Geum.ru

Алфавит членам бывших злоумышленных

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   22
ГОЛИЦЫН, князь Александр Михайлов. Подпоручик лейб-гвардии пешей артиллерии.

Был арестован вследствие показания полковника Фон-Вольского, что в 1823 году открыл он Голицыну о существовании Северного тайного общества, имевшего целию распространение просвещения и усовершенствование самого себя. Но по дальнейшим изысканиям Комиссии оказалось, что он не отвечал Вольскому о желании своем вступить в сие общество и после того ни разу с ним не говорил об оном. Спрошенные о нем главные члены отозвались, что он не принадлежал к обществу.

По докладу о сем Комиссии 20 апреля высочайше повелено освободить.

ГЛОВАЧ. Называющийся сыном бывшего черноморского атамана.

Отставной майор Унишевский в доносе своем, изложив, что в 1816 и 1817 году имел он случай заметить в Житомире и особенно в Киеве тайные сходбища статских и военных чиновников, вызывался обнаружить и уличить Гловача, бывшего будто бы начальником особого клуба, и его сообщников в тогдашних тайных затеях. Но будучи призван в Комиссию, отвечал, что к подкреплению своего доноса ничего не имеет присовокупить. При производстве же следствия на Гловача никто из членов тайного общества не сделал никакого показания.

Комиссия оставила сие без внимания.

ГОЛОВНИН Николай Викулов.

В числе бумаг Завалишина была найдена копия с письма его, писанного им 24-го июля 1824 года к Головнину в Охотск. Начиная тем, что Завалишин командор Ордена военного восстановления и великий магистр оного и что он решается поверить ему, Головнину, одну из величайших тайн своих, приглашал его вступить в сей Орден. Говоря, что обязанности рыцарей основаны на правде и истине, присовокупил, что // С 246 Орден восстановления вскоре явится во всем блеске. Заключил тем, что если он согласится вступить на сие поприще, то прислал бы просьбу и присягу по форме в Верховный капитул, от коего получит знаки Ордена и правила обязанностей рыцарей; если же откажется от сего, то сохранил бы тайну сию в сердце своем и исторгнул бы оную из памяти своей. Орден сей был вымысел Завалишина. Ответа от Головнина не получал он, как показал на допросе.

ГОЛОВИНСКИЙ Павел Казимиров. Юнкер 4-й парочной батарейной роты.

Принят в члены Славянского общества летом 1825 году, пред выступлением в лагери, и бывал в собраниях членов. Знал только то, что целию общества было намерение искоренить злоупотребление и восстановить республику. Дал клятву на словах, чтобы по чести и совести содействовать во всем, чего будут требовать, полагая по молодости и неопытности своей, что все это клонится к добру. Борисов три раза писал к нему: в сентябре, ноябре и декабре. Прежде уведомлял его о успехе принятия членов и о приближении времени к действию, потом просил стараться заслужить любовь солдат, а наконец приглашал его возмутить и бунтовать в роте солдат. Но увидев ошибку свою, он не отвечал ни на одно из сих писем и не позволял себе ни делом, ни словом ни одного действия, противного его обязанности, как сие дознано изысканием на месте. Находился под следствием в 1-й армии.

По докладу о сем государю императору 15 декабря сего 1826 года высочайше повелено, продержав месяц на гауптвахте, определить в полки 3 пехотной дивизии с тем, чтобы ему служить за рядового впредь до высочайшего разрешения. Об оном сообщено главнокомандующему 1-ю армиею.

ГОЛУБКОВ. Отставной гусар.

Мичман Дивов между прочим показал, что однажды мичман Тыртов рассказывал ему, что сей Голубков — ужасный либерал и только-что бредил вольными стихами.

Комиссия оставила сие без внимания.

ГОЛЬТГОЕР Александр Федоров. Прапорщик лейб-гвардии Финляндского полка.

По показанию барона Розена и князя Оболенского, Гольтгоер вместе с другими товарищами своими 11 декабря был у Репина, где Оболенский рассказывал о предстоящей новой присяге и что покойным государем сделано завещание, в коем убавляется срок службы солдатам и прибавляется жалованье, и где решено было не присягать, а в случае принуждения собраться на Сенатскую площадь и остаться верноподданными государю цесаревичу. Все главные члены Северного общества, спрошенные о Гольтгоере, отозвались, что совершенно его не знают.

Высочайше повелено оставить в полку.

ГОЛЯМИН Валериан Емельянов. Подполковник Квартирмейстерской части.

Александр Бестужев показал, что накануне 14 декабря Коновницын 1 сказал ему, что он с Искрицким уговорил Голямина не присягать. Коновницын на вопрос о сем Комиссии отвечал, что Голямин не хотел нарушить данной цесаревичу присяги и хотел объявить о сем при присяге. Искрицкий отозвался, что он не уговаривал Голямина не присягать, но сказывал ему, что многие собираются не присягать государю Николаю Павловичу. Противу сего Голямин отвечал отрицательно, объясняя, что от Коновницына он слышал только о неудовольствии гвардии, происходившем от того, что государь цесаревич отказался от престола, и что после рассеяния мятежников Карнилович, зайдя к нему, оставил ему письма для пересылки к матери его, которые он, однако, не отправил, а сжег. Все главные члены отозвались, что Голямин не принадлежал к обществу. Содержался под арестом в своей квартире.

По докладу Комиссии, находившей его, Голямина, виновным в том, что ему не следовало жечь письма Корниловича, а должен был представить начальству, 24 февраля высочайше повелено освободить и перевести в армию. По высочайшему приказу 20 марта он переведен в Петровский пехотный полк.

ГОРБАЧЕВСКИЙ Иван Иванов. Подпоручик 8-й артиллерийской бригады. // С 247

В 1823 году принят в Славянское общество, а в 1825 присоединился к Южному обществу. Знал о намерении ввести республиканское правление с изведением покойного императора и всей царствующей фамилии. Был начальником артиллерийского округа славян. По требованию Бестужева-Рюмина отметил на списке членов своего округа в заговорщики для нанесения удара покойному государю императору, в числе коих поместил и себя. Говорил в разное время с нижними чинами в возмутительном духе и писал к Бестужеву-Рюмину, что солдаты с таким нетерпением ожидают возмущения, что офицеры не находят средств удержать их. Сверх того уличается в том, что когда после назначения заговорщиков для нанесения удара государю Бестужев-Рюмин требовал в том клятвы заговорщиков, то он первый приложился к образу; что на совещании у Андреевича он угрожал смертию тому из членов, кто подаст малейшее подозрение в отречении от общества, и делал подобные же угрозы Веденяпину 2-му, принуждая его вступить в общество, и, наконец, говорил, что для установления конституции необходимо истребление всей августейшей фамилии.

По приговору Верховного уголовного суда осужден к лишению чинов и дворянства и к ссылке в каторжную работу вечно. Высочайшим же указом 22 августа повелено оставить в работе 20 лет, а потом обратить на поселение в Сибирь.

ГОРЛЕНКО Петр Иванов. Полковник гусарского графа Витгенштейна полка, бывший адъютант главнокомандующего 2 армиею.

Три члена Южного общества показали, что Горленко принят князем Барятинским незадолго до открытия общества. Противу сего Борятинский отвечал, что он Горленку не принимал, но что раз как-то, во время 12-дневного междуцарствия (по неимению в Главной квартире известия), Горленко сказал: «Говорят, гвардия недовольна; что будет из этого?» Зная, что Горленко не болтлив, Борятинский, взяв от него честное слово никому не говорить о том, что он ему откроет, сказал: «Ну так будет конституция». Потом в немногих словах сообщил ему только то, что есть общество, которое готово действовать, и что вся гвардия за них. Вследствие сего, когда сделано было распоряжение о учреждении над ним, Горленкою, секретного надзора, он, узнав о сем от главнокомандующего 2 армиею, просил отправить его сюда для оправдания, отвергая вышеизложенное на него показание. Но на очной ставке с Барятинским сознался в справедливости оного.

За сие по высочайшему повелению он посажен в крепость на два месяца с тем, чтобы по истечении сего срока обратить его на службу с переводом в другой полк. По высочайшему приказу 8-го июля переведен в Павлоградский гусарский полк.

ГОРОЖАНСКИЙ Александр Семенов. Поручик Кавалергардского полка.

Сам явился к государю императору с признанием и раскаянием в вине своей. Он вступил в Северное общество полтора года назад; принял в члены двух и еще вместе с корнетом Муравьевым трех человек. По его словам, цель общества, ему известная, состояла в введении конституции монархической. Но Свистунов уличал его, что в июне 1824 года открыл ему намерение Южного общества о введении республиканского правления и что после того повторил ему, Горожанскому, слышанное от Вадковского, что для истребления священных особ императорской фамилии можно бы воспользоваться большим балом в Белой зале и там разгласить, что установляется республика. Сверх того корнет Муравьев показал, что Горожанский, будучи горячим членом, подстрекал его к ревности в пользу общества и при чтении конституции брата его, Муравьева, изъявлял, что она не нравится ему по умеренности своей, и ссылался на конституцию Пестеля, говоря, что оная должна быть гораздо либеральнее; но Горожанский ни в чем не сознался и на очных ставках с Свистуновым и Муравьевым. Сам он показал, что по смерти покойного государя слышал о намерении воспользоваться сим случаем и что положено было стараться возбудить в полках упорство к присяге. 14-го декабря, уже после присяги, он поручал унтер-офицеру Михайлову говорить людям, что манифест фальшивый и что цесаревич не отказывается // С 248 от престола. Сам то же говорил часовому, стоявшему у квартиры генерала Депрерадовича, и некоторым людям. На совещаниях общества не был, но во время возмущения подходил к каре, брал за руку Одоевского и на вопрос сего последнего: «Что их полк?» отвечал: «Идет сюда». После сего ушел в Сенат и пробыл там, пока все кончилось. Из сведений, доставленных от командующего гвардейским корпусом, видно, что во время присяги Горожанский не был при своей команде, а по возвращении говорил некоторым нижним чинам, что напрасно присягали и что они обмануты, а также, что он посылал унтер-офицера уговаривать нижних чинов, чтоб они не выезжали. Содержался в крепости с 29 декабря.

Его императорское величество, всемилостивейше снисходя к молодости и неопытности Горожанского, высочайше повелеть соизволил, не предавая суду, наказать исправительной мерою: продержав еще 4 года в крепости, перевесть в Кизильской гарнизонный баталион тем же чином и ежемесячно доносить о поведении. О нем отдано в высочайшем приказе 7-го июля.

ГОРСКИЙ Осип Викентиев. Отставной статский советник.

Членом тайного общества не был и о существовании оного не знал. Но поутру 14-го декабря, на пути в печальную комиссию, услышав, что войска бунтуют и чернь к ним пристала, пошел домой, переоделся в мундир и, взяв незаряженный пистолет, отправился на Петровскую площадь. Переоделся, как он говорит, для избежания оскорбления от черни, а пистолет взял для острастки. Входил в толпу бунтующих узнать о причине их собрания. Потом стоял между народом и гораздо прежде первого выстрела картечью возвратился домой. После обеда, в осьмом часу, зарядил пистолет для собственной защиты, отправился осведомиться, чем все кончилось, но увидел, что мятежники уже рассеяны. Напротив сего Александр Бестужев показал, что Горский, кажется, говорил солдатам, что он рад умереть за Константина Павловича, а ходивши внутри и около каре, хвалил цесаревича и что Пущин предлагал ему принять команду, но он отказался потому, что фронтом никогда не командовал. Пущин не подтвердил сего последнего, отвечал, что Горский спрашивал у него, не имеет ли он пороху. Сутгоф присовокупил, что Горский кричал с народом ура! и, кажется, держал обнаженную шпагу. Но Горский противу всех сих показаний отвечал отрицательно. Сначала содержался в крепости, а с 20 февраля, по болезни в Военно-сухопутном гошпитале.

По высочайшему повелению он предан был вместе с другими Верховному уголовному суду, который о нем, Горском, как не вошедшем ни в какой рязряд, представил его императорскому величесту выписку из особого протокола, о нем состоявшегося. Какое же последовало решение, Комиссия не имеет сведения.

ГОРСТКИН Иван Николаев. Титулярный советник.

В 1818 году был принят в члены Союза благоденствия, но в 1820 году отстал от оного. Наконец, в 1825 году поступил в члены управы, из старых членов составленной в Москве Пущиным и Оболенским, а потом в Союз под названием Практического, который учредил Пущин, замечая недеятельность членов, и которого цель состояла в освобождении от подданства дворовых людей в течение пяти лет, и в поощрении знакомых своих последовать сему примеру, но действий его в том никаких не было. Содержался в крепости с 24-го генваря.

При докладу Комиссии 15-го июня высочайше повелено, продержав еще четыре месяца в крепости, отправить на службу в Вятку, где и состоять ему под бдительным тайным надзором местного начальства и ежемесячно доносить о поведении. О исполнении сего писано управляющему Министерством внутренних дел.

ГОФМАН. Майор Северского конно-егерского полка, ныне л[ейб] -г[вардии] Уланского полка.

Он был вытребован к ответу вследствие показания Шервуда, что в Курске (осенью 1825 года) Гофман приходил к Вадковскому в караульню, когда сей последний // С 249 был дежурным. Здесь Шервуд слышал от Гофмана весьма неприличные разговоры на счет правительства. После Вадковский сказал ему на счет Гофмана сии слова: «Вот, уже приготовлен; при первом свидании будет принят в общество». При допросах, снятых генерал-адъютантом Левашовым, он отвечал, что с Вадковским только в карауле в Курске познакомился. Ни предложения о вступлении в тайное общество, ни просто помина об оном никогда от него не слыхал. Иногда слышал мнение его на счет правительства, но всегда отвечал, что ему, Вадковскому, судить о том невозможно, не зная причин действий оного. При производстве следствия Комиссиею никто из членов не упоминал о Гофмане.

По снятии допросов он по высочайшему повелению освобожден.

ГРАББЕ. Полковник Северского конно-егерского полка.

Фон-Визин показал, что в 1820 году он принял Граббе в Союз благоденствия, который и был в совещании, имевшем целию отдаление некоторых членов и составление нового общества. Комаров и генерал-майор Орлов подтвердили сие. Впрочем, все они называли его членом отставшим. Граббе при первом допросе отрицался от всякой принадлежности и даже знания о существовании общества; но на очной ставке с Комаровым признался, что он участвовал в совещании, происходившем у Фон-Визина в Москве (в 1821 году), но почитал оное простым собранием нескольких лиц. Когда же заметил, что оно приняло форму общества, коему стали искать названия, он вместе с Орловым, открывшим совещание речью, в которой обращал внимание на опасность и незаконность оного, содействовал разрушению сего общества и с тех пор, прекратив всякое по оному сношение, старался изгладить не только из сердца, но сколько возможно из самой памяти воспоминание сего кратковременного заблуждения. После сего в присутствии Комиссии 3-го генваря он арестован был по приказанию начальника Главного штаба его императорского величества.

По докладу Комиссии 18-го марта высочайше повелено посадить на четыре месяца в крепость, а потом выпустить. Содержался в Динаминдской крепости.

По распоряжению начальника Главного штаба его императорского величества в исполнение высочайшего повеления 19 июля 1826 года Граббе освобожден и обращен на службу в тот же полк.

ГРАВВЕ Владислав Крестьянов. Поручик лейб-гвардии Преображенского полка.

Прежде Свистунов показал, что Гравве отказался от вступления в общество, в которое приглашал его Шереметев, говоря, что оно известно уже правительству, а потом Поджио (подполковник) присовокупил, что хотя он знал твердость правил Гравве, но в конце 1824 года решился убеждениями своими привлечь его к обществу. Не говоря прямо об оном, изложил его намерения как мнение собственное, говорил, сколь необходимо представительное правление, что сие дело не сбудется без преступлений, без покушений. . . и что одни тайные общества к сему удобны. На все сие Гравве отвечал, что он никогда бы не захотел принадлежать к тайному обществу. Прочие члены отозвались незнанием о Гравве.

Комиссия положила оставить без внимания.

ГРИБОВСКИЙ. Статский советник, служивший в Инвалидном комитете, а потом вице-губернатором.

Принадлежал к числу членов Союза благоденствия до времени уничтожения оного. В возникших же с 1821 года тайных обществах участия не принимал.

Высочайше повелено оставить без внимания.

ГРИБОЕДОВ Александр Сергеев. Коллежский асессор, служащий при генерале Ермолове.

Требовался к ответу по показанию Оболенского и Трубецкого; из них первый назвал его членом общества, по словам Рылеева, будто бы принявшего его месяца за два или за три до 14 декабря. Последний так же из слов Рылеева наименовал его членом. Но по изысканию Комиссии открылось: 1) что за несколько дней до отъезда // С 250 его из С.-Петербурга он принят был в Общество соревнователей просвещения и благотворения; 2) что Рылеев, несколько раз заводя с ним разговоры о положении России, делал намеки об обществе, но видя, что он полагал Россию не готовою к конституционной монархии и неохотно входил в суждения о сем предмете, то и оставил его; 3) Александр Бестужев нередко мечтал с ним о желании своем преобразования России, но прямо об обществе не говорил ему и не принимал его в члены, жалея подвергнуть опасности такой талант, в чем и Рылеев был согласен; 4) во время бытности Грибоедова в 1825 году в Киеве тамошние члены пробовали его, но он не поддался, и притом опасались ввериться ему, дабы в обществе не сделал он партии для Ермолова. Впрочем, как по собственному его показанию, так и по отзывам главных членов, он к обществу не принадлежал и о существовании оного не знал. С 11-го февраля содержался сперва на Главной гауптвахте, а потом в Главном штабе.

При докладе об оном Комиссии 2-го мая высочайше повелено освободить с аттестатом, выдать не в зачет годовое жалованье и произвесть в следующий чин.

ГРОМНИЦКИЙ Петр Федоров. Поручик Пензенского пехотного полка.

Принят в славянское общество в 1824 году, а в 1825 присоединился к Южному обществу и знал цель — ввесть республиканское правление, истребив государя и всех, кто бы тому противился; равно знал о предположении начать действия в 1826 году, итти в Москву и учредить там Временное правление. Клялся на образе в том содействовать, но решился, как уверял, не исполнять сего; без ведома и согласия его он был назначен в число заговорщиков для покушения на жизнь покойного императора. На приглашение, сделанное Борисовым 3 генваря 1826 года, хотя и обещал, вместе с Лисовским, участвовать в возмущении, но не исполнили сего и даже отклонили Борисова от поездки в Троицкий полк к Ярошевичу и Киселевичу с подобным же предложением и удержали Тютчева, которого Борисов склонил уже было к начатию действий.

По приговору Верховного уголовного суда осужден к лишению чинов и дворянства и к ссылке в каторжную работу на 20 лет. Высочайшим же указом 22 августа повелено оставить в работе 15 лет, а потом обратить на поселение в Сибири.

ГУДИМ Иван Павлов. Поручик лейб-гвардии Измайловского полка.

Членом общества не был. Вечером накануне 14 декабря, придя к мичманам Гвардейского экипажа Беляевым, он рассказывал будто слышанное им от Львовых, что член Государственного Совета Мордвинов, уезжая от отца их во дворец для присяги, говорил: «Может быть, я уже не возвращусь, ибо решился до конца жизни своей противиться сему избранию», и, обратясь к сыновьям Львова, сказал: «Теперь вы должны действовать». Львовы при допросе и на очных ставках с Гудимою утвердительно отвечали, что не говорили ему сего и сами не слыхали. 23 февраля он арестован и содержался при полку.

По высочайшему приказу 7-го июля Гудим переведен тем же чином в Дербентский гарнизонный баталион.

ГУРКО. Полковник, начальник штаба 5 пехотного корпуса.

Показания о нем состояли в том, что он принадлежал к числу членов Военного общества, предшествовавшего Союзу благоденствия, в который, однако, Гурко не поступал. В собственном отзыве он изложил, что в 1818 году по предложению Трубецкого присоединился он к тайному обществу, имевшему единственною целию распространение просвещения и сохранение нравственности, но в том же году потерял из виду Трубецкого, не имел ни с кем из членов сношения, забыл об обществе, не знал об оном ничего и полагал несуществующим.

Высочайше повелено оставить без внимания.

ДАВЫДОВ Василий Львов. Отставной полковник.

Вступил в Союз благоденствия в 1820 году и по уничтожении оного присоединился // С 251 к Южному обществу, в которое сам принял четырех членов. Он не только был в Киеве на совещаниях 1822 и 1823-го года, но и совещания сии происходили у него в доме, также и в деревне его Каменке. Он соглашался на введение республики с истреблением государя и всего царствующего дома, о чем объявлял и принимаемым им членам. Бывши в С.-Петербурге, имел поручение согласить Северное общество действовать к одной цели с Южным; на сей конец сносился с некоторыми членами. Он знал о сношениях с Польским обществом и говорил, что оно принимает на себя изведение цесаревича. Знал о заговорах против покойного императора в 1823 году при Бобруйске и в 1824 при Белой Церкви, однако в 1825 году на контрактах в Киеве не одобрял предложения о начатии возмутительных действий. О совещаниях, бывших потом в лагере, чтобы начать возмущение непременно в 1826 году, равно и о положении покуситься на жизнь императора в Таганроге, ничего не знал. Впоследствии слышал, что Артамон Муравьев клялся на евангелии совершить сие злодеяние. По кончине же государя не только знал о порывах Сергея Муравьева к возмущению, но по поручению Пестеля, намеревавшегося сделать то же, сообщил сочлену своему Янтальцову быть в готовности. По открытии общества подполковник Поджио говорил ему о намерении отправиться в С.-Петербург для покушения на жизнь ныне царствующего императора, но он сего не одобрил. Он был начальником Каменской управы, и ему поручено было действовать на военные поселения, но там никого не приглашал и даже по недоверчивости отклонил предложение графа Витта* вступить в общество.

По приговору Верховного уголовного суда осужден к лишению чинов и дворянства и к ссылке в каторжную работу вечно. Высочайшим же указом 22-го августа повелено оставить его в работе 20 лет, а потом обратить на поселение в Сибири.