Эрзац искренне Ваш

Вид материалаДокументы

Содержание


Стихи рождаются
Дикий шиповник
Злые стихи
От одной из магдалин
В.с. высоцкому
Синие глаза
Год без любви
Дамский счёт
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   14

СТИХИ РОЖДАЮТСЯ


Стихи рождаются с трудом.

И не из сора, не из мусора.

Стихи рождаются из аксиом и теорем обычной жизни,

с ней вставать на ножки учатся.


Стихи рождаются из чрева Потрясения,

под знаком Коды, на краю смертельного обрыва.

Стихи рождаются на фоне проявления

великого душевного порыва.


БЛАГОДАРЮ


Благодарю, что в свой чертог не допустили.

За то, что отреклись – благодарю.

Благодарю за то, что отрезвили.

За то, что не добили – от души благодарю.


Благодарю за то, что за меня решили.

За то, что погасили раньше времени зарю.

За то, что поэтической строкою рот зашили.

За всё, что было невозможностью – благодарю.


Благодарю за опозданья, за отсрочки.

За обещанья, за ненужные слова.

За все, расставленные вами, точки.

За утонувшие надежды острова.


Благодарю за страх, за ожиданье боли,

за одиночество в родном краю,

за все мои несыгранные роли...

За всё вас от души благодарю.


О СЕБЕ


Желанная цель одна –

мёдом наполнить соты.

Испить свою душу до дна,

испеть до последней ноты.


****

Я скинута,

как камень

в воду.

Иду на дно, чертям в угоду,

и на прекрасную погоду плевать хотела – душа из тела!

Всё снегом запорошено, судьба на карту брошена

и, напоследок, я скажу, что там положено.

Та хрупкость, что во мне заложена,

меня с рожденья обезножила –

я веточкой качаюсь на ветру.

Но в эту осень не умру.

И я не сдамся.

Я выживу.

И снег переживу.

А вас – так, даже, моль не прошибёт.

Уж, сколько раз так было:

меня колотит, волос на дыбы встаёт,

а вас – не ледяной водой не окатило,

ни рыбой не ударило о лёд.


****


Причёсывать свою бессонницу не стану – пущай топорщится,

пусть лезет изо всех укромных дыр.

Пущай бездомная слеза под глазом корчится,

её смахнёт под утро Мойдодыр.


А вы всё спите... Почему вы спите?

Вы – поэт! Как можете вы спать?

Быть может вы, как Лермонтов – давно убиты,

а я, не ведая о том, пытаюсь упрекать?

«Уснуть... и видеть сны, быть может...

Это ли не цель желанная?»

Мечта поэта? Заслуженная благодать?

Вам, верно, снится каша манная?

Я вас не буду от застолья отвлекать.


Вы спите, спите...

Ешьте дальше вашу кашу,

хлебайте щи из чугунка,

закусывайте огурцами простоквашу,

не покидая своего «рабочего станка».


Творите шлягеры

на вашем «вредном производстве»,

обменивайте душу на копеечный товар,

сколачивайте состоянья на ликующем уродстве.

Упокойте с миром ваш распятый божий дар.


Берегите сердце, почки, лёгкие...

Не пораньте кисти рук, чтоб было чем перо водить.

Сохраните, Христа ради, для Отечества

вашу беспробудно заспанную жисть.


ДИКИЙ ШИПОВНИК


Мне не пристало быть одной из фавориток –

я не хочу делить тебя ни с кем.

Ты не дари ни роз, ни маргариток,

а подари непостоянство насовсем.


Будь груб и нежен, как любовник.

Будь подорожником у ног моих.

Не забывай, что дикий я шиповник

и суть моя – колючий цепкий стих.


****


Люди устают от чужой гениальности.

Люди – на то и люди – тяготеют к банальности.

Просто... скользят в метро.

Сложно, скрывая нутро,

раскрыться бутоном весенним.

Просто – скользить в метро,

радуясь воскресенью.


МАРТ


Тепло...

и до последней нитки хочется раздеться,

взлететь на помеле, как Маргарита, над Москвой,

намазавшись волшебным кремом, который называется Весной,

втереть в себя и солнышко, и снег последний,

ослабить шарфик на груди,

оставить зимней лихорадки бредни

за пережитой жизнью, позади,

впустить в себя иное мирозданье,

неоткупоренной бутылки взрыва ждать,

освободив на волю рабское сознанье,

самою себя, какая есть, принять,

от брани и от грязи устраниться,

в последний раз, быть может, возродиться,

отряхнуться от забот и звать,

всем сердцем звать безоблачных погод.


ВЕСНА


Что за пытка – быть беременной

и не иметь возможности родить.

Плод любви таить в купели временной,

не имея крыльев, в небесах парить.

Быть обременённой, озабоченной.

Сердце Света спрятать в глубину.

И венец отрады на чело возложенный

соглядать, как яблоко в саду.

В бархатных мечтах до потолка подпрыгивать,

напрягаясь из последних сил.

Доставая слово «до свидания»,

класть: «чтоб никогда не приходил».

«Роза пахнет розой...» –

кажется, сказал Шекспир.

А у меня мимозой пахнет и мимоза,

и душа, и ветер, и сортир.


ЛЮДЯМ


Вы даёте повод мне... опять даёте повод.

Чтобы я перо не выпускала из руки,

чтобы постоянно я испытывала голод,

чтобы до крови сжимала кулаки.


Вы меня всё время дразните... бесстыдно дразните.

Тем, что недоступно, далеко.

Тем, что выходные, тем, что праздники,

тем, что дорожает вход в кино.


Вы меня с пелёнок поучаете.

Чаете, по-вашему я стану петь?

С тем, кто вам понравится, венчаете.

С неугодными стараетесь развесть.


Покупаете меня, даёте в долг, дарите.

Разбиваете, как вазу – на куски.

Сплетневый бульон на мне варите.

Пилите, как доску, на бруски.


Всё вы за меня продумали, решили:

что мне есть, где спать, с кем хоровод водить.

Юбками, да сарафанами обшили.

Научили экономить, деньгами сорить.


Вы меня и в карте медицинской обозначили,

и в реестры все подпольные внесли.

Вы меня с рожденья одурачили:

возраст мне присвоили – зажали времени тиски.


Люди, люди... я без вас – калека.

Я без вас, как грудь без молока.

Как, без умных книг, библиотека.

Как, написанная на воде, строка.


ЗЛЫЕ СТИХИ


Только поэт поймёт поэта.

Все остальные – от невежества умрут.

Так было. И так будет. До скончанья века.

Увядшего цветка не поднесут.


Разгробят – разгоробят, изувечат.

В разграбленную душу влезут, раздолбят.

Растеребят, растопчут в пыль, размажут, искалечат.

А в лучшем случае – обматерят.


Здесь никогда при жизни не поймут.

Хотя, быть может, и признают.

Как лист газетный, для нужды сомнут,

используют и памятник поставят.


ОТ ОДНОЙ ИЗ МАГДАЛИН


Скоро Пасха.

Скоро Воскрешение Твоё.

Яйца, раскрашенные луком.

Присутствие немого божества.

И голова от поцелуев кругом.


Я каюсь, каюсь... я бунтую.

Я протестую против быта, но не Бытия.

О, как же я Тебя ревную

к той, что увела в бессмертие.


Я так люблю Твои глаза,

небесною водой умытые.

Я поменяла бы всех Магдалин сердца

на слёзы детские, в Твою улыбку скрытые.


Как можно ожидать пришествие Твоё,

когда Ты рядом, мы гуляем под руку,

мечтаем каждый про своё,

и чувствам нашим добавляем пороху?


Любовь не угасает. Вера крепнет.

Надежда не покинет. Никогда.

Мысль о разлуке, даже ненадолго – не спасает.

Печаль разлуки остаётся навсегда.


Я ЗНАЮ


Я знаю вверенную роль на память, на зубок.

Мне выпала судьба такая –

сохранять в гортани спёкшийся комок.


Венок не на могиле – на челе.

Желаю, как Высоцкий –

умереть в июле и родиться в январе.


Мне Пламень дан!

Ожогом сердце пышет,

и дышит болью мозг от воспалённых ран.


С финалом пьесы занавес взлетит, а не падёт.

В единый хоровод совьются ангелы и бесы.

И всё, что было в представленьи мёртвым – оживёт.


СЕГОДНЯ


Раньше было б проще умереть.

Когда не знаешь вкуса – проще отказаться.

Мне, как никогда, сегодня хочется гореть.

Падая, вставать, мирясь, сражаться.


Я сегодня жить хочу!

Жить взахлёб. На самой верхней точке.

Не страшась, в глаза смотреть немому палачу,

не отдав на поруганье ни единой строчки.


Ни отдать, ни уступить, ни предоставить.

Но раздать. Как раздают цветы –

для себя, лишь в памяти оставив,

образ сумасшедшей красоты.


****


Я живу вне времени и вне пространства.

Нет, я не живу –

я подбираю цветы и тюль для свадебного убранства.

Подбираю созвучья для выраженья мысли,

выбиваю мысль из зыбкого облака жизни.

Подбираю, выбиваю...

в общем, делом занята.

Штопаю, вяжу, латаю...

будничная суета.


В.С. ВЫСОЦКОМУ


Нет знаков препинания в тебе,

как и в стихах твоих – нет препинания.

Поэзия живёт распахнутым окном в стене

запретов и непонимания.


Поэзия во всём, что мог придумать Бог.

В уродстве и красе, в росе и смрадной луже.

И если ты споткнулся о её порог –

ты в кровь разбил свою босую душу.


СИНИЕ ГЛАЗА


До чего ж, они голубенькие –

эти ваши синие глаза.

То они безоблачные, глупенькие,

то, вдруг, надувают паруса.


То лежат на дне колодца высохшем,

то на травы падают росой,

то прикинутся сердитым мужем,

то невинною и честною женой.


То голодные и просят подаянья,

то налево и направо раздают долги.

То в них светоч обаянья,

то дремучий лес, где не видать низги.


То они премьерный занавес закрытый –

что за ним – провал, или успех?

То прохожий в них, помоями облитый,

то герой, идущий против всех.


То они пьяны, а то трезвы безбожно,

то мелки, а то бездонно глубоки.

То на цыпочках ступают осторожно,

то – «вы слышите, грохочут сапоги».


Ах, эти ваши синие глаза –

в зрачках зазубринки.

Они так больно и надолго ранят, но...

до чего ж, они голубенькие!


МАЛЬЧИКАМ


Я – смешная девочка.

Глядя на мой «портрет», обхохочешься.

Мне самой до колик смешно:

я рыдаю смехом, я рыгаю смехом, я – смехопугало.

Гукаю-укаю: у-у-у...

Я – страшная девочка.

Что-то есть во мне жутковато-ватное.

Бесконечнократная глупость. Беззубость розовато-вратная.

Поправьте, если что не так – я заслуживаю.

Ссуживаю покой всем, кто нуждается в беспокойстве.

Вы заказали «запор», но оказались в жутком «расстройстве».

Я – девочка неудобная. «Жму» ваши нежные пальчики.

Мальчики! Не роняйте ни слов, ни слёз на ветер –

скиньте меня, как детские тапочки, не терпите боль.

Я – девочка минус любовь.

«Любовь»... Я – только рифма к ней,

и, скорее, «морковь», чем «кровь».

Кровь – это что-то тёплое, влажное, важное.

А морковь – морковь.

Стёрли меня на тёрке однажды вы.

Я горочкой в чашку ссыпана. Какова моя выгода?

Я – вечнождущая девочка.

Жду, когда сварят, смешают с водой и огнём.

Смешная, сырая, стёртая девочка

съедается вами и ночью, и днём.


****


Я уже не умею без тебя жить...

а ведь летала когда-то.

Это мне за грехи мои

и твою головушку, что ума палата.

Та дорога, что хлебною когда-то была,

поросла травой – в этом нет печали.

Так обречённо ложится лист

на землю синими вечерами.

Он уже не живой, не огонь, не пышет...

но дышит... ветром горькой полыни дышит,

что мы когда-то вдыхали.


ЗАЧЕМ Я?


Я двадцать дней общалась с Небом.

«Довольно. В очереди хвост уйди!» Ушла.

Задумалась о жизни бренной,

себя себе на блюдце поднесла.

Какая прелесть... вот лежу и рассуждаю:

зачем я, где я, с кем? Себя догадками пугаю.

Пью свою кровь, мороженое лето ем.

Проблем – не счесть.

За честь почту их разрешенье.

Волнение «в душе моей угасло не совсем».

Напротив, прёть желанье жизни офигенно,

вымучивая чёткость аксиом и теорем.

«Затем» – ответ на любопытство.

За окнами секут траву...

она живая, чтоб вы знали.

Мы равно держимся на божьем на плаву.


МОЦАРТ


Когда Бог обретает плоть –

тело его попадает под камни.

Все иглы мира стремятся его уколоть,

земная твердь под его ногой обращается в плавни.


Он только родился – уж под него

написан сценарий гонений и травли.

Любое сердце можно разбить,

если стучать им в закрытые ставни.


ГОД БЕЗ ЛЮБВИ


Год без любви... подумаешь, потеря.

Иные без любви века живут.

Ну, прозевала, сонная тетеря...

таперя, хоть убейся – чуда не вернут.

Таперя жди другого года-случая,

когда щеку румяном обольёт,

а нынче, что ж – живи, себя не мучая,

не подымай с души остылой гнёт.

Живи, как птаха – с облака на дерево.

Живи, как дерево – вся на виду.

Живи, как облако – рассеянно.

Готовь для неба новую звезду.

Наполнись слухами, сомненьями, надеждами,

сиди у зеркала, расти косу,

ряди себя мечтами, как одеждами,

таи от чёрных глаз свою красу,

перебирай по праздникам приданое,

стекло иллюзии нижи на время шёлк,

храни себя, как слово, Богу данное,

все «плохо» поменяй на «хорошо»,

измучь себя гаданьями, приметами,

стань ведьмою, хоть на денёк,

окутай себя тайнами, секретами,

сгрызи от зависти жемчужный перстенёк.

Год без любви... подумаешь, несчастье.

Так весело и без неё на свете жить!

Ведь, даже, в нелюбви всегда любви участье,

и, даже, нелюбовь возможно полюбить.


АКТРИСА


Суть актрисы –

ощупывать себя внутри,

где даже в сердце бьётся сердце

измученной её души.

Пронзительность наитишайшая

в глубинах сумрачных живёт:

то лавой огненной накатит,

то ледяной волной зальёт.

Вся – слух, вся – трепет.

Дни и ночи распахнуты вселенной очи,

богообразно в них глядит,

и слабый, сонный, детский лепет

её, как мать к себе манит.

Наипростейшая задача –

иди на голос и найдёшь.

Увы. За неудачей неудача,

где ложь, где правда – не поймёшь.

И сыплются каменья градом,

и рай оборотился адом.

В глазах полночная звезда

рыдает с нею до утра.

А утром – начинай сначала

любить любимую себя.

Взойдёшь, как враг, на пепелище –

улыбка снисхожденья, в сторону плевок.

Осознавая ужас разоренья,

преподнесёшь сама себе урок.

Реальность для тебя закрыта,

ты бредишь вымыслом,

но в этом жизнь твоя.

Игры убийственная сила

на цыпочки тебя приподняла.

Изгоем праздным и безумным

толпе рассеянной казаться будешь ты,

и лишь один подумает: «Актриса...»

и бросит под ноги цветы.


****


Уверенность и гордость терпят пораженье.

Поверите ль, мечтаю о стихах забыть.

Клялась намедни. Только вдохновенье

не отпускает руку, в карий глаз глядит.


Летит, летит степная кобылица...

и всё уже предрешено.

В кошмарном сне такое не приснится:

кошка сыплет голубям пшено.


Роль переходит в жизнь... мучительно, занозно.

Впивается вампиром, сладострастно хохоча.

Его бы оттолкнуть, но слишком поздно –

я перешла из жертвы в палача.


Мне нравится живая плоть, её огонь и трепет,

как у Адама перед Евою в раю.

Пусть бездна предо мной, зато какой простор

и ветер у ног моих на самом на краю.


НОЧКА


Упорядоченная жизнь...

ты знаешь наперёд, что будет дальше:

сегодня – то же, что вчера,

а завтра – то же, что и раньше.


Я этой доли не хотела.

Я выбрала охоту, риск.

В вагон последний я влетела,

едва не зацепив луны кровавый диск.


Вагончик скорость набирает,

ладони стынут на ветру,

от страха сердце замирает –

я не доеду, я умру.


Хватаю лёгкими горячий воздух,

ещё не поздно, спрыгнуть я могу...

ну, в самом деле – изверг этот дятел,

что засел в моём обветренном мозгу.


Выстукивает, точно вышивает:

подробненько – стежок к стежку.

Из тела душу выживает,

подбирает букву к букве и стишок к стишку.


Три вдоха – и готова строчка,

два выдоха – уже строфа.

Ну, выдалась сегодня ночка...

и рифма скачет, как голодная блоха.


Любезные, остановитесь!

Блоха и дятел – примиритесь.

Уймитесь, черти до утра!

Всё. Станция. Я спать легла.

****


Мне выпало счастье

жить в одно время с тобой.

Вдыхать аромат сирени

морозной зимой.

Мне выпало счастье

раскатать свою душу

в звенящий бумажный лист.

Со дна океана ступить на сушу,

оставя на теле лишь ветра свист.

Мне выпало счастье

умирать от любви, оставаясь живой,

выть у распахнутой двери,

воткнувшись в косяк головой.

Мне выпало счастье

светиться в сумрачной мгле.

Мне выпало счастье жить,

себя сохраняя в себе.


ЖАРА


Жара хлебнула цвета из пожара.

Пожар поблек, обиделся, ушёл.

Зато русалки не остались без загара.

Нет худа без добра, без «плохо» – «хорошо».

Жара... усекновенье головы порукой.

Мукой день отходит ото дня.

А вечер мается, как кобелюка

с несговорчивою сукой,

распустит слюни к ночи,

так ни с чем и не уйдя...


НЕ УХОЖУ


Лоб в ладошки уронила,

не дышу, не плачу – просто так сижу.

Я своё теперешнее рыло

на вчерашнее лицо,

как на намоленную плаху положу.

Я блужу по прошлой жизни

полупьяным, сонным веком.

Я бегу по краешку мечты,

который осыпается песчаным брегом.

Что бы ни было – не ухожу.

Как себя и в прежней жизни не судила,

так и в будущей себя не осужу.


НА ПИРУ


Праздник. И души, и тела.

Точно у подружки на пирушке я сижу.

Где бы отыскать кусочек мела –

день отметить – тот, когда рожу.


У подружки на пиру противно,

да и я, «тяжёлая», не ко двору,

и у гармониста примитивно

раздувается ширинка на ветру.


Песнь летит неугомонно, рыхло,

ударяя камнем по басам.

До сегодняшнего дня сенною девкой дрыхла,

а теперь – поди, ж ты, – гладь по волосам.


У гармонии одна обитель –

та, что зачинается на небесах.

У гармоники – из человечьей боли сбитень

забродившей жизни на слезах.


ДАМСКИЙ СЧЁТ

Вы, как все мужчины, заблуждаетесь

на наш, на слабый дамский счёт.

Мы не так «волнообразны», как вам кажется.

Мы покруче, мы, как говорят, – улёт!


Я, так например, богиня. Я вам не компания.

Я такие «дую пузыри»...

лопните, не приходя в сознание.

Вы. Не я. Желаете пари?


Или, нет. Дуэль! На пистолетах!

Завтра в полночь! Что? Согласны вы?

Как растает снег на эполетах,

так и заходите, целиком как есть, от пят до головы.


Будем драться не до первой крови –

до синицы, той, что первой пролетит.

Отчего же хмурите вы брови?

Страшно? Имидж не велит...


Нда... видно, памятник себе воздвигнуть не сумею...

Но половину-то осилю как-нибудь?

Да, я – не Пушкин, бакенбардов не имею,

путь в бессмертие – не мой тернисто-каменистый путь.


Меня зубрить не станут в переменах.

Не буду с пулею в обнимку на коленах (не простят пажи).

И без того отождествят с предметом

слабости, порока, зависти и лжи.


Как ведьма ждёт прихода полнолуния,

как наркоман ждёт поступленья в кровь –

я жду вас на границе вашего безумия,

чтобы ударить точно в глаз, и уж никак не в бровь.


****


Мне сорок три.

Я поняла, что не целована.

Так целовать, как ты, никто не смел.

Боялись – небесами коронована.

А ты дерзнул, посмел.


В твоих объятьях я –

ученического цвета мел.

Ты грел и душу, и сознанье,

соловьём не ветке пел.

Простолюдинка... шарфик скинула...

петух петушку поимел.