Даниил Иванович Хармс (Ювачёв) рассказ

Вид материалаРассказ

Содержание


14 августа 1940 года
Подобный материал:
1   ...   44   45   46   47   48   49   50   51   ...   57
* * *



1


Семья Апраксиных состояла из четырёх членов: глава семейства Фёдор Игнатьевич Апраксин, его жена Серафима Петровна Апраксина, сестра жены Антонина Петровна Кутенина и дальний родственник Фёдора Игнатьевича Семён Семёнович Кокс…


2


Жили они в небольшой квартирке из двух комнат. Одна комната называлась спальней, а другая столовой. Жена, муж и Антонина Петровна жили в спальне, а в столовой жил Семён Семёнович Кэкс. Главным героем нашего небольшого рассказа будет именно этот Семён Семёнович, в потому разрешите описать его наружность и характер.


3


Семён Семёнович был франт. Он был всегда и гладко выбрит и хорошо подстрижен. Галстук был всегда выглажен и хорошо завязан. Семён Семёнович не носил длинных брюк, а ходил всегда в «гольфах», потому что, как уверял Семён Семёнович, гольфы не так мнутся и их не надо часто утюжить. Для стиля к гольфам Семён Семёнович курил трубку и потому на улицах его звали американцем.


1937 год

Даниил Иванович Хармс


* * *



1


Не маши колесом, не стругай колесо, не смотри в воду, не грози камнем.


2


Колесом не бей, не крути колесо, не ложись в воду, не дроби камни.


3


Не дружи с колесом, не дразни колесо, спусти его в воду, привяжи к нему камень.


4





1937 год

Даниил Иванович Хармс


* * *


Я залез на забор, но тотчас же свалился.


– Эх,– сказал я и опять полез на забор. Но только я уселся верхом на заборе, как вдруг подул ветер и сорвал с моей головы шляпу. Шляпа перелетела через курятник и упала в лопухи.


1937 год

Даниил Иванович Хармс


* * *


Осень прошлого года я провёл необычно. Мне надоело из года в год каждое лето проводить на даче у Рыбаковых, а осенью ехать в Крым к Чёрному морю, пить крымские вина, ухаживать за ошалевшими от южного солнца северянками и, с наступлением зимы, опять возвращаться в свою холодную городскую квартиру и приступать к своим священным обязанностям. Мне надоело это однообразие. И вот в прошлом году я решил поступить иначе.

Лето я провёл как всегда у Рыбаковых, а осенью, не сказав никому о своём намерении, я купил себе ружье – двустволку, заплечный мешок, подзорную трубу, компас и непромокаемый резиновый плащ: в заплечный мешок я положил смену белья, две пары носок, иголку и катушку с нитками, пачку табаку, две французские булки и пол головки сыра; на правое плечо повесил двухстволку, на левое бросил резиновый плащ и, выйдя из города, пошел пешком, куда глаза глядят.

Я шёл полем. Утро было прохладное, осеннее. Начинался дождь, так что мне пришлось надеть резиновый плащ.


1937–1938 гг.

Даниил Иванович Хармс


* * *


В кабинет, озаряемый темной лампой, ввалился человек на длинных ногах, в фетровой шляпе и с маленьким пуделем под мышкой.

Посадив пуделя на письменный стол, длинноногий человек подошёл к узенькому книжному шкапику, открыл его и, заглянув внутрь этого шкапика, что то быстро сказал. Расслышать можно было только одно слово «лимон». Потом, закрыв этот шкапик, человек подбежал к письменному Столу, схватил пуделя и убежал, хлопнув за собой дверью.

Тогда дверцы шкапика открылись сами собой и оттуда вышла маленькая девочка. Она оглянулась по сторонам и, как бы убедившись, что её никто не услышит, вдруг громко чихнула. Потом, постояв некоторое время молча, девочка открыла рот и сказала:

– Весь мир будет смотреть на него неодобрительно, если он выйдет в грязной шляпе. Но…


август 1938 года

Даниил Иванович Хармс


* * *


– Так,– сказал Ершешев, проснувшись утром несколько ранее обыкновенного.

– Так,– сказал он.– Где мои шашки?

Ершешев вылез из кровати и подошёл к столу.

– Вот твои шашки!– сказал чей то голос.

– Кто со мной говорит?– крикнул Ершешев.

– Я,– сказал голос.

– Кто ты?– спросил Ершешев.


14 августа 1940 года

Даниил Иванович Хармс


* * *


Один графолог, чрезвычайно любящий водку, сидел в саду на скамейке и думал о том, как было бы хорошо придти сейчас в большую просторную квартиру, в которой жила бы большая милая семья с молоденькими дочерьми, играющими на рояле. Графолога бы встретили очень ласково, провели бы в столовую, посадили бы в кресло около камина и поставили бы перед ним маленький столик. А на столике бы стоял графин с водкой и тарелка с горячими мясными пирожками. Графолог бы сидел и пил бы водку, закусывая её горячими пирожками, а хорошенькие хозяйские дочери играли бы в соседней комнате на рояле и пели бы красивые арии из итальянских опер.


1940 год

Даниил Иванович Хармс


* * *


На улицах становилось тише. На перекрёстках стояли люди, дожидаясь трамвая. Некоторые, потеряв надежду, уходили пешком. И вот на одном из перекрёстков Петроградской Стороны осталось всего два человека. Один из них был очень небольшого роста, с круглым лицом и оттопыренными ушами. Второй был чуточку повыше и, как видно, хромал на левую ногу. Они не были знакомы друг с другом, но общий интерес к трамваю заставил их разговориться. Разговор начал хромой.

– Уж не знаю,– сказал он, как бы ни к кому не обращаясь.– Пожалуй, не стоит и дожидаться. Круглолицый повернулся к хромому и сказалЛеонидов:

– Нет, я думаю, ещё может придти.


1940 год

Даниил Иванович Хармс