отдал свой стакан стоявшей рядом женщине (Рэйчел решила, что это сиделка) и взял невесту за руку.

- Прошу прощения за свои ледяные пальцы, - сказал он. - Ныне кровообращение у меня не то, что прежде. Я знаю, вас с Митчеллом связывает сильное чувство. И признаюсь, ему крупно повезло. Многие... - Кадм смолк и на несколько мгновений смежил веки. Затем глубоко вздохнул, словно извлекая запас скрытой энергии, момент слабости остался позади. - Прошу прощения. Я хотел сказать, многие люди проводят свою жизнь, так и не узнав воистину сильного чувства, подобного тому, что вы с Митчеллом питаете друг к другу. Впрочем, мне удалось испытать нечто подобное. - Губы его тронула слабая улыбка. - Но, к сожалению, не к своим женам. - Рэйчел услышала, как ее сестра Динни, стоявшая у нее за спиной, подавила смешок, обернулась и предостерегающе нахмурилась, но Кадм ничего не заметил. Улыбка, игравшая на его лице, превратилась в лукавую усмешку. - Вы, дорогая моя Рэйчел, очень похожи на женщину, которую я некогда боготворил. Сходство так велико, что, увидев вас в первый раз - на том маленьком празднике, который устроила Лоретта, чтобы лишний раз напомнить мне, что я отношусь к числу ископаемых древностей, - так вот, увидев вас, я подумал: у нас с Митчеллом одинаковые вкусы.

- А можно узнать, кем была эта женщина? - спросила Рэйчел.

- Я с удовольствием рассказал бы вам о ней. Впрочем, я могу не только рассказать. Вы не откажетесь заглянуть ко мне на следующей неделе?

- Конечно, не откажусь.

- Тогда я покажу вам ее, ту женщину, которую некогда любил. Вы увидите ее на экране. Там время ее никогда не коснется. Она всегда останется молодой... в отличие от меня.

- Я буду с нетерпением ждать возможности взглянуть на нее.

- Как и я, - в голосе Кадма звучала усталость. - Что ж, леди, думаю, мне пора отпустить вас и не мешать вам веселиться.

- Нам было очень приятно с вами познакомиться, - подала голос Шерри.

- А мне еще приятнее, - ответил Кадм. - Поверьте, я не кривлю душой.

- Да, таких мужчин больше не встретишь, - изрекла Шерри, когда они удалились на достаточное расстояние.

- Ты, я смотрю, влюбилась в старичка, - усмехнулась Динни.

- Вот что я скажу, - обратилась Шерри к Рэйчел, не обращая внимания на выпад другой дочери, - если Митчелл унаследовал хотя бы половину достоинств своего деда, тебе не придется ни о чем жалеть.