С. С. Ольденбург Царствование Императора Николая II

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 30

Своего правления.

Государь и в ревельской, и в данцигской беседах, соглашался в принципе, что всякая ссора между Россией и Германией была бы только в интересах революции. Его однако в первую очередь интересовало другое: какую позицию займет Германия в делах Д. Востока? А в этом отношении Вильгельм II избегал принимать на себя какие либо определенные обязательства. «Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Тихого океана» — таким сигналом прощался в Ревеле германский император с русским Царем. В этом приветствии было больше заносчивости, чем лести: Россия была в ту пору близка к первенству на Тихом океане, тогда как германский флот в 1902 г. не мог равняться не только с английским, но и с французским флотом.

Рост русской мощи тревожил все другие державы, в том числе и Германию. «Если Англия и Япония будут действовать вместе, писал Бюлову (5. III. 1901) Вильгельм II, они могут сокрушить Россию... Но им следует торопиться, — иначе русские станут слишком сильными».

Еще определеннее выражался Бюлов в любопытном меморандуме от 12 февраля 1902 г.: «Бесспорно, к самым примечательным явлениям момента принадлежит постепенное выявление антирусского течения, даже там, где этого меньше всего ожидаешь... Для меня растущая руссофобия — установленный факт, в достаточной мере объясняющийся событиями последней четверти века». Бюлов указывает затем на быстрый рост русской мощи в Азии, на ожидающейся распад Турции... действительно, при обеспеченном азиатском тыле, Россия могла бы и на Ближнем Востоке за говорить по новому. Линия России шла вверх; со страхом и завистью смотрели на нее другие.

Примечательно — и трагично — что «большая азиатская программа», оцененная по достоинству иностранной дипломатией, встречала полное непонимание в русском обществе, которое что то лепетало о «маньчжурской авантюре», и готово было искать причины русской политики на Д. Востоке, единой в течение всего первого периода царствования Государя, в материальной заинтересованности каких-то «царских адъютантов»... в лесных концессиях на территории Кореи. Это поняли задним числом и представители русского «марксизма»: «Нет более убогого взгляда на вопрос, чем взгляд буржуазных (?) радикалов, сводивших все дело к концессионной авантюре на Ялу» — пишет коммунистический «Красный Архив» (№ 52) и повторяет в другом месте: «Концепция об авантюризме различных придворных клик является не только недостаточной, но и убогой».

Главным препятствием на пути к русскому преобладанию на Д. Востоке была, конечно, Япония. Столкновение с нею предвиделось Государем уже давно, хотя всегда была надежда, что страх перед силой России удержит Японию от нападения. Государь учитывал, что близость к театру возможной войны и отсутствие удобных сообщений между Европейской Россией и Д. Востоком даст Японии на первых порах преимущество, и не желал столкновения и вообще, а особенно пока не был закончен Великий Сибирский путь.

«Я не хочу брать себе Корею, говорил Государь принцу Генриху (в октябре 1901 г.), но никоим образом не могу допустить, чтобы японцы там прочно обосновались. Это было бы casus belli. Столкновение неизбежно; но надеюсь, что оно произойдет не ранее, чем через четыре года — тогда у нас будет преобладание на море. Это — наш основной интерес. Сибирская дорога будет закончена через 5—6 лет».

Поздней осенью 1901 г., видный японский государственный деятель, маркиз Ито, приезжал в Россию, для того чтобы попытаться заключить соглашение о размежевании сфер влияния. В основе, его предложение сводилось к тому, чтобы за Россией осталась Маньчжурия, а Япония бы получила свободу действий в Корее. В то время, Россия уже владела Маньчжурией, а Япония еще искала возможности найти опорную точку на азиатском материке. Соглашение не давало России ничего нового. «Полный отказ от Кореи составит слишком дорогую цену для соглашения с Японией», высказался по этому поводу военный министр А. Н. Куропаткин. Государь пометил на докладе о переговорах с маркизом Ито: «России никак нельзя отказаться от прежнего ее права держать в Корее столько войск, сколько там находится японских». Трудно сомневаться в том, что Япония, укрепившись в Корее, заявила бы дальнейшие притязания; не следует также забывать, что лишение покровительства Кореи, полагавшееся на русскую защиту против Японии, нанесло бы тяжкий удар престижу России в Азии.

Следующим ходом в дипломатической игре на Д. Востоке было заключение англо-японского союза, — 30/17 января 1902 г. Англия и Япония обещали друг другу дружественный нейтралитет в случае войны против одной державы, и военную поддержку — в случае борьбы с двумя.

Русская дипломатия тотчас же учла значение этого шага и приложила большие усилия для того, чтобы побудить Францию и Германию на «контрвыступление». Германское правительство, однако, уклонилось от участия, вопреки настояниям германского посла в С.-Петербурге, Альвенслебена, оказывавшего, что Государь, придает этому выступлению большое знамение, и что отказ может сильно повредить русско-германским отношениям. Франция, со своей стороны, корректно выполнила свой долг союзницы: 16/3 марта была опубликована франко-русская декларация, отвечающая на англо-японский союз, хотя и насколько расплывчатая по содержанию: в случае «агрессивных действий третьих держав» или «беспорядков в Китае», Россия и Франция оставляли за собою право «применить надлежащие средства».

Корея сохраняла, между тем, формальную независимость; а корейское правительство еще с ранних времен русско-корейской дружбы выдало лесные концессии нескольким русским военным. В виду надвигавшейся опасности столкновения с Японией, эти концессии, расположенные преимущественно в районе пограничной (между Маньчжурией и Кореей) реки Ялу, открывали возможность не только изучить местность, но и подготовить некоторую передовую оборонительную линию, «заслон» перед маньчжурской границей. Об этих стратегических задачах, разумеется, нельзя было открыто писать, и в русском обществе сложилось превратное представление, будто речь шла о каких то исключительно выгодных концессиях, которые «жадная придворная клика» никак не хочет отдавать Японии, хотя бы это грозило России войной.

В 1902 г. С. Ю. Витте совершил поездку на Дальний Восток, и вынес из нее весьма пессимистические впечатления. Он склонялся к мнению, что русское дело там проиграно, и готов был советовать самые крайние уступки. Государь, со своей стороны, посылал от себя на Д. Восток «разведчиков», (из которых наибольшую известность получил статс-секретарь А. М. Безобразов). Считая азиатскую политику «задачей своего правления», Государь не мог согласиться с пессимистическими выводами Витте; если многое еще не доделано — необходимо удвоить усилия; если сейчас соотношение сил невыгодно — следует «лавировать»; но никоим образом нельзя отказываться от выполнения исторической миссии России.

На опасность положения указывал и командующий русскими вооруженными силами на Ляодунском полуострове, адм. Алексеев; но он требовал принят срочных мер по усилению обороны на Д. Востоке, а не давал совета «свертываться».

Япония энергично готовилась к войне; она построила себе в Англии значительный флот и вела переговоры о покупке некоторых южноамериканских судов. Наступал опасный момент: Сибирская дорога была не вполне закончена (сквозное движение открылось в августе 1903 г., но не хватало Круго-Байкальской дороги, а переправа через Байкал на судах-паромах создавала «пробку» посреди пути); а из русских броненосцев новейшего образца был готов только один («Цесаревич»).

Государь считал, что в 1905—6 годах Россия будет достаточно сильна на Д. Востоке, чтобы более не бояться Японии. Но был еще 1903-й год. Ближайшие полтора-два года были периодом наибольшего риска. Война становилась реальной возможностью, причем ее повод, конечно, нельзя было угадать заранее.

25 января 1903 г., в особом совещании по делам Д. Востока обсуждалось создавшееся положение. Русский посланник в Токио, барон Р. Р. Розен, указывал, что риск столкновения существует. Япония готовит захват Кореи — «иначе — к чему японские вооружения?». Посланник в Пекине, Лессар, сообщил о новой политике китайского правительства, поощряющего колонизацию Маньчжурии китайцами. Военный министр, А. Н. Куропаткин, заявил, что именно стихийный характер китайской колонизации Маньчжурии «должен побудить к решительным мерам, иначе в короткий срок вся местность до Амура окажется заселенной, и тогда трудно будет сдержать наплыв желтой расы в Приамурье».

Витте на этом совещании отстаивал политику непротивления, и доказывал, что никакой реальной опасности войны нет, что с Японией вполне можно сговориться. А на чрезвычайном военном совете 26 марта Витте утверждал, что предположения русского военного агента на Д. Востоке ген. Вогака «могут и не сбыться», и что вообще положение там «вовсе не столь угрожающее»!

Было ли это тактическим приемом — из нежелания резко разойтись с планами Государя, или действительным непониманием положения на Д. Востоке, — но С. Ю. Витте вообще занял своеобразную позицию: он предлагал уступать, не принимать военных мер, говоря, что в будущем Маньчжурия или должна присоединиться к России или стать от нее в полную зависимость, но что нужно «предоставить совершение этого процесса историческому ходу дела, не спеша и не насилуя естественного течения событий»^{^*}. Между тем, этот «естественный ход» — в случае отступления России — вел прямо к закреплению Японии на материке, в Корее, и к быстрой колонизации Маньчжурии китайцами. Та пассивность, которую проповедовал Витте, вела к вытеснению России с Д. Востока. Это понимали даже столь далекие от власти люди, как некоторые сотрудники «Освобождения».

Князь Г. М. Волконский, возражая другому автору в «Освобождении» (№ 49) писал: «Я бы согласился с мнением г. Мартынова, если бы мне доказали, что при нашем экономическом и политическом бездействии в Маньчжурии, Япония не заняла бы по порядку Корею, Порт Артур, Маньчжурию, Приморскую область и Приамурский край». Сопротивление, даже в случае неудачи, было все-таки менее рискованным, нежели пассивность.

То отношение к самому ответственному вопросу момента, которое проявилось у С. Ю. Витте, привело бы к его немедленной отставке, если бы в России в ту пору существовал объединенный кабинет. В данном случае однако «разнобой», — умеряемый, но не устраняемый воздействием Государя, — продолжался почти год; и, можно думать, нежелание С. Ю. Витте считаться с потребностями активной политики на Д. Востоке сыграло известную роль в недостаточной подготовленности России к войне. Ведь, противодействие Витте не уменьшало шансов войны: оно только уменьшало шансы русской победы.

Вернувшись из Сарова с возросшей верой в силы русского народа, Государь принял две меры, имевшие целью упрочить положение на Д. Востоке и устранить в этом вопросе колебания: 30 июля было учреждено наместничество Д. Востока; 16 августа С. Ю. Витте был уволен с поста министра финансов.

Учреждение наместничества (причем наместником был назначен адм. Алексеев, уже начальствовавший несколько лет в Квантунской области) — должно было объединить все органы русской власти на Д. Востоке для общей цели противодействия ожидавшемуся нападению. Наместнику подчинялись войска, флот и администрация, (включая полосу Китайской Восточной дороги).

Отставка С. Ю. Витте была, по-видимому, для него неожиданной, хотя теперь, на расстоянии, скорее трудно понять, что она не имела места раньше. Хотя была избрана весьма почетная форма отставки — назначение председателем Комитета Министров (на место скончавшегося в начале лета И. Н. Дурново), — Витте воспринял ее, как личную обиду; и не будет преувеличением сказать, что с этой минуты он сделался личным врагом Государя, хотя, по обстоятельствам момента, и старался временами это скрывать.

Русская печать была озадачена отставкой Витте; существо дальневосточных вопросов было ей чуждо и неясно; газеты указывали на недочеты экономической поли гики Витте, но выражались сдержанно. И даже «Освобождение» не могло сразу решить — «опала» ли это или повышение?

«Гражданин» писал: «В результате, на ряду с развитием фабрики, у нас стало замечаться падете сельского хозяйства, что обрушилось всею тяжестью на два важнейших сословия — дворянство и крестьянство». «Новое Время» в передовой статье осторожно смешивало похвалы с критическими замечаниями.

Во время свидания в Висбадене (в конце октября 1903 г.) Государь говорил императору Вильгельму, что внутреннее положение Франции ему не нравится; абсолютное безверие Его отталкивает; виною этого масоны, которые сильны и в Италии. Но Он должен поддерживать связь с Францией, чтобы та не перешла в лагерь Англии.

Царь хочет избежать войны с Японией, — отметил при этом Бюлов, — если только сами японцы не нападут на Владивосток или Порт-Артур. Это значит: Он не хочет войны, ни готовится к ней.

В это время уже начал вырисовываться и повод войны: не Корея, как думали долгое время, а сама Маньчжурия. Россия, после боксерского восстания, помогла Китаю выйти из затруднений без особого урона, и хотела заключить с ним договор об особых преимуществах России в Маньчжурии. Этот вопрос был снят с очереди, так как все другие державы в тот момент (начало 1901 г.) этому воспротивились. Русские, однако, занимали Маньчжурию; и хотя в соглашении 1902 г. говорилось, что область будет постепенно передана китайским властям (за исключением полосы отчуждения Китайской Восточной ж. д.) — державы фактически примирились с русским господством в Маньчжурии. Германия открыто объявила о своей незаинтересованности в этом вопросе; Франция была с Россией в союзе; Япония, через маркиза Ито, попыталась получить «компенсацию» в Корее. Англия и Америка интересовались преимущественно вопросом об открытых дверях (равных условиях торговли) в Маньчжурии.

Но когда приблизился «критический момент», Япония начала выступать в качестве защитницы прав Китая, и настаивать на том, чтобы Россия выполнила русско-китайское соглашение 1902 г. и эвакуировала Маньчжурию в установленный им срок (к концу 1903 г.). Россия в ответ указывала, что условия эвакуации не выполнены Китаем. Одновременно Япония протестовала против русских предприятий в Корее.

Переговоры тянулись почти весь 1903 г. Россия готова была на значительные уступки в Корее, но она не могла признать за Японией права становиться арбитром русско-китайских отношений. В сущности, Япония только искала повод для сведения счетов в благоприятный для нее момент, и она выбрала повод довольно удачно — англо-саксонское общественное мнение сочувствовало требованию об уходе русских из Маньчжурии, тогда как его едва ли бы пленила перспектива японского захвата Кореи.

Отдельные перипетии переговоров не имеют особого значения. Япония требовала; Россия, в основном, не могла уступить. От Японии зависело, в какой момент прервать переговоры, так как Россия вообще не имела желания вступать в конфликт и нападать бы не стала. России оставалось только одно: деятельно готовиться к отпору. В конце 1903 г. на Д. Восток были отправлены только что выстроенный в Тулоне броненосец «Цесаревич» и броненосный крейсер «Баян»; вслед за ними вышли броненосец «Ослябя» и несколько крейсеров и миноносцев.

В западноевропейских столицах все более проникались представлением о неизбежности войны. Германский поверенный в делах в Лондоне, гр. Бернсторф, писал, что Японии необходимо действовать теперь же: в Англии назревает охлаждение к англояпонскому союзу, да и русские силы в Восточной Азии растут с каждым днем.

Французское правительство сочло нужным разъяснить, что франко-русский союз относится только к европейским делам. Германия заверяла и Россию, и Японию в дружественном нейтралитете.

Русская внутренняя борьба, между тем, шла своим чередом. Ярким фактом на рубеже 1904 г. были репрессии против тверского земства. Это всегда было одно из наиболее либеральных земств, и как раз в декабре губернское земское собрание вступило в конфликт с тверским уездным земством, высказавшимся в пользу передачи земских школ в введение Синода. Губернское земство решило прервать с уездным всякие сношения. и, в меру возможности, лишить его кредитов. В это время для ревизии общего положения в губернию был прислан из С.-Петербурга директор департамента общих дел Б. В. Штюрмер. На основании его доклада, Плеве испросил у Государя Высочайшее повеление о чрезвычайных мерах против тверского земства.

17 января 1904 г. в газетах появилось сообщение о том, что выборная тверская земская управа (и уездная новоторжская) устраняются от должности; созыв губернского земского собрания отменяется; новая управа назначается правительством; министру внутренних дел предоставляется право «удалить из губернии лиц, вредно влияющих на ход земского управления».

Эти чрезвычайные меры, не предусмотренные в законах о земстве, мотивировались тем, что среди земских служащих, и особенно в народных школах новоторжского уезда, распространены революционные течения. Доказательством этому служили данные о характере преподавания в школах, об антирелигиозных чтениях, о «туманах картинах», изображавших пугачевский бунт с сочувственными комментариями и т. д.

Опять таки, как в вопросе о мерах против земской статистики, эти обвинения были, в сущности, обоснованы. Среди народных учителей было не мало социалистов, — особенно там, где земство бывало либеральным. Социалисты, со своей стороны, даже рискуя увольнением, считали своим долгом распространять свои учения.

Получался заколдованный круг: непротивление поощряло пропаганду, — репрессии восстанавливали против власти весьма широкие, даже и умеренные круги. Земскую статистику еще можно, пожалуй, было просто «сократить», но как поступить со школами? Нельзя же было их закрыть — и где было найти заместителей? Как во всех других вопросах, власть и тут наталкивалась на трагичное для нее явление: недохват лояльно настроенных представителей — интеллигенции и полуинтеллигенции. То же было с земской статистикой; то же с рабочими организациями...

Легальная печать не имела возможности отозваться на меры против тверского земства и только «красноречиво молчала» (включая «Новое Время»).

В эти самые дни, не выждав даже последнего русского ответа на свою ноту, Япония заявила о разрыве дипломатических сношений.

«Японский посланник передал ноту о решении Японии прекратить дальнейшие переговоры и отозвать посланника», — говорилось в русской циркулярной ноте 24 января 1904 г. — «Подобный образ действий токийского правительства, не выждавшего даже передачи ему отправленного на днях ответа Императорского Правительства, возлагает на Японию всю ответственность за последствия».

26 января (8 февраля) русский посол в Лондоне, гр. Бенкендорф, еще обращался к английскому министру иностранных дел лорду Лэнсдоуну с просьбой о посредничестве для предотвращения конфликта. С той же целью явился к лорду Лэнсдоуну французский посол, крайне взволнованный. Английский министр отказался что-либо сделать; он сказал, что поздно; кроме того — «Япония не желает ничьего посредничества».

Момент разрыва сношений (который по существу был предрешен давно) был выбран с большой точностью: купленные в Италии (точнее, перекупленные у Аргентины) броненосные крейсера «Ниссин» и «Кассуга» только что миновали Сингапур, и их уже не могли нигде задержать в пути; тогда как последние русские подкрепления («Ослябя», крейсера и миноносцы) еще находились в Красном море.

Вечером 26 января (8 февраля) Япония, без официального объявления войны, начала под Порт-Артуром военные действия.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Переломные годы

1904—1907.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.

Значение русско-японской войны. — Подготовка и силы сторон. — Отклики на войну: патриотические манифестации. — Отношение других держав. — Назначение Кропоткина. — Морские операции под Порт-Артуром; адм. Макаров. — Англо-французское соглашение 30.III (12.IV) 1904 г.

Бой на Ялу. — Циньчжоу и начало осады Порт-Артура. — Ген. Куропаткин и адм. Алексеев; Вафангоу. — Убийство Бобрикова и Плеве. — Морской бой 28 июля. — Рождение Наследника. — Ляоян. — Весна кн. Святополк-Мирского. — Бои на Шахэ. — Рост пораженчества.

Выход 2-й эскадры и инцидент на Доггербанке. — Проект русско-германо-французского соглашения. — «Земский съезд» 6—9 ноября 1904 г. — Манифест 12 декабря. — Сдача Порт-Артура. — Приказ по армии и флоту на 1 января 1905 г.

С тех дней, когда Петр Великий прорубал «окно в Европу», ни одна война не была в такой мере борьбой за будущее России, как русско-японская война. Решался вопрос о выходе к незамерзающим морям, о русском преобладании в огромной части света, о почти незаселенных земельных просторах Маньчжурии.

Иначе, как поставив крест над всем своим будущим в Азии, Россия от этой борьбы уклониться не могла. О «двух несогласимых судьбах» говорит американский летописец русско-японской войны, С. Тайлер: «Россия, — пишет он, — должна была прочно утвердиться на Печилийском заливе и найти свой естественный выход в его свободных гаванях, иначе все труды и жертвы долгих лет оказались бы бесплодными и великая сибирская империя осталась бы только гигантским тупиком».

«Только неразумное резонерство — писал Д. И. Менделеев — спрашивало: к чему эта дорога? А все вдумчивые люди видели в ней великое и чисто русское дело... путь к океану — Тихому и Великому, к равновесию центробежной нашей силы с центростремительной, к будущей истории, которая неизбежно станет совершаться на берегах и водах Великого океана».

Государь в полной мере сознавал все историческое значение «большой азиатской программы». Он верил в русское будущее в Азии и последовательно, упорно прокладывал пути, «прорубал окно на океан» для Российской Империи. Преодолевая сопротивление и в своем ближайшем окружении, и в сложной международной обстановке, Император Николай II на рубеже ХХ-го века был главным носителем идеи имперского величия России.

Государь не любил войну; Он даже готов был отказаться от многого, если бы этой ценой действительно удалось достигнуть «мира во всем мире». Но Он также знал, что политика капитуляций и «свертывания» далеко не всегда предотвращает войну.

С давних пор — еще с 1895 г., если не раньше — Государь предвидел возможность столкновения с Японией за преобладание на Д. Востоке. Он готовился к этой борьбе, как в дипломатическом, так и в военном отношении. И сделано было не мало: соглашением с Австрией и восстановлением «добрососедских» отношений с Германией, Россия себе обеспечивала тыл. Постройка Сибирской дороги и усиление флота давали ей материальную возможность борьбы.

Но если

Blog

С. С. Ольденбург Царствование Императора Николая II

Содержание