Даниил Иванович Хармс (Ювачёв) рассказ

Вид материалаРассказ

Содержание


3 января 1938 года
8 марта 1938 года
2 августа 1938 года
Подобный материал:
1   ...   32   33   34   35   36   37   38   39   ...   57
* * *


Такие же длинные усы, как у пана Пшеховского, были у Матвея Соломанского. Пан Пшеховский гордился своими усами и глупая рожа Матвея Соломанского приводила пана в ярость. Пан стучал каблуками и кулаками, скалил зубы и плевал в стену; пан чернел от ярости и кричал тонким противным голосом.

Я писал стихи о часах, а в соседней комнате сидел пан Пшеховский и шил на швейной машинке карманы. Машинка стучала неравномерно и мешала мне сосредоточиться. Пан шил на машинке очень плохо: слышно было, как он ругал челнок и нитку, но, когда челнок и нитка подчинялись панской воле, пан вертел ручку машинки и ругал Матвея Соломанского. Мне надоела эта постоянная ругань и стук швейной машинки. Я плюнул и вышел на улицу.


между 10 и 15 ноября 1937 года

Даниил Иванович Хармс


* * *


– Я не советую есть тебе много перца. Я знал одного грека – мы с ним плавали на одном пароходе – он ел такое страшное количество перца и горчицы, что сыпал их в кушанья не глядя. Он, бедный, целые ночи просиживал с туфлей в руках…

– Почему?– спросил я.

– Потому что он боялся крыс, а на пароходе крыс было очень много. И вот он, бедняжка, в конце концов умер от бессоницы.


3 января 1938 года

Даниил Иванович Хармс


* * *


Когда сон бежит от человека, и человек лежит на кровати, глупо вытянув ноги, а рядом на столике тикают часы, и сон бежит от часов, тогда человеку кажется, что перед ним распахивается огромное чёрное окно и в это окно должна вылететь его тонкая серенькая человеческая душа, а безжизненное тело останется лежать на кровати, глупо вытянув ноги, и часы прозвенят своим тихим звоном: «вот ещё один человек уснул», и в этот миг захлопнется огромное и совершенно чёрное окно.

Человек по фамилии Окнов лежал на кровати, глупо вытянув ноги, и старался заснуть. Но сон бежал от Окнова. Окнов лежал с открытыми глазами, и страшные мысли стучали в его одеревеневшей голове.


8 марта 1938 года

Даниил Иванович Хармс


* * *


У него был такой нос, что хотелось ткнуть в него биллиардным кием.

За забором долго бранились и плевались. Слышно было, как кому то плюнули в рот.

Это идет процессия. Зачем эта процессия идет?

Она несёт вырванную у Пятипалова ноздрю. Ноздрю несут, чтобы зарыть в Летнем Саду.

Михайлов ходил по Летнему Саду, неся под мышкой гамак. Он долго искал, куда бы гамак повесить. Но всюду толкались неприятные сторожа. Михайлов передумал и сел на скамеечку. На скамеечке лежала забытая кем то газета.


Лежала забытая кем то газета.

Лежала забытая кем то газета.

Михайлов садился на эту газету

И думать поспешал

И думать поспешал.


март 1938 года

Даниил Иванович Хармс


Поздравительное шествие7


К семидесятилетию Наташи8


Артамонов закрыл глаза, а Хрычов и Молотков стояли над Артамоновым и ждали.

– Ну, же! Ну, же!– торопил Хрычов.

А Молотков не утерпел и дёрнул стул, на котором сидел Артамонов, за задние ножки, и Артамонов свалился на пол.

– Ах так!– закричал Артамонов, поднимаясь на ноги.– Кто это меня со стула сбросил?

– Вы уж нас извините,– сказал Молотков,– мы ведь долго ждали, а вы всё молчите и молчите. Уж это меня черт попутал. Очень уж нам не терпелось.

– Не терпелось!– передразнил Артамонов.– А мне, пожилому человеку, по' полу валяться? Эх, вы! Стыдно!

Артамонов стряхнул с себя соринки, приставшие к нему с пола и, сев опять на стул, закрыл глаза.

– Да что же это? А? Что же это?– заговорил вдруг Хрычов, глядя то на Молоткова, то на Артамонова.

Молотков постоял некоторое время в раздумье, а потом нагнулся и дернул задние ножки Артамоновского стула. Артамонов съехал со стула на пол.

– Это издевательство!– закричал Артамонов,– Это уже второй раз меня на пол скидывают! Это опять ты, Молотков?

– Да уж не знаю как сказать, товарищ Артамонов. Просто опять какое то помутнение в мозгу было. Вы уж нас извините, тов. Артамонов! Мы ведь это только от нетерпения!– сказал Молотков и чихнул.

– Пожалеете об этом,– сказал Артамонов, поднимаясь с пола.– Пожалеете, сукины дети! Артамонов сел на стул.

– Я тебе этого не спущу,– сказал Артамонов и погрозил кому то пальцем.

Артамонов долго грозил кому то пальцем, а потом спрятал руку за борт жилета и закрыл глаза.

Хрычев сразу заволновался:

– Ой! Что же это? Опять? Опять он! Ой!

Молотков отодвинул Хрычева в сторону и носком сапога выбил стул из под Артамонова. Артамонов грузно рухнул на пол.

– Трижды!– сказал Артамонов шепотом.– Хорошо с!…

В это время дверь открылась и в комнату вошёл я.

– Стоп!– сказал я.– Прекратите это безобразие! Сегодня Наталии Ивановне исполнилось семьдесят лет.

Артамонов, сидя на полу, повернул ко мне свое глупое лицо и, указав пальцем на Молоткова, сказал:

– Он меня трижды со стула на пол скинул…

– Цык!– крикнул я.– Встать!

Артамонов встал.

– Взяться за руки!– скомандовал я.

Артамонов, Хрычев и Молотков взялись за руки.

– А теперь за а мной!

И вот, постукивая каблуками, мы двинулись по направлению к Детскому Селу. Я шел спереди, обдумывая ритуал поздравления.


2 августа 1938 года

Даниил Иванович Хармс