Geum.ru

Андрей Николаев, Олег Маркеев

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   27

Глава 14



Боровская зашла в барак. Барченко что то писал при свете керосиновой лампы, Панкрашин валялся на койке, глядя в потолок.

— Ну, кому деликатеса? — громко спросил вошедший за Боровской Межевой, — свежие яйца, — загнусил он на манер базарной торговки, — только что снеслися!

— О, это дело, — Панкрашин приподнялся на койке, — а у нас пополнение, видел?

— Еще бы! Старого знакомца встретил. Он меня в тридцать шестом на четыре года на зону определил. Серьезный мужчина.

— Это кто же это?

— Кривокрасов Михаил Терентьевич.

— Так он не из ГУЛАГа?

— Был в МУРе, а сейчас — не знаю.

Межевой подошел к столу и стал осторожно выгружать яйца из мешка.

— Александр Васильевич, можно вас на минутку, — Боровская показала глазами на дверь.

— Да, конечно, — профессор закрыл тетрадь, убрал ее в тумбочку и последовал за ней.

Боровская поджидала его на улице.

— Ну, что я могу сказать, — начала она, — девушка здорова, нервы немного не в порядке, но это объяснимо.

— А, э э, как обстоит дело с…, м м, — замялся профессор.

— Вы о чем? А а, — Боровская немного улыбнулась, — да, она девственница. Сейчас она отдыхает — Серафима Григорьевна напоила ее своим отваром, а завтра, думаю, вы сможете с ней поговорить.

Оглядевшись, Барченко взял ее под руку и отвел от барака.

— Как по вашему, она проявляет интерес к Назарову?

— Определенно проявляет. Так, что ваша задача облегчается.

— Да да, — рассеянно подтвердил профессор, — только бы он не затягивал с э э…, черт, как вам просто — вы, как врач, можете называть вещи своими именами.

— Вы имеете в виду половой акт?

— Да, — с раздражением сказал Барченко, — именно его я и имею в виду, черт возьми. Ох, простите, нервы сдают. Времени осталось совсем немного, а тут еще кое какие проблемы возникли. Как вы полагаете, не стоит ли нам поспособствовать, так сказать? Создать условия для …э э, уединения, может, Серафима Григорьевна использует травы.

— Афродизиак? — Боровская задумалась, — думаю, не стоит. После может наступить нервный срыв — у девушки ведь это будет первый опыт. Предлагаю подождать.

— У нас есть две, максимум, две с половиной недели, Майя Геннадиевна.

— Полагаю, этого вполне хватит нашим молодым людям, чтобы открыться друг другу. Ну, а там уже все зависит от настойчивости Александра Владимировича и согласия Лады Алексеевны, — она повернулась, собираясь уходить, — да, кстати, зачем понадобилось привлечение этого …м м, Николая Кривокрасова, кажется?

— Исключительно, как запасной вариант. Любовь, знаете ли, слишком тонкая материя, чтобы полагаться на случай. Но я рад, что Назаров и Белозерская заинтересовались друг другом. А что касается Кривокрасова, то боюсь, его услуги не понадобятся.

— Вам — возможно, — улыбнулась Боровская.

Она поманила Барченко, указывая на что то глазами.

Михаил Кривокрасов прогуливался по территории лагеря рядом с Марией Санджиевой, что то с увлечением ей рассказывая.

— О о, — сказал профессор, — ну, что ж, тем лучше!


Назаров подхватил с печки сковороду с яичницей, бегом донес ее до стола и грохнул на плетенную подставку.

— Так, ну, что, давай, пробуй местный деликатес: гагаринная…., или гагарья, а может и крачья, от крачек, в смысле. Словом — яичница, со шкварками из моржового сала!

— Один момент, — сказал Кривокрасов, поднимаясь со шкур на полу, на которых спал, — только вот снежком оботрусь.

Он скинул нательную рубаху и выскочил из дома. Низкое солнце било в глаза, от тела на легком морозце поднимался пар. Помахав руками, Михаил сделал несколько ударов по воображаемому противнику, ухватил горсть снега и, крякнув, стал растирать его по груди и плечам.

— Ох, хорошо! — крикнул он и замер, ощутив на себе чей то взгляд.

Возле женского барака стояла Мария Санджиева и с интересом наблюдала за ним. Михаил помахал ей рукой, она склонила в ответ голову и скрылась в доме.

— Ух, прямо заново родился! — Михаил ворвался в избу, растерся полотенцем, — так, где тут деликатес?

— Садись, пока не остыло, — пригласил его Назаров, разливая по кружкам чай.

Кривокрасов подхватил со сковороды кусок яичницы, подняв глаза к потолку, пожевал.

— А ничего, — согласился он, — очень даже ничего! Неплохо вы тут живете.

— Стараемся. А ты чего сияешь, как медный чайник?

Михаил отхлебнул чая, задумался на мгновение.

— Ты знаешь, — отправил в рот еще кусок яичницы, — сон приснился. Сроду такого не видал — будто наяву все пережил.

— Что за сон? — заинтересовался Назаров.

— Ох, — Кривокрасов замотал головой, — сказка. Такие сны больше пристало какому нибудь пацану видеть. Ну, начитался, там, Фенимора Купера, или Дюма, или Майн Рида. В общем так, — он отложил вилку, мечтательно прикрыл глаза, — представь себе озеро лесное…, даже не лесное — леса я там не видел, но сосны здоровущие были. Озеро, вокруг папоротник растет, водопад, туман такой над озером. И все будто наяву! И вот, туман поднимается, все выше, выше и, представь себе, на берег…

— Выходит женщина. Не женщина, а прямо царевна лебедь, — продолжил Назаров, — снимает платье, входит в воду, плывет к водопаду… Глотни чайку, полегчает, — сказал он, видя изумление Кривокрасова. — А потом она плывет к тебе…

— Черт возьми, — пробормотал Михаил, — ты что, подсматривал?

— Твой сон?

— Гм… Ну, тогда я ничего не понимаю.

— Ты рассказывай дальше.

— Ну, что, подошла она. Я таких женщин даже не представлял себе. Ну, и, это… в общем, любовь у нас была. А потом проснулся я, хоть и не хотелось, ей богу. Жалко просыпаться было.

— Значит, тебе повезло больше. А женщину узнал? — спросил Назаров.

— Ты знаешь, вроде, узнал! Но…, не знаю. Очень похожа, во всяком случае. А у тебя чем закончилось?

— Закончилось у меня таким кошмаром, что чуть сердце не выскочило, — поморщился Назаров, — и все, как отрезало. Вижу ее теперь, здороваюсь. Ну, красивая женщина, но и все! Ничего не чувствую, словно на картину гляжу. Ладно, — он побарабанил пальцами по столу, — я готовил, посуду мыть тебе. А мне надо с профессором и с Ладой кое куда наведаться. Что то Барченко ей показать хочет.

Одевшись, он вышел, оставив Кривокрасова с дурацкой улыбкой на лице и недоеденной яичницей.


«Круг Семи камней»

Назаров попробовал ногой подтаявший снег — сапог без сопротивления ушел в наст, выступила вода. Отступив на камень, он покачал головой.

— Сейчас ближе не подойти, профессор.

— И не надо. Я просто хотел показать Ладе Алексеевне это место. Вы ничего не чувствуете? — обратился он к девушке.

Прищурившись, она оглядела подтаявший снег на равнине. Они отошли на три четыре километра от лагеря, перевалили через сопку, спустились по каменной осыпи и теперь стояли на огромной базальтовой плите, среди нагромождения больших, словно скатившихся сверху, камней. Впереди, на небольшой возвышенности, отделенной от сопки месивом снега и воды, снег растаял, из травы на равных промежутках, торчали ушедшие в грунт валуны. Покатые бока камней выглядывали из земли, будто спины затаившихся в прошлогодней траве животных.

— Я не знаю, — задумчиво сказала Лада, — мне кажется, я уже видела это место. Только воспоминания какие то обрывочные, смазанные.

— Очень хорошо, — кивнул Барченко, — я не ошибся в вас.

— А в чем дело? — спросил Назаров.

— На Земле есть несколько мест, где сохранились культовые места, так или иначе связанные с працивилизацией нашей планеты. К примеру, всем известный Стоунхендж в Британии, Иддавиль поле под Ашхабадом, в преддверии Копетдага, Чертово Городище в Козельском районе Калужской области. И здесь, на архипелаге Новая Земля! Но, если все упомянутые места известны многим исследователям, то это место, — он с гордостью повел вокруг рукой, — вычислил я лично! Вы не представляете, сколько лет жизни я потратил, роясь в архивах, изучая древнейшие манускрипты культур, которые канули в лету, народов, само имя которых забылось! И вот результат.

— Знаете, Александр Васильевич, — усмехнулся Назаров, — а не проще было ли проводить научные изыскания в Калужской области? Или, скажем, под Ашхабадом?

— Извините, товарищ Назаров, — оскорбленно вскинул голову Барченко, — в вас говорит дилетант! Да с, уважаемый. Не зная сути проблемы, вы позволяете себе рассуждать…

— Прошу прощения, — поднял руки Назаров, — я просто хотел понять, почему именно…

— Вот если хотите понять, так слушайте и не перебивайте!

Лада сделала круглые глаза, знаками показывая Назарову, чтобы он не спорил.

— Все, молчу.

Барченко подозрительно покосился на девушку, но она сделала вид, что внимательно слушает его.

— Итак, на чем я остановился?

— На культурах канувших в лету народов, — смиренно подсказала Лада.

— Благодарю вас. Так вот: я придерживаюсь мнения, что и Стоунхендж, и Чертово Городище, и Иддавиль поле, есть не что иное, как оставленные в нашем мире ворота, через которые представители цивилизации, давшей начало человечеству, рано или поздно войдут с нами в контакт. Это уже случалось не раз — свидетельства о таких контактах можно найти и в тибетских рукописях, и в письменах, оставленных древними египтянами, и даже в библии. Скорее всего, человечество не было подготовлено принять мудрость наших предков, и контакты окончились ничем. По моим представлениям, ворота, я называю их « Золотые врата», открываются с периодичностью в несколько веков в четко установленной последовательности и в ближайшее время они откроются именно здесь, — Барченко с торжеством указал на возвышенность.

Назаров кашлянул.

— Позвольте вопрос? Вы сказали, что человечество было не готово принять мудрость предков, а вы полагаете, что со времени написания тибетских манускриптов, или хотя бы библии человечество поумнело?

— Хороший вопрос, — кивнул Барченко, — прекрасный вопрос, мой друг, — он снисходительно похлопал Назарова по плечу. — Здесь вы правы, ума у людей не прибавилось ни на йоту. Но я задался другим вопросом. Для чего собственно наши пращуры основали человеческую цивилизацию? Что это было: эксперимент? Игра?

— Эксперимент, затянувшийся на миллионы лет?

— А почему нет? У них могут быть свои понятия о времени. И здесь возникает вполне уместное предположение: они создали человека по своему образу и подобию, стало быть, должны остаться люди, напрямую продолжающие род наших прародителей! Именно с ними и вступают в контакт представители працивилизации при помощи «Золотых врат».

Назаров посмотрел на Ладу. Девушка нахмурилась, не спуская взгляда с Барченко.

— Так, — медленно сказал Назаров, — пожалуй, я понимаю, к чему вы клоните. Одна из этих людей — Лада Алексеевна?

— Да! У вас прекрасно развито аналитическое мышление, Александр Владимирович. Лада Алексеевна Белозерская — одна из прямых потомков…

— Так вот почему я оказалась здесь, в лагере, — тихо сказала девушка. — Но почему именно таким образом: арест, ссылка. Неужели вы не могли организовать это по другому.

По ее лицу было видно, что она заново переживает все случившееся с ней за последние месяцы. Губы ее задрожали, она резко отвернулась, и Назарову показалось, что на глазах девушки проступили слезы.

— Обстоятельства, дорогая моя, — покровительственно сказал Барченко, — иногда они выше нас. Кроме того, не забудьте, какое сейчас время.

Назаров с досадой посмотрел на него и взял девушку за руку.

— Лада Алексеевна, сделанного не вернешь. Обещаю вам, что после окончания затеянного профессором эксперимента, я сам буду ходатайствовать о вашем освобождении.

— Не обещайте того, чего не сможете выполнить, товарищ Назаров, — глухо сказал Барченко, — будущее зависит не только от ваших желаний. Не вынуждайте меня обращаться к вашему руководству — проведение наших работ санкционировано на очень высоком уровне.

— Я не верю в ваши теории, профессор, — сказал Назаров, — вызывать снег, или менять направление ветра — это одно, а то, о чем вы сейчас рассказали, основано на слишком многих допущениях. Стоит в цепочку ваших заключений вкрасться одному ложному факту и ваша теория рухнет. Впрочем, я не уверен, что она вообще обоснована изначально. С вашего разрешения, мы вернемся в лагерь.

— Ваше право верить, или нет. Ответ мы получим в ближайшие дни.

Назаров взял Ладу под руку и повел прочь. Барченко посмотрел им вслед, пожал плечами и, опершись на палку, стал смотреть на спрятавшиеся в земле камни.

На вершине сопки Лада оглянулась. На мгновение ей стало жаль профессора — уж очень одиноко выглядела его фигура среди нагромождения валунов, перед пустынной тундрой, с проплешинами растаявшего снега.

Назаров погладил ее по руке.

— Не думайте об этом, Лада, — сказал он, — если поверить в то, что он сказал, то можно просто сойти с ума.

— Нет, мне кажется, он прав. Я чувствую это. Что то мешает мне полностью поверить в его теорию, что то должно открыться во мне. В любом случае, скоро мы узнаем, прав он, или нет.