Geum.ru

Курсовая работа Системный подход в социально-гуманитарном познании

Вид материалаКурсовая
Подобный материал:
  1   2   3



Курсовая работа

Системный подход в социально-гуманитарном познании


Содержание

стр.

1. Философские основания социально-гуманитарного знания 3

2. Функции философии в научном познании 10

3. Социальная философия как интегратор социогуманитарных наук в системно-целостном изучении личности 17

4. Политология в системе социально-гуманитарного знания. Структура политологии 22

5. Познание как форма активной интеллектуальной деятельности человека. Роль философии в формировании научного знания 27

Список литературы 31


1. Философские основания социально-гуманитарного знания



Философия осуществляет рефлексию парадигм (образцов, идеалов) научного знания и одновременно участвует – явно или неявно – в выработке новых парадигм. Доминирование той или иной философии задает соответствующий парадигмальный настрой в той или иной сфере познания. По отношению к социально-гуманитарному знанию наиболее репрезентативными являются парадигмы, инициируемые позитивистской, марксистской, неокантианско - герменевтической и постмодернистской философией. Дадим краткий критический анализ этих подходов.

Для позитивизма идеалом научного познания является формализованная система, причем основания формализации выбираются произвольно и принимаются на основе конвенции.

Специфика гуманитарного знания не учитывается, и гуманитарные дисциплины становятся просто полем интерпретации формальных моделей. Гуманитарное знание воспринимается как до конца, в принципе, формализуемый текст. Средством формализации могут оказаться, к примеру, системный подход или структуралистские посылы К. Леви-Строса. Я не отрицаю аналитического значения (а в случае с системным подходом даже и необходимости) таких приемов, но они явно не достаточны по отношению к специфической сути гуманитарии.

Более того, иногда они способны искажать действительное положение вещей, если интерпретации формальной схемы не предшествует содержательное рассмотрение проблемы. Но содержательный анализ предполагает возможность отражения объективной истины, а не просто конвенционального принятия «правил игры» и формальной непротиворечивости.

Марксизм выгодно отличается от позитивизма именно признанием объективной истины. Но, к сожалению, он также остается абсолютно «неэкзистенциальным», не схватывающим специфики гуманитарии. Не случайно в советский период нашей истории социально-гуманитарные дисциплины назывались общественными науками. Человеческая индивидуальность фактически сводилась к функции общественных отношений, субъективное - к функции и отражению объективного, к надстройке над базисом. Предметная область гуманитарии содержит в себе объективные социально-экономические структуры, но её специфика не редуцируется к их следствиям (расхожая фраза об «относительной самостоятельности» не спасает положения дел). Объективация должна лежать в основе формализации, но ни та, ни другая не достаточны для понимания собственной сущности гуманитарии, отличия humanities от sciences.

Представители Баденской школы В. Виндельбанд и Г. Риккерт, напротив, исходили из принципиальной неформализуемости и отсутствия полной объективируемости идеографического (исторического) знания в силу того, что история имеет дело с неповторимыми ситуациями. Гуманитарное знание при таком подходе, получается, посредством вживания в иную субъективность (этот аспект был наиболее полно разработан В. Дильтеем).

Указание на оба эти момента – неповторимость и особый способ её постижения – справедливы, и в этом бесспорное преимущество данной позиции по сравнению с марксизмом и позитивизмом. В наше время эта линия продолжена Х.-Г. Гадамером: «Для произведения искусства, сколько бы оно ни представлялось исторической данностью и одновременно возможным предметом научного исследования, все же остается в силе то утверждение, что оно само говорит нам нечто – причем таким образом, что сказанное им никогда не удастся исчерпать в понятии. То же самое относится и к опыту истории, так что идеал объективности исторического исследования никогда не является не только единственной, но и первостепенной стороной дела, в то время как отличительная особенность собственно исторического опыта состоит в том, что мы находимся внутри происходящего, не зная, что с нами случается, и лишь оглядываясь назад понимаем, что случилось».

Однако абсолютизация указанных моментов фактически выводит гуманитарию за пределы науки и, опять-таки, отказывает ей в праве на получение объективной истины.

Постмодернизм идет ещё дальше. Правильно критикуя структуралистов за допущение полной формализации текста и указывая на наличие в нём принципиальной неопределенности, представители этого течения (другие его названия – постструктурализм и деконструктивизм) вообще лишают гуманитарный текст объективного и субъективного смысла. Для них гуманитария (да и любое знание) – не более чем «литература», произвольная игра, замкнутое в себе «письмо» (Ж. Деррида), где знаки бесконечно «отсылают» друг к другу в неуловимых «различениях», не имея за собой каких-то определенных значений, отражающих объективную или выражающих субъективную реальность.

Итак, перед нами четыре образа гуманитарного знания: интерпретация формальных схем, объективное отражение социальной реальности («общественные науки»), интуитивное вживание в субъективную реальность и произвольная игра в дискурсе неопределенных различений, не имеющих ни объективных денотатов, ни субъективного авторства. В каждом из этих образов есть моменты истины. Действительно, в предметной области гуманитарии есть и нечто объективно повторяющееся, что допускает возможность получения объективного знания и определенной формализации, и, в то же время, имеют место уникальность субъективности и неопределенность текстовых «флуктуаций», что исключает абсолютную объективацию и формализацию. Но, ставя во главу угла только какой-то один из отмеченных моментов, каждое из рассмотренных направлений превращает момент истины в то, что Вл. Соловьев называет ложным «отвлеченным началом».

Наш краткий обзор позволяет выделить те категориальные узлы, анализ истинного соотношения которых, позволяет, как нам представляется, более четко определить специфику гуманитарного знания. Речь идет о соотношении объективного (повторяющегося, детерминируемого извне) и субъективного (содержащего в себе уникальное индивидуальное начало, детерминируемое внутренней спонтанностью), определенного (допускающего адекватное выражение в конечных формах) и неопределенного (неформализуемых флуктуаций, «различений» как следствия неустранимого присутствия бесконечности).

Изложим теперь в виде тезисов суть такой философской парадигмы гуманитарного знания, в которой соотношение указанных категорий с необходимостью и достаточностью характеризует специфику гуманитарии. Иными словами, попробуем показать, что каждый из выделенных выше «моментов истины» необходим, а все вместе - взятые в определенном соотношении – достаточны для выявления искомой специфики.

1. В человеческом знании можно выделить две сферы, в одной из которых доминирует отражение объективной реальности, а в другой – выражение и понимание субъективной реальности.

Последняя и является областью гуманитарного знания. Обе эти сферы пересекаются, так как для понимания субъективной реальности необходимо знание реальности объективной, а отражение объективной реальности направляется определенными субъективными установками. Их различие задается именно доминированием того или другого начала.

2. Гуманитарное знание, как и любое знание, есть определенная совокупность информации. Получение информации представляет собой узнавание в отражаемом явлении некоего эталона, содержащегося в тезаурусе (априорной информации, памяти) субъекта: разные субъекты в одном и том же объекте могут увидеть совершенно разные предметы. До определенной границы информация может быть понята как особый вид объективной реальности, как сигнальные структуры, репрезентирующие объективные – повторяющиеся и воспроизводимые (важнейшее требование научности!) – структуры. На таком уровне знание гуманитарных предметов (допустим, человека или культуры) может быть также объективировано и формализовано (истина позитивизма), как и знание естественнонаучных объектов. Жизнь человека и культуры может быть отражена в понятиях, могут и должны быть познаны объективные законы их бытия (истина марксизма).

3. Однако гуманитарный текст не сводится к до конца (в принципе) структурируемой информации. Интерпретация последней разными субъектами (личностями и типами культур) в конечном счете, задается исходной – индивидуально-неповторимой – интенцией субъективного начала (экзистенции, души, базовых переживаний, имеющих уже неинформационную природу).

Именно поэтому интерпретация, производимая разными субъектами, не может быть абсолютно повторяющейся (истина неокантианско - герменевтического подхода) и объективно воспроизводимой, схватываемой до конца в понятиях и формулах объективных законов.

Специфика гуманитарии начинается там, где адекватной формой выражения субъекта и интерсубъективного взаимопонимания становятся не понятия, но символы, значения которых, согласно А. Ф. Лосеву, обладают «семантической текучестью», т. е. бесконечной возможностью различных интерпретаций.

Отражение законов объективной реальности (как высшая ступень естественнонаучного познания) стремится к абсолютной однозначности. Напротив, выражение и взаимопонимание ценностей субъектов, направляющих производимое ими познание и преобразование, отвечающих на вопрос во имя чего они совершаются (как высшая ступень гуманитарного понимания), предполагает принципиальную нетождественность и неформализуемость личностных смыслов (как в отношении отдельных личностей, так и «симфонических личностей» различных культур).

4. Естественнонаучное знание в отношении конкретных конечных систем (в заданном интервале) преодолевает неопределенность, порождаемую бесконечностью изменений, претерпеваемых объективной реальностью (так в мире твердых тел 1+1 всегда будет = 2, а река, как бы она не изменялась, пока мы в неё входим, остается рекой). В гуманитарии неопределенность принципиально неустранима (истина постмодернизма) вследствие уникальности исходного субъективного основания поливариантной интерпретации символов.

5. Таким образом, гуманитария есть взаимодополняющее единство объективного знания, ориентирующегося на истину, и интерсубъективного понимания (сопереживания), ориентирующегося на проникновение в правду (ценностное кредо субъекта) Другого.

Объективируемый уровень гуманитарного знания, выражаемый в рациональных формах, отражает общую структуру соответствующей предметной области (классический пример – роль системного подхода в гуманитарии) и содержит в себе её характеристики, которые являются общезначимыми, верифицируемыми и, в принципе, могут быть однозначно определенными и формализуемыми.

Однако такой текст, если он является гуманитарным, всегда помещен и содержит в себе сверхструктурный контекст. Он сам оказывается «островком» в океане возможностей субъективно детерминируемой интерпретации – многозначной и включающей неустранимую неопределенность (вечное становление, «различение») и внутри себя имеет соответствующие «лакуны».

В рамках общей рационально понятой структуры контекстуальная «добавка» может быть отчетливо осознана только как то, что Николай Кузанский называл «знанием о незнании». Все «моменты истины» вносят свой вклад в общую картину, но не редуцируются друг к другу. Без объективности и определенности нет знания, без субъективности и неопределенности нет гуманитарного знания.

Попробуем применить предложенное видение гуманитарии к анализу общегуманитарной роли понятий, так или иначе присутствующих в любой из социально-гуманитарных дисциплин: культуры и интеллигенции.

Культура как предмет исследования не дана наглядно. Согласие с эмпириками, которые предлагают «без всякой философии» просто описывать явления культуры, на практике означают, что под культурой понимают то, что ближе по базовому образованию (например, искусство) или то, что подведомственно министерству культуры. Далее, одни полагают, что культура – это всегда нечто «хорошее» и абсолютно противоположное антикультуре, другие же считают возможным говорить и о, скажем, культуре мафии. Одним словом, требуется философский анализ оснований культурологии и, прежде всего, самого понятия культуры.

Существуют три подхода к культуре: предметно-культурологический, категориально-философский и идеологически-мировоззренческий. Задачей первого является описание и объяснение феноменов культуры; задачей второго – выявление категориального статуса культуры как атрибута бытия человека и тем самым обоснование предмета культурологии; задачей третьего – формулирование и обоснование идеалов «подлинной культуры» с позиций определенного мировоззрения. Уже это разделение позволяет понять, что в категориальном плане культура есть везде, где есть человек, а в мировоззренческом - можно и нужно противопоставлять культуру и антикультуру (аналогичная ситуация относительно морали и эстетики: как атрибутивные характеристики человеческого бытия они всеобщи, что, однако, не мешает с позиций разных мировоззренческих идеалов говорить о подлинной и неподлинной морали, о развитом и примитивном эстетическом вкусе). Культурология, как и любая гуманитарная дисциплина, если она имеет дело с исследованием культуры, должна исходить из определенного категориального понимания культуры, четко осознавать принимаемые исследователем мировоззренческие идеалы и не смешивать одно с другим.

При обсуждении категориального статуса культуры стало расхожей фразой утверждение о том, что, будто бы, предложены сотни «определений» культуры.

В действительности же речь идет не об определениях, но о более или менее интересных характеристиках отдельных аспектов этого сложного явления. В становлении действительно категориального понимания культуры (т. е. содержащего в себе признаки, необходимые и достаточные для её отличения от других атрибутов человеческого бытия) можно выделить четыре подхода, дополняющие друг друга и являющиеся «ступеньками» в восхождении от абстрактного к конкретному в рассмотрении этой категории. Во-первых, понимание культуры как всего сделанного, искусственного в противоположность естественному, натуре (прямое истолкование этимологии данного слова). Во-вторых, понимание культуры как деятельности субъекта в противоположность системе объективных общественных отношений. В-третьих, информационная трактовка культуры как трансляции опыта в знаковых формах. В-четвертых, аксиологический подход, согласно которому системообразующим ядром культуры являются ценности субъекта.

Синтезируя эти подходы (каждый из которых необходим, а все вместе достаточны для выявления категориальной специфики интересующего нас феномена), можно предложить следующее категориальное определение: культура есть семиотический аспект процесса и результатов человеческой деятельности, в которых воплощаются ценности субъекта (общества группы, личности).

Во избежание недоразумений добавим, что под ценностью мы понимаем жизненный смысл как внутреннее основание выбора и аранжировки целей и средств деятельности, аксиоматическое для субъекта определенного образа жизни.

Информационная сторона культуры вполне объективируема, и это справедливо также и для той информации, которая может быть получена относительно ценностей.

Однако глубинное ядро жизненных смыслов культуры есть выражение уникальности субъекта, и может быть освоено в диалоге культур лишь через сопереживание. Но это сопереживание, как отмечал М. М.Бахтин, предполагает не абсолютное тождество субъектов, но и следование тому, что он называл принципом вненаходимости, т. е. сохранения индивидуальности субъектов, вступающих в диалог. А отсюда, в свою очередь, следует (и это хорошо проанализировано Х.-Г. Гадамером), что такой диалог не сводится к объективному отражению, что становление интерсубъективности (как результата диалога) включает в себя субъективную творческую интерпретацию.

Иначе говоря, истинное знание культуры Другого – необходимая подготовительная ступень диалога культур. Диалог, однако, не будет успешным без творчества и сотворчества новой правды. Понятие культуры лишь указывает необходимость и место этого решающего компонента гуманитарного взаимопонимания, но его осуществление совершается уже внепонятийными средствами.

Если пояснить сказанное на примере исторического исследования, то это означает, что выявление необходимых объективных социально-экономических структур (что характерно для марксистской методологии), хотя и необходимо, но явно недостаточно и даже не является ведущим без проникновения в глубины менталитета субъектов, которые не сводятся к функциям этих структур (хотя такой момент в них присутствует), но, прежде всего, обладают потенциями выбора и творчества, направленность которых задается их базовыми ценностями.

Интеллигенция в рамках марксистских традиций сводится к профессиональной социальной группе работников умственного труда. Для количественного учета это, конечно, удобно, но много ли дает такой подход для понимания действительной сути и роли данного культурного феномена? Поведение любой социальной группы определяется не только её местом в системе объективных общественных отношений (допустим, по отношению к собственности или профессиональному разделению труда), но также и её ролью в культуре. А если согласиться с предложенным выше пониманием последней, то ясно, что, прежде всего, имеются в виду базовые ценности соответствующего субъекта человеческой деятельности. Именно на этой основе и был введен термин «интеллигенция» в России 60-х годов ХIХ столетия: подразумевалась группа людей, независимо от их классового и профессионального статуса, которая видела свой долг и предназначение в борьбе за справедливое переустройство общества.

Это понятие хорошо соотносилось со своей противоположностью – мещанством, которое А. И. Герцен также трактовал не в сословном, но в аксиологическом смысле, как людей эгоистически-конформистского настроя.

В начале ХХ века Р. Иванов-Разумник, сохраняя культурноаксиологический подход, наполняет эту пару противоположностей новым, так сказать, модернистским содержанием. Основное различие он видит теперь в «яркости» свободного самовыражения на одном полюсе и «серости», безликости – на другом.

Такой взгляд в наше время привел к противопоставлению «элиты», «продвинутых», которые измеряют степень прогресса общества возможностями для их самовыражения (всё более игрового и безответственного в постмодернистском варианте) и «масс», достойных лишь участи манипулируемого электората. Но это ведет к смерти интеллигенции как удивительного культурного феномена, знаменовавшего собой бескорыстное служение Общему делу. Нынешние интеллектуалы-прагматики вливаются в состав «правящего меньшинства» или его информационной обслуги с их откровенно конформистскими ценностными ориентациями.

Не впадая в романтическую грусть, поставим вопрос функционально: можно ли решить современные глобальные проблемы (провести глобализацию, ведущую к ноосфере, а не к диктатуре финансового капитала), не имея стратегии, базирующейся на принципиально новых ценностях (не максимум власти и потребления, но оптимум во внутричеловеческих и человеческо-природных отношениях)? Но кто может взять на себя «майевтику» этих ценностей и разработку соответствующей стратегии? Понятно, что не нынешние «политтехнологи». Без интеллигенции, соответствующей этимологии данного слова (intelligens – понимающий), без людей ориентированных не на «волю к власти» и самореализацию любой ценой, но на взаимопонимание в диалоге культур, на созидательное сотворчество, стратегия решения глобальных проблем не получит своего духовного основания. Вот и решайте, что важнее: учет профессионально-образовательного статуса или базовых ценностей, отвечающих на вопрос «во имя чего?

Разумеется, мы не отрицаем объективной необходимости соответствующего профессионально-образовательного уровня. Вопрос в другом: чему он будет служить? «Образовательное» общество должно быть гуманитарным в своей основе. Но какая же гуманитарность, сутью которой является ориентация на диалог и взаимопонимание, без именно таким образом ориентированной интеллигенции?

Таким образом, при попытке интерпретировать наше представление о гуманитарии на понимание культуры и интеллигенции все три феномена оказались замкнутыми друг на друга. Герменевтический круг в чистом виде.

Но ориентация на абсолютную объективность по отношению к таким явлениям привела бы к другому герменевтическому кругу – только не осознаваемому сторонниками данного подхода и более примитивному: чтобы уйти от субъективности, надо стать роботом. Мы же предлагаем взаимодополнительность субъективности и объективности с четким разделением их функций. Субъективность (её ценности) направляет, а знание законов объективности обеспечивает успешное движение в направлении, выбранном и/или сотворенным субъектом. Знания и ценности не редуцируются друг к другу, но лозунг «Знание – сила» хорош только на службе другого, более адекватного нуждам современности лозунга: «Взаимопонимание – мудрость».

2. Функции философии в научном познании



1. Философия разрабатывает определенные "модели" реальности, сквозь "призму" которых ученый смотрит на свой предмет исследования (онтологический аспект). Философия дает наиболее общую картину мира в его универсально-объективных характеристиках, представляет материальную действительность в единстве всех ее атрибутов, форм движения и фундаментальных законов. Такая философская картина мира (в отличие от религиозной, мифологической и т. п.) служит предпосылкой и условием для разработки физической, биологической и других картин мира в качестве универсальной онтологической установки. Иначе говоря, философия дает общее видение мира, на основе которого строятся видения частнонаучного характера как элементы более широкого целого - философского осмысления реальности. Именно оно позволяет увидеть место и роль частнонаучных представлений, "прописать" их в качестве необходимых моментов, сторон общей картины мира.

Философия дает общее видение мира не только в том виде, каким он был прежде (прошлое) и каков он теперь (настоящее). Философия, осуществляя свою познавательную работу, всегда предлагает человечеству некоторые возможные варианты его жизненного мира. И в этом смысле она обладает прогностическими функциями. Таким образом, важнейшее предназначение философии в культуре - понять не только каков в своих глубинных структурах и основаниях наличный человеческий мир, но каким он может и должен быть.

2. Философия "вооружает" исследователя знанием общих закономерностей самого познавательного процесса, учением об истине, путях и формах ее постижения (гносеологический аспект). Философия (особенно в ее рационалистическом варианте) дает ученому исходные гносеологические ориентиры о сущности познавательного отношения, о его формах, уровнях, исходных предпосылках и всеобщих основаниях, об условиях его достоверности и истинности, о социально-историческом контексте познания и т. д.

Хотя все частные науки осуществляют процесс познания мира, ни одна из них не имеет своим непосредственным предметом изучение закономерностей, форм и принципов познания в целом. Этим специально занимается философия (точнее гносеология как один из основных ее разделов), опираясь на данные других наук, анализирующих отдельные стороны познавательного процесса (психология, социология, науковедение и др.).

Кроме того, любое познание мира, в том числе научное, в каждую историческую эпоху осуществляется в соответствии с определенной "сеткой логических категорий". Переход науки к анализу новых объектов ведет к переходу к новой категориальной сетке. Если в культуре не сложилась категориальная система, соответствующая новому типу объектов, то последние будут воспроизводиться через неадекватную систему категорий, что не позволяет раскрыть их сущностные характеристики. Развивая свои категории, философия тем самым готовит для естествознания и социальных наук своеобразную предварительную программу их будущего понятийного аппарата. Применение разработанных в философии категорий в конкретно-научном поиске приводит к новому обогащению категорий и развитию их содержания.

В последнее время возрос интерес к анализу новых тенденций в развитии теории познания, к приведению ее содержания в соответствие с новым этапом развития современной науки. В этой связи активно обсуждаются, в частности, проблемы объекта и объективности познания (с критикой "натуралистического объективизма"), зависимость утверждений о существовании объектов от определенной концептуальной системы, взаимосвязь научного познания и его методологии с ценностно-целевыми ориентирами; более строгий учет относительности объекта к средствам, операциям и методам познавательной деятельности субъекта, который все чаще понимается как "коллективный субъект" научного познания.

Новое осмысление объективности знания через включение в арсенал рациональности "нетрадиционных" характеристик влечет за собой дальнейший, более глубокий анализ взаимосвязи этих характеристик и объединение гносеологических и социологических "концептуальных схем" в единую теорию познания. Важнейшие перемены происходят в теории познания в связи с бурным развитием и введением в сферу науки сложных, самоорганизующихся, целостных, саморазвивающихся систем, в том числе и "человекоразмерных" (биотехнология, экология, информатика, социокультурная сфера и т. п.). Все более широко в проблемное поле гносеологии входят вопросы социокультурной детерминации объектов познания.

3. Философия дает науке наиболее общие принципы, формулируемые на основе определенных категорий. Эти принципы реально функционируют в науке в виде всеобщих регулятивов, универсальных норм, требований, которые субъект познания должен реализовать в своем исследовании (методологический аспект). Изучая наиболее общие закономерности бытия и познания, философия выступает в качестве предельного, самого общего метода научного исследования. Этот метод, однако, не может заменить специальных методов частных наук, это не универсальный ключ, открывающий все тайны мироздания, он не определяет априори ни конкретных результатов частных наук, ни их своеобразных методов.

Так, например, принципы диалектики образуют определенную субординированную систему и, взятые в их совокупности, представляют собой методологическую программу самого верхнего уровня. Они задают лишь общий план исследования, его стратегию (поэтому их называют стратегическими), ориентируют познание на освоение действительности в ее универсально всеобщих характеристиках. Их эвристическая мощь зависит как от их содержания, так и от их умелого правильного применения.

Философско-методологическая программа не должна быть жесткой схемой, "шаблоном", стереотипом, по которому "кроят и перекраивают факты", а лишь "общим руководством" для исследования. Не являются философские принципы и механическим "набором норм", "списком правил" и простым внешним "наложением" сетки всеобщих категориальных определений и принципов на специально научный материал. Совокупность философских принципов - гибкая, подвижная, динамическая и открытая система, она не может "надежно обеспечить" заранее отмеренные, полностью гарантированные и заведомо "обреченные на успех" ходы исследовательской мысли.

4. От философии ученый получает определенные мировоззренческие, ценностные установки и смысложизненные ориентиры, которые - иногда в значительной степени (особенно в гуманитарных науках) - влияют на процесс научного исследования и его конечные результаты (аксиологический аспект).

Философская мысль выявляет не только интеллектуальные (рациональные), но также нравственно-эмоциональные, эстетические и другие человеческие универсалии, всегда относящиеся к конкретным историческим типам культур, и вместе с тем принадлежащие человечеству в целом (общечеловеческие ценности).

Философия играет роль критической "селекции", т. е. аккумуляции мировоззренческого опыта и его передачи (трансляции) следующим поколениям.

Тем самым она предлагает ученому различные варианты миропонимания ("возможные миры", "мировоззренческие образы"), которые всегда являются интеграцией всех форм человеческого опыта - практического, познавательного, ценностного, эстетического и других.

Философия (особенно в ее "экзистенциальных вариантах") "поставляет" ученому огромный материал для формирования его системы взглядов на объективный мир (и на свое место в нем), его жизненной позиции, убеждений, идеалов и ценностных ориентаций, его интересов, пристрастий, нравственных принципов и т. д. и т. п.

5. В наибольшей степени философия влияет на научное познание при построении теорий (особенно фундаментальных), Это наиболее активно происходит в периоды "крутой ломки" понятий и принципов в ходе научных революций. Очевидно, указанное влияние может быть как позитивным, так и негативным - в зависимости от того, какой философией - "хорошей" или "плохой" - руководствуется ученый и какие именно философские принципы он использует. Известно в этой связи высказывание В. Гейзенберга о том, что "дурная философия исподволь губит хорошую физику". А. Эйнштейн справедливо полагал, что если под философией понимать поиск знания в его наиболее полной и широкой форме, то философия, несомненно, является "матерью всех научных знаний".

Если говорить более конкретно, то влияние философии на процесс специально-научного исследования и построение теории заключается, в частности, в том, что ее принципы "при переходе от умозрительного к фундаментальному теоретическому исследованию выполняют своеобразную селективную функцию. Последняя заключается в том, что из множества умозрительных комбинаций исследователь реализует только те из них, которые согласуются с его мировоззрением". Но не только с ним, а также с философско-методологическими и иными ориентациями ученого. История науки дает тому массу примеров.

Так, А. Эйнштейн при создании своей теории относительности особое внимание обращал на такие философские принципы, как причинность, наблюдаемость, относительность пространства и времени (и зависимость их свойств от движущейся материи). При формировании квантовой теории важную роль играли такие философские принципы, как принцип диалектического противоречия (в форме принципа дополнительности), принцип соответствия (диалектическое отрицание), принцип активности субъекта, принципы детерминизма и причинности (в их различных формах) и др.

Философские принципы в качестве селекторов "работают", разумеется, только тогда, когда встает сама проблема выбора и есть из чего выбирать (те или иные умозрительные конструкты, гипотезы, теории, различные подходы к решению задач и т. п.). Если имеется множество вариантов решений какой-либо частнонаучной проблемы и возникает необходимость выбора одного из них, то в нем "участвуют" опытные данные, предшествующие и сосуществующие теоретические принципы, "философские соображения" и др.

Следует иметь в виду, что неверные, "дурные" философские принципы могут привести к построению правильной теории, и наоборот, руководствуясь принципами "хорошей" философии, ученый может прийти к ошибочным выводам. Философские принципы - лишь один из многих факторов научного поиска - наряду с опытом, воображением, фантазией, интуицией и т. п.

Следовательно, даже при наличии "безупречных" философских принципов положительный научный результат еще отнюдь не гарантирован.

Если такие принципы адекватно отражают объективную реальность и ее атрибуты, то выбор (при прочих равных условиях) может привести к успеху, и наоборот. Непосредственной целью выбора, строго говоря, отнюдь не является "нахождение истины". Последнюю способны обнаружить только опыт, наблюдение, эксперименты.

6. Существенное влияние на развитие познания философия оказывает своей "умозрительно-прогнозирующей" функцией. Речь идет о том, что в рамках философии (а точнее в той или иной ее форме) вырабатываются определенные идеи, принципы, представления и т. п., значимость которых для науки обнаруживается лишь на будущих этапах эволюции познания. Особенно богатой в этом отношении была натурфилософия, но не только она. Таковы, в частности, идеи античной атомистики, которые стали естественнонаучным фактом лишь в XVII-XVIII вв. Таков развитый в философии Лейбница категориальный аппарат, выражающий некоторые общие особенности саморегулирующихся систем. Таков и гегелевский аппарат диалектики, "предвосхитивший" сущностные характеристики сложных саморазвивающихся систем, в том числе и идеи синергетики, не говоря о квантовой механике (дополнительность, активность субъекта и др.).

Говоря о соотношении гуманитарного образования, естествознания и западной культуры, Гейзенберг считал, что во всех современных науках (особенно естественных) имеются признаки их общего истока, который "кроется, в конечном счете, в античном мышлении". Здесь мы, по его мнению, находим умение владеть "одним из наиболее мощных интеллектуальных орудий", выработанных западноевропейской мыслью, - "навыками принципиального мышления". Вот почему великий физик был твердо уверен в том, что "вряд ли возможно продвинуться в современной атомной физике, не зная греческой натурфилософии. Но тот, кто хочет дойти до самой сути в том деле, которым он занимается, будь это техника или медицина, - тот рано или поздно придет к этим истокам и многое приобретет для своей собственной работы, если научится у греков радикальности мышления, постановке принципиальных проблем". Вот почему очень полезным делом является изучение философии (в ее самых различных формах и направлениях) представителями частных наук, что и делали великие творцы науки.

7. Философско-методологические принципы в их единстве выполняют в ряде случаев функцию вспомогательного, производного от практики критерия истины. Они не заменяют практику как решающий критерий, но дополняют его - особенно когда обращение к ней, в силу целого ряда обстоятельств, невозможно.

Так, например, если замечены нарушения со стороны исследователя таких принципов диалектики, как объективность, всесторонность конкретность, историзм и других, то никакой практики не нужно, чтобы убедиться в том, что выводы, сделанные на такой "основе", вряд ли будут истинными.

8. Интегративная (синтетическая) функция философии - системное, целостное обобщение и синтез (объединение в новом образе) разнообразных форм познания, практики, культуры - всего опыта человечества в целом. Философское обобщение - это не простое механическое соединение частных проявлений этого опыта, а качественно новое, всеобщее и универсальное знание.

Для философии, как и для всей современной науки, характерны именно синтетические, интегративные процессы - внутридисциплинарные, междисциплинарные, между естествознанием и социально-гуманитарными науками, между философией и наукой, между научным и вненаучным знанием, между формами общественного сознания и т. п.

Несмотря на несходство, а порой конфликты между отдельными философскими учениями, философия по существу своему интегральна и синтетична. Она выражает в своих категориях многообразный человеческий опыт и потому является "метаязыком" всех его проявлений, самым общим "интегратором" познания и практики, в том числе и их методов ("интеграция по методу").

9. Критическая функция философии, которая в этой своей функции нацелена на все сферы человеческой деятельности - не только на познание, но и на практику, на общество, на социальные отношения людей.

Критика - способ духовной деятельности, основная задача которого состоит в том, чтобы дать целостную оценку явления, выявить его противоречия, сильные и слабые стороны, позитивные и негативные моменты. Существуют две основных формы критики:

1. Негативная, разрушительная, "тотальное отрицание", отвергающее все и вся;

2. Конструктивная, созидательная, не уничтожающая все "до основания", а сохраняющая позитивное (но переработанное) содержание старого в новом, предлагающая конкретные пути решения проблем, эффективные способы преодоления заблуждений.

В философии и научном познании встречаются обе формы критики, но наиболее продуктивной и плодотворной является критика конструктивная. Крупный философ XX в. К. Поппер считал, что принцип "все открыто для критики" является "величайшим методом науки".

Способность философии к конструктивному анализу "всего сущего" - ее "структурный реквизит". Она нацелена на развенчание многоразличных заблуждений, догм, суеверий, предрассудков, стереотипов, "идолов разума" и т. п. - этих, по выражению Ф. Бэкона, докучливых и тягостных противников, парализующих, притупляющих ищущую мысль и преобразующее действие.

Философская критика мысли должна быть тесно связана и перерастать в критику социальной действительности. Критикуя идеи существующего мира, философ - вольно или невольно - критикует и сам этот мир. Отсутствие критического подхода неизбежно оборачивается апологетикой - предвзятой защитой, восхвалением чего-либо вместо объективного анализа.

Воздействие философских принципов на процесс научного исследования всегда осуществляется не прямо и непосредственно, а сложным опосредованным путем - через методы, формы и концепции "нижележащих" методологических уровней.

Философский метод не есть "универсальная отмычка", из него нельзя непосредственно получить ответы на те или иные проблемы частных наук путем простого логического развития общих истин. Он не может быть "алгоритмом открытия", а дает ученому лишь самую общую ориентацию исследования, помогает выбрать кратчайший путь к истине, избежать ошибочных ходов мысли.

Следует иметь в виду, что роль философских принципов довольно часто маскируется многообразными по своей природе "затемняющими обстоятельствами". Поэтому чаще всего требуется очень тонкий и глубокий анализ для выявления этой роли, которую не следует ни недооценивать, ни переоценивать.

Поскольку влияние философии на науку является, как правило, опосредованным, тем более в условиях возрастающей расходимости их языков, то очень актуальной становится проблема адекватной "стыковки" философских и специально-научных представлений, "перевода" первых во вторые. Свою эвристическую функцию философия в качестве универсального регулятива может плодотворно осуществлять лишь постоянно соотнося себя с другими уровнями методологического знания, реализуя свои потенции в них и через них.

Так, например, философский принцип единства необходимости и случайности может успешно "сработать" только тогда, когда будут учтены (а не высокомерно проигнорированы) те общенаучные представления о случайности, которые разработаны в теории вероятности, теории информации, кибернетике, синергетике и т. д.

Таким образом, недопустимо рассматривать общие философские положения, руководящие принципы и идеалы в качестве прямых средств объяснения конкретных ситуаций и решения специфических научных проблем. Это лишь самые общие абстрактные схемы, которые должны быть вписаны в конкретный материал, ибо они сами по себе ничего не определяют и ничего не объясняют.

Философские методы не всегда дают о себе знать в процессе исследования в явном виде, они могут учитываться и применяться либо стихийно, либо сознательно. Но в любой науке есть элементы всеобщего значения (например, законы, категории, понятия, принципы и т. д.), которые и делают всякую науку "прикладной логикой". В каждой из них "властвует философия", ибо всеобщее (сущность, закон) есть всюду (хотя всегда оно проявляется специфически). Наилучшие результаты достигаются тогда, когда философия является "хорошей" и применяется в научном исследовании вполне сознательно.

Следует сказать, что широкое развитие в современной науке внутринаучной методологической рефлексии не "отменяет" философские методы, не элиминирует их из науки. Эти методы всегда в той или иной мере присутствуют в последней, какой бы степени зрелости ни достигли ее собственные методологические средства.

Философские методы, принципы, категории "пронизывают" науку на каждом из этапов ее развития. Так, любая наука использует практически весь арсенал категорий диалектики, в ней всегда стоит проблема истины и ее соотношения с заблуждением, традиционно трудными для ученых являются проблемы взаимосвязи материального и идеального, субъекта и объекта и других сугубо философских вопросов. На них "узкий специалист" неизбежно "натыкается" и вынужден так или иначе их решать, равно, как и свои специально-научные и собственно методологические вопросы.

Реализация философских принципов в научном познании означает вместе с тем их переосмысление, углубление, развитие.

Так, например, квантовая механика, по словам Н. Бора, преподала нам "гносеологический урок". А. Эйнштейн и Л. Инфельд отмечали, что "результаты научного исследования очень часто вызывают изменения в философских взглядах на проблемы, которые распространяются далеко за пределы ограниченных областей самой науки.

Философские обобщения должны основываться на научных результатах. Однако, раз возникнув и получив широкое распространение, они очень часто влияют на дальнейшее развитие научной мысли, указывая одну из многих возможных линий развития. Успешное восстание против принятого взгляда имеет своим результатом неожиданное и совершенно новое развитие, становясь источником новых философских воззрений".

Тем самым путь реализации методологической функции философии есть не только способ решения фундаментальных проблем развития науки, но и способ развития самой философии, всех ее методологических принципов.