Составитель. И. А. Муромов, 2003

Вид материала

Документы

Содержание Гай цезарь калигула 100 Великих любовников

Подобный материал:

• И. А. Муромов введение вэтой книге рассказ, 11923.67kb.
• Литература. Учебник хрестоматия для общеобразовательных учреждений. В 2-х частях., 113.09kb.
• Библиографический указатель Составитель: Елисеева, 346.68kb.
• Программа курса, темы практических занятий, рефератов, курсовых и дипломных работ Казань, 93.35kb.
• Содержание, 3544.56kb.
• Игорь Анатольевич Муромов, 8655.42kb.
• Закон Украины "О правовом статусе иностранцев и лиц без гражданства", 157.42kb.
• Культура, 1654.22kb.
• Игорь А. Муромов, 8264.88kb.
• Программа курса «содружество независимых государств» Составитель, 286.04kb.

Несмотря на скупость кардинала, Марион, польщённая тем, что её выбрал этот

могущественный и опасный человек, согласилась не встречаться больше с Сен-Маром,

после чего король снова помирился со своим молодым другом.

Король был спасён, завоевание Артуа продолжалось. Довольный Ришелье, желая

вознаградить себя за это, решил остаться некоторое время любовником Марион

Делорм. Но, увы, красавица оказалась болтливой; она поторопилась похвастать

своей новой связью, и злые языки тут же прозвали её госпожой кардиналыней.

Иногда друзья Марион из квартала Маре и с Королевской площади говорили ей: "Как

вы можете спать с прелатом?"

Она улыбалась: "Да ведь без красной шапки и пурпурного облачения любой кардинал

ничего особенного не представляет". Потом добавила, что такая любовная связь,

без сомнения, обеспечит ей полное отпущение грехов.

Вскоре весь Париж оказался в курсе этой удивительной любовной идиллии, и

несколько озадаченный поэт Конрар написал господину де л'Эссо: "Месье, верно ли

то, в чём меня пытались убедить, а именно, что наш Великий Пан влюблён в Марион

Делорм, это он-то, глаза и уши своего принца, неусыпно пекущийся о благе

государства и держащий в руках судьбу всей Европы?

Сообщите же мне, месье, должен ли я верить столь значительной и столь приятной

новости. Я больше уже не в состоянии доверять никому, кроме вас".

Конрар не ошибался, и мы увидим, что он мог без колебаний называть Ришелье

Великим Паном, настолько точно это прозвище подходило первому министру...

Кардинал и вправду был большим поклонником женщин, и его кардинальское облачение

нисколько не мешало ему бегать за юбками.

В одном из своих трудов Матье де Морг говорил совершенно откровенно о

красавицах, "не только не распутных, но, наоборот, из самых добродетельных,

жаловавшихся на посягательства и насилие, которые пытался учинить над их честью

Ришелье..."

Но не всегда любовные похождения Ришелье заканчивались так неудачно. Ги Патен в

письме, отправленном в ноябре 1649 года, писал: "За два года до смерти (то есть

в 1640 году) у кардинала ещё было целых три любовницы, из них первая -

собственная племянница, вторая - пикардийка, то есть жена маршала де Шальна, а

третья - некая парижская красотка по имени Марион Делорм, так что все эти

господа в красных шапках приличные скоты: "Vere cardinale isit sunt carnales".

Нe успел Ришелье, как говорится, отведать одной девицы, чьим ремеслом была

торговля собственными прелестями, как у него уже разгорелся аппетит на другую

"жрицу Венеры" - Нинон де Ланкло.

С редкой беззастенчивостью он выбрал в посредницы именно Марион и поручил ей

предложить Нинон пятьдесят тысяч экю, если та согласится принимать его елейные

нежности. Однако, несмотря на значительность суммы, предложение было отвергнуто

мадемуазель де Ланкло. Граф де Шавеньяк писал об этом в своих "Мемуарах": "Этот

великий человек (Ришелье), умевший доводить до конца самые крупные начинания,

тем не менее потерпел поражение в этом деле, хотя Нинон никогда не страдала от

избытка целомудрия или благопристойности; напрасно он предлагал ей через её

лучшую подругу Марион Делорм пятьдесят тысяч экю, она отказалась, потому что в

то время у неё была связь с одним советником Королевского суда, в объятия

которого она бросилась добровольно..."

Можно, правда, задаться вопросом, какова была роль Марион в этом деле, потому

что она должна была почувствовать себя глубоко оскорблённой, видя, что Ришелье

предлагает сопернице пятьдесят тысяч экю, тогда как сама она получила за те же

услуги всего сто пистолей.

Но как бы там ни было она вскоре ушла от первого министра и вернулась в постель

поэта де Барро, своего первого любовника, который, не помня себя от радости,

сочинил редкостного убожества "Стансы", имевшие пространный подзаголовок "О том,

насколько автору сладостнее в объятиях своей любовницы, чем господину кардиналу

де Ришелье, который был его соперником".

Впрочем, Марион оказалась лишь кратким эпизодом в жизни Ришелье. Самой большой

любовью кардинала была его племянница Мари-Мадлен де Виньеро, вдова господина де

Комбале, герцогиня д'Эгийон.

Эта очаровательная пухленькая блондинка тридцати семи лет обожала прогуливаться

"с обнажённой грудью", чем доставляла несказанную радость друзьям кардинала.

¦'Когда я вижу мадам д'Эгийон, - признался как-то один старый каноник, скромно

потупив глаза, - я чувствую, как снова становлюсь ребёнком".

"Позволяя ей эту вольность, - писал Лефевр в своих "Мемуарах", - он хотел дать

понять, что взирает на прелести красавицы-герцогини незамутнённым взором

кормилицы. Но это притворство никого не обмануло, и каноника следовало бы

высмеять за лицемерие".

Мари-Мадлен вышла замуж в шестнадцать лет за Антуана де Рур де Ком-бале, но

чувствовала себя в замужестве не особенно хорошо, поскольку этот дворянин "хотя

и прослыл (по словам Тальмана де Рео) при дворе самым волосатым человеком", но

оказался неспособен помочь ей расстаться с девственностью.

Поэт Дюло позволил себе позабавиться, сочинив анаграмму, жанр, бывший тогда в

большой моде, с помощью которой он сообщил читателям о горестной судьбе мадам де

Комбале, скрытой в её девичьем имени Мари де Виньеро, из которого ему удалось

составить: "Девственница своего мужа..."

В 1625 году малосильный дворянин скончался, оставив хорошенькую вдову в полном

разочаровании. Разуверившись в браке, в мужчинах, усомнившаяся в самом

существовании плотских утех, Мари-Мадлен стала подумывать об уходе в монастырь.

И призналась в этом своему дяде: "Светская жизнь меня не интересует. Я хочу

стать монахиней-кармелиткой".

Ришелье посмотрел на неё внимательно и нашёл, что она очень красива. Стараясь

скрыть своё смущение, он, опустив глаза, сказал ей ласково: "Ваше место не в

монастыре, дитя моё, оно здесь, рядом со мной".

Мари-Мадлен поселилась в Малом Люксембургском дворце, и кардинал стал её

любовником.

Эта странная супружеская жизнь длилась до самой смерти первого министра. Её то

озаряли радости, то омрачали горести, неизбежные, как правило, в семейной жизни.

Дядя и племянница то обнимали друг друга, то спорили, то дулись и не

разговаривали, но любовь их была искренней.

Разумеется, эта связь недолго оставалась тайной для других. Сначала двор, а

потом и весь Париж узнали, что Ришелье "услаждается" с мадам де Комбале. На

улицах, как и в светских гостиных, не было конца ироническим куплетам и песенкам

с подвохом. М-ль де Монпансье в своих "Мемуарах" рассказывала, что в 1637 году

ей самой приходилось распевать оскорбительные куплеты по адресу кардинала и его

племянницы.

Конечно, король прекрасно знал об этой незаконной любовной связи и в глубине

души порицал любовников. Своего неодобрения он не мог показать кардиналу,

которого боялся, и потому всю свою неприязнь срывал на мадам де Комбале. "Меня

удивляет король, - сказала однажды королева. - Он поддерживает кардинала и

осуждает его племянницу. Он нашёл неприличным, что она посмела войти в церковь

Сент-Эсташ, когда я слушала там проповедь, и сказал, что с её стороны это

бесстыдство".

Пристрастие Ришелье к женщинам было так велико, что время от времени ему

приходилось изменять своей племяннице. И когда ей об этом становилось известно,

в Пале-Кардиналь дрожали стёкла, так велика была ее ревность. Однажды у неё даже

возникло желание изуродовать одну из своих соперниц. Мемуарист писал: "Больше

всего наделала шума бутылка с водой, брошенная в мадам де Шольн. Вот что мне

рассказал человек, присутствовавший при этом. На дороге из Сен-Дени шесть

офицеров морского полка, ехавшие верхом, хотели размозжить физиономию мадам де

Шольн, швырнув в неё две бутылки с чернилами; она успела подставить руку, и они

упали на подножку под дверцей кареты; осколки бутылочного стекла порезали ей

кожу (чернила проникли в порезы, и от этих следов она никогда не смогла

избавиться). Мадам де Шольн не осмелилась обратиться с жалобой на это. Все

думают, что офицеры получили приказ только напугать её. Из ревности к мужчине,

которого она любила, и к его безграничной власти, мадам д'Эгийон не желала,

чтобы кто-нибудь ещё был в таких же отношениях с кардиналом, как она".

Но, несмотря на племянницу, кардиналу всё же удалось стать любовником этой самой

мадам де Шольн, которую упоминает Ги Патен в уже процитированном выше письме. В

знак своей признательности он подарил этой даме аббатство с рентой в двадцать

пять тысяч ливров неподалёку от Амьена.

Несмотря на все эти мелкие эскапады, кровосмесительная связь кардинала длилась

почти семнадцать лет. Иные утверждали даже, что на то есть благословение Божье и

что Мари-Мадлен была матерью множества маленьких Ришелье...

Однажды при дворе маршал де Брез утверждал, что кардинал подарил своей

племяннице четырёх сыновей.

Анна Австрийская присутствовала при этом разговоре. Она лукаво улыбнулась и

заметила своим приближённым: "Тому, что утверждает господин маршал, следует

верить ровно наполовину". Все тут же сделали вывод, что у Ришелье от мадам де

Комбале двое детей. Что в конечном счёте не так уж плохо для прелата...

Ришелье был безумно влюблён в Анну Австрийскую. Гениальный дипломат, видный

государственный деятель ухаживал за королевой, но, увы, без взаимности. Он писал

ей стихи, угождал во всём, а однажды признался, что готов ради возлюбленной на

любой, самый безумный поступок. Тогда статс-дама королевы герцогиня де Шеврез

предложила Ришелье позабавить королеву пляской сарабанды в шутовском наряде

полишинеля. И кардинал танцевал. Воистину, любовь творит чудеса. Правда, Ришелье

танец не помог...

В 1642 году Ришелье, изнурённый двадцатью годами плодотворной работы и

утомительных интриг, слёг в постель. 4 декабря, в полдень, тот, кто, по меткому

выражению мадам де Мотвиль, "сделал из своего господина раба, а затем из

знаменитого раба самого великого монарха в мире", отдал Богу душу. Ему было

пятьдесят восемь лет.

Эта смерть вызвала в народе бурный всплеск радости. Даже Людовик XIII, который

всем был обязан Ришелье, и тот издал вздох облегчения. Для собственного

удовольствия он тут же положил на музыку написанные поэтом Мироном стихи на

кончину кардинала. Увы, песню трудно было назвать соответствующей печальному

событию. В ней кардиналу воздавалось за все его собственные слабости и за тот

страх, который он вселил во всех и каждого.

Большей неблагодарности трудно было вообразить.


ГАЙ ЦЕЗАРЬ КАЛИГУЛА

(12-41)


Римский император (с 37) из династии Юлиев-Клавдиев,

младший сын Германика и Агриппины. Отличался расточительностью

(в первый год своего правления растратил всю казну). Стремление

к неограниченной власти и требование почестей себе как к богу вызывали

недовольство сената и преторианцев. Убит преторианцами.

Гай Цезарь Август Германик, сын популярного в народе консула Герма-. ника,

умершего в тридцать четыре года, как полагают, от яда. У Германика с ч женой

Агриппиной было девять детей, и благодаря его популярности в народе его усыновил

Тиберий, дядя по отцу, и сделал своим наследником. Когда Тиберий умер, народ

требовал, чтобы Германик был избран главой Рима, но тот сам отказался от власти.

Тиберий происходил из древнего и знатного рода Клавдиев и унаследовал присущие

семье крутой нрав и аристократизм. Неудивительно, что его смерть была встречена

с ликованием, и сенат вручил полномочия принцеп-са внуку Тиберия и сыну

всенародно любимого Германика Гаю Цезарю Августу Германику по прозвищу Калигула

("Сапожок").

I

155

Прозвищем Калигула он обязан солдатам, потому что подрастал среди воинов, в

одежде рядового солдата. После смерти отца, а потом и после ссылки матери

Калигула жил у прабабки Ливии Августы, а после ее смерти - у бабушки Антонии.

Когда ему было девятнадцать, Тиберий вызвал его на Капри, где Калигула терпеливо

переносил насмешки и издевательства и не высказывал недовольства, не поддаваясь

на провокации. Впрочем, проницательный старик понял сущность Калигулы очень

рано, и говорил, что вскармливает ехидну для римского народа. Тиберий не

ошибался, потому что действительно Гай Цезарь Германик - Калигула - был от

природы жесток и порочен, настолько порочен, что следует согласиться, что он был

болен с рождения. На Капри Калигула с удовольствием присутствовал на пытках и

казнях, а по ночам бродил по кабакам и притонам, предаваясь всевозможному

разврату.

Он женился на Юнии Клавдилле, дочери знатнейшего римлянина. Но он женился уже

после того, как лишил девственности свою родную сестру Дру-зиллу, как познал

сотни жриц любви, как предавался разврату с Эннией Не-вией. Поэтому женитьба

была нужна ему лишь для некоторого соблюдения внешних приличий и еще больше для

того, чтобы приблизиться к власти. Невинная и неопытная Юния не произвела на

него никакого впечатления. С трудом Калигула вытерпел этот глупый, как ему

казалось, свадебный обряд, но, оставшись с невестой наедине, он ничего не

чувствовал, кроме раздражения.

Супруга его умерла при родах, и он не сожалел о ней и очень быстро забыл, будто

ее и не было. Теперь вдовец вполне мог наслаждаться изощренными ласками Эннии

Невии, которая была женой Макрона, стоявшего во главе преторианских когорт. Да,

они оба стоили друг друга, ведь Невия догадалась, прежде чем отдалась ему,

потребовать расписку в том, что он возьмет ее в жены, когда достигнет высшей

власти в Риме. Калигула дал ей клятву и письменную расписку, а она сумела и

подружить его со своим мужем. Они предавались любви под носом у Макрона и

больного императора. С помощью мужа Эннии Калигула отравил Тиберия, который

тяжело болел, но все никак не умирал и не торопился освободить внуку место главы

империи. Яд при этом долго не действовал, тогда Калигула накрыл голову Тиберия

подушкой и всем телом навалился на него. Один юноша увидел это и вскрикнул в

ужасе, а Калигула тут же отправил его на крест.

Однако народ не мог знать о порочности наследника, и с восторгом встретил нового

правителя Рима, помня свою любовь к его отцу. Когда Калигула вступил в Рим, ему

тотчас же была вручена сенатом высшая и полная власть. Он же делал все

возможное, чтобы возбудить в людях любовь к себе. В Риме возобновлены в

небывалых масштабах любимые народом цирковые представления, гладиаторские бои,

травли зверей. Он помиловал осужденных и сосланных. Он чтил своих умерших и

погибших от козней Тиберия родственников, но простил тех, кто писал доносы на

его братьев. Он устраивал всенародные раздачи денег и давал роскошные пиры для

сенаторов и их жен. Народ полюбил его и чтил бесконечно, а потому римская знать

вынуждена была терпеть все дикие выходки императора Калигулы. [ На пирах

этот тиран, возомнивший себя божеством, выбирал каждый раз

156

100 ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ

одну из жен и уводил ее в свои покои. Насладившись гостьей, он возвращал ее

мужу, тут же в подробностях рассказав ему, как он занимался с ней любовью, чем

она понравилась ему, а чем нет. Ни одной именитой женщины он не оставлял в

покое, не говоря уже о распутнице Пираллиде. Почтенные горожане все терпели,

иначе им грозила смерть от диких зверей, темницы и пытки. Все терпел и Макрон,

приближенный к императору как никто другой. А как же Эн-ния Невия, которой он

обещал жениться, когда придет к власти? Она не хотела отпускать его и по-

прежнему была его любовницей, и часто ее муж Макрон ждал, когда они закончат, у

дверей собственного дома. Но когда во дворце снова появилась Друзилла, Калигула

охладел к Эннии, да и воспоминание о том, что она помогла прийти к власти, было

неприятно императору. Все время Калигула держал теперь при себе лучшего в Риме

палача, который обезглавливал любого в любой миг - по первому знаку императора.

И вот однажды он вошел в спальню Эннии вместе с ее мужем и заставил их заняться

любовью. В этот момент вошел палач и ударил мечом, но ему не удалось убить сразу

обоих - погиб только Макрон. Эннию Калигула задушил, а палача убили ворвавшиеся

в спальню солдаты, решив, что он напал на императора.

Историк Гай Светоний Транквилл в книге "Жизнь двенадцати Цезарей" (ок. 120 года

н. э.) писал: "О браках его трудно сказать, что в них было непристойнее:

заключение, расторжение или пребывание в браке. Ливию Орестил-лу, выходившую

замуж за Гая Пизона, он сам явился поздравить, тут же приказал отнять у мужа и

через несколько дней отпустил, а два года спустя отправил в ссылку, заподозрив,

что она за это время опять сошлась с мужем. Другие говорят, что на самом

свадебном пиру он, лежа напротив Пизона, послал ему записку: "Не лезь к моей

жене!", а тотчас после пира увел ее к себе и на следующий день объявил эдиктом,

что нашел себе жену по примеру Ромула и Августа. Лоллию Павлину, жену Гая

Меммия, консуляра и военачальника, он вызвал из провинции, прослышав, что ее

бабушка была когда-то красавицей, тотчас развел с мужем и взял в жены, а спустя

немного времени отпустил, запретив ей впредь сближаться с кем бы то ни было.

Цезо-нию, не отличавшуюся ни красотой, ни молодостью и уже родившую от другого

мужа трех дочерей, он любил жарче всего и дольше всего за ее сладострастие и

расточительность: зачастую он выводил ее к войскам рядом с собою, верхом, с

легким щитом, в плаще и шлеме, а друзьям даже показывал ее голой. Именем супруги

он удостоил ее не раньше, чем она от него родила, и в один и тот же день объявил

себя ее мужем и отцом ее ребенка.

157

Ребенка этого, Юлию Друзиллу, он пронес по храмам всех богинь и, наконец,

возложил на лоно Минервы, поручив божеству растить ее и вскармливать. Лучшим

доказательством того, что это дочь его плоти, он считал ее лютый нрав: уже тогда

она доходила в ярости до того, что ногтями царапала игравшим с нею детям лица и

глаза".

Как уже говорилось, одной из его любимых женщин была сестра Друзилла. Принято

считать, что Гай соблазнил ее еще подростком. Потом он выдал ее замуж, а когда

стал императором, отобрал ее у мужа и поместил в своем дворце, где Друзилла жила

как его жена. И других сестер он соблазнил, но страсть к ним не была такой

безудержной, как к Друзилле, и он часто просто отдавал их своим любимчикам на

потеху, а в конце концов осудил их за разврат и сослал. Друзилла имела над его

телом огромную власть.

Бабка его, Антония, страшно переживая из-за мерзостей, творимых внуком, и не раз

пыталась попасть к нему, чтобы поговорить. Но он не принимал старую женщину, не

желая слушать ее нравоучений. Он долго унижал ее и принял наконец, когда еще жив

был Макрон, в его присутствии. Пожилая родственница, прославившаяся

добродетельной жизнью, ничего не сказала императору, понимая, что свидетель

нужен Калигуле, чтобы осудить ее за неуважение к власти. По некоторым

свидетельствам, Калигула унизил Антонию так, как невозможно даже представить -

он приказал Макрону изнасиловать ее на своих глазах, что и было выполнено верным

и преданным воином. Затем Антонию отравили по приказанию внука. Тело его бабки

сожгли, и он наблюдал за погребальным костром из окна дворца.

Несомненно, всеми - или почти всеми - дикими выходками Калигулы руководил

больной мозг, помешанный на сексуальном извращении и насилии. Вседозволенность

тиранической власти поощряла и усиливала болезнь. Бесконечные зрелища пыток и

казней обостряли и без того доведенную до крайности чувственность.

Объявив себя богом, да еще и единственным, Калигула жил по принципу

вседозволенности, но ведь действительно ему никто не мог возразить или помешать.