Geum.ru

Набережная Ворота

Вид материалаДокументы

Содержание


Арабика с ложечки
Подобный материал:
Набережная

Ворота


Наша многоэтажка торчит на углу, где пересекаются две улицы, и подбираться к ней от транспортной магистрали нужно минут семь или метров семьсот, на выбор, по малолюдной неширокой улице. Вот мы и решили с моим благоверным установить в начале этой улицы солидные металлические ворота со своим личным замком на два ключа. Ворота, конечно, всю улицу не перегораживают, но все-таки создают элемент надежности.

Подхожу я сегодня днем к нашим воротам с авоськой в руках и вижу, что со стороны улицы на магистраль хочет въехать какой-то допотопный грузовик с крытым кузовом. Внутри кузова сидят на тюках несколько неузнаваемых подростков и неопределенная баба. Я молча и спокойно открываю ворота и думаю о том, что рядом с воротами достаточно места, чтобы смогли проехать два, а то и три грузовика, и поэтому совершенно непонятно, зачем этой рухляди надо проезжать именно через наши новые ворота. Стою, жду, когда проедут, и уже начинаю нервничать, потому что хочу закрыть ворота и идти домой еду готовить, но грузовик застыл на месте, как будто его заклинило. Баба смотрит на меня настырно, ноги с кузова свесила и в наш замок вцепилась квадратными пальцами. Я, молча как-то, пытаюсь ей сказать, что мне некогда, но баба ни в какую не просекает. И тут, видимо, невидимому водителю этого грузовика тоже ждать надоело, и он проехал.

Я, наконец-то, вставляю ключи в замок, сразу два, но они не проворачиваются, а потом один из ключей и вовсе ломается. Расстроилась я, конечно, очень. Стою и думаю о том, что супруг мой такую поломку устранит вряд ли, и досадно мне, и денег на новый замок жаль. И главное, вчера вечером, когда мы с супругом и дочерью домой возвращались, замок этот так спокойно открылся и закрылся, и на улице никого не было, отдыхали видимо. А сегодня ерунда какая-то. Но самое противное оказалось в том, что проехавший грузовик ухитрился очень быстро обратно вернуться, но не задним ходом, а как бы по кругу. Безликие подростки из него исчезли, а баба на месте оказалась и еще ниже ноги свесила. Теперь уже мне окончательно стало ясно, что она с этого места никуда не сдвинется, и грузовик никуда отъехать не сможет, потому что баба его своим задом к земле прижимает.

И тут до меня дошло, что сегодня утром ни свет ни заря, мне госпожа Оксанка звонила и очень настойчиво вербовала в секту толкачей биодобавок. С Оксанкой мы лет десять назад познакомились, еще когда можно было поехать на море. Там, на море, и познакомились. Оксанка – дама крепкая и целеустремленная, она и сейчас вся из себя в морском загаре. Но как ни крути, а хорошо бы нам в келью вторую дверь поставить, потому что если в квартиру второй раз залезут негодяи-наркоманы, как в позапрошлом году, крыша моя может улететь в неизвестном направлении. Тогда эти одноклеточные мою шубку увели, в которой теперь по очереди греются, а я замерзаю зимой от ветра, а весной, летом и осенью от тоски и бессилия. Поэтому я твердо решила приготовить сегодня, кроме гречневой каши, еще и яичницу с помидорами, потому что вчера после нашего обедоужина к ночи все проголодались. Правда, молча, не акцентируя.

Хотя, с другой стороны, экономить тоже нужно, чтобы приобрести наконец-то маску-тренажер для специальной тренировки мышц лица на спокойствие. Реклама утверждает, что уже после недельной тренировки ночной сон углубляется, кошмары спящего облетают стороной, на рынке торгаши не дурят, начальник ведет беседу только тихо и уважительно, в жару по улице можно ходить нагишом, потому что все по барабану, то есть на лице. А кроме того, обладатель такой маски часто выигрывает в лотереях крупные суммы для поездок на море и прочих личных нужд.

Я этой рекламе верю, потому что мне обладатели таких лечебных масок постоянно встречаются, правда, пока еще не очень часто, так как маски эти дорогие, и не всем по карману.

Таким образом, сейчас я сделаю в нашей келье влажную уборку, чтобы воздух был свежим и чистым, а потом налью себе чашечку увырастворимого кофе и напишу то, что вы только что прочитали.


Арабика с ложечки


Ранним летним утром бабушка выпроваживает тебя во двор, благоухающий вишневым компотом и абрикосовым вареньем, и ты наслаждаешься прохладным теплом и ярко-голубыми цветочками, которые вовсю распустились, а к полудню обязательно закроются. Ты усаживаешься на лавочку и уже знаешь, что когда бабушка приготовит обед, вы пойдете на речку, прихватив с собой соседскую Люду, бабушкины пирожки и бутылку с компотом, но до этого еще далеко. А пока ты рассуждаешь о том, выйдет ли погулять Валерка из первого подъезда, который ростом тебе по плечо, но все равно вы капельку дружите, но вместо Валерки из первого подъезда выходит какая-то маленькая девочка. Она ест вишни из бумажного кулечка, и ее ручки с грязными ноготками перепачканы вишневым соком и почему-то напоминают кошачьи лапки. Девочка очень медленно подходит к тебе и по-взрослому грустно рассматривает твое светленькое, только что из-под утюга, платье. Потом девочка кладет свой кулечек с вишнями на лавочку и, лихо взмахнув цепкими ручками, упирается тебе в грудь и тащит ладошки в низ к твоему животу, оставляя на платьице безобразные разводы, и ты уже не чувствуешь летних запахов, и не наслаждаешься пением птиц, и не ждешь Валерку, потому что тебе стыдно и очень жаль бабушку, которая наверняка расстроится по твоей вине.

А потом ты бодренько шагаешь в школу, обожаешь вашего физика Феофана, побеждаешь на олимпиадах и трепетно переписываешь стихи Егорова, Окуджавы и кого-то еще, которыми тебя щедро снабжает подруга по физике и по летнему лагерю Леля Канн, самая интересная твоя подруга со старшим братом в Новосибирске, но ты забываешь, как расстаешься с Лелей, потому что она куда-то исчезает, а ты после десятого уезжаешь в Москву, чтобы поселиться в зеленоградском студенческом общежитии.

Ты не очень понимаешь, почему на первом курсе тебя напрвляют жить в комнату к пятикурсницам, но Света и Таня очень хорошие, а потом к ним в гости приходит Боб, который поступил в ВУЗ вместе с ними, но на втором курсе сконструировал радиопередатчик, вышел в эфир и объявил войну с Китаем, за что был отчислен, отслужил в армии, восстановился и теперь третьекурсник, и ты, может быть, впервые в жизни идешь на танцы, и высокий гибкий Боб кружит тебя на носке своей туфли под песни Рафаэля. Лес. Снег. Музыка. Ты прощаешься с Бобом на высоком крыльце общаги, ОНА возникает из темноты и бьет Боба по лицу маленькими ладонями, цепкими как лапы кошки. Изумление.

Девочки уезжают на выходной. Ты одна. В комнату медленно вползает снежно-серое воскресенье. Ты не успеваешь пойти в киоск за газетами, потому что раздается стук в дверь. Это ОНА приводит Боба, что-то говорит об ответственности и уходит. На лице Боба большие черные очки, ты не видишь его глаз и плетешься через весь коридор в кухню, чтобы заварить арабику. В кухне просторно и пусто, и ты никак не можешь сообразить, сколько ложек кофе нужно положить в джезву, чтобы было вкусно, но радуешься тому, что тебя сейчас не видит бабушка, а значит, у нее нет повода расстраиваться. Потом ты бережно перемещаешь в комнату горячий продукт своей забывчивости, наливаешь его в чашки, зачем-то берешь в руки ложечку, подносишь ее к бесчувственным губам, и утро доносит до тебя хриплое замечание о том, что кофе не пьют с ложечки. И, каким-то образом, коридор уже не коридор, а какой-то кофейный туннель, по которому ты плаваешь туда-сюда, то отталкиваясь от Боба, то притягиваясь к нему, и нет в мире ничего, кроме кофе и пустоты, хотя потом все-таки появляются сумерки, и Боб выходит из комнаты бесшумной походкой большого черного кота, который уже перешел твою дорогу, и, не сумев обойти заколдованное место, ты с удивлением смотришь на термометр, который показывает тридцать девять, а Таня и Света наливают тебе болгарский клубничный сок из темнозеленой бутылки, и, лежа в постели, ты заворожено смотришь на розетку, и тебе безумно интересно, что будет, если воткнуть в нее Светкину шпильку.

А потом ты даришь себе замечательные греческие туфельки на модной платформе и черные югославские, похожие на мокасины с каблуками, и мчишься по лестнице, потому что опаздываешь на первую пару, и только на третьем этаже обнаруживаешь, что у тебя на правой ноге туфля греческая, а на левой – югославская, и с хохотом возвращаешься, чтобы переобуться, и все равно успеваешь влететь в аудиторию вместе со звонком, и тебе очень здорово, потому что вчера ты не просто была на Таганке, а Он, любимый Актер и Поэт, разорвал Своим Автографом твою программку, и наступает восьмая сессия, когда сам член-корр КАВ ставит тебе потрясающую пятерку, и теперь уже точно светит повышенная стипа.

Вокруг тебя в больших количествах снуют отменные мальчики, на которых ты уже не обращаешь внимания и даже не замечаешь их естественного интереса, потому что ты все-таки ухитряешься не вовремя вплыть в кафетерий, а в очереди стоит Боб, и ты подходишь к нему «каканивчемнебывало», и вы садитесь за один столик, и вдруг выясняется, что пирожок резиновый и что у кофе начисто отсутствует вкус, и ты радикально не любуешься модным обручальным кольцом с алмазной гранью на его длинном безымянном пальце. Зима. Снег. Ослепительное солнце. И все-таки кольцо ослепительнее.

И вот уже железная лошадь–самолет не летит «чуть помедленнее», унося тебя в чёрти-какой город, где ты сидишь после работы перед бодрящей чашкой кофе, и в голове твоей звучат токкаты Баха, постепенно переходящие в Реквием Моцарта, и пальцы твои, улыбаясь, тянутся к ложечке, но так и не усвоив искусства хватательного движения, оставляют ложечку в покое.