Geum.ru

А. В. Карташев Вселенские Соборы

Вид материалаДокументы

Содержание


Открытие III-го Вселенского Ефесского собора 431 г.
Одному собору
Подобный материал:
1   ...   34   35   36   37   38   39   40   41   ...   84

Открытие III-го Вселенского Ефесского собора 431 г.


Имперская сакра была послана не всем епископам, а только митрополитам и приглашала их явиться "с немногими епископами". Но, как мы уже сказали, невзирая на это, Кирилл взял с собой чуть не весь состав египетского епископата — 50 епископов. Да еще привез с собой множество клириков и монахов, а среди последних и их местную знаменитость, коптского монаха по имени Шнуди, почти столетнего возраста. Все это "войско", посаженное на многочисленную эскадру, плыло под командой своего вождя в приподнятом настроении для сокрушения врага — еретика Нестория.

Пред самой Пятидесятницей египетская эскадра прибыла в Ефес. Там уже был Несторий, тоже в окружении своих людей. Все это походило на обстановку войны перед решающим сражением. Собравшиеся египтяне, чуя свою силу большинства, шумели против Нестория, но не искали поводов видеться с ним и говорить лично. "Низы" — александрийские матросы — уже заводили ссоры с людьми Нестория. Мемнон заранее закрыл все свои церкви для несторианской стороны. Толпа была на стороне реальной силы. Внешний порядок был поручен императором комиту (по-нашему, графу) Кандидиану, командиру "лейб-гвардии". Но Феодосий II, взявшись за созыв собора, не сделал того, что лежало на его ответственности. B своем указе не дал директив а) ни о составе собора, б) ни о председателе его, в) ни о предмете его суждений, г) ни о постановлениях римского собора. Казалось, что Феодосий II смотрел на задачи собора глазами Нестория. Но это никак не выражено в указе. Приглашение на собор адресовалось митрополитам с неопределенным указанием прибыть "с немногими" епископами. В качестве исключения в Африку было послано приглашение блаж. Августину, но он скончался. Фактически, как мы видели, каждый старейший вождь стянул "епископского войска" сколько хотел. Поэтому когда 22 июня в ожидании не прибывших еще антиохийцев епископы заспорили — открывать ли собор, то 150 епископов (с 16 митрополитами) высказались за открытие, а 68 (с 21 митрополитом) — против. Считая по митрополитам, веских противников торопливости было большинство. Но, как увидим, кто-то хотел сделать и сделал наоборот.

Препятствием к открытию собора было не только запоздание антиохийцев, но еще более опоздание папских легатов, подразумевавшихся председателями по праву первенства чести.

Несторий был искренно убежден, что раз созван вселенский собор, то, конечно, постановления римского и александрийского соборов не имеют решающей силы и рассмотрение всего начнется снова.

К назначенному сроку открытия собора (7 июня) не прибыли не только папские легаты, но и все антиохийцы, задержавшиеся и с отъездом из Антиохии, и в самом сухопутном путешествии. Все это соблазнило Кирилла Александрийского использовать свое создавшееся большинство и открыть соборные заседания. Он рассчитывал наверняка получить потом согласие легатов на принятые постановления, поскольку до императорского созыва собора Кирилл уже обладал неограниченными полномочиями от папы. На антиохийцев же он хотел своим соборным предрешением произвести веское давление, во всяком случае, ослабить их влияние на конечный результат собора. Кириллу хотелось поскорее, демонстративно соборным большинством одобрить и провозгласить свои 12 анафематизмов. Приближение антиохийцев к Ефесу, можно сказать, переполнило меру долготерпения Кирилла. Он решил использовать факт их отсутствия не без доли лукавства. Дело в том, что, приближаясь к Ефесу, антиохийцы прислали курьеров, прося подождать их, но имели неосторожность сделать оговорку, что уж если, паче чаяния, они не прибудут в намечаемый теперь срок, то, конечно, не смеют задерживать открытие собора. Кирилл, однако, решил поступать по методу своего дяди Феофила в деле Златоуста. Приезд антиохийцев открыл бы богословские прения по существу. A на этом пути победа ставилась под сомнение. Самый факт собора аннулировал полномочия Кирилла, данные ему папой Целестином. Теперь ехали на собор другие легаты. Кирилл решил до прибытия легатов выступить с прежними своими полномочиями и в этом качестве взять на себя роль председателя открывающегося собора и пригласить 21 июня всех наличных его участников на торжественное и вместе деловое заседание собора, назначенное на завтра же, т.е. 22 июня. Протест 68 епископов несториевой стороны не остановил Кирилла. За ним пошло 160 епископов. Местный хозяин — Ефесский епископ Мемнон, конечно, не без умысла назначил открытие заседаний собора в церкви Девы Марии. Церковная история не знает другого, более раннего факта, свидетельствующего о начавшемся церковном культе Богородицы. Это был тонкий, но веский удар, наносимый пред церковной массой Несторию как "нечестивцу". (Римско-католические монахи в самом начале XX в. нашли в развалинах Ефеса остатки очень древнего дома и на его основании воздвигли благолепную капеллу в память пребывания здесь Пресвятой Богородицы у старого апостола Иоанна.) A Несторий по своей нечуткости нетактично продолжал топить себя и здесь "болтовней". Вероятно, намеренно для толпы распускались слухи о том, как Несторий окарикатуривал мнения своих богословских противников. Нельзя же, говорил он, выражаться: "трехмесячный Бог", "Бог питался млеком" и т. п. Так Несторий сам собирал горячие угли на свою голову.

О папе Целестине Несторий еще ранее с заносчивостью ученого школьника выражался как о простаке, не способном даже понять тонкости поднятого спора.

На открывшееся заседание епископов явился контролер от императора Кандидиан и просил все-таки еще подождать приезда "восточных". Пришли на это заседание и некоторые епископы из группы Нестория, чтобы быть очевидцами хода дела. Собравшиеся епископы попросили Кандидиана познакомить их детально с данными ему полномочиями и инструкциями. Кандидиан имел неосторожность полностью прочитать свой наказ. В нем, между прочим, было прямо предписано ему невмешательство во внутренние богословские суждения. По заслушании всех этих материалов соборяне Кирилловой стороны попросили всех посторонних, начиная с Кандидиана, удалиться с заседания. По удалении посторонних партизаны Кирилла согласились между собой, что с этого момента собор может считаться формально и законно открытым, ибо прочтение сакры по церемониалу и означает открытие собора. Кандидиан, таким образом, попался на удочку.

Начались формальные действия. Еще накануне было послано приглашение на это собрание Несторию, на что он устно ответил: "Подумаю, и если нужно, то явлюсь". Сейчас второе приглашение послано Несторию письменно. Он ответил определенно: "Явлюсь, когда прибудут и все другие епископы". Третье формальное приглашение Нестория не могло быть ему вручено. Стража не допустила посланных в его дом. Было ясно, что это была формальная ловушка. Собор Кирилла, утверждая свою полную законность, приступил церемониально к проведению своих деяний и, стало быть, к заочному суду над подсудимым. Так мыслил Кирилл и иже с ним всю задачу собора.

Ритуал требовал прежде всего прочитать Никейское исповедание веры. Это являлось сознательным отмежеванием от Никео-Цареградского символа. Во-вторых, была прочитана "Epistola dogmatica" Кирилла к Несторию, Καταφλυαρουσιν, и ответ на нее Нестория. Письмо Кирилла признано православным, а ответ Нестория — неправославным. Затем прочитано было письмо папы Целестина в Александрию к Кириллу с поручением последнему объявить десятидневный ультиматум Несторию. Конечно, это заслушано без всяких дебатов. После этого также без обсуждения, как бы приравниваясь к папской безапелляционности, прочитывается и принимается послание Кирилла с 12 анафематизмами. И наконец, прочитываются некоторые выдержки из проповедей Нестория и некоторые его устные речи, уже уловленные здесь, в Ефесе. Все выражения Нестория признаны еретическими, и все суждения этого длинного заседания, тянувшегося целый день, свелись к произнесению осуждающего приговора Несторию в такой форме: "Устами святого собора сам Господь Иисус Христос, Которого хулил Несторий, лишает его епископского и священнического достоинства".

Дело сделано. Был уже вечер. Сочувственной толпой подготовлена иллюминация. Расходящиеся члены собора под приветственные клики с факельным шествием разведены были на ночлег по местам их жительства. Если бы все без всяких дебатов цитированные речи и выражения Нестория были рассмотрены при живых комментариях самого их автора, а не измерены другой богословской меркой, то они могли бы быть оправданы как православные.

Конечно, по нашей нынешней мерке как антиохийское богословие, так и александрийское являются по форме несовершенными. Но, снисходя к их несовершенству, мы и то и другое по их благим намерениям признаем православными. По идеалу это и должно было быть результатом вполне нормального процесса суждений вселенского собора. Но это условие было нарушено. И собор в этом моменте не оправдал своего назначения. Началось медленное исправление учиненного искривления.

Кандидиан вывесил объявление с протестом против претензий этого собора на законность. Также и Несторий с оставшимися на его стороне 15 митрополитами послали императору протест, требуя законного собора. Нормой законности выдвигалось пожелание, чтобы с каждым митрополитом было не более двух епископов, с ним соприсутствующих.

Кирилл со своей стороны также отрапортовал о соборном деянии и императору, и Константинопольской церкви, и клиру, и народу столицы.

Лишь через четыре дня, 26 июня, прибыл поезд-караван с антиохийскими епископами. Пока те слезали с коней, посланцы от Кирилла торжественно сообщили им, что собор уже состоялся, что Несторий осужден и общение с ним теперь под церковным запретом. Ошеломленные антиохийцы немедленно собрались под водительством Иоанна Антиохийского и выслушали волнующий доклад Кандидиана о всем происшедшем, по его мнению, вопреки букве и смыслу императорского указа.

Вывод из этого осведомления не мог быть добрым и светлым. На удар Кирилла антиохийцы ответили разрывом отношений с ним. Возможность соборного разрешения спора была упущена. Не перенеся такой драмы, около 43 епископов Несториевой стороны перешло на сторону Кирилла. Группа, остававшаяся с Несторием, вместе с группой Иоанна Антиохийского, составила всего 35 епископов. Не претендуя на титул вселенского собора, они все-таки признали себя собором со скромным обозначением своего топографического состава. Антиохийцы назвали себя: "Св. собор восточного диоцеза и епархий: Вифинии, Писидии, Пафлагонии, Каппадокии, Европы, Родопы, Фессалии и Дакии". 12 анафематизмов Кирилла они объявили еретическими, а его узурпаторский образ действий объяснили боязнью подвергнуться соборному разбору и суду. Феодорит при этом выразился: "анафематствовать без всяких околичностей учение святейшего Нестория — значит анафематствовать само православие".

"Восточные" после этого также поступили анархически. Они не стали даже вызывать к себе на суд Кирилла и К°, а прямо объявили Кирилла "и иже с ним" низложенными, если они не откажутся от 12 анафематизмов. Ответив на страсть страстью, "восточные" тем самым подорвали свое выгодное моральное положение.

Взаимные низложения повисли в воздухе. Но Мемнон был хозяином города, и все храмы были заперты для "восточных". Мемнон и Кирилл совершали богослужения. Иоанн пытался проникнуть в одну церковь, чтобы демонстративно рукоположить вместо Мемнона другого епископа для Ефеса, но был изгнан. Рапорт Кандидиана императору вызвал при дворе полную растерянность. Но и там сейчас же началась борьба партий "за" и "против". Первая реакция императора была в духе указаний Кандидиана. 29 июня император еще не знал о прибытии антиохийцев и их действиях. Император смело кассирует соборное решение 22 июня, но приказывает не разъезжаться и ждать прибытия своего нового уполномоченного.

Тем временем наконец-то приехали и римские легаты. Персону папы представлял пресвитер Филипп. С ним были еще представители римского собора, 2 итальянских епископа — Аркадий и Проект. Им дана инструкция — быть солидарными с Кириллом. Кирилл возликовал. Немедленно 10 и 11 июля он созвал 2-е и 3-е заседания собора. На нем легаты прочитали послание папы Целестина, выслушали протокол заседания 22 июня, одобрили его, т.е. и низложение Нестория, и все это подписали.

На 4-е и 5-е заседания 16-17 июля было послано приглашение Иоанну с его 35 епископами. Те не откликнулись. Очень вероятно, что именно римские легаты удержали собор от крайности, ибо низложения Иоанна и 35 не последовало. Их лишь отлучили, αφορισμος.

Собор затем решил и несколько текущих вопросов. Например, на заседании 31 июля всплыл кипрский вопрос. Кипрские епископы, небескорыстно примкнувшие к Риму и Александрии, просили утвердить их независимость от Антиохии. Основания для этого не были ясны, но момент для них был благоприятным, поскольку Рим и Александрия были заинтересованы в их голосах. Собор Кирилла принял утвердительное постановление по их делу, правда, в несколько сдержанной форме: "Если доказано, что Кипр до сих пор пользовался правами независимого от Антиохии поставления своих епископов, то и на будущее время пусть он сохраняет это право". Так оформилась автокефалия Кипрской церкви "в долготу дний".

Исторически интересно постановление Ефесского собора о воспрещении употребления всякого другого символа веры, кроме Никейского (правило седьмое). Харисий, епископ филадельфийской церкви, докладывал, что для присоединения к церкви сектантов четыренадесятников к ним явились от Нестория Константинопольского пресвитеры с "развращенным" символом веры, написанным на случай обращения еретиков и содержащим христологию в духе Нестория. Вероятнее всего, это был просто уже сформировавшийся и вошедший в Константинополе в церковно-богослужебное употребление наш нынешний, полный Никео-Цареградский символ. Выслушав доклад, соборные отцы воспретили употребление такого символа. Постановление это не было подписано до 31 июля, когда все соборное делопроизводство непредвиденно прервалось. В это время явился императорский уполномоченный Иоанн с приказом об аресте и Кирилла, и Мемнона Ефесского, и Иоанна Антиохийского. Посему в рукописном предании деяния этого собора кончаются шестым правилом с подписями, седьмое правило осталось неподписанным, т.е. формально не имеющим обязательной силы22. И, по существу, оно было аннулировано ходом истории церкви. Для компетентных современников эта необязательность седьмого ефесского правила была бесспорна. Так, на Вселенском Халкидонском соборе 451 г., когда некоторые сослались на канон Ефесского собора, воспрещающий употребление нового символа веры, Евсевий, епископ Дорилейский, смело заявил, что такого ороса и канона Ефесского собора не существует.

Кирилл позаботился доставить и императору и папе Целестину обстоятельные доклады о происшедшем. Не можем не признать их представляющими ход дела в неясном свете. Например, из них следует, будто с антиохийцами солидаризировались пелагиане. Это явно, чтобы отпугнуть римлян. В связи с этим будто на соборе читались акты, осуждавшие Пелагия и других вождей пелагиан, и получили одобрение собора.

Протоколы собора не отражают этого вопроса и не содержат этого материала. Кулуарные разговоры соборян о разных предметах не могут считаться деяниями собора. Совершенно тенденциозно освещение факта запоздания антиохийцев как умышленного и преднамеренного действия. Для умаления значения голосов антиохийской группы папе сообщается, будто около Иоанна всего 30 епископов; многие из них безместные, другие — запрещенные или изгнанные из Фессалии. На самом же деле около Иоанна собралось от 43 до 53 епископов. Не было между ними ни одного пелагианина, все они были законные, занимающие свои кафедры. О протесте 68 епископов перед открытием Кириллом собора 22 июня было умолчено. Вообще информация Риму была дана достаточно неточная. Тем временем около императора в дворцовой среде шла борьба мнений и влияний. И там пришли к выводу, что надо дать удовлетворение обеим спорящим группам епископата, надо признать, что императорская власть видит в Ефесе не два, а один собор.

Одному собору и был адресован императорский указ, в котором признавались низложения и Нестория, и Кирилла, и Мемнона. Пусть епископат на этом примирится, и пусть все разъедутся по домам. С таким указом был командирован в Ефес новый уполномоченный — министр финансов Иоанн. Иоанн пригласил всех епископов и той и другой стороны явиться к нему. Выполнить это было нелегко. Министр был удивлен степенью вражды между епископами. Чтобы собрать их в одном помещении, пришлось прибегнуть к военной силе: между двумя враждующими епископскими лагерями пришлось поставить в качестве разделяющей стены отряды солдат. Мемнон не явился. Несторий, Кирилл и Иоанн пришли. В своем отчете императорский уполномоченный пишет: "Чтобы не произошла вспышка драки, я втиснул отряды солдат между сближающимися группами той и другой партии. Из-за бешенства, которое не знаю откуда у них бралось. Те, что примыкали к Кириллу, говорили, что они никоим образом не хотят терпеть самого вида Нестория. Хотя я и видел, что боголюбезнейшие епископы были неумолимо враждебны друг к друту, но я не знаю, отчего они дошли до такого ожесточения и омрачения" (Lupus ch. VI, p. 47).

Кирилл и его епископы требовали прежде всего удаления отлученного ими Нестория и всех "восточных". Но императорский уполномоченный подчеркнул, что указ адресован ни к Кириллу и ни к Несторию и посему он просит удалиться и того и другого. Оставшихся он заставил выслушать высочайшее распоряжение о роспуске собора и общем разъезде. В тот же вечер он взял под арест Кирилла, Нестория и Мемнона. Остальным он предложил воссоединиться. Конечно, все напрасно. Пришлось рапортовать императору о полном неуспехе. При дворе шла работа друзей той и другой стороны. За Кирилла хлопотал придворный врач Иоанн, а за Нестория — друг "восточных" комит Ириней. Кирилл пустил в ход золото. Он выдал через министра финансов Иоанна письменное обязательство самому императору о внесении в казну 2000 фунтов золотом из средств Александрийской церкви. Ему трудно было впоследствии расплачиваться по этому обязательству. A нужно было еще привлечь на свою сторону многих царедворцев, которые усиленно "богословствовали" и тянули в разные стороны.

Мобилизована была и новая, быстро разросшаяся церковная сила — монашество, с тех пор начавшая играть яркую роль в общецерковных спорах. В данный момент в Константинополе приобрел славу недавно основанный бывшим офицером Далматом около кельи отшельника Исаакия монастырь. В ту пору на размножение монастырей и на покровительство им — ктиторство — была среди людей видных и богатых своего рода мода. Так, министр Руфин поселил около церкви при его даче (Επι Δρυν), находящейся по ту сторону Босфора, египетских монахов под водительством ставшего известным Аммония. При императоре Аркадии пришел из Фригии в Халкидон монах Ипатий. Он ссорился с местным епископом Евлалием и даже терроризовал префекта. Префект хотел устроить тут олимпийские игры, но монах Ипатий поднял народный бунт, и префекту пришлось перенести игры в Константинополь. Этот монах Ипатий перед открытием Ефесского собора объявил, что Несторий — еретик и посему он, не спрашиваясь никакой епархиальной власти, вычеркнул его имя из своих монастырских диптихов. Далмат был в данный момент как бы "патриархом" всех константинопольских монахов. Он встал на сторону Кирилла против Нестория. Когда ему поведали, что в Ефесе происходит что-то неладное, что известия оттуда поступают с запозданием, что император плохо информирован и что может быть беда для православия, Далмат, 46 лет не выходивший из монастырского уединения, решил пойти демонстративно к императору. Получилась сенсация: вышли из своих монастырей другие монахи, составилась огромная процессия. Среди участников ее был и личный друг Кирилла, архимандрит Евтих23. Феодосий II принял депутацию вежливо, ласково и обещал сделать все возможное с его стороны для утишения церковной бури.

Император действительно вызвал по восьми представителей той и другой стороны из Ефеса в Халкидон. Несторий и антиохийцы проявили тут свое великодушие и уступчивость. Они заявили комиту Иоанну, что они безоговорочно принимают имя "Богородица", и Несторий заявил то же. Несторий даже по свойственной ему искренности и недипломатичности прибавил, что если нужно спасать православие, то он готов снова вернуться в свой антиохийский монастырь. Придворные политики, конечно, поймали его на слове и в сентябре 431 г. предложили ему уехать в Антиохию, что он покорно и исполнил. Но "восточные" требовали уступчивости и от кирилловой стороны, т.е. отвержения 12 анафематизмов. Конечно, для кирилловой стороны это было немыслимо, а в состав депутации Кирилла вошли и три папских депутата. B составе антиохийской стороны были и Иоанн и Феодорит. Споры в присутствии самого императора были бесплодными, ибо друзья Кирилла не позволяли даже и прикоснуться к 12 анафематизмам. Хотя на императора произвела впечатление позиция папских легатов на стороне Кирилла, но он еще не становился на его сторону. Он уехал в Константинополь и пригласил делегатов кирилловой стороны прибыть к нему для участия в поставлении на столичную кафедру, оставшуюся свободной после удаления Нестория. Выбор еще не был сделан. Столичный клир по-прежнему выдвигал своих кандидатов, тех же Прокла и Филиппа, но также по-прежнему придворные политики не пошли за местными партиями и искали какого-то нейтрального кандидата. B данном случае неожиданно выдвинулась кандидатура незаметного пресвитера Максимиана. Он был долго апокрисиарием, т.е. посредником между папским и императорским двором в Риме, и, очень вероятно, его кандидатуру в данной обстановке выдвинули римские соборные делегаты. Максимиан был поставлен на Константинопольскую кафедру.

A в Ефесе Кирилл и Мемнон по-прежнему находились еще под арестом. Туда от лица императора послано два декрета. Первый распускал собор; в нем император с грустью говорит о безуспешности своих усилий достичь через собор церковного мира, просит соборных отцов с миром разъезжаться по домам и своим мирным поведением загладить то зло, которое они причинили церкви. Кирилл и Мемнон не отпускались из-под ареста. Это означало, что император рассматривает их как епископов, устраненных подобно Несторию. Но позиция эта не была сформулирована, и оба виновника церковных неурядиц истолковали эту дипломатию умолчания в свою пользу. Кирилл первый вернулся к себе в Александрию. Правительство издало новый декрет: Кирилл может вернуться к себе в Египет, а Мемнон остается в Ефесе. Император оговаривается, что он не осуждает и антиохийцев, ибо они в его глазах ни в чем не были виновны. Так вернулось прежнее дособорное положение. Иоанн остался в Антиохии, Кирилл — в Александрии. Кирилл по-своему был удовлетворен. Он добился своего: Египет вновь судил Константинополь и низверг возглавителя его кафедры. Но даже и в Египте не все мирились с захватными приемами Кирилла. Великий авторитет пустынничества Исидор Пелусиот смело возвышал свой голос и укорял Кирилла за то, что он прежде всего стремится удовлетворить свою страсть, а не служить интересам всей церкви. Ссылки на поведение его дяди Феофила его не украшают, ибо Феофил заклеймил себя враждой к святому человеку — Иоанну Златоусту.

Сам Константинопольский двор не нашел сразу удачных путей к церковному умиротворению. Отдав примат доверия папским легатам и их ставленнику Максимиану, Константинополь вопреки нейтральному духу императорских указов о роспуске собора, теперь позволил новому архиепискому Максимиану (очевидно, по подсказке легатов и советников кирилловой стороны) провозгласить несколько личных осуждений антиохийцев, не мирившихся с изгнанием Нестория. Максимиан вместе с папскими легатами поторопился объявить низложенными епископа Дорофея Маркианопольского, митрополита Евферия Тианского, митрополита Имерия Никомидийского, митрополита Элладия Тарсского. Основная неправомерность этого акта была уже в том, что Максимиан с легатами имели право отлучить эту группу друзей Нестория от своего церковного сослужения и общения, но низлагать, т.е. извергать из сана, без правильного церковного суда они никакого права не имели. A императорская власть их в этом поддержала и полицейски устранила осужденных. Однако Дорофей и Евферий не поддались аресту. Церковный народ их защитил.

B отместку за эти акты пристрастия антиохийские епископы, возвращаясь из Ефеса, собрались на соборное заседание в Тарсе и тут объявили вновь низложение Кирилла, Мемнона и 7 делегатов их стороны на Халкидонском совещании, правда не задевая личностей римских легатов.

Мало этого, антиохийцы собрались еще на собор в Антиохии в числе до 200 членов. И на этом соборе подтвердили все учиненные ими действия в Ефесе и Тарсе. Так оформился полный разрыв с официальной, "Кирилловой", стороной.