Составитель. И. А. Муромов, 2003

Вид материалаДокументы

Содержание


100 Великих любовников
100 Великих любовников
Людовик xiv
100 Великих любовников
100 Великих любовников
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   82

глаз он способен был переодеться гостиничным слугой, давать пиры, играть

"Шотландку" Вольтера и поселиться надолго в крохотном швейцарском городке. За

короткое

12

100 ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ

время он успевал любить аристократку из высшего общества, дочерей трактирщика,

монахиню из захолустного монастыря, ученую девицу, искусную в теологических

диспутах, прислужниц в бернских купальнях, прелестную и серьезную Дюбуа, какую-

то безобразную актрису и, наконец, даже ее горбатую подругу. Он соблазнял всех.

У него было только одно правило: двух женщин гораздо легче соблазнить вместе,

чем порознь.

"Любовь - это только любопытство" - эта фраза часто встречается в мемуарах

Казановы. Неутомимое любопытство было настоящей страстью этого человека. Он не

был банальным любимцем женщин, не был счастливым баловнем, случайным дилетантом.

К сближению с женщинами он относился так, как серьезный и прилежный художник

относится к своему искусству.

Казанова не всегда был погружен в торопливый и неразборчивый разврат. Такие

периоды случались у него лишь тогда, когда ему хотелось заглушить воспоминания

только что прошедшей большой любви и вечную жажду новой. Среди бесчисленных

женщин, упоминаемых этим "распутником по профессии", есть несколько, оставивших

глубокий след в его душе. Им посвящены лучшие страницы мемуаров. Рассказывая о

них, Казанова избегал непристойных подробностей. Их образы становятся для

читателей мемуаров такими же близкими и живыми, как образ самого венецианского

авантюриста.

Первая любовь Казановы была в духе мирной венецианской новеллы. Ему было

шестнадцать лет, и он любил Нанетту и Мартон, двух племянниц доброй синьоры

Орио. "Эта любовь, которая была моей первой, не научила меня ничему в школе

жизни, так как она была совершенно счастливой, и никакие расчеты или заботы не

нарушили ее. Часто мы все трое чувствовали потребность обратить наши души к

божественному провидению, чтобы поблагодарить его за явное покровительство, с

каким оно удаляло от нас все случайности, которые могли нарушить наши мирные

радости..."

Легкий оттенок элегии появился в его второй любви. Быть может, это оттого, что

она протекала в Риме, в вечной зелени садов Людовизи и Альдоб-рандини. Там

Казанова любил Лукрецию. "О, какие нежные воспоминания соединены для меня с

этими местами!.. "Посмотри, посмотри, - сказала мне Лукреция, - разве не

говорила я тебе, что наши добрые гении оберегают нас. Ах, как она на нас глядит!

Ее взгляд хочет нас успокоить. Посмотри, какой маленький дьявол, это самое

таинственное, что есть в природе. Полюбуйся же на нее, наверное, это твой или

мой добрый гений". Я подумал, что она бредит. "О чем ты говоришь, я тебя не

понимаю, на что надо мне посмотреть?" _ "Разве ты не видишь красивую змейку с

блестящей кожей, которая подняла голову и точно поклоняется нам?" Я взглянул

туда, куда она показывала, и увидел змею переливающихся цветов, длиною в локоть,

которая действительно нас рассматривала".

На пути из Рима, в Анконе, Казанова встретился с певицей Терезой, переодетой

кастратом. В этой странной девушке были благородство и ясный ум, внушавшие

уважение. Казанове хотелось никогда больше с ней не расставаться. Никогда он не

думал так серьезно о женитьбе, как в эту ночь в маленькой гостинице в Синигальи.

Непредвиденная разлука не изменила его решения. Понадобился весь жизненный опыт

Терезы, чтобы убедить его в невозмож-

I

13


ности этого для них обоих. "Это было первый раз в моей жизни, что мне пришлось

задуматься, прежде чем решиться на что-либо". Они расстались и встретились через

семнадцать лет во Флоренции. Вместе с Терезой был молодой человек, Чезарино, как

две капли воды похожий на Казанову в молодости. Пораженный этой встречей Гуго

фон Гофмансталь написал пьесу "Авантюрист и певица".

Во время пребывания на Корфу Казанова испытал любовь, напоминающую своей

сложностью и мучительностью темы современных романов. Долгая история этой любви

драматична. Много лет спустя воспоминание о патрицианке Ф.Ф. заставило Казанову

воскликнуть: "Что такое любовь? Это род безумия, над которым разум не имеет

никакой власти. Это болезнь, которой человек подвержен во всяком возрасте и

которая неизлечима, когда она поражает старика. О любовь, существо и чувство

неопределимое! Бог природы, твоя горечь сладостна, твоя горечь жестока..."

Никакая другая женщина не вызывала в душе Казановы таких нежных воспоминаний,

как Анриетта, таинственная Анриетта, которую он встретил в обществе венгерского

офицера в Чезене. Три месяца, которые он прожил с ней в Парме, были

счастливейшим временем в его жизни. "Кто думает, что женщина не может наполнить

все часы и мгновения дня, тот думает так оттого, что не знал никогда Анриетты...

Мы любили друг друга со всей силой, на какую были только способны, мы совершенно

довольствовались друг другом, мы целиком жили в нашей любви". Казанова обожал

эту женщину, у которой на лице "была легкая тень какой-то печали". Его восхищало

в ней все - ее ум, ее воспитание, ее умение одеваться. Однажды она превосходно

сыграла на виолончели. Казанова был растроган, потрясен этим новым талантом

своей Анриетты. "Я убежал в сад и там плакал, ибо никто не мог меня видеть. Но

кто же эта несравненная Анриетта, повторял я с умиленной душой, откуда это

сокровище, которым я теперь владею?.."

Случай, заставивший Казанову вспомнить про Анриетту и про дни молодости,

произошел с ним как раз после разлуки с Дюбуа, которая была одной из его

последних больших привязанностей. После этого случая он начал чувствовать себя

одиноким. Розалию он подобрал в одном из марсельских притонов. "Я старался

привязать к себе эту молодую особу, надеясь, что она останется со мной до конца

дней и что, живя с ней в согласии, я не почувствую больше необходимости

скитаться от одной любви к другой". Но, конечно, и Розалия покинула его, и его

скитания начались снова.

Вместо преданной любовницы Казанова встретил Ла Кортичелли. Эта маленькая

танцовщица заставила его испытать ревность и горечь обмана. Она была из Болоньи

и "только и делала, что смеялась". Она причинила Казанове много бед всякого

рода. Она интриговала против него и изменяла ему при каждом удобном случае. Но

тон его рассказов выдает, что никогда, даже в минуту их окончательного разрыва,

эта "сумасбродка" не была безразличной для сердца начинавшего стареть

авантюриста.

Последний роман Казановы был в Милане. Он был тогда все еще великолепен. "Моя

роскошь была ослепительна. Мои кольца, мои табакерки, мои часы и цепи, осыпанные

бриллиантами, мой орденский крест из алмазов и

I

14

100 ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ

рубинов, который я носил на шее на широкой пунцовой ленте, - все это придавало

мне вид вельможи". Около Милана Казанова встретил Клементину, "достойную

глубокого уважения и самой чистой любви". Вспоминая дни, проведенные с ней, он

говорит: "Я любил, я был любим и был здоров, и у меня были деньги, которые я

тратил для удовольствия, я был счастлив. Я любил повторять себе это и смеялся

над глупыми моралистами, которые уверяют, что на земле нет настоящего счастья. И

как раз эти слова, "на земле", возбуждали мою веселость, как будто оно может

быть где-нибудь еще!.. Да, мрачные и недальновидные моралисты, на земле есть

счастье, много счастья, и у каждого оно свое. Оно не вечно, нет, оно проходит,

приходит и снова проходит... и, быть может, сумма страданий, как последствие

нашей духовной и физической слабости, превосходит сумму счастья для всякого из

нас. Может быть, так, но это не значит, что нет счастья, большого счастья. Если

бы счастья не было на земле, творение было бы чудовищно и был бы прав Вольтер,

назвавший нашу планету клоакой вселенной - плохой каламбур, который выражает

нелепость или не выражает ничего, кроме прилива писательской желчи. Есть

счастье, есть много счастья, так повторяю я еще и теперь, когда знаю его лишь по

воспоминаниям".

При расставании Клементина рыдала и падала в обморок. Чувствовал ли тогда

Казанова, что, прощаясь с ней, он прощается со своим последним счастьем.

Венецианку Марколину он взял мимоходом почти что с улицы. Разлука с ней вызвала

в нем небывалые переживания. "Я не могу и отказываюсь передать страдание,

которое причинил мне ее отъезд. Еще накануне я был рад этой разлуке по многим

причинам. В минуту отъезда я почувствовал, что мое желание освободиться от

Марколины слабеет. Но когда я остался один - какая пустота, какое отчаяние!..

Поверхностный читатель, пожалуй, не поверит, когда я скажу, что остался стоять

без движения, охваченный тоской и в таком забвении всего, что не знал, как найти

дорогу. Я вскочил на лошадь и, шпоря ее изо всех сил, предался дороге с

отчаянным решением загнать лошадь или сломать себе шею. Таким образом я сделал

восемнадцать лье в пять часов".

И затем Лондон. "Какое одиночество, какая затерянность... Лондон - это самое

последнее место на земле, где можно жить, когда невесело на душе". Там Казанова

встретил не любимую женщину-друга, а опаснейшую хищницу. Француженке из

Безансона, носившей фамилию Шарпильон, суждено было сделаться злейшим врагом

Казановы. "Итак, в Лондоне, земную жизнь пройдя до половины, как сказал старый

Данте, любовь самым наглым образом насмеялась надо мной".

Какая необыкновенная и дикая была эта любовь! Эту женщину Казанова полюбил с

первого взгляда. Она состояла из хитрости, каприза, холодного расчета и

легкомыслия, смешанных самым удивительным образом. Она разорила его до нитки и

довела до тюрьмы. Однажды она чуть не задушила его, другой раз Казанова нанес ей

тяжкие побои. В Ричмонде, в парке, он бросился на нее с кинжалом. Они были то

друзья, то враги. Но вот последнее унижение: Казанова застал ее на свидании с

молодым парикмахером. В совершенном исступлении он крушит все, что попадалось

ему под руку. Шарпильон

15


едва успела спастись. Потом она болела. Казанове сообщили, что она при смерти.

"Тогда я был охвачен ужасным желанием покончить с собой. Я пришел к себе и

сделал завещание в пользу Брагадина. Затем я взял пистолет и направился к Темзе

с твердым намерением раздробить себе череп на парапете моста". Встреча с неким

Эдгаром спасла ему жизнь. Как всегда повинуясь судьбе, Казанова пошел за ним, и

эта ночь кончилась оргией. А на другой день он встретил Шарпильон на балу среди

танцующих. "Волосы зашевелились у меня на голове, и я почувствовал ужасную боль

в ногах. Эдгар рассказывал мне потом, что при виде моей бледности он подумал,

что я сейчас упаду в эпилептическом припадке. В мгновение ока я растолкал

зрителей и направился прямо к ней. Я стал ей что-то говорить, что - я не помню.

Она убежала в страхе". Это было последним свиданием Казановы с Шарпильон...

После смерти Казанова стал героем многочисленных литературных произведений, а

затем и кинофильмов. Великий итальянский режиссер Федерико Феллини показал в

своем фильме (1976) одаренного человека, который тщетно пытается применить свои

таланты, но в этой среде востребована только его сексуальная энергия...

Из реального человека прославленный авантюрист и любовник превратился в миф.

ЛЮДОВИК XIV

(1638-1715)

Французский король (с 1643), из династии Бурбонов, сын

Людовика XIII и Анны Австрийской. Его правление - апогей французского

абсолютизма. Вел многочисленные войны - Деволюционную (1667-1668),

за Испанское наследство (1701-1714) и др. К концу его правления

у Франции было до 2 миллиардов долга, король ввел огромные налоги,

что вызывало народное недовольство. Людовику XIV приписывается изречение:

"Государство - это я ".

Людовику XIV словно на роду было написано быть баловнем судьбы. Само рождение

его, после двадцати лет супружеской жизни родителей, могло служить хорошим

знаком. В пятилетнем возрасте он стал наследником прекраснейшего и

могущественнейшего из престолов Европы. Людовика XIV называли Королем-Солнцем.

Красавец с темными локонами, правильными чертами цветущего лица, изящными

манерами, величественной осанкой, к тому же повелитель великой страны, он

действительно производил неотразимое впечатление. Могли ли женщины не любить

его?

Первый урок любви ему преподала главная камеристка королевы мадам де Бове, в

молодости бывшая изрядной распутницей. Однажды она подстерегла короля и увлекла

его в свою комнату. Людовику XIV было пятнадцать лет, мадам де Бове - сорок

два...

Все последующие дни восхищенный король проводил у камеристки. За-

16

100 ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ

тем он пожелал разнообразия и, как говорил философ Сен-Симон, "все ему годились,

лишь бы были женщины".

Он начал с дам, желавших получить его девственность, а потом приступил к

методичному завоеванию фрейлин, живших при дворе под надзором мадам де Навай.

Каждую ночь - один или в компании друзей - Людовик XIV отправлялся к этим

девушкам, дабы вкусить здоровое наслаждение физической любви с первой же

фрейлиной, которая попадалась ему под руку.

Естественно, об этих ночных визитах в конце концов стало известно мадам де

Навай, и она приказала поставить решетки на все окна. Людовик XIV не отступил

перед возникшим препятствием. Призвав каменщиков, он велел пробить потайную

дверь в спальне одной из мадемуазель.

Несколько ночей подряд король благополучно пользовался секретным ходом, который

днем маскировался спинкой кровати. Но бдительная мадам де Навай обнаружила дверь

и распорядилась замуровать ее. Вечером Людовик XIV с удивлением увидел гладкую

стену там, где накануне был потайной ход.

Он вернулся к себе в ярости; на следующий же день мадам де Навай и ее супругу

было сообщено, что король не нуждается более в их услугах и повелевает им

немедленно отправиться в Гиень.

Пятнадцатилетний Людовик XIV уже не терпел вмешательства в свои любовные дела...

Через некоторое время после всех этих событий монарх сделал своей любовницей

дочь садовника. Вероятно, в знак признательности девица родила ему ребенка. Мать

короля, Анна Австрийская, встретила эту новость с большим неудовольствием.

Если по ночам Людовик XIV развлекался с фрейлинами королевы-матери, то днем его

чаще всего видели в обществе племянниц Мазарини. Именно тогда король внезапно

влюбился в свою ровесницу Олимпию - вторую из сестер Манчини.

Двор узнал об этой идиллии на Рождество 1654 года. Людовик XIV сделал Олимпию

королевой всех праздничных торжеств последней недели года. Естественно, по

Парижу вскоре распространился слух, будто Олимпия станет королевой Франции.

Анна Австрийская не на шутку рассердилась. Она готова была закрыть глаза на

чрезмерную привязанность сына к племяннице Мазарини, но ее оскорбляла сама

мысль, что эта дружба может быть узаконена.

И юной Олимпии, которая обрела слишком большую власть над королем в надежде

завоевать трон, было приказано удалиться из Парижа. Мазарини быстро нашел ей

мужа, и вскоре она стала графиней Суассонской...

В 1657 году король влюбился в мадемуазель де ла Мот д'Аржанкур, фрейлину

королевы. Мазарини с досадой отнесся к этой новости и сообщил юному монарху, что

его избранница была любовницей герцога де Ришелье, и как-то вечером их застали

врасплох, когда "они занимались любовью на табурете". Подробности не понравились

Людовику XIV, и он порвал все отношения с красавицей, после чего отправился

вместе с маршалом Тюренном в северную армию.

17

После захвата Дюнкера (12 июня 1658 года) Людовик XIV заболел тяжелейшей

лихорадкой. Его перевезли в Кале, где он окончательно слег. В течение двух

недель монарх был на грани смерти, и все королевство возносило Богу молитвы о

его выздоровлении. 29 июня ему внезапно стало так плохо, что было решено послать

за священными дарами.

В этот момент Людовик XIV увидел залитое слезами лицо девушки. Семнадцатилетняя

Мария Манчини, еще одна племянница Мазарини, уже давно любила короля, никому в

этом не признаваясь. Людовик со своей постели смотрел на нее глазами,

блестевшими от жара. По словам мадам де Мотвиль, она была чернявая и желтая, в

больших темных глазах еще не зажегся огонь страсти, и оттого они казались

тусклыми, рот был слишком велик, и, если бы не очень красивые зубы, она могла бы

сойти за уродину".

Однако король понял, что любим, и был этим взглядом взволнован. Врач принес

больному лекарство "из винного настоя сурьмы". Эта удивительная микстура оказала

чудодейственное воздействие: Людовик XIV стал поправляться на глазах и выразил

желание вернуться в Париж, чтобы скорее оказаться рядом с Мари...

Увидев ее, он понял "по биению своего сердца и другим признакам", что влюбился,

однако не признался в этом, а только попросил, чтобы она вместе с сестрами

приехала в Фонтенбло, где он решил оставаться до полного выздоровления.

В течение нескольких недель там происходили увеселения: водные прогулки в

сопровождении музыкантов: танцы до полуночи, балеты под деревьями парка.

Королевой всех развлечений была Мари.

Затем двор вернулся в Париж. Девушка была на седьмом небе от счастья. "Я

обнаружила тогда, - писала она в своих "Мемуарах", - что король не питает ко мне

враждебных чувств, ибо умела уже распознавать тот красноречивый язык, что

говорит яснее всяких красивых слов. Придворные, которые всегда шпионят за

королями, догадались, как я, о любви Его Величества ко мне, демонстрируя это

даже с излишней назойливостью и оказывая самые невероятные знаки внимания".

Вскоре король осмелел настолько, что признался Мари в своей любви и сделал ей

несколько изумительных подарков. Отныне их всегда видели вместе.

Чтобы понравиться той, кого уже считал своей невестой, Людовик XIV, получивший

довольно поверхностное воспитание, стал усиленно заниматься. Стыдясь своего

невежества, он усовершенствовал познание во французском и начал изучать

итальянский язык, одновременно уделяя много внима-

1 8

100 ВЕЛИКИХ ЛЮБОВНИКОВ

ния древним авторам. Под влиянием этой образованной девушки, которая, по словам

мадам де Лафайет, отличалась "необыкновенным умом" и знала наизусть множество

стихов, он прочел Петрарку, Вергилия, Гомера, страстно увлекся искусством и

открыл для себя новый мир, о существовании которого даже не подозревал, пока

находился под опекой своих учителей.

Благодаря Марии Манчини этот король впоследствии занимался возведением Версаля,

оказывал покровительство Мольеру и финансовую помощь Расину. Однако ей удалось

не только преобразить духовный мир Людовика XIV, но и внушить ему мысль о

величии его предназначения.

"Королю было двадцать лет, - говорил один из современников Амедей Рене, - а он

все еще покорно подчинялся матери и Мазарини. Ничто в нем не предвещало

могущественного монарха: при обсуждении государственных дел он откровенно скучал

и предпочитал перекладывать на других бремя власти. Мари пробудила в Людовике

XIV дремавшую гордость; она часто беседовала с ним о славе и превозносила

счастливую возможность повелевать. Будь то тщеславие или расчет, но она желала,

чтобы ее герой вел себя, как подобает коронованной особе".

Таким образом, можно прийти к заключению, что Короля-Солнце породила любовь...

Король впервые в жизни испытал настоящее чувство. Он вздрагивал при звуках

скрипок, вздыхал лунными вечерами и грезил "о сладких объятиях" восхитительной

итальянки, которая хорошела день ото дня.

Но в это же время при дворе начались разговоры, что король в скором времени

женится на испанской инфанте Марии-Терезии.