Проф. В. П. Попов

Вид материалаЛекция

Содержание


Мнение автора
Как Горбачев пришел к власти ?
Был ли план у «архитекторов перестройки»?
Могла ли советская элита успешно завершить перестройку ?
Подобный материал:
1   2   3   4

Мнение автора


Давая общую оценку феномену «перестройки» с позиций профессионального историка, укажем на один бесспорный факт – не будь горбачевских реформ, эта книга никогда бы не была издана в России.

Что касается распада СССР, то, несмотря на итоги мартовского референдума 1991 г. когда 113,5 млн человек высказались за сохранение Союза, большинство этих людей равнодушно отнеслись к беловежскому соглашению – они или не захотели, или не смогли организоваться в действительное народное движение, которое бы могло остановить процесс дезинтеграции СССР не останавливаясь, в случае необходимости, перед применением силы. Поскольку этого не произошло, и поскольку большая часть советского общества не пошла дальше «декларации о намерениях» (мартовский референдум 1991 г.) – постольку Советский Союз распался. Этот распад свидетельствовал, на наш взгляд, и о том, что сохранение СССР не воспринималось населением как главное и необходимое условие существования страны России.

Как Горбачев пришел к власти ?


Личностный фактор, как свидетельствует всемирная история, имеет порой решающее значение при выборе пути развития той или иной страны. До сих пор весьма распространенной среди российского населения является мысль о том, что если бы на посту генерального секретаря ЦК КПСС в марте 1985 г. оказался иной человек, а не Горбачев, Советский Союз бы не распался, а преодолел кризис и успешно развивался бы дальше. В этой связи огромный интерес среди историков вызывает вопрос: благодаря каким обстоятельствам Горбачев оказался на высшем посту в государстве? В какой степени историческая случайность явилась в данном конкретном случае продолжением исторической закономерности?

После смерти К.У.Черненко генеральным секретарем ЦК КПСС в марте 1985 г. был избран М.С.Горбачев. По поводу этого избрания ряд историков высказывал распространенную точку зрения об «острой борьбе в Политбюро, разделившей его членов на два противостоящих лагеря» (См.: Геллер М. История России. Седьмой секретарь. М., 1996, Кн. 3, Стр. 11-18).

Основанием для такого предположения, по мнению многих историков, послужила следующая реплика Е.К.Лигачева на XIX партконференции 1988 г. – «надо сказать всю правду: это были тревожные дни. Могли быть абсолютно другие решения. Была такая реальная опасность». В своих мемуарах Лигачев продолжал настаивать на том, что «хорошо зная обстановку, складывавщуюся в верхнем эшелоне власти в последние месяцы жизни Черненко, я считал и считаю, что события могли бы пойти совсем по иному сценарию». Своих оппонентов в этом вопросе, пытающихся представить иную версию событий, в частности Б.Н.Ельцина, он упрекал в том, что они по своему статусу не могли знать всех «событий закулисной борьбы» и присутствовали только на Пленуме, когда вопрос о назначении Горбачева был уже принципиально решен в узком кругу наиболее влиятельных членов Политбюро (См.: Лигачев Е.К. Предостережение. М., 1998, Стр. 104-113).

В качестве альтернативы назывался руководитель Московской городской парторганизации В.В.Гришин. Н.И.Рыжков считает, что кроме Горбачева «никаких других решений и быть не могло, никакой реальной опасности не существовало!». Одновременно он признавал большой вклад Лигачева в деле избрания Горбачева на пост генерального секретаря (См. Рыжков Н.И. Десять лет великих потрясений. М., 1996, Стр. 75).

В мемуарах М.С.Горбачева говорится о встрече «с глазу на глаз» с одним из наиболее влиятельных членов Политбюро – министром иностранных дел СССР А.А.Громыко, который возглавлял в этом высшем органе власти «стариков». Именно тогда, считает историк Р.Пихоя, были даны «взаимные обязательства»: Громыко поддерживает Горбачева в качестве кандидата в генеральные секретари; Горбачев после победы предложит Громыко пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Накануне пленума состоялось заседание Политбюро , на котором выступление Громыко в поддержку кандидатуры Горбачева «стало ключевым для всего хода обсуждения» (См.: История государственного управления в России (X-XXI вв.): Хрестоматия. М., 2003, Стр. 482-490; Пихоя Р.Г. Советский Союз: история власти. 1945-1991. М., 1998, Стр. 448-450). Об этом же пишет в своих мемуарах и Яковлев, который был посредником в неафишируемых переговорах между Громыко и Горбачевым: «Мне известно, что такая встреча состоялась. Судя по дальнейшим событиям, они обо всем договорились» (См.: Яковлев А.Н. Сумерки. М., 2003, Стр. 459-461).

Весьма необычную версию о восхождении Горбачева на самую вершину власти высказал помощник генерального секретаря ЦК КПСС К.У.Черненко Виктор Прибытков. По его мнению, именно Черненко «доверил» Горбачеву второй по значимости пост в партии, именно при Черненко Горбачев «продолжал» успешно делать карьеру и ему «никто не чинил препятствий», именно Черненко, благодаря искусству аппаратной работы сумел за короткий срок превратить более сильного, молодого и энергичного «конкурента» в «сподвижника, помошника, коллегу». Основываясь на фактах, Прибытков высказывает «подозрения», что Черненко кому-то «так сильно мешал» что его решили «спешно убрать с дороги». После того, как Черненко отведал ставриду из рук министра внутренних дел СССР Федорчука во время отдыха в Крыму в 1983 г., он серьезно заболел и «чудом выкарабкался». Затем по рекомендации Чазова и Горбачева Черненко посетил высокогорный курорт, после которого подорвал здоровье «окончательно», а через несколько месяцев умер. По убеждению Прибыткова, «претендента», т.е. Горбачева, «снедало нетерпение обладать властью, взять бразды правления сразу же после Андропова» (См.: Прибытков В. Аппарат. СПб., 1995, Стр. 11-17, 170).


Был ли план у «архитекторов перестройки»?

Эта проблема имеет особую значимость для правильной оценки хода и итогов перестройки, поскольку все исторические свидетельства говорят о всенародной поддержке горбачевского курса в начале реформ. Следовательно, у основной части населения был высокий уровень мотивации для лечения основных экономических, социальных и политических болезней, поразивших советское общество. И это обстоятельство принципиально отличало время перестройки от эпохи застоя, давало нашей стране очередной исторический шанс для движения вперед. Как метко заметил политолог Кургинян, весной 1985 г. время разочарований кончилось, наступило время «новых надежд», где ключевым элементом для достижения успеха должна была стать «замена репрессивного авторитета духовным». В этих условиях проблема стретегии перестроечной линии Горбачева, открытость власти для конструктивной критики нового курса в случае неверного выбора стретегии приобретали особое значение, поскольку позволяли власти осознавать масштабы подстерегающей опасности и причины сложившейся ситуации, избежать бесславного конца своих начинаний. (См.: Кургинян С. Седьмой сценарий. Ч. 1, М., 1992, Стр. 17-21).

Проблема, следовательно, заключается не столько в ответе на вопрос о наличии конкретного плана перестройки у ее инициаторов, сколько в том – были ли способны руководители страны (и поддерживающие их «группы интересов») отрешиться от своих личных интересов в борьбе за собственность и власть в пользу интересов общегосударственных и общенародных.

Известный итальянский историк Дж. Боффа полагал, что Горбачеву недоставало «точного плана действий». По его мнению, это обусловливалось тем, что в СССР не существовало свободного обмена идеями, а потому «не могла сложиться и программа нововведений, способных исправить положение». В его понимании, Горбачев был реформатором, а отнюдь не «революционером», сколько бы сам Горбачев не щеголял подобной терминологией (См.: Боффа Дж. От СССР к России: История неоконченного кризиса. 1964-1994. М., 1996, Стр. 138-140).

По авторитетному свидетельству биографа Горбачева А.С.Грачева, симпатизирующего своему герою, «целостной концепции реформы у нового руководства не было». Сам Горбачев в мемуарах сообщает, что основным стимулом к действию для него служило ясное осознание того факта, что «так дальше жить нельзя» (См. : Горбачев М. Жизнь и реформы. Кн. 1, М., 1995, Стр.262-267).

Полемизируя с этой точкой зрения, историк Волкогонов полагал, что «протест родился не у Горбачева, а в народе, и родился давно» (См.: Волкогонов Д. Указ. соч. Кн. 2, Стр. 301). Сходного мнения придерживаются многие ученые.

Среди историков по-прежнему нет единого мнения по данному вопросу. Так, Шубин считал, что горбачевская политика первых трех лет не носила оригинального характера, поскольку являлась продолжением андроповской линии (См.: Шубин А.В. От «застоя» к реформам: СССР в 1978-1985 гг. М., 2001, Стр. 297). Данная точка зрения имеет много сторонников. По мнению этих историков, стратегический замысел Андропова заключался в том, чтобы сначала обеспечить экономический подъем, а затем, опираясь на экономические достижения, провести реформу политической системы. Андропову приписывают следующие слова: «Машина, грубо говоря, поизносилась, ей нужен ремонт. Может быть, и капитальный, но не ломать устои, они себя оправдали» (См.: Шахназаров Г.Х. Цена свободы. М., 1993, Стр. 28-29).

С этой точкой зрения не согласен А.Н.Яковлев, который выделял с плане Андропова «по спасению социализма» следующие важнейшие элементы: введение в стране железной дисциплины «сверху донизу»; координированный разгром инакомыслия; ужесточение борьбы с коррупцией и «заевшейся номенклатурой»; умеренное перераспределение благ «сверху вниз» под строгим контролем государства; партийная чистка, направленная на «всех неугодных»; усиление информационной войны с Западом. Данную политику Яковлев расценивал как некий возврат к «форме неосталинизма», что кардинально отличало ее от политики перестройки (См.: Яковлев А.Н. Сумерки. М., 2003, Стр. 559).

Данную позицию во многом разделяет и американский историк М.Малиа, подчеркивая, что Андропов видел лишь «кризис эффективности, а не кризис системы» и потому вряд ли мог предложить «какие-либо более или менее радикальные пути» исправления недостатков советской системы (См.: Малиа М. Советская трагедия: История социализма в России. 1917-1991. Пер. с англ. М., 2002, Стр. 425).

Как свидетельствуют факты, Горбачев первоначально использовал старые заготовки о научно-техническом прогрессе и возможной экономической реформе, подготовленные экспертами и академическими институтами, но не реализованными ни Андроповым, ни Черненко. Так, летом 1985 г. проводилось совещение по машиностроению, затем внимание переключилось на агропром, который поспешили назвать «прообразом всего народного хозяйства». Таким образом, полагают историки, на первом этапе Горбачев продолжил курс Андропова; эта преемственность выразилась не только в заимствовании многих идей, но и в методах их осуществления, когда административные меры рассматривались как «способ ускорения развития экономики» (См.: Пихоя Р.Г. Советский Союз: история власти. М., 1998, Стр. 454-456).

Отмечая преемственность политики Горбачева с курсом своего предшественника Ю.В.Андропова, исследователи указывают и на «разрыв традиций», те отличия, которые отделяли горбачевское время от предшествующего. Весной 1986 г. в Тольятти Горбачев обстоятельно и детально изложил идею «коренной перестройки всех сфер жизни общества», которая должна была охватить каждое рабочее место, каждый коллектив, орган управления, партийные и государственные органы, включая Правительство и Политбюро. По мнению Воротникова, «эта глобальная идея ему была подброшена «свежим» идеологом , возвратившимся в отдел пропаганды ЦК КПСС в июле 1985 г. – Яковлевым» (См.: Воротников В.И. А было это так… Из дневника члена Политбюро ЦК КПСС. М., 1995, Стр. 81-82).

По словам самого Яковлева, в конце 1985 г. он направил на имя Горбачева записку, в которой среди прочих были предложения о создании на базе КПСС двухпартийной системы, о введении поста президента СССР, об осуществлении широких демократических преобразований и экономической реформы в стране. При этом, подчеркивал Яковлев, «об устранении монополии власти КПСС и речи тогда быть не могло». Горбачев счел предлагаемые Яковлевым меры «преждевременными» (См.: Яковлев А.Н. Горькая чаша: Большевизм и Реформация России. Ярославль, 1994, Стр. 205-213).

Состав первой команды Горбачева включал совершенно разных по своим воззрениям людей – А.Яковлева, Е.Лигачева, Н.Рыжкова, Э.Шеварднадзе, В.Чебрикова, А.Лукьянова, В.Болдина, В.Медведева. Отражением общих взглядов «группы единомышленников» стал отчетный доклад на XXVII съезде КПСС (февраль 1986 г.) , в котором трудности и недостатки, кризисные явления в советском обществе объяснялись «недостаточностью социализма», незавершенной стадией его развития (См.: Грачев А.С. Горбачев. М., 2001, Стр. 137-140). Акцент в докладе был сделан на традиционном методе руководства партией обществом – следовало еще больше повышать «эффективность и качество, дисциплину и организованность трудящихся», т.е. все то, что давно стало для советского населения пустой и надоевшей риторикой. Столь же декларативными были и рецепты подъема экономики, в которых усиление централизованного руководства народным хозяйством должно было каким-то необычным способом сочетаться с «расширением границ самостоятельности предприятий».

Ряд историков отмечает, что новационным был международный раздел доклада, подготовленный А.Яковлевым и В.Фалиным, в котором была сделана заявка на отказ от традиционного «классового анализа» международной обстановки, высказывалась мысль об отказе от военной конфронтации, о единстве мира и невозможности выиграть «гонку вооружений, как и саму ядерную войну».

Ученые, которые не разделяли приведенную точку зрения, подчеркивали утопичность этих пожеланий, которые скрывали тот факт, что «Советский Союз проигрывал гонку вооружений, которую выигрывали США и его союзники». Вместо признания этого факта и соответствующей корректировки всей политики, отмечают эти историки, пошли по накатанному «ленинскому» пути – обратились с призывами «непосредственно к мировому общественному мнению, к народам»., т.е. коммунистическая пропаганда сохранялась как способ управления миром (См.: Пихоя Р.Г. Советский Союз: история власти. 1945-1991. М., 1998, Стр. 475).

Мнение о том, что у Горбачева не было (да и не могло быть по объективным причинам) никакого «плана», никакой «стратегии» , кроме официальной ленинской «линии» партии, разделяют многие ученые. В качестве одного из аргументов отмечают также , что даже после августа 1991 г. Горбачев никогда не ставил вопроса о ликвидации советской социалистической системы, а хотел лишь ее «улучшения». Для доказательства этого тезиса историк Волкогонов отмечал принципиальное отличие в политике Горбачева и Ельцина. Последний, по его мнению, «иногда невнятно, непоследовательно, но постепенно все определеннее выступал именно за смену строя» (См.: Волкогонов Д. Указ. соч., Кн. 2, Стр. 281, 396).

Еще одна важная проблема, возникающая в связи с оценкой хода и итогов перестройки, относится к характеристике стиля Горбачева-политика. Вот лишь одна, но существенная сторона, которую подчеркивает в своих мемуарах сподвижник последнего генерального секратаря ЦК КПСС В.Фалин. По его мнению, на каждом этапе перестройки существовали варианты решений, имелся выбор, но решающее право оставалось «единолично» за Горбачевым и этим правом он не делился «ни с парламентом, ни с правительством, ни с коллегами в Политбюро ЦК партии, ни с партией как институтом», а сделавшись Президентом страны Горбачев и «вовсе вознесся над Конституцией и народной волей, выраженной в ходе общесоюзного референдума». Следовательно, «отец перестройки» в стиле и методах руководства реформами оказался не на уровне решаемых задач. Тем самым Фалин аккуратно подводит читателя к мысли - поскольку Горбачев правил «авторитарно», большая часть вины за последствия перестройки лежит лично на нем. «Авторитаризм» же Горбачева Фалин объяснял «спецификой властных структур и личными качествами, присущими последним руководителям СССР». В качестве дополнительного аргумента в подкрепление своей точки зрения, Фалин упоминает одно из интервью Горбачева, в котором он сказал, что использовал свой пост генерального секретаря «для реформирования партии», которая должна стать из коммунистической «социал-демократической» и быть раздроблена на «две, три, возможно, даже на пять партий» (См.: Фалин В. Конфликты в Кремле: Сумерки богов по-русски. М., 1999, Стр.17-18). Здесь уже прямой намек на «тщательно продуманный расчет» Горбачева, направленный на подрыв основы советской системы – коммунистическую партию.

Сам Горбачев подает эту проблему по-иному, утверждая, что данный вопрос был предметом широкого обсуждения в партийных кругах: «Еще в годы перестройки мы хотели социал-демократизировать КПСС (Курсив наш – В.П.). Была подготовлена соответствующая программа к намеченному XXIX съезду. Но путч и политика Б.Ельцина, фактически запретившая КПСС, сделали его проведение невозможным» (См.: Неоконченная история. Беседы Михаила Горбачева с политологом Борисом Славиным. М., 2001, Стр. 106).

По мнению Д.Волкогонова, когда Горбачев пришел к власти, Советский Союз, как древний витязь на распутье, стоял на «историческом перекрестке», от которого расходились три возможных пути: радикальные реформы, либеральное развитие, консервативная реставрация. Горбачев выбрал средний путь, пытаясь, согласно Волкогонову, создать модель, которая бы включала «лучшие социалистические и капиталистические элементы». Действовать Горбачеву приходилось «по ситуации», учиться было «не у кого», а отсюда «нерешительность и половинчатость» многих предпринимаемых шагов. Волкогонов подчеркивает, что перестройка вызвала «очень глубокие перемены в общественных умонастроениях», постепенно распадались мифы о КПСС, о «преимуществах социалистического строя», «демократизме» советской системы и многие другие. На результатах перестройки, считает Волкогонов, также сказался и личностный фактор, которым он объясняет так называемый парадокс Горбачева. По его мнению, генеральный секретарь «это человек большого ума, но слабого характера». Поэтому начав перестройку под лозунгом обновления социализма, Горбачев «помимо своей воли и желания» через шесть лет пришел к его ликвидации. (См.: Волкогонов Д. Семь вождей: Галерея лидеров СССР. М., 1995, Кн. 2, Стр. 310-312; 320-323; 330-331).

Далеко не все историки согласны с приведенной характеристикой, попытками в мягкости натуры генсека найти объяснение «политической невнятности» первого этапа перестройки. Так, А.С.Грачев ссылается на следующее мнение Е.Лигачева: «Нередко приходится слышать, что Горбачев – слабовольный человек. Это не так. Это кажущееся впечатление». Он также приводит реплику Горбачева, брошенную своему помошнику: «Я пойду так далеко, насколько будет нужно, и никто меня не остановит». По мнению самого Грачева, кажущаяся нерешительность Горбачева была связана с тем, что в своей политике он находился под давлением двух сил – консервативных (в лице правящей номенклатуры, переживших многих реформаторов и реформы и не желающих идти дальше «освежения» социалистического фасада) и радикальных, толкающих лидера к популистским импровизациям и ради этого вовсю использующего административный ресурс. Горбачев пытался не идти на поводу ни у той, ни у другой силы, а потому «заслужил репутацию колеблющегося и нерешительного политика» (См.: Грачев А.С. Горбачев. М., 2001, Стр. 151-152).

Эту особенность Горбачева-политика весьма образно описал в своих мемуарах Воротников: «Нередко на заседаниях Политбюро возникали серьезные споры. Выслушав всех, Горбачев общими фразами, призывами еще раз подумать (курсив наш – В.П.), поработать над замечаниями, как бы сближая различные позиции, свертывал дискуссию» (См.: Воротников В.И. А было это так… Из дневника члена Политбюро ЦК КПСС. М., 1995, Стр. 165).


Могла ли советская элита успешно завершить перестройку ?

Проблема, вынесенная в заголовок, представляется одной из наиболее дискуссионных в литературе, посвященной перестройке. Естественно, что под успешностью понимается завершение перестройки в интересах всего общества, а не одной только советской элиты. Большинство ученых считает, что судьбу политических проектов (в том числе и перестройки), в конечном счете, определяет «структура общества», т.е. представители различных «групп интересов», осуществляющие власть.

По мнению академика Т.И.Заславской, в Советском Союзе имелось две силы, «наиболее заинтересованные» в перестройке и «готовые бороться за нее». Первую представляло реформаторское крыло номенклатуры – более «молодое, образованное, вестернизированное», которое было недовольно не только своим положением в системе власти «на вторых ролях», но и общим положением дел в стране. Второй силой являлась интеллигенция, «глубоко заинтересованная» в демократических правах и свободах. По мнению другого ученого М.Кастельса, судьбу перестройки в СССР определяли представители следующих «групп интересов»: коммунистические идеологи, властвующая элита государственного, советского и партийного аппарата, руководители больших государственных предприятий и сеть, «образованная номенклатурой и боссами теневой экономики». Борясь с представителями этих групп в ходе своих реформ, которые противоречили «корыстным интересам» государственной бюрократии и партийной номенклатуры, Горбачев «неумышленно инициировал процесс распада СССР» (См.: 10 лет без СССР: Перестройка – наше прошлое или будущее? … Материалы конференции. М., 2002, Стр. 18-19; Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество, культура. Пер. с англ. М., 2000, Стр. 438, 477-479).

В связи с вышеизложенным значительный интерес представляет оценка содержания политической реформы, в ходе которой столкнулись интересы различных социальных сил, прежде всего внутри советской номенклатуры – правящего класса СССР.

В современной научной литературе при всем многообразии подходов одним из наиболее распространенных определений понятия «элита» является следующее: «меньшинство, обладающее монополией на власть, на принятие решений относительно содержания и распределения основных ценностей в обществе» (См. : Кодин М.И. Общественно-политические объединения и формирование политической элиты в России (1990-1997). М., 1998, Стр. 67-68).

По подсчетам историка А.Д.Чернева, общее количество номенклатурных работников, проходивших в конце 80-х годов XX в. утверждение в Политбюро, Секретариате или отделах ЦК КПСС, составляло около 15 тыс человек. Тот же номенклатурный принцип подбора и расстановки руководящих кадров, что и в ЦК КПСС, осуществлялся и во всех остальных партийных организациях страны вплоть до первичных, что позволяло КПСС руководить экономической, политической и культурной жизнью страны, контролировать все сферы советского общества. По мнению ряда ученых, определение советской элиты как «номенклатуры» указывает на ее фундаментальный признак – неразделимость на отдельные функциональные группы. Вместе с тем, советская элита имела «иерархизированный характер» и была «стабильной» благодаря сильным вертикальным связям между ее различными уровнями. Бесспорный приоритет имела партийная элита, за ней следовали государственная и хозяйственная. Ученые отмечают, что в ходе перестройки элита изменилась «структурно и сущностно». Вместо монолитной номенклатурной пирамиды появились многочисленные элитные группировки, находящиеся между собой «в отношениях конкуренции». Новая элита утратила большую часть рычагов власти, присущих старому правящему классу. В результате реформ выросла роль экономических факторов для управления обществом, появилась необходимость поиска союзников, временных альянсов «ради достижения конкретных целей». Эти элитные группы стали более динамичными, количество их резко выросло, между ними активизировались «горизонтальные и неформальные связи». По данным социолога О.Крыштановской, около трети элиты начала 90-х годов состояло в номенклатуре ЦК КПСС в 1988 г., а остальные две трети пришли в правящий слой из «предноменклатурных» должностей, что дало ученым основание говорить о смене элит на рубеже 80-90-х годов как о «революции заместителей» (См.: Чернев А.Д. Правящая партия в системе советского государственного управления / Проблемы отечественной истории. Вып. 8. М., 2004, Стр. 168-169, 185; Кодин М.И. Общественно-политические объединения и формирование политической элиты в России (1990-1997). М., 1998, Стр. 74-76; Крыштановская О. Трансформация старой номенклатуры в новую российскую элиту / Общественные науки и современность. 1995, № 1, Стр. 62).

Для лучшего понимания указанного процесса обратимся к историческим фактам. Уже к осени 1987 г., по мнению генерального секратеря ЦК КПСС Горбачева, назрела необходимость изменить действующую систему управления экономикой, оставить за партией только политические функции, передать государственную власть Советам. Главный вопрос состоял в способе решения указанных проблем: делать это эволюционными, постепенными преобразованиями, пытаясь сохранить стабильность, или революционной ломкой? По свидетельству Горбачева, те члены Политбюро, которые занимали государственные посты, выступали за решительное освобождение аппарата ЦК от «несвойственных функций» (опеки обороны, внешней политики), тогда как секретари ЦК старались сохранить свои «наделы». В создавшемся положении Горбачев решил активно проводить политическую реформу, смысл которой видел в «передаче власти» из рук монопольно владевшей ею коммунистической партии Советам через «свободные выборы народных депутатов» (См.: Горбачев М.С. Жизнь и реформы. М., 1995, Кн. 1, Стр. 407, 423). Трудность проведения реформы, замечал в этой связи Горбачев, заключалась в сохранении в руках партийно-государственной бюрократии «основных рычагов власти», поэтому пришлось организовать «мощное давление» на эту бюрократию со стороны радикально настроенной части общества, а также путем «отсечения» консерваторов из партийно-государственной среды.

В июне 1988 г. состоялась XIX Всесоюзная партконференция, одобрившая реформу центральных органов власти. Было решено воссоздать в качестве высшего органа представительной власти Съезд народных депутатов. Резкой критике на конференции был подвергнут аппарат ЦК КПСС.

На начальном этапе перестройки большая часть партийных кадров была уверена, что несмотря на недостатки, «у нас нет и в обозримое время не предвидится другой политической силы, кроме Коммунистической партии, способной осуществить намеченные реформы и обеспечить стабильность стране». Со временем все больше людей приходило к мысли, что партия становится «ненужной обществу», что партийные учреждения «паутиной оплетают» законные управленческие структуры – Советы, министерства, профсоюзы, что кочан капусты или морковки успешно вырастают и «без политического руководства КПСС». Нередко наиболее радикально настроенные люди задавались вопросом: раз партия, «всегда мудрая вела по единственно правильному, ленинскому пути и завела в застой, так разве все это не дает права высказать партии то, что о ней думают?» (См.: Партия и перестройка: Дискуссионные листки «Правды». М., 1990, Стр. 12, 53, 85, 207-208 ).

Практически политическая реформа означала сокращение партийного аппарата на 700-800 тыс человек. Историки отмечают, что своей реформой Горбачев не просто сокращал численность аппарата, на деле он «разрушал стабильность правящего класса СССР». Его попытка осуществить «разгосударствление» партии, избавить ее от надзора за деятельностью государственных органов значила риск, что ни партия, ни государство «не переживут этой операции».

Единый до этого партаппарат стал расслаиваться, поняв, что перестройка несет угрозу прежде всего его благополучию. Большинство рядовых членов переставали платить партийные взносы и в массовом порядке выходили из партии: если в 1988 г. сдали свои партбилеты 18 тыс человек, то в 1989 г. – 137 тыс. Более половины вышедших из партии были рабочие.

Однако, в отличие от предыдущей практики советской эпохи, расставание с партией при Горбачеве вовсе не означало для вчерашней номенклатуры закат карьеры. Перестройка открыла ранее невиданные возможности: в 1990 г. только в кооперативной деятельности участвовало около 1 млн человек, развернулся акционерный ажиотаж, стали создаваться коммерческие банки, накапливающие значительные средства за счет «отмывания» денег, полученных из государственного бюджета. И бывшая советская номенклатура не стояла в стороне от набиравших силу рыночных процессов, а активно участвовало в них, полностью используя свой административный ресурс. Значительная часть иерархов прошлого перешла в частный сектор.

Историки отмечают, что часть прежней номенклатуры двинулась в КПРФ и стала оформляться в «агрессивную антиперестроечную силу», другая - в лагерь демократов, а региональные элиты, освободившись от страха перед центром, «развернулись в сторону отныне безопасных националистических и сепаратистских движений» (См. : Грачев А.С. Горбачев. М., 2001, Стр. 237, 241-243).