Geum.ru

Галили клайв баркер перевод с английского Е. Болыпелапова и Т. Кадачигова. Перевод стихов Б. Жужунава. Ocr denis Анонс

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава XIII
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   49
Глава XII


1


В понедельник утром, на следующий день после того, как Митчелл подарил ей квартиру, Рэйчел проснулась с мучительной головной болью. Никогда в жизни голова не болела у нее так сильно, перед глазами расплывались разноцветные пятна. Рэйчел приняла аспирин и снова легла в постель, но боль не унималась, и она позвонила Марджи, которая тут же примчалась и повезла Рэйчел к доктору Ваксману. К тому времени, как они оказались в приемной доктора, Рэйчел буквально корчилась от боли, к раскалывающейся голове присоединились спазмы внизу живота. Осмотрев ее, Ваксман не сумел скрыть тревоги.

- Я немедленно отправлю вас в "Маунт-Синай", - сообщил он. - Там есть замечательный врач, доктор Хендрик. Я хочу, чтобы он вас осмотрел.

- Доктор, что со мной? - пролепетала Рэйчел.

- Надеюсь, ничего особенного. Но тщательное обследование никогда не помешает.

Даже сквозь завесу боли Рэйчел различила звучавшее в его голосе беспокойство.

- Но с ребенком ничего не случится? - с дрожью спросила она.

- Мы сделаем все возможное, чтобы...

- Я не могу потерять ребенка.

- Рэйчел, сейчас важнее всего ваше здоровье, - веско произнес доктор. - И Гэри Хендрик непременно вам поможет. Не волнуйтесь, вы будете в надежных руках.

Через час она уже лежала в отдельной палате клиники "Маунт-Синай". Доктор Хендрик, завершив осмотр, с невозмутимым спокойствием сообщил, что у нее наблюдаются некоторые тревожные симптомы - повышенное кровяное давление и незначительное кровотечение - и что она нуждается в постоянном наблюдении. Он дал ей какие-то болеутоляющие лекарства, которые довольно быстро подействовали, и сказал, что ей следует отдохнуть и расслабиться. У Рэйчел в палате постоянно дежурила сиделка, чтобы выполнять все пожелания больной.

Все это время Марджи провела с телефонной трубкой в руках, пытаясь найти Митчелла. Когда доктор Хендрик оставил Рэйчел, Марджи вошла в палату и сказала, что поймать Митчелла пока не удалось. Но его секретарша сообщила, что сейчас у него перерыв между двумя важными встречами, вскоре он вернется и она сообщит ему о случившемся.

- Все будет хорошо, лапочка, - заверила Марджи. - уж я-то знаю нашего Ваксмана. Он обожает раздувать из мухи слона. В такие моменты он чувствует себя важной персоной.

Рэйчел улыбнулась. От лекарств доктора Хендрика ее конечности и веки налились свинцовой тяжестью. Ей мучительно хотелось спать, но она гнала от себя дрему, опасаясь, что в ее отсутствие тело снова выкинет какую-нибудь шутку.

- Боже, - сказала Марджи. - Сама себя сегодня не узнаю.

- Что такое?

- Час коктейлей давно миновал, а я все еще трезва как стеклышко.

Рэйчел усмехнулась.

- Ваксман считает, что тебе пора завязывать с этим.

- Попробовал бы он сам пожить с Гаррисоном на трезвую голову.

Рэйчел уже открыла рот, чтобы ответить, но тут у нее в горле возникло странное ощущение - словно она проглотила что-то твердое. Схватившись за шею руками, она испуганно застонала.

- Что случилось, дорогая? - всполошилась Марджи.

Но Рэйчел уже не слышала этих слов, у нее в голове будто прорвалось что-то, и в ее мозг хлынул поток звуков. Краем глаза она видела, как обеспокоенная сиделка вскочила со стула и бросилась к ее постели. А потом она почувствовала, как ее тело выгнулось, так что она чуть не упала с кровати. Когда судорога отпустила ее, Рэйчел была уже без сознания.


***


Митчелл прибыл в клинику в четверть восьмого. За пятнадцать минут до его приезда Рэйчел потеряла ребенка.


2


Дней через восемь-девять, когда Рэйчел оправилась настолько, что могла уже сидеть и разговаривать, к ней зашел доктор Ваксман и в своей добродушной манере старого дядюшки объяснил, что случилось. У Рэйчел, по его словам, развилось довольно редкое осложнение беременности - эклампсия, причины его на сегодняшний день науке неизвестны, но оно чрезвычайно опасно и нередко уносит жизнь не только ребенка, но и матери. Так что Рэйчел крупно повезло. Конечно, то, что она потеряла ребенка, очень печально, и он понимает ее чувства, но доктор Хендрик утверждает, что силы ее быстро восстанавливаются и скоро она будет совершенно здорова. Если она хочет узнать о своем недуге более подробно, он с удовольствием даст ей исчерпывающие разъяснения, когда она окончательно поправится. А теперь ей надо постараться как можно скорее забыть о перенесенном горе и думать лишь о тех радостях, что готовит ей будущее.

На этом доктор завершил свою речь. Рэйчел выслушала его внимательно, но не придала его словам ни малейшего значения. У нее уже созрела собственная теория, в которую она твердо верила: ее тело отвергло ребенка, потому что не желало производить на свет нового Гири. Какая-то часть ее сознания послала приказ матке и сердцу, ее органы заключили между собой договор и убили плод. Иными словами, в том, что наследник Гири умер, виновата только она. Если бы она действительно любила своего будущего малыша, ее организм заботился бы о нем лучше. Да, это ее вина, только ее.

Эти мысли Рэйчел держала при себе. Когда через две недели она вышла из клиники, Митчелл предложил ей посоветоваться с психотерапевтом, чтобы ей легче было пережить случившееся.

- Ваксман говорит, тебе будет нелегко какое-то время, - сказал он. - Это как потерять близкого человека. Думаю, тебе стоит выговориться. Иногда это помогает.

Он был заботлив и нежен, но она не могла не заметить, что Митчелл говорит только о ее печали и ее утрате, словно его происшедшее абсолютно не касалось. Все это, вопреки здравому смыслу, убедило Рэйчел, что он обо всем знает и тоже считает ее виновной в случившемся и, наверное, ненавидит ее.

От визита к психотерапевту Рэйчел отказалась, своей болью она ни с кем не хотела делиться. Ей казалось, что боль хотя бы отчасти заполняет пустоту, возникшую после потери ребенка.

В эти дни ей не давали оставаться одной. На следующий день после трагедии из Огайо примчалась Шерри и почти не отходила от дочери, пока Рэйчел лежала в клинике. Ее постоянно навещала Дебора и, конечно, Марджи. Даже Гаррисон заглянул, но держался он так скованно и так откровенно не знал, о чем говорить, что Рэйчел наконец сжалилась над ним и заметила, что его, вероятно, ждут дела. Гаррисон ответил ей полным благодарности взглядом и торопливо двинулся к дверям, пообещав зайти еще, когда будет посвободнее. К удовольствию Рэйчел, он этого обещания не выполнил.

- Куда отвезти тебя после клиники? - спросил Митчелл, когда дело близилось к выписке. - В новую квартиру на Пятой авеню? Или, может, ты хочешь пожить с Марджи какое-то время?

- Знаешь, есть одно место, где мне действительно хотелось бы сейчас пожить, - неуверенно произнесла она.

- Скажи мне, и мы туда поедем.

- Дом Джорджа.

- В Калебс-Крик? - Ее выбор явно привел Митчелла в замешательство. - Это так далеко от города, и потом...

- Ты спросил, где я хочу жить, - сказала она. - А я сейчас не желаю никого видеть. Хочу спрятаться... побыть в тишине. И спокойно подумать.

- Ох, вот слишком много думать тебе сейчас совершенно ни к чему, - возразил Митч. - К добру это не приведет. Ребенка все равно не вернешь, так что лучше поскорее забыть о нем.

- Это был мальчик? - едва слышно спросила Рэйчел.

Ей давно хотелось спросить об этом, но она боялась еще больше разбередить свою рану. Ваксман, впрочем, полагал, что она должна получить ответ на все свои вопросы, так как это поможет ей примириться с потерей.

- Да, - кивнул головой Митчелл. - Мальчик. Я думал, ты знаешь.

- Для мальчика мы уже подобрали несколько имен, а для девочки нет, - прошептала она, чувствуя, как глаза ее застилают слезы. - Помнишь, ты хотел назвать его Лоренсом?

- Рэйчел, прошу тебя, не надо.

- А мне ужасно нравилось имя Макензи...

- Ради бога, Рэйчел, пожалуйста...

- И тогда все звали бы его... - ком в горле мешал ей говорить, - Мак...

Она зажала рот руками, пытаясь сдержать рыдания. Но тщетно.

- Его звали бы Мак, а ему бы это не нравилось, - выпалила она и залилась слезами.

Немного успокоившись, она промокнула нос бумажным платком и взглянула на Митчелла. Он отвернулся, опустив голову на руки, но даже сквозь слезы она разглядела, что плечи его сотрясаются от рыданий. Она ощутила внезапный прилив пронзительной нежности к нему.

- Бедный мой, милый мальчик... - прошептала она.

- Мне так жаль. Я не должен был... - всхлипывал Митчелл.

- Нет, любимый мой, нет. Ты ни в чем не виноват. - Она поманила его к себе. - Иди сюда. - Он затряс головой, упорно отворачиваясь от Рэйчел. - Тебе нечего стыдиться. Тебе тоже нужно поплакать.

- Нет, нет, - бормотал Митчелл. - Я не должен плакать. Я должен быть сильным. Должен поддерживать тебя.

- Иди ко мне, - улыбнулась она сквозь слезы. - Пожалуйста.

Он нерешительно повернул к ней свое покрасневшее, все в слезах, лицо. Рот его жалко кривился, а подбородок дрожал.

- Господи. Господи, Господи. Почему это случилось именно с нами? Чем мы провинились?

Он напоминал несчастного ребенка, который не знает, за что его наказали, и обижен на несправедливость.

- Дай мне тебя обнять, - сказала она. - Я хочу тебя обнять.

Он подошел к ней, и она привлекла его к себе. От него пахло потом, несмотря на свежую рубашку. Даже аромат его одеколона пропитался горечью.

- Почему это случилось, почему, почему? - повторял он, словно заведенный.

- Не знаю, - вздохнула она.

Она уже не винила себя в смерти ребенка, и все же ей было мучительно стыдно. Все это время Митчелл страдал, изо всех сил сдерживаясь в ее присутствии, а она предпочитала не замечать этого. Но теперь, глядя на него сквозь слезы, она с болью увидела последствия его глубокого, неподдельного горя: на висках его засеребрились первые седые волоски, под глазами легли темные тени, а уголки рта потрескались и воспалились.

- Бедный мой, бедный мальчик, - шептала она, покрывая поцелуями его волосы.

Он уткнулся лицом ей в грудь и снова разрыдался, они долго не могли унять слез и сидели, покачивая друг друга в объятиях.


***


Жизнь постепенно возвращалась в свое русло. Рэйчел больше не ощущала себя одинокой в своем горе. То, что Митчелл переживал утрату так же сильно, как и она, послужило ей самым большим утешением. Теперь они могли плакать вместе, и не раз случалось, что неосторожное слово, произнесенное кем-то из них, вызывало у обоих горькие воспоминания и глаза их одновременно наполнялись слезами. Темнота, окружавшая Рэйчел, уже не казалась столь непроглядной - как ни велика была ее печаль, она знала, что со временем острота ее притупится и жизнь вновь вступит в свои права.

Увы, от мыслей о ребенке им пришлось отказаться: доктор Ваксман со всей определенностью заявил, что Рэйчел больше нельзя иметь детей. А если она все же забеременеет, беременность придется немедленно прервать, чтобы предотвратить пагубное воздействие на ее организм.

- Но ведь я же здорова! - воскликнула она, когда доктор сказал ей об этом. - Вы сами говорили, что я совершенно здорова.

- Вы здоровая женщина и будете таковой, если не забеременеете, - пожал плечами доктор. - Беременность - вот единственное, что вам противопоказано. Вы можете усыновить ребенка...

- Не думаю, что семья Гири сочтет эту идею удачной.

Доктор слегка вскинул бровь.

- Полагаю, сейчас вы излишне ранимы и многое видите в искаженном свете, - заметил он. - Учитывая то, что вы пережили, это более чем простительно. Но уверен, если вы поговорите с Митчеллом, его матушкой или даже со стариком относительно усыновления, то будете приятно удивлены. Думаю, они с готовностью пойдут навстречу вашему желанию. Как бы то ни было, все это - дело будущего. А сейчас вам необходимо позаботиться о себе. Митчелл сказал, вы хотите пожить в старом загородном доме его отца?

- Да, очень.

- Прекрасное место, пожалуй, самое красивое во всем штате. Я сам подумываю поселиться там, когда удалюсь на покой. Моей жене там вряд ли понравилось бы, но теперь, когда я потерял ее...

- О, мне так жаль. Давно она умерла?

Неизменная любезная улыбка сползла с лица Ваксмана.

- В прошлый День благодарения, - сказал он. - У нее был рак.

- Мне так жаль, - повторила она.

Он горько вздохнул.

- Не думаю, Рэйчел, что сейчас вы расположены выслушивать банальности, да еще от такого старого перечника, как я, но все же скажу: вам дана только одна жизнь, и никто не проживет ее за вас. И вы должны решить, чего же вы хотите от этой жизни, - говоря это, Ваксман не сводил с нее внимательного взгляда. - Да, так случилось, что одна из дверей оказалась навсегда закрытой перед вами. Это грустно, но с этим надо смириться. Тем более что вокруг множество других дверей. И перед женщиной, занимающей такое положение, все они готовы распахнуться настежь. - Доктор наклонился к ней, его отвислый подбородок слегка подрагивал. - Но прошу вас, пообещайте мне одну вещь.

- Какую?

- Не идите по стопам Марджи. Мне больно видеть, как она год за годом загоняет себя в могилу. - Доктор вновь тяжело вздохнул, - Простите, - оборвал он себя. - Пожалуй, я наговорил лишнего.

- Нет, - возразила Рэйчел, - Вы сказали мне то, что нужно. И как раз вовремя.

- Я не всегда был такой грустной старой вороной. Но, потеряв Фэй, я стал воспринимать мир в ином свете. Поверите ли, мы ней были вместе сорок девять лет. Познакомились, когда ей было шестнадцать. Всю жизнь были неразлучны. А теперь ее нет рядом. Поневоле начинаешь видеть все не так, как прежде.

- Конечно...

- Я признался одному из своих коллег, что после смерти Фэй чувствую себя как человек, которого запустили в космос.

И вот он глядит оттуда на то, что всегда считал прочным и постоянным, и видит лишь маленький голубой шарик посреди пустоты... такой беззащитный, такой уязвимый.

Взгляд доктора становился все более рассеянным, казалось, он уже не замечал Рэйчел. Она же, заглянув в его глаза, увидела в них такую тоску и одиночество, что внутри у нее все мучительно сжалось.

- Вы еще будете счастливы, - пробормотал доктор, словно очнувшись. - Вы славная девочка, Рэйчел. И вы заслужили счастье. Поступайте, как подсказывает вам сердце, а если Гири будут этому противиться - бегите от них прочь.

От этих неожиданных слов у нее перехватило дыхание.

- Но если вы скажете, что я вам это сказал, мне придется заявить, что на меня возводят напраслину, - с улыбкой продолжал доктор. - Видите ли, я надеюсь, что Кадм подарит мне небольшой участок земли - в благодарность за то, что я так хорошо заботился о его драгоценном здоровье и здоровье его семьи.

- Я замолвлю за вас словечко, - пообещала Рэйчел на прощание.


Глава XIII


1


Бывают случаи, когда беллетрист и беспристрастный летописец, соединяясь в одном лице, не только не помогают, но, напротив, мешают друг другу. Например, сообщи я вам с самого начала, что главной причиной развода Митчелла и Рэйчел стала потеря ребенка, предшествующие главы окончательно утратили бы смысл. Тем не менее я льщу себя надеждой, что, несмотря на все свои писательские ухищрения, все же представил факты в истинном свете. И, начав свой рассказ с утверждения, что одно, пусть даже самое прискорбное, событие не может повлечь за собой разрыв между супругами, я по-прежнему не изменил своего мнения. Если бы ребенок благополучно появился на свет, брак Рэйчел и Митчелла, возможно, сохранился бы дольше, но рано или поздно они все равно расстались бы. Угроза их семейному благополучию возникла еще до того, как Рэйчел забеременела, а смерть ребенка лишь ускорила развязку.


***


Митчелл отвез Рэйчел в Калебс-Крик и оставался с ней целых десять дней, три или четыре раза он ездил в город на важные совещания, но вечером неизменно возвращался к жене. Хотя в его отсутствие супруги Райлендер выполняли все пожелания Рэйчел, Барбара сообщила Митчу, что молодая хозяйка взяла на себя большинство ее обязанностей. Так оно и было. Простота и уют этого сравнительно небольшого дома, в котором не было ни шикарной мебели, ни баснословно дорогих произведений искусства, пробудили в Рэйчел инстинкты хранительницы домашнего очага. Она вытеснила Барбару с кухни и сама стала готовить, сказав, что за время своего замужества уже начала забывать, как ставят кастрюли на огонь. Надо признать, что блюда у нее получались вполне съедобными. Ей нравилась простая еда - свежие овощи со своего огорода, вино из погреба. По окончании трапезы она сама мыла посуду и расставляла ее на полки.

Через пару недель Митч осторожно спросил, как она себя чувствует.

- Прекрасно. И со мной ровным счетом ничего не случится, если я ненадолго останусь одна. Ты ведь, насколько понимаю, хочешь съездить в город на несколько дней?

- Да, видишь ли, мне надо побыть там до уик-энда. Но в пятницу я непременно приеду. А в воскресенье мы, надеюсь, вместе вернемся в Нью-Йорк.

- А что, кто-то из твоих родственников захотел пожить в этом доме?

- Нет, - удивился Митч. - В нем давным-давно никто не живет.

- Тогда почему я не могу здесь остаться?

- Детка, ты можешь оставаться здесь сколько угодно. Я просто подумал, раз ты чувствуешь себя лучше... может, ты захочешь повидаться со своими подругами?

- У меня нет подруг в Нью-Йорке.

- Рэйчел, не говори глупостей. Ты знаешь сама, что у тебя множество... - начал он, но, увидев страдальческое выражение ее лица, поднял руки, сдаваясь. - Хорошо, хорошо. Раз, по-твоему, у тебя нет подруг, значит, так оно и есть. Я просто радуюсь, что ты поправляешься, и хотел, чтобы все наши увидели тебя и разделили мою радость.

- А, теперь я поняла. Ты хочешь показать меня своему семейству, а то они, не дай бог, решат, что я сошла с ума.

- Я об этом и не думал. Что за нелепые предположения?

- Я слишком хорошо тебя знаю. И всю твою семью тоже. Репутация - вот что волнует вас больше всего на свете. Но сейчас мне плевать на вашу репутацию, ясно? У меня нет ни малейшего желания с кем-то встречаться и разговаривать. И меньше всего я сейчас хочу возвращаться в Нью-Йорк.

- Успокойся, - сказал Митч. - Я просто хотел узнать, какие у нас планы. Я все понял.

С этими словами он вышел из кухни, однако через десять минут вернулся вновь. Он был зол, но старался сдерживаться.

- Я вернулся не за тем, чтобы затеять ссору, - заявил он. - Но ты должна понять: нельзя оставаться здесь вечно. Я не хочу, чтобы моя жена, словно старуха, возилась с хозяйством, подрезала розы и чистила картошку.

- Мне нравится чистить картошку.

- Не валяй дурака.

- Я говорю, что думаю.

- Ладно, хватит об этом. Следующие несколько дней у нас с Гаррисоном будет работы невпроворот - надо разобраться с Бангкоком...

Она понятия не имела, что там за проблемы, и ей вовсе не хотелось об этом знать.

- Если я тебе понадоблюсь...

- Я знаю, где тебя искать, - подхватила Рэйчел, хотя, прежде чем открыть рот, уже знала, что он вряд ли ей понадобится.


2


Куда ей податься? Этот вопрос мучил Рэйчел в течение последующих нескольких дней. Предположим, говорила она себе, она решится на этот безрассудный шаг и уйдет от мужа. Но где она будет жить? Остаться здесь она не сможет, хотя этого ей хотелось бы больше всего. Но дом в Калебс-Крик - собственность Гири. Конечно, Митчелл подарил ей квартиру, и она имеет полное право оставаться там, но в этих шикарных апартаментах ей всегда было неуютно - о да, квартиру можно оформить по собственному вкусу, но это потребует слишком много времени и денег. Возможно, разумнее будет квартиру продать, даже если ей предложат меньше, чем она стоит, а на вырученную сумму она наверняка сумеет приобрести жилье в таком маленьком тихом городке, как Калебс-Крик.

Той ночью она плохо спала. Всю ночь она провела в тягостном состоянии между сном и явью; стоило ей задремать, она видела свою спальню, выцветшую и поблекшую, как фотографии в кабинете Джорджа. По комнате ходили люди, и некоторые из них бросали равнодушные взгляды на лежащую на кровати Рэйчел. Лица их были ей незнакомы, хотя ее не оставляло странное чувство, что когда-то она хорошо знала этих людей, но имена их стерлись из ее памяти.

На следующий день она позвонила Марджи и пригласила ее в Калебс-Крик.

- Веришь ли, я совершенно не переношу загородной жизни, - страдальчески протянула Марджи. - Но если ты не намерена прерывать свое затворничество...

- Не намерена.

- Тогда делать нечего. Придется приехать.

На следующий день Марджи прикатила в огромном лимузине, доверху набитом коробками с ее излюбленными деликатесами - паштетом из голубой рыбы, неизбежной икрой, венским кофе, конфетами из горького шоколада и, разумеется, изрядным запасом алкоголя.

- Не такая уж тут и глушь, - заметила Рэйчел, наблюдая за тем, как Сэмюэль, шофер Марджи, втаскивает в дом коробки и пакеты. - В десяти минутах езды отсюда есть прекрасный супермаркет.

- Знаю, знаю, - перебила ее Марджи. - Но я предпочитаю путешествовать во всеоружии. - Она вытащила из коробки бутылку скотча. - Где у тебя лед?

Марджи привезла с собой не только спиртное, но и целый ворох новостей. Прежде всего она сообщила, что Лоретта окончательно превратилась в ведьму, с которой нет никакого сладу. На прошлой неделе они с Гаррисоном разругались в пух и прах, так как Лоретта имела наглость утверждать, что Гаррисон неудачно продал принадлежавшие семье акции стоимостью несколько миллионов долларов.

- Вот уж не думала, что Лоретта интересуется бизнесом, - заметила Рэйчел.

- Значит, ты попалась на ее удочку. Она обожает делать вид, что она неземное создание, которому до денег и дела нет. А сама тем временем неусыпно надзирает за своей империей. Честно говоря, чем дальше, тем сильнее я убеждаюсь в том, что она всегда заправляла делами - только из-за сцены. Даже при жизни Джорджа. Он, конечно, сам принимал решения, но эти решения исподволь внушала она. А теперь кое-что вышло из-под ее контроля, вот она и показывает зубки.

- Так что у них случилось с Гаррисоном?

- Говорю же, вышла жуткая сцена. Он заявил, что она сама не знает, что несет. Правда, это он зря. На следующий день она явилась на заседание совета и уволила пять его членов.

- Неужели она имеет право так поступать?

- Значит, имеет, - усмехнулась Марджи. - Без всяких объяснений приказала им убираться, только и всего. А потом дала интервью "Уолл-Стрит джорнал", где заявила, что все уволенные были некомпетентны. Они, разумеется, не стали терпеть оскорблений и подали на старую каргу в суд. Слушай, да неужели Митчелл не рассказывал тебе обо всей этой канители?

- Ни словом не обмолвился. Он никогда не говорит со мной о бизнесе.

- Да тут уже не бизнес, тут гражданской войной пахнет. Честно говоря, я никогда раньше не видела, чтобы Гаррисон так безумствовал. Довольно приятное зрелище, должна признать.

Женщины улыбнулись, как сообщницы, которым вся эта заваруха доставляет удовольствие.

- Слышала бы ты, как он кроет Лоретту, - продолжала Марджи. - Не удивлюсь, если мой дражайший супруг выдвинет ультиматум: или он, или она.

- А кто будет принимать решение?

- Вот уж не знаю, - рассмеялась Марджи. - А особенно теперь, когда Лоретта вышвырнула половину совета. Полагаю, в конце концов все упрется в Митчелла. Ему придется объединиться либо с любимым братцем, либо с обожаемой бабулей.

- Это все выглядит как-то... старомодно.

- Не старомодно, скорее феодально, - возразила Марджи. - Но так уж старик устроил, прежде чем удалиться на покой. Он сохранил за семьей всю полноту власти.

- А сам Кадм, он что, не имеет больше права голоса?

- Еще как имеет. Он до сих пор посылает Гаррисону распоряжения.

- И что, они не лишены смысла?

- Думаю, это зависит от того, сколько лекарств он перед этим принял. В последний раз, когда я его видела, старик пребывал в полнейшем маразме. Лопотал что-то о событиях пятидесятилетней давности. Кажется, он меня даже не узнал. А через три дня, если верить Гаррисону, он был как огурчик и соображал получше молодых. - Легкая тень пробежала по лицу Марджи. - По-моему, все это очень печально. Дожить до такой древности и не обрести покоя. Только и думать, что о своей чертовой империи.

- Может, он потому и живет так долго, что боится ее оставить? Боится, что без него все полетит в тартарары? - предположила Рэйчел.

- Может быть. Тем хуже для него, - кивнула Марджи. - Впрочем, они все такие. Помешанные. Воображают, что все держится исключительно на них.

- И Лоретта?

- Лоретта в первую очередь. Она за всеми следит.

- А ведь она не так уж и стара. Когда Кадм умрет, она вполне может выйти замуж во второй раз.

- Пусть лучше любовника заведет. Ей давно пора это сделать, - лукаво заметила Марджи. - Зачем лишать себя такого удовольствия?

Ты хочешь сказать... - протянула Рэйчел, пристально глядя на довольно улыбающуюся Марджи, - ...что завела любовника?

- А чем я хуже других? - смеясь, спросила Марджи. - Зовут его Денни. Не могу сказать, что я влюблена без памяти. Но этот парень приятно скрашивает однообразие моих, так сказать, унылых будней.

- А Гаррисон знает?

- Ну, если ты полагаешь, что я выложила ему все, как на духу, а он меня снисходительно одобрил, то ошибаешься. Но думаю, он догадывается. Мы не спим с Гаррисоном вот уже шесть лет - за исключением той сумасшедшей ночи после дня рождения Кадма, когда мы оба так расчувствовались, что захотели тряхнуть стариной. Естественно, мы оба ищем развлечений на стороне. И оба довольны.

- Понимаю, - кивнула Рэйчел.

- Вижу, бедняжка моя, ты шокирована? Прошу тебя, сознайся, ты в ужасе!

- Да нет, что ты... Я просто думаю.

- О чем же?

- О том, что... Мне надо с тобой посоветоваться. Знаешь, я хочу уйти от Митчелла.

Поразить Марджи было не просто, но тут она лишилась дара речи.

- Так будет лучше для нас обоих, - закончила Рэйчел.

- А Митчелл? Он согласен? - наконец выдавила из себя изумленная Марджи.

- Он еще не знает.

- И когда ты поставишь его в известность, прелесть моя?

- Когда решу, что мне делать дальше.

- А ты не думаешь, что проще последовать моему примеру? В Нью-Йорке так много хорошеньких мальчиков. Особенно среди барменов.

- Но меня они не интересуют, - ответила Рэйчел. - При всем величайшем уважении, которое я питаю... как, ты сказала, зовут твоего возлюбленного?

- Дэниел, - ухмыльнулась Марджи. - На самом деле его следует звать Дэн Великий Трахальщик.

- Так вот, при всем уважении к Великим Трахальщикам, я могу прекрасно обойтись без них.

- Но Митчелл хотя бы хорош в постели?

- Трудно определить, когда почти не имеешь примеров для сравнения.

- Господи, Рэйчел, надеюсь, ты не хочешь сказать, что он - твой первый и единственный мужчина?

- Нет.

- Значит, смазливый бармен тебе не нужен. А кто тогда тебе нужен?

- Хороший вопрос, - вздохнула Рэйчел и закрыла глаза, словно насмешливый взгляд Марджи мешал ей собраться с мыслями. - Думаю... - медленно произнесла она, - думаю, мне нужно... испытать более сильное чувство. Узнать, что такое настоящая страсть.

- А к Митчеллу ты не испытывала страсти?

- Я вообще не испытывала страсти. Не знала чувства, которое заставляет с радостью подниматься по утрам. Частенько мне хочется проваляться в постели весь день.

Марджи не ответила.

- О чем ты задумалась? - спросила Рэйчел.

- О том, что страсть - это весьма приятная тема для разговора, детка. Но если она действительно приходит - я говорю о настоящей страсти, а не о той, что в мыльных операх, - она меняет в твоей жизни все. Понимаешь, все. Это не так просто.

- Я к этому готова.

- То есть ты окончательно и бесповоротно решилась на разрыв с Митчеллом?

- Да.

- Можешь не сомневаться, получить у него развод будет не так-то просто.

- Может быть. Но думаю, он не захочет, чтобы наши имена трепали все газеты и журналы. И я, со своей стороны, сделаю все возможное, чтобы этого избежать. Я хочу лишь уехать подальше от этих Гири и зажить своей жизнью.

- А что, если тебе предложат другой выход?

- Не понимаю, о чем ты?

- Тебе позволят предаваться страстям, но при этом ты останешься Гири, чтобы избежать бракоразводного процесса. Чтобы не дать суду повода копаться в твоем грязном белье.

- Разве такое возможно?

- Возможно, если ты пообещаешь не разъезжаться с Митчеллом и сохранять видимость полной благопристойности. Он ведь намерен получить место в Конгрессе, а значит, его семейная жизнь должна быть чиста и безупречна. Ты поможешь ему в этой игре, и в благодарность он наверняка не будет слишком строг, если с тобой случится какое-нибудь приятное приключение.

- Послушать тебя, все так просто...

- А что тут сложного? Разве что Митчелл будет ревновать. Ну, тогда объяснишь ему, что ревность - это варварство. Ты женщина умная и сумеешь его убедить.

- Весь вопрос в том, где я найду это, как ты выражаешься, приятное приключение?

- Об этом мы еще поговорим, - улыбнулась Марджи. - А сейчас, детка, определись, чего ты все-таки хочешь. Но позволь мне кое о чем тебе напомнить. Я пыталась уйти от мужа. Несколько раз. И, прости за пафос, на собственной шкуре узнала, как жесток наш мир.


3


Как это ни парадоксально, но последнее замечание Марджи окончательно убедило Рэйчел в том, что ей нужно оставить мужа. Ей ли бояться жестокого мира? Первые двадцать четыре года своей жизни она прекрасно обходилась без Гири. Обойдется без них и теперь.

На следующий день, когда, около полудня, Марджи наконец проснулась и принялась готовить себе Кровавую Мэри (которая вместе с веточкой сельдерея обычно составляла ее завтрак), к ней в комнату вошла Рэйчел и сообщила, что приняла решение. Она отправится домой, в Огайо. Поедет она на машине, так что у нее будет время поразмыслить и понять, что делать дальше.

- Скажешь Митчеллу, где ты? - спросила Марджи.

- Я бы предпочла держать это в тайне.

- Хорошо, тогда и я ничего ему не скажу. И когда ты собираешься уехать?

- Вещи я уже собрала. Но мне не хотелось уезжать, не попрощавшись с тобой.

- О господи, ты даром времени не теряешь. Но может, это и к лучшему. - Марджи заключила ее в объятия. - Ты знаешь, я к тебе чертовски привязалась!

- Знаю, - ответила Рэйчел, тоже крепко ее обнимая.

- Будь осторожна, детка, - напутствовала ее Марджи. - Не сажай в машину парней, что голосуют на дорогах. Даже самых смазливых. И не останавливайся в этих кошмарных грязных мотелях. Сейчас столько всякого сброда...


***


Итак, Рэйчел отправилась в путь. Для того чтобы добраться до родного города, ей потребовалось четыре дня и три ночи, которые, несмотря на предостережения Марджи, она провела в не слишком комфортабельных мотелях. Хотя в дороге она намеревалась поразмыслить над своим будущим, потребность развеяться и отдохнуть от тревожных дум оказалась сильнее. Ум ее пребывал в блаженной праздности, отказываясь решать какие-либо вопросы, за исключением тех, что возникали в пути - где остановиться перекусить, на какое шоссе свернуть. Выбирая между скоростным шоссе и более живописной (но и более длинной) дорогой, Рэйчел неизменно отдавала предпочтение последней. После того как два года она пользовалась услугами шоферов, приятно было вновь оказаться на водительском сиденье, приятно было самой включать радио и подпевать любимым певцам.

Но когда Рэйчел пересекла границу штата Огайо и поняла, что от Дански ее отделяет не более двух часов езды, настроение ее стало стремительно ухудшаться. Впереди ждали нелегкие времена. Вряд ли она сумеет отделаться от расспросов о своей роскошной жизни и о причинах, заставивших ее от этой жизни отказаться. Что ответить на вопросы о красавце-муже, прекрасном принце, которого она завоевала на зависть всем женщинам Америки? Господи, ну что она может сказать? Что ей опостылело все это великолепие и она решила спастись бегством? Что Золушка разлюбила своего прекрасного принца? Да и сам он не принц, а искусный лицедей и все его королевство - не более чем шикарная декорация... Если она выложит все это, ее поднимут на смех. Скажут, что она с жиру бесится. Подумать только, она устала купаться в роскоши! Может, ей больше нравится жить в маленьком домике и выкраивать деньги на выплату процентов по закладной и на покупку обуви для детей?

Ладно, будь что будет. Сейчас уже слишком поздно поворачивать назад. Рэйчел пересекла железнодорожные пути, которые были своеобразной границей города; еще с детства она помнила, что здесь кончается маленький мир и начинается большой. Она вновь оказалась на улицах, которые до сих пор иногда видела во сне, на улицах, по которым она бродила в годы своего тоскливого отрочества, где она сомневалась, что сможет достичь в жизни хоть чего-то. Она увидела аптеку, некогда принадлежавшую Альберту Макнили, а ныне - его сыну Лансу, с которым у пятнадцатилетней Рэйчел был бурный, но вполне невинный роман. Школа, где ее учили всему понемногу, а в общем ничему, стояла на своем месте, здание по-прежнему окружал высокий забор, который придавал школе сходство с захолустной тюрьмой. А вот и городской парк (так именовали небольшой чахлый сквер отцы города, хотя он и не заслуживал столь гордого названия). Загаженный птицами памятник Ирвину Хеклеру тоже стоит на месте - сей джентльмен в 1903 году открыл в здешних местах фабрику, которая производила твердые фруктовые леденцы, и считался основателем Дански. Ничего не случилось ни с городской ратушей, ни с церковью (единственным зданием в городе, не лишенным великолепия), главная улица тоже не изменилась - парикмахерская, контора Мариона Клауса, адвоката, собачий салон красоты и еще несколько учреждений, служивших общественному благу и процветанию, - все осталось как прежде.

Сейчас, в девять часов вечера, все эти заведения были закрыты. Насколько помнила Рэйчел, в это время работал лишь бар на Макклоски-роуд, неподалеку от похоронного бюро. Ей ужасно хотелось заехать туда и выпить для храбрости стаканчик виски, но она поборола искушение, так как знала - шанс избежать в баре встречи со знакомыми равен нулю. Рэйчел направилась прямо на Салливан-стрит, к дому своей матери. Чтобы не являться как снег на голову, она позвонила матери из Йонгстауна и сообщила о своем приезде. Так что ее ждали - на крыльце горел свет, и входная дверь была чуть приоткрыта.

Наконец Рэйчел ступила на ступеньки родного дома. Окликнув Шерри и не получив ответа, она замерла, прислушиваясь к звукам ночного города. Шум уличного движения стих, до нее доносились лишь мягкое шуршание листьев падуба, росшего перед домом, скрипение расшатавшегося водосточного желоба да тихий звон ветряных колокольчиков, свисающих с карниза. Такие родные, такие привычные звуки, они навевали покой. Рэйчел глубоко вздохнула. Все будет хорошо. Ее любили здесь, любили и понимали. Наверное, в городе найдутся сплетники, которые станут посматривать на нее искоса, но все равно - здесь с ней не случится ничего плохого. Она дома, в мире, где все прочно и неизменно.

Тут Шерри, немного испуганная, но сияющая улыбкой, выбежала навстречу дочери.

- Вот это сюрприз, - сказала она.