С. Б. Борисов Человек. Текст Культура Социогуманитарные исследования Издание второе, дополненное Шадринск 2007 ббк 71 + 83 + 82. 3(2) + 87 + 60. 5 + 88
| Вид материала | Документы |
- К. С. Гаджиев введение в политическую науку издание второе, переработанное и дополненное, 7545.88kb.
- К. Г. Борисов Международное таможенное право Издание второе, дополненное Рекомендовано, 7905.27kb.
- Культура, 1654.22kb.
- Головин Е. Сентиментальное бешенство рок-н-ролла. (Второе издание, исправленное и дополненное), 1970.65kb.
- Учебник издание пятое, переработанное и дополненное проспект москва 2001 Том 3 удк, 11433.24kb.
- Учебник издание пятое, переработанное и дополненное проспект москва 2001 Том 3 удк, 11230.01kb.
- Практические рекомендации 3-е издание, переработанное и дополненное Домодедово 2007, 710.08kb.
- Зумный мир или как жить без лишних переживаний издание второе, дополненное Издательство, 7377.47kb.
- Учебное пособие (Издание второе, дополненное и переработанное) Казань 2005 удк 616., 1987.56kb.
- Методические рекомендации Издание второе, дополненное и переработанное Тверь 2008 удк, 458.58kb.
Источники
1. Таратута Е. Комментарии. // Кассиль Л.А. Собрание сочинений в пяти томах. Том 1. – М.: Детская литература, 1987. – С. 659–669.
2. Кассиль Л. Швамбрания. Повесть о необычайных приключениях двух рыцарей…[Изд. 4]. – [М.], [СПб], Тип[ография] им. Воровского, [1935]. – 352 с.
3. Впервые данная тема была заявлена в публикации: Борисов С.Б. Книга Л.А. Кассиля «Кондуит и Швамбрания»: из истории публикации // Шадринские чтения. Материалы межрегиональной филологической научно-практической конференции. – Шадринск, 2004. – С. 69–72.
«Учёные записки ШГПИ». 2005
Из истории бытования игры «флирт цветов»
В журнале «Наука и жизнь» опубликованы долгие годы хранившиеся в семейном архиве воспоминания Сергея Васильевича Хлудова, описывающие «быт, будни и праздники купеческой династии». Судя по строчке: «Помнил он и слова бледного человека…, который года три тому назад, во время революции 1905 года…», речь идёт о 1908 годе. В воспоминаниях автор выведен под собственным именем:
«После ужина, в десять часов вечера начались танцы на оранжерейной площадке перед домом… …Серёжа побрёл к террасе, где на плетёных стульях и креслах сидели группами и парами молодые люди и девушки, отдыхавшие от танцев. Некоторые играли в игру “Флирт цветов”. Игра заключалась в обмене карточками, на которых были напечатаны названия различных цветов, и каждому названию соответствовал либо вопрос, либо ответ игривого свойства. Например, алмаз спрашивал, нравятся ли вам брюнетки. Алмаз утверждал, что в любви мало радости, но много слез. Игра эта уже одним своим названием вызывала у Сережи отвращение…» (Хлудов, 2003).
Итак, 1908 год – наиболее раннее время, относительно которого имеется фактически документальное – мемуарное, оформленное в виде рассказа – свидетельство о бытовании среди состоятельной молодежи игры «флирт цветов».
В «Юношеском романе» В.П. Катаева содержатся воспоминания о годах, предшествующих началу первой мировой войны. Действие происходит в Одессе. Лирическому герою – примерно 14-15 лет:
«…Это были пустяки: ленточки из косы на память, …или во время игры во флирт цветов застенчиво переданная карточка с надписью “фиалка”, что значило “я вас люблю”» (Катаев, 1983, 56).
Итак, в 1908–1914 гг. игра «флирт цветов» присутствует в числе видов совместного досугового времяпрепровождения гимназистов и гимназисток.
Книга Галины Остапенко «Я выбираю путь. Повесть о трудной юности» впервые была опубликована в 1962 году (Остапенко, 1962). Во вступительном слове ко второму изданию читаем: «Автор рассказывает о пережитом и близком, рисует картину жизни одного из волжских городов...» (Мусатов, 1969, 2). Действительно, в начале повести героиня, от лица которой ведётся повествование, сообщает: «Мне скоро исполнится пятнадцать», а незадолго до конца повести – «…мне шестнадцатый». Еще спустя несколько страниц – «Вот и новый год наступил. Тысяча девятьсот двадцать третий…» (Остапенко, 1969; 181, 189). Следовательно, действие книги происходит в 1921–1922 гг. Самой Галине Остапенко (1908–1971) в 1922 году было 14 лет, что совпадает с указанным возрастом героини, от лица которой ведется повествование («мне скоро исполнится пятнадцать»). Таким образом, можно принять допущение о том, что повесть действительно основана на автобиографических материалах. Итак, обратимся к повести:
«Я иду на вечеринку… как взрослая!… Мне пятнадцать через месяц!…
– Сыграем во “флирт цветов”, господа? – предлагает Лялька, кокетливо взглядывая на Сережу, и раздает всем карточки.
Сейчас же чья-то рука протягивает мне карту. Я поднимаю глаза. Рука принадлежит одному из юношей…
– Гелиотроп! – произносит он значительно и смотрит на меня, распустив мокрые губы. Ищу на карточке “гелиотроп” и читаю: “Вы мне нравитесь”.
Ну, вот ещё глупости! Я чувствую, что краснею, и беспомощно ёрзаю на диване.
– Пошли ему вот это: “сирень”, – сквозь зубы говорит Серёжа и подсовывает мне свою карточку.
Где это “сирень”? Ах, вот: “А вы мне совсем не нравитесь”. Ну и правильно!» (Остапенко, 1969, 70, 73).
В хрестоматийном романе Николая Островского «Как закалялась сталь» (1930–1934) есть эпизод, относящийся к 1922 году.
«“Слушай, Павлуша… Сходим сегодня на вечеринку…” – настойчиво уговаривала его Катюша… Корчагину не хотелось обижать дивчину, и он согласился… В квартире паровозного машиниста Гладыша было людно и шумно. Взрослые… перешли во вторую комнату, а в большой первой и на веранде, выходящей в маленький садик, собралось человек пятнадцать парней и дивчат… На круглом столике, в углу, лежала стопка карточек “цветочного флирта”. Соседка Павла, назвавшая себя Мурой, девушка лет шестнадцати, кокетничая голубыми глазенками, протянула ему карточку и тихо сказала: “Фиалка”.
Несколько лет тому назад Павел наблюдал такие вечера, и… считал нормальным явлением. Но сейчас, когда он навсегда оторвался от мещанской жизни маленького городка, вечеринка эта показалась ему чем-то уродливым и немного смешным. Как бы то ни было, а карточка “флирта” была в его руке. Напротив “фиалки” он прочитал: “Вы мне очень нравитесь”. Павел посмотрел на девушку. Она, не смущаясь, встретила этот взгляд. “Почему?” Вопрос вышел тяжеловатым. Ответ Мура приготовила заранее. “Роза”, – протянула она ему вторую карточку. Напротив “розы” стояло: “Вы мой идеал”…» (Островский, 1982, 254–256)
Знакомство с опубликованными в 1993 году мемуарами журналиста-международника В.М. Бережкова (1916 г.р.) позволяет получить информацию о бытовании игры в более поздние годы. В 1927–1928 гг., когда автору мемуаров было примерно 11–12 лет, он учился в Киеве.
«Год в пятом классе, – вспоминает В.М. Бережков, – был, пожалуй, самым счастливым в моем детстве… Запомнились и вечеринки, которые мы обычно устраивали в просторной квартире… Шурки Цейтлина… На таких вечеринках мы читали… стихи, устраивали самодеятельные концерты, играли в лото, в бирюльки и в сохранившийся с дореволюционных времен и ещё остававшийся популярным среди молодежи из интеллигентных семей утонченный «флирт цветов», когда каждому выдавалась карточка, где под названием цветка значились изречения из произведений классиков. Назвав цветок и адресовав его партнерше, передавали послание, не произнося его вслух. Светлое, безмятежное время...» (Бережков, 1993, 132).
Таким образом, игра «флирт цветов» продолжала бытование и в 1920-е годы.
Повесть Мориса Симашко (1924-2000) «Гу-га» была написана по-видимому, на автобиографических материалах (автор посвящает повесть своим товарищам из 11-й Военно-авиационной школы пилотов, самому автору в 1941–1942 гг. было 17–18 лет). Речь в ней идёт о курсантах в годы Великой Отечественной войны.
«Потом играем в игру, которая называется флирт. На карточках напечатаны названия цветов и драгоценных камней, а напротив какое-нибудь высказывание с тайным смыслом. Чаще всего – стихотворная строка, или пословица, или просто намекающая фраза. Всё это с буквой «ять», на старой плотной бумаге. Некоторые карточки новые, как видно, взамен утерянных, и там напечатано на машинке или написано от руки ровным ученическим почерком. Есть там и французские слова, но мы их пропускаем.
– Смарагд! – говорит мне Ирка и передаёт карточку.
Читаю: “Ты понимал, о мрачный гений, тот грустный безотчетный сон”.
– Нарцисс! – отвечаю тут же, отдавая другую карточку из тех, что у меня в руке. Там прямо и ясно сказано: “Стремлюсь к тебе, мой ангел милый!”
В ответ – левкой: “Все слова, слова, слова...”
Я решаюсь на большее – изумруд: “Ужель забыла ты лобзанья?”
В ответ – маргаритка: “Ах!..”
Мы с увлечением перебрасываемся карточками, и вдруг карточка со стороны – сапфир: “Пустое сердце бьется ровно”.
Поднимаю глаза. Это Надька. Носик её чуть вздернут, светлый локон падает на лоб, в глазах какой-то вызов и обида. Перебираю карточки и отвечаю тем, что написано от руки, – сирень: “Кто любил, уж тот любить не может, кто сгорел, того не подожжешь”.
Продолжаем играть, громко смеемся, читаем вслух наиболее томные выражения. Это и в шутку, и почти всерьез. У всех: у нас и у девочек – разгорелись глаза, временами чьё-то лицо заливается вдруг краской.
Я отстраняюсь на мгновение и снова замечаю букву “ять” в печатном тексте… Мы играем в смешную и лукавую, чистую игру. Я читал, как играли в неё в прошлом веке…» (Симашко, 1990, 443–445).
Итак, игра во «флирт цветов» продолжает существовать и в начале 1940-х годов. Причем, сами карточки, при помощи которых осуществляется эта игра, дореволюционные.
Обратим внимание на фразу: «Я читал, как играли в неё в прошлом веке…»… Значит, герой – alter ego автора – читал в 1930-е годы текст, содержание которого указывало на существование этой игры в ХІХ веке.
В автобиографическом повествовании Александра Воронеля (р. 1931) «Трепет иудейских забот» (1971) также упоминается игра «флирт цветов». Поскольку речь в отрывке идёт о действиях десятиклассников, легко установить, что речь идёт о 1947–1948 гг.:
«…Мы собрали уникальные материалы о жизни молодежи провинциального города. У нас были дневники, журналы, альбомы с экспромтами гостей, флирт (флирт – это игра, во время которой обмениваются пошлыми сентенциями, отпечатанными на специальных карточках), записки “почты”… и т. д. Всё это мы использовали для своего грандиозного похода против “мещанства и пошлости”, который начался обстоятельным докладом на школьном вечере…, а окончился серией диспутов во всех школах города…» (Воронель, 1971).
Наконец, об игре «флирт цветов», как о встречающемся на молодежных вечеринках явлении, пишет в 1964 году в книге «“Дело вкуса”. Заметки писателя» Лев Кассиль.
«А иной раз на вечеринке – смотришь и глазам своим не веришь – появляются вдруг в руках у девушек и юношей засаленные, пахнущие затхлым сундуком и невесть как сохранившиеся (а бывает так, что и заново аккуратно переписанные) карточки игры "флирт цветов". И, разобрав карточки, играющие начинают обмениваться от имени всяких орхидей, гелиотропов, жасминов и настурций готовыми пошлейшими репликами, вроде: “Оставьте представляться, я вас вижу насквозь...” или: “Мое сердце – неподходящий инструмент для игры на нем...”
Не так давно я прочел в газете заметку по поводу только что выпущенной в одном из южных городов “игры цветов”. Игра была выпущена тиражом в сорок три тысячи экземпляров. Она напомнила мне давно забытое время, когда эта игра называлась откровенней – “флиртом цветов”.
Вот содержание одной из сорока карточек:
“Ландыш. С тех пор как мы знаем друг друга, ты ничего не дал мне, кроме страданий.
Ромашка. Я не хочу быть пятой спицей в колеснице.
Незабудка. Почему вы мрачны?
Ирис. Не вопрошай меня напрасно...
Мак. Вы очень кокетливы.
Левкой. Ваших дьявольских глаз я боюсь, как огня.
Резеда. Ты рождена играть сердцами“.
И в таком духе все сорок карточек!.. Вот как цепка и живуча пошлость!» (Кассиль, 1964. Гл. ІХ. О пошлости).
Таким образом, в конце 1950-х (или начале 1960-х гг.) игра еще бытовала на молодёжных вечеринках.
Итак, подведём итог историко-культурного расследования. Игра «флирт цветов», вероятно, получила распространение у молодежи из обеспеченных и образованных кругов русского общества как минимум в конце ХІХ века. Можно считать доказанным её существование в период с 1900-х гг. по 1940-е гг. Поскольку при Советской власти новые карточки для игры не выпускались, то та часть молодежи, которая испытывала потребность в «возвышенно-литературном» оформлении интереса к сверстникам противоположного пола, была принуждена играть постепенно приходящими в негодность дореволюционными карточками.
В период оттепели (1954–1964 гг.) имел место, по крайней мере, один случай выпуска в свет аналога данной игры тиражом несколько десятков тысяч экземпляров. Но такое количество, конечно, не могло спасти не одобряемой официальной («антимещанской») идеологией игры. 1960-е годы можно считать годами окончательного угасания этой домашней молодежной забавы.
Несколько слов о том, как выглядели карточки для игры во «флирт цветов», и о правилах игры.
Комплект игры во флирт цветов представлял собой совокупность нескольких десятков карточек. Информацию о том, что оборотная сторона карточек была аналогична «рубашке» игральных карт, можно получить из повести А. Эппеля (р. 1935) «Чужой тогда в пейзаже», действие которой протекает в Москве 1940-х – 1950-х гг:
«…Карточка от игры “флирт” с изнанкой, как у игральной карты, но побольше и с финтифлюшками, и там были разные названия вроде бы цветов, но какие-то тоже не наши: тубероза какая-то, иммортель и лакфиоль какие-то, а возле них неизвестными старинными буквами напечатано… “Вы располагаете собой?” или “Шепча, бледнею и смолкаю”» (Эппель, 1999).
Лицевая сторона карточек игры «флирт» («флирт цветов») напоминала лицевую сторону карточек лото. Пространство каждой карточки было разделено на прямоугольники. В каждом прямоугольнике было написано название цветка (или драгоценного камня), а рядом – какая-либо фраза. Это могла быть строка из стихотворения или романса, а могла быть и многозначительная «амурная» фраза. Названий цветов было в несколько раз меньше общего числа «прямоугольников» на карточках. Поэтому название одного и того же цветка повторялось на нескольких карточках. Фразы же под названиями цветков не повторялись.
Карточки раздавались всем участникам игры. Участники, сидящие за столом, передавали друг другу карточки (вероятно, «рубашкой» вверх, чтобы не видно было остальным). Участник, передающий карточку другому участнику (как правило, другого пола), произносил вслух название цветка. Поскольку название цветка встречалось неоднократно и всякий раз под ним значилась отличная от других фраза, никто из остальных участников не мог знать, какую фразу в данный момент адресовал один участник другому. «Флирт цветов», таким образом, представлял своего рода пространство для фактически сокровенных диалогов, протекающих в присутствии многих людей.
Источники
Бережков, 1993 – Бережков В.M. Как я стал переводчиком Сталина. – М.: ДЭМ, 1993 – 400 с.
Воронель, 1971 – Воронель А. Трепет забот иудейских. (1971) – Излагается по: und.com/club/avoronel
Кассиль, 1964 – Кассиль Л. «Дело вкуса». Заметки писателя. [Изд. 2-е, доп.] – М.: «Искусство, 1964 – 134 с.
Катаев, 1983 – Катаев В.П. Юношеский роман. Роман. – М.: Советский писатель, 1983. – 256 с.
Мусатов, 1969 – Мусатов Алексей [Аннотация]. // Остапенко Галина. Я выбираю путь. Повесть о трудной юности. – М., 1969. – С. 2.
Остапенко, 1962 – Остапенко Галина. Я выбираю путь. Повесть о трудной юности. – Магадан: Книжное издательство, 1962 – 240 с.
Остапенко, 1969 – Остапенко Галина. Я выбираю путь. Повесть о трудной юности. – М.: Детская литература, 1969. – 207 с.
Островский, 1982 – Островский Н.А. Как закалялась сталь. Роман. – М.: Молодая гвардия, 1982. – 366 с.
Симашко, 1990 – Симашко М. Гу-га. // Симашко М. Семирамида. Гу-га: Роман, повесть. – М.: Советский писатель, 1990. – С. 373–506.
Хлудов, 2003 – Хлудов С. Фейерверк. // Наука и жизнь. 2003, № 8. – С. 67–76.
Эппель, 1999 – Эппель Асар. Чужой тогда в пейзаже. // Знамя. 1999, № 11.
«Архетип». 2005.
Об «американском жителе»,
«раскидае» и актуальных задачах
культурно-исторической антропологии
Сказка-комедия С.Я. Маршака «Умные вещи» была опубликована в 1964 году. Первый вариант пьесы был написан в конце 1940 – начале 1941 года. Сам С.Я. Маршак писал в 1963 году: «Это сказка … с волшебствами, но на реальной основе…» [1, 590]. Действие комедии происходит в России до революции. Обратимся к тексту:
«Первый торговец игрушками: “Эй, мамаши и папаши, / Покупайте куклы наши! / Чуть надавишь на живот – / Кукла маму назовет!”. Второй: “Продаю для детворы / Разноцветные шары!” Третий: “Развлечься / Не хотите ль? / Американский / Житель,/ Настоящий янки, / Плавающий в банке!” Четвертый: “Эй, ребята, подходи, / Покупай “уйди, уйди”!”» [1, 429].
В тексте упоминается кукла, говорящая «мама» (такие игрушки известны и сейчас), разноцветные шары (вероятно, воздушные; они также известны современным жителям), а также некий «американский житель», плавающий в банке, и таинственное «уйди, уйди». Таинственное «уйди, уйди» мы рассматривать не будем, а попытаемся узнать, что за загадочный янки в банке продавался как до революции (действие пьесы-сказки происходит до 1917 года), так и в середине ХХ века – ведь С.Я. Маршак включает в текст пьесы эту фразу без пояснения, предполагая, что как взрослым, так и детям понятно, что это такое.
В вышедшем в начале 1990-х гг. первом томе «Словаря современного русского литературного языка» статья «Американский» содержит лишь толкование словосочетания «Американские горы» [2, 153–154]. В первом же издании этого словаря, вышедшем в начале 1950-х годов, можно найти толкование не только понятия «Американские горы», но и таких устойчивых (для того времени) словосочетаний, как «Американская мастерская, «Американский дядюшка», «Американский метод» и, наконец, искомое: «Американский житель – род игрушки: наглухо закрытая стеклянная трубочка с жидкостью, в которой “скачет” плавающая фигурка» [3, 115–116].
Дополнительную информацию об игрушке «американский житель» мы встретили в статье И. Архипова, посвящённой России 1917 года. «Привычные народные игрушки, – пишет он, – … актуализировались в духе текущего момента…. “Чертик в пробирке” или “американский житель”, поднимающийся и опускающийся в трубке со спиртом, тоже приобрел политический смысл: “Морской житель, народа истребитель, из царских холопов – Господин Протопопов”» [4]. Итак, мы выяснили, что второе название игрушки «американский житель» – «чёртик в пробирке», что жидкостью в пробирке был спирт, а к революционному 1917 году игрушка действительно была общеизвестна.
Ещё более полную информацию об американском жителе мы можем получить из рассказа Сергея Горного. Александр Оцуп, взявший в 1908 году псевдоним Сергей Горный, печатался в петербургском «Сатириконе», был необычайно популярен. После революции эмигрировал. Его сборник «Санкт-Петербург. Видения», увидевший свет в Мюнхене в 1925 году и представлявший собой мозаику детских воспоминаний, имел широкую известность. Другая его книга – «Всякое бывало» – вышла в 1927 году в Берлине. Именно в ней был опубликован рассказ «Вербное», содержащий информацию об американском жителе. В 2001 году рассказ был републикован в журнале «Новая Юность».
«Ну, разумеется, он был тверденьким, стеклянным, смешным таким. Махонький, ножки твердые, стеклянные сосочки. Глазки выпучены – две бусинки. А сам – смешной, тверденький, литого стекла. Густого стекла, совсем густого, как камешек. А назывался: Американский житель. И вздымался так, прыгал упруго и легко. Лишь нажать на перепонку, одним только пальцем. На резиновую пленку. Стекляшка узенькая. Стаканчик, вроде пробирки. А в ней американский житель. Легко так, упруго. То вниз, то вверх. То вверх, то вниз. Главное, легкость его незабываема. Дыхание в нем было какое-то. В этом прыжке его. Легко так, певуче, упруго, плавно. Лишь нажмешь пальцем – он в воде взнесется. Потом опять назад, уже тише, уже чуть качаясь. Возьмешь его на ладонь, а он миленький такой лежит. Ножки, как сосочки. Глазки беленькие. Бусинки. Выпучил. Не то смеется. Не то сердится. Лежит на спинке – твердая, горбом. И кто его знает, может, он живой. Жители аме-ри-канские! Американские жи-те-ли!... Чертик, вздымаемый легко, воздушно. В воде попрыгун стеклянненький» [5].
Таким образом, только проведя сличение и сопоставление нескольких чрезвычайно труднодоступных источников, мы получили представление о некогда общераспространенной и не требующей комментария игрушке.
Обратимся к творчеству другого писателя – Леонида Пантелеева, соавтора знаменитой повести «Республика ШКИД». В собрании сочинений помещён его рассказ 1939 года «Раскидай»:
«Жил-был раскидай Куда-хочешь-туда-кидай: хочешь – направо, хочешь – налево, хочешь – вниз, хочешь – вверх, а хочешь – так куда хочешь. На столик его положишь – он на столе будет лежать… А если на пол бросишь – он и на полу устроится… Одно только не любил раскидай – не любил, когда его в воду кидали. Он воды боялся…. Девочку звали Мила. Она с мамой гулять ходила. А в это время продавал продавец раскидай. “А вот, – говорит, – кому? Продается раскидай Куда-хочешь-туда-кидай… Вот девочка попросила, мама ей раскидайчика и купила. Девочка его домой принесла, пошла во двор играть. Бросит направо – раскидай прыгнет направо, бросит налево – раскидай прыгнет налево, кинет вниз – он вниз летит, а кверху подкинет – так он чуть не до самого синего неба скачет. Вот он какой раскидай – летчик-молодчик. Девочка бегала-бегала, играла-играла, – ей наконец раскидай надоел, она взяла его, глупая, да и бросила. Раскидай покатился и прямо в грязную лужу свалился. А девочка и не видит. Она домой пошла. Вечером прибегает: “ Ай, ай, где же раскидайчик Куда-хочешь-туда-кидайчик?” Видит – нет раскидайчика Куда-хочешь-туда-кидайчика. Плавают в луже бумажки цветные, да веревочки завитые, да мокрые опилки, которыми раскидаево брюхо было набито. Вот и все, что от раскидая осталось. Заплакала девочка и говорит: “…Что я наделала?! Прыгал ты у меня и направо, и налево, и вверх, и вниз... А теперь - куда тебя кинешь такого? В помойку только...”» [6].
Понять, что из себя представлял «раскидай», из этого рассказа невозможно. В чем привлекательность «раскидая», если это всего лишь предмет, который можно кидать куда хочешь? Ведь кидать в любую сторону можно и обычный мячик…
В повести 1981 г. П. Васильева о военных годах в Ленинграде. читаем: «И тонкие шейки поющих вытягивались, как резиночки на раскидаях…» [7, 11].
Итак, если это те же самые раскидаи, то у них были вытягивающиеся резиночки.
Ответ уже близок и мы почти догадываемся, что это такое. И всё же полную ясность вносит лишь опубликованный в 1989 году текст А. Битова «Близкое ретро, или Комментарий к общеизвестному» (в предисловии к которому он, кстати, пишет: «… В последующее небытие канут… общеизвестные вещи, о которых ... писатель не считал необходимым распространяться…»): «Раскидайчик – дешёвая базарная игрушка, продается на улицах во время демонстраций 1 Мая и 7 ноября цыганами. Представляет собой мячик из бумаги, набитый опилками, стянутый меридианами ниток, на длинной тонкой резинке; брошенный, он возвращается назад к владельцу. Раньше репертуар подобных игрушек был значительно богаче: и “уйди-уйди”, и “американский житель”, и леденцовые петушки, и много других соблазнительных штук. Теперь … еще встречается раскидайчик, но с каждым годом всё реже» [8, 136].
Как видим, «раскидай» стал «раскидайчиком» и оказался в одной компании с уже расшифрованным нами выше «американским жителем» и ещё не расшифрованным «уйди-уйди» (кстати, у Маршака название пишется через запятую, а у Битова – уже через дефис).
Дополнительную ясность вносит статья Кочергина 2004 года: «…На нашем Васильевском шёл 1954-й год… По выходным дням и праздникам на переулках появлялись цыганки с ярко-красными, желтыми, зелеными сладкими петушками на палочках. Рукастые тётки продавали раскидай – цветные бумажные мячики на резинках» [9].
Последним аккордом может служить цитата из статьи, описывающей жизнь в Петрограде-Ленинграде в 1920-е годы и затрагивающей и «раскидай», и «американского жителя»: «…Бесчисленное количество торговцев с рук, выкрикивавших: … “А вот московский раскидай, с утра до вечера кидай, из Америки в Китай” (или “Кому делать нечего, кидай с утра до вечера”). Затем: “Американский житель спускается на дно морское, ищет счастье людское” – это для американского жителя, смешного стеклянного человека, который поднимался и опускался в баллоне с водой от нажима на резиновую мембрану. Но был и другой тип с быстрокипящей цветной жидкостью, закипавшей в баллоне от нагрева рукой и подкидывавшей стеклянного человека» [10, 293].
Таким образом, элементы культуры повседневности ХХ века буквально «на глазах» вытесняются из бытования, а слова, обозначавшие их, утрачивают свой денотат. Остаются понятия без семантики, слова без значения. Мы убеждены, что культура повседневности ХХ века нуждается в тщательном системном (энциклопедическом) описании с привлечением всех возможных источников информации (печатных, изобразительных, рукописных, зафиксированных на аудио- и видеоносителях). Формы этого системного описания могут быть различными (ежегодник, словарь, серийное издание), но безотлагательность начала работы над системным описанием исчезнувших из бытования и еще существующих, но уже уходящих реалий культуры повседневности, на наш взгляд, не требует уже дополнительных доказательств.