4. оскудение или усложнение

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   24

ков, то для них характерно как раз "переплетение примитивного ритуала со

страстной эмоциональностью" .

Начиная с древнейших ритуалов одаривания и кончая сегодняшними ново-

годними подарками, обмен дарами имеет прежде всего символическое значе-

ние: вещь как бы заменяет слова, выражающие стремление к поддержанию

добрых отношений .

По мере дифференциации общественных отношений личные связи становятся

все более подвижными и гибкими. В любой макро- или микросоциальной среде

существуют неписаные правила типа:

Друг моего друга - мой друг.

Враг моего врага - мой друг.

Друг моего врага - мой враг.

Враг моего друга - мой враг.

Но эти правила могут быть более или менее жесткими. В более развитых

обществах расширяется нейтральная, промежуточная категория "не друг, но

и не враг", а сами дружеские отношения становятся все более неформальны-

ми и текучими, утрачивая свою былую ролевую определенность и жесткую

нормативность.

Личные связи выступают теперь как нечто принципиально отличное от со-

циальных отношений, поэтому чисто социологические классификации, игнори-

рующие ценностно-мотивационные аспекты, оказываются применительно к ним

малопродуктивными.

В историко-этнографических исследованиях институт дружбы часто расс-

матривается в контексте эволюции родственных отношений с соответствующей

терминологией. Понятие родства не менее многозначно, чем понятие дружбы.

Хотя в первобытном обществе отношения "свой - чужой", "близкий -

дальний" чаще всего символизировались как родственные, люди уже в глубо-

кой древности отличали прирожденное, кровное родство от искусственного,

создаваемого посредством особого социального ритуала. Характерна в этом

смысле противоречивость понятия свойства. По определению советского эт-

нографа Ю. И. Семенова, "свойство есть отношение, существующее между од-

ним из супругов и родственниками другого, а также между родственниками

обоих супругов" . С одной стороны, свойство является как бы расширением

круга родственных связей. С другой стороны, оно систематически противо-

поставляется "естественному" родству: свойственники - "чужие" люди,

ставшие "своими".

Социальное расстояние "свои - не-свои - чужие - враги" не может быть

полностью выражено в терминах родства, предполагающих иную логику диффе-

ренциации и социальных отношений: "родство - не-родство - антиродство

(категория людей, с которыми никак нельзя породниться, хотя они вовсе не

являются врагами) ".

Соотношение понятий дружбы и родства у разных народов зависит не

столько от уровня их социально-экономического развития, сколько от спе-

цифики их культурного символизма. У одних народов дружба считается про-

изводной от родства. Например, в традиционной культуре полинезийского

народа маори (Новая Зеландия) "друзьями" формально считаются только

родственники, хотя в неформальных отношениях признается также парт-

нерство, или дружба, не основанная на родстве (она обозначалась термином

"хоа"). А вот папуасы телефолмин (Новая Гвинея) даже свои отношения с

кровными родственниками предпочитают описывать в терминах дружбы, разли-

чая "друзей", с кем поддерживаются длительные тесные отношения, и "пос-

торонних", с кем таких отношений нет. В третьем случае, скажем, у мела-

незийцев тангу и орокаива (Новая Гвинея) термины родства и дружбы как бы

параллельны, независимы друг от друга.

Этнокультурные и лингвистические различия в области обозначения дру-

жественных отношений очень велики. Так, описанные Б. Малиновским тробри-

анцы (жители островов Тробриан, в настоящее время часть государства Па-

пуа - Новая Гвинея) имели для обозначения друга-соплеменника и дру-

га-иноплемеп ника два разных термина, которые никогда не смешивались. В

Бирме детская дружба обозначается одним словом, а взрослая - совсем Дру-

гим. Множество тонких лингвистических градаций существует в японской и

корейской терминологии дружбы.

Даже в пределах одного и того же общества разные этносоциальные груп-

пы могут следовать разным канонам дружбы. Например, в одном из городков

горной Гватемалы среди потомков испанских поселенцев, так называемых

"ладинос", преобладает "инструментальный" тип дружбы, основанной на вза-

имной выгоде, тогда как у местных индейцев дружба является высокоиндиви-

дуализированным эмоционально-экспрессивным отношением; эти виды дружбы

обозначаются разными терминами .

Очень велики и индивидуальные различия в форме дружеских отношений.

Так, у таусугов острова Джоло (этническая группа, населяющая архипелаг

Суду) они в целом укладываются в классификацию Коэна (здесь наличествуют

все четыре типа дружбы - неотчуждаемая, тесная, временная и дружба по

расчету), но разные типы дружбы не связаны с общественным положением лю-

дей, а, скорее, выражают разные социально-психологические потребности

одного и того же населения.

Этнография общения тесно связана с новой отраслью знания - проксеми-

кой {от лат. ргоximus-"ближайший"), изучающей пространственную организа-

цию человеческих отношений и влияние пространственных факторов на об-

щественную и личную жизнь. Какие это факторы? Во-первых, окружающие ин-

дивида личное пространство, территория, которую индивид считает своей и

на которую другие при нормальных обстоятельствах не входят. Во-вторых,

специфическая для разных ситуаций дистанция, на которой происходит обще-

ние. Она может быть интимной, на которой общаются только самые близкие

люди, личной, составляющей норму бытового общения лицом к лицу, соци-

альной, принятой в обращении с посторонними, и публичной, принятой в си-

туациях публичного общения. В-третьих, взаимная ориентация, местополо-

жешге партнеров по отношению друг к другу.

"Принцип территориальности" (персонализация пространства) существует

уже у животных, причем его проявления зависят от ситуации общения и от

статуса особи: более влиятельные особи, как правило, контролируют

большее пространство, занимают центральное положение в общении и т. д.

Знание культурно-специфических территориальных норм позволяет объек-

тивно оценить статус и степень психологической близости взаимодействую-

щих индивидов, даже не зная содержания их коммуникации.

Сравнительно-историческое изучение пространственных факторов общения

позволило также преодолеть ошибочное мнение, что обособление жизненного

мира личности начинается только в развитом обществе. Сегодня мы знаем,

что потребность в обособлении так же органически присуща человеку, как и

потребность в общении. Хотя индейцы мехинаку (Центральная Бразилия) не

имеют личной социальной автономии, живут в общих хижинах и вся их жизнь

проходит на глазах соплемен ников, у них существует сложная система тер-

риториального и психологического обособления. Территория семейной хижины

нераздельна, но посторонним вход в чужую хижину запрещен. Каждый человек

имеет в лесу свой "тайник", где может при желании уединиться. В племени

действуют строгие правила сегрегации мужчин и женщин, ритуальная изоля-

ция подростков в период инициации. Специальные правила запрещают расска-

зывать другим о своих чувствах и переживаниях и т. п. Такие соци-

ально-психологические барьеры, ограничивая свободу индивида, вместе с

тем позволяют ему поддерживать чувство своей индивидуальности. Аналогич-

ные механизмы существуют и в других обществах.

Таким образом, межкультурные различия в степени персонализации личных

отношений - фундаментальная проблема теории и истории дружбы! - являются

не просто количественными, а качественными, причем нормативная дифферен-

циация физического пространства перекрывается дифференциацией прост-

ранства социального.

Как и любые другие отношения, дружба имеет свой специфическии этикет,

производный от более общих норм культуры, которые предусматривают, кто,

с кем, когда, где, как и ради чего может, должен или не может и не дол-

жен поддерживать контакт или вступать в личные отношения.

У народов мира существуют многочисленные и весьма разнообразные пра-

вила избегания контактов, запреты общения между определенными категория-

ми людей. Запреты эти различаются как по степени строгости (одни катего-

рии людей не могут вступать друг с другом в брак или сексуальную связь,

другие не должны даже разговаривать друг с другом, третьи не смеют нахо-

диться в одном помещении, четвертым запрещается даже видеть друг друга),

так и по своей длительности (одни запреты действуют постоянно, всю

жизнь, другие - только на протяжении определенной фазы жизненного цикла

или в определенной ситуации). Субъектные (кто с кем?) и пространствен-

но-временные (где и когда?) ограничения и предписания контактов дополня-

ются процессуальными (как?).

Все эти нормы культурно-специфичны. Территориальная дистанция, кото-

рую обычно поддерживают между собой американцы, почти вдвое больше при-

нятой у арабов или греков. Объятия и поцелуи при встречах или прощаниях

между мужчинами в древности были широко распространены по всей Европе. В

Англии начиная с XVII в. этот ритуал стал казаться слишком интимным и

был заменен рукопожатием; у романских же народов он сохранился. Эти фак-

ты весьма существенны для понимания исторической эволюции норм интимнос-

ти и самораскрытия.

Кроме "субъектных" норм избегания существуют содержательные, объект-

ные запреты, "табу слов", предусматривающие то, о чем нельзя говорить.

При этом одни слова и сюжеты абсолютно запретны, о других можно говорить

намеками, третьи допустимы лишь в определенном кругу (например, в мужс-

ком обществе) или при определенных условиях. Без учета таких культурных

норм и запретов оценить степень доверительности, интим ности дружеских

отношений невозможно.

Но при всех межкультурных различиях дружба имеет одну общую особен-

ность - ей почти везде приписывается исключительность, экстраординар-

ность, выход за рамки общепринятых норм и правил. Но не противоречит ли

это утверждение приведенным фактам об институционализированных отношени-

ях дружбы, которая была элементом упорядоченной социальной структуры и

сама жестко регламентировалась? Дело, однако, не в том, что дружба стоит

вне этикета, а в том, что ее собственный этикет выходит за рамки общеп-

ринятого. Как эпический герой обязательно нарушает какие-то запреты, до-

казывая этим свою предызбранность, так и героическая дружба всегда пред-

полагает совершенно каких-то исключительных действий. Родовые фетиши

неприкосновенны, но ради друга юноша-квома должен их похитить; нарушение

правила в данном случае составляет обязанность.

То же самое и с другими нормами, например правилами вежливости. Их

соблюдение обеспечивает поддержание между людьми определенной социальной

дистанции, уменьшая тем самым вероятность возникновения конфликтов. Од-

нако интимная дружба не только уменьшает такую дистанцию, но и предпола-

гает частичное пересечение личных пространств. Грубоватая шутка или

жест, оскорбительные для всякого постороннего человека, между друзьями

часто выражают близость, право на интимность. В этнографии есть специ-

альный термин для обозначения такой признаваемой обществом связи - "шу-

точные отношения".

Конечно, проявления исключительности дружеских отношений отнюдь не

единообразны. У некоторых народов (например, горных народов Кавказа)

дружба, чаще всего мужская, связанная с традицией воинского братства,-

предмет настоящего культа, ставится выше всех прочих отношений и привя-

занностеи. Другие народы отводят дружбе более скромное место.

На степень персонализации дружбы существенно влияет и специфический

культурный код, посредством которого общество передает накопленный опыт

следующим поколениям. В одних обществах обучение культуре осуществляется

преимущественно путем индивидуального примера, а в других - путем усвое-

ния системы более или менее общих правил. Поскольку первый тип обучения

является более личным, верность учителю здесь нередко важнее, чем вер-

ность учению. Это хорошо иллюстрирует курдская поэма XIV в., излагающая

принципы суфизма. В ней рассказывается, как престарелый благочестивый

шейх Санан, влюбившись в прекрасную армянку, отрекся от Корана, стал

пить вино и пасти свиней. Пятьсот суфиев, учеников шейха, оскорбленные

его поведением, с плачем покинули учителя. Но когда они явились к "главе

пророков", тот не одобрил их поступка, сказав, что ради учителя им сле-

довало отречься от учения, даже если бы они при этом погибли. Противопо-

ложный полюс представляет древнеримская формула: "Пусть погибнет мир,

лишь бы торжествовала справедливость". Нормативный идеал дружбы в таких

культурах неизбежно будет различным: в первом слу чае личная преданность

другу абсолютизируется ("какой он мне друг, если он меня судит?"), а во

втором - действует формула: "Платон мне друг, но истина дороже".

Но может быть, все эти нормативные образцы и образцы дружбы - только

идеологические фикции, не имеющие ничего общего с реальными чувствами и

переживаниями людей? Хотя важнейшие эмоциональные состояния - страх,

гнев, стыд, радость и т. п. - общи для всех народов и имеют одни и те же

психофизические предпосылки, в разных культурах .они получают неодинако-

вое значение. Изучение словаря эмоций у разных народов свидетельствует,

что по сравнению с европейскими нормами одни чувства могут быть эмоцио-

нально "переосознаны", гипертрофированы (проявлением этого служит бо-

гатство словаря, допускающего различение тонких нюансов и оттенков

чувств), а другие, напротив, "недоосознаны". Так, таитяне, как показыва-

ют исследования, "переосознают" по сравнению с европейцами переживания

гнева, стыда и страха и "недоосознают" чувства одиночества, депрессии и

вины. Неодинаковы у разных народов и тестовые показатели по экстраверсии

и интроверсии1, что соответствует культурологическому различению

"экстравертных" и "интровертных" культур. Различны и многие другие ком-

поненты их субъективной культуры.

Особенно интересно соотношение таких мотивационных синдромов, как

"потребность в достижении" (стремление к личному успеху и продвижению) и

"потребность в принадлежности" (стремление быть принятым группой, иметь

круг друзей и добрые отношения с людьми). Проведенные социально-психоло-

гические исследования, в процессе которых ученые проанализировали

субъективные значения 100 понятий, с которыми мотив достижения ассоции-

руется у 16-18-летних юношей-старшеклассников из 30 разных культур-

но-лингвистических групп, показали, что мотив достижения статистически

связан с уровнем самоуважения и личной инициативы, причем там, где лич-

ности приписывается большая ценность, жизненный успех обычно ассоцииру-

ется с достижениями социально-предметного характера (работа, учеба и т.

д.), тогда как на противоположном полюсе сильнее выражены ценности "при-

надлежности" (семья, сотрудничество, дружба, любовь). Но оказалось, что

в рамках разных культур неодинаково трактуется само понятие достижения,

успеха. В одних преимущественной сферой самореализации выступает труд

или учеба, в других же - игра и общение. Соответственно различны и пред-

почитаемые способы достижения: если самореализация определяется в инди-

видуалистических терминах, мотив достижения предполагает высокую сорев-

новательность, при акценте на групповую солидарность и коллективные дос-

тижения обе потребности - в достижении и в "принадлежности" - скорее

совпадаютв. Возьмем, к примеру, японскую культуру. У японцев, в отличие

от американцев, высокая потребность в достижении сочетается с развитым

чувством групповой принадлежности.

Ученые объясняют это сохранением в Японии традиционной структуры

семьи и тем, что в воспитании детей подчеркивается не столько жела-

тельность личного успеха, сколько требование не посрамить свою семью,

род, группу и т. д. Юного американца учат, что он должен обязательно

опередить всех, юного японца - что он должен не отставать от других.

Человек в Японии постоянно чувствует себя частью какой-то группы - то

ли семьи, то ли общины, то ли фирмы. Он не выносит уединения, стремится

всегда быть вместе с другими. "Сельский подросток, приехавший работать в

Токио, не имеет представления об одиночестве его сверстника, скажем, в

Лондоне, где можно годами снимать комнату и не знать, кто живет за сте-

ной. Японец скорее поселится с кем-нибудь вместе, и, даже если он будет

спать за перегородкой, ему будет слышен каждый вздох, каждое движение

соседей. Люди, с которыми он окажется под одной крышей, тут же станут

считать его членом воображаемой семьи. Его будут спрашивать, куда и за-

чем он уходит, когда вернется. Адресованные ему письма будут вместе чи-

тать и обсуждать" .

Однако тесное и не всегда добровольное общение сочетается у японцев с

недостатком психологической близости и раскованности. "Строгая суборди-

нация, которая всегда напоминает человеку о подобающем месте, требует

постоянно блюсти дистанцию в жизненном строю; предписанная учтивость,

которая сковывает живое общение, искренний обмен мыслями и чувствами -

все это обрекает японцев на известную замкнутость и в то же время рожда-

ет у них боязнь оставаться наедине с собой, стремление избегать того,

что они называют словом "сабисий". Но при всем том, что японцы любят

быть на людях, они не умеют, вернее, не могут легко сходиться с людьми.

Круг друзей, которых человек обретает на протяжении своей жизни, весьма

ограничен. Это, как правило, бывшие одноклассники по школе или универси-

тету, а также сослуживцы одного с ним ранга" .

Хотя сложившиеся в детстве и юности индивидуальные дружеские отноше-

ния считаются в Японии более интимными, чем внутри-семейные отношения, в

целом японский идеал дружбы скорее спокоен и созерцателен, чем экспрес-

сивен. Проявление глубокой, напряженной интимности шокирует японцев.

Право личности на неприкосновенность ее частной жизни от посторонних

оживленно обсуждается в современной японской художественной литературе.

В пьесе Кобо Абэ "Друзья" описывается гибель молодого человека в ре-

зультате вторжения в его жизнь бесцеремонного семейства, решившего "ос-

вободить" его от одиночества.

Современные массовые опросы показывают устойчивость и вместе с тем

противоречивость традиционных стереотипов. Отвечая на вопрос о предпоч-

тении иметь другом того, "кто вникает в ваши проблемы, когда вы ему о

них рассказываете, так же серьезно, как в свои собственные", или того,

"кто спросит вас о том, что вас тревожит, даже прежде, чем вы сами об

этом заговорите". 73% японцев вы брали первый и только 23% - второй ва-

риант. Зато с мнением, что не следует активно вмешиваться в дела других

людей, согласилось лишь 30% японцев, в отличие от 82% французов, 67%

немцев из ФРГ, 74% швейцарцев, 73% шведов, 63% англичан и 55% американ-

цев. Получается, пишет японский социолог И. Сакамото, что японцы не хо-

тят, чтобы посторонние, даже друзья, вмешивались в их дела, а сами любят

вмешиваться в дела других.

Естественное следствие таких социокультурных ориентации - характерная

для психологического склада японцев коммуникативная ранимость и чувство

одиночества. При одном из массовых опросов желание обрести интимных дру-

зей, с которыми можно делиться всеми своими делами и секретами, выразили

69% молодых японцев и только 12% их сверстников-французов; доля японцев,