Ольга Погодина-Кузмина Толстого нет Драма в двух действиях
| Вид материала | Документы |
- Ольга Погодина-Кузмина Толстой: дело о миллионе Драма, 1090.73kb.
- Ольга Погодина-Кузмина Портрет Дориана Грея Драма в трех действиях по мотивам романа, 3003.91kb.
- Александр Углов Серебряный Бор Драма в двух действиях, 598.55kb.
- Роберт фридман «обыкновенноеубийств о» Историческая драма в двух действиях, 1471.26kb.
- Александр углов евгения чернова семейная драма в двух действиях, 549.71kb.
- Ольга Погодина, 225.03kb.
- Творчество Льва Николаевича Толстого Литературное путешествие по творчеству Л. Н. Толстого, 7.18kb.
- Бесприданница Драма в четырех действиях Действие первое, 918.22kb.
- Игра на поражение Драма в 2-х действиях, 619.77kb.
- Сказка комедия в двух действиях, 759.7kb.
Софья Андреевна. Саша, Саша! Что ты! Не ходи к ним…
Гул голосов и шум становится громче, затем вдруг стихает. Становится слышно, как Адриан пьяно ревет. Появляется Александра. Она ведет избитую полумертвую Варю с растрепанными волосами.
Софья Андреевна. Саша, что ж это, господи… И доктор уехал! Как же это, Саша?
Александра Львовна (со злым торжеством). Так, как ты хотела, когда отдавала ее за Адриана. (Варе.) Пойдем, умоешься и ляжешь у меня в комнате.
Софья Андреевна. Варя, да что же?.. Я его завтра же рассчитаю! И высечь прикажу… Жандармов вызову!
Варя (тихо причитает, качая головой). Грех, сударыня, грех… Мой грех, а вам вдвойне.
Софья Андреевна. Да что ты бормочешь там! Замолчи!..
Александра Львовна уводит Варю к себе. Софья Андреевна смотрит на сына.
Софья Андреевна. Что она говорила? Грех на мне?
Лев Львович. Мама, вы лучше идите к отцу.
Софья Андреевна (прижимает руки к вискам). Может, и так… (Вдруг поднимает голову.) Только я никакого греха за собой не чувствую. Я живу, как считаю нужным, по своим убеждениям… Я честна перед моим мужем и детьми. Разве же я хотела, чтобы кто-то страдал из-за меня?
Где-то залаяла и смокла собака. В тишине слышен стук копыт приближающейся одинокой лошади.
Лев Львович (вглядываясь в темноту двора). Кто там еще? А, это секретарь. Видно, ездил к Черткову.
Софья Андреевна. Ты иди спать, Лёвушка. А я поднимусь, посижу с ним…
Лев Львович. Всё пропало, мама, а вы так покойны и отправляете меня спать!
Софья Андреевна (задумчиво). А знаешь, мне не страшно умирать. Может быть, у меня нет воображения? Или это оттого, что я верую в Бога и в другую жизнь?.. К Льву Николаевичу как-то пришел странник, вроде юродивого, этот мне понравился, хоть я их и не люблю. Я его спросила, как он думает, что будет на том свете? А он говорит: какой тот свет? Свет один…
Лев Львович хочет уйти, она задерживает его.
Софья Андреевна. Постой, Лёвушка. Дай мне руку. Знаешь ли, я сейчас пойду к нему, и скажу твердо: «Ты можешь всё раздать. У меня и детей ничего не останется. Пускай. Я буду под конец жизни без куска хлеба, а Чертков будет наживаться на твоих рукописях вместе с издателями. Но зато в газетах напишут, что Лев Толстой – благодетель мира… Потомки будут восхищаться тем, что великий писатель не гнушался возить в дом воду и делать сапоги, как простой работник! (На глазах у нее появляются слезы.) Но потомки не узнают, что когда жена писателя не спала у постелей своих больных и умирающих детей, он ребенку своему ни разу не дал воды напиться, и никогда не сменил жену, чтоб дать ей вздохнуть, выспаться, просто опомниться от трудов…
Лев Львович. Бог с вами, мама, выпейте воды…
Софья Андреевна. Я скажу ему: «Раздай всё – землю, усадьбу, мои платья и башмаки! Я босая пойду вон отсюда – в лес, в монастырь… Лишь бы найти покой, и не страдать за своих близких, и не слышать эту бесконечную фальшивую проповедь, в которую ты сам ни на грош не веришь!»…
Лев Львович. Оставьте, что уж теперь!
Софья Андреевна. Нет, я это сделаю… Я ему скажу. Пусть я буду виновата во всем, мне уж всё равно. Сочинения его продаются против его воли; Ясная Поляна держится и управляется против его воли; прислуга служит против его воли; доктора призываются против его воли!.. Я согласна с этим всем. Пусть будет оклеветана семья, где исполнялись все его малейшие капризы, где вся жизнь была подчинена его удобству и благополучию… Сорок восемь лет нашего брака не существуют, мои жертвы ничего не стоят – пусть, пусть… Но пускай он ответит мне – почему это вдруг стало так? Пусть даже это убьет меня. Я хочу знать. Почему мы стали врагами, Лёвушка? Неужели только потому, что ты разлюбил меня, а я всё ещё люблю?..
Слышен лай собаки, пьяный рык Адриана.
Сцена погружается во мрак.
Сцена седьмая. Уход
В темноте раздается свисток, слышно, как где-то невдалеке с грохотом проносится скорый поезд – его огни быстро мелькают в окнах комнаты. Так же внезапно грохот обрывается, снова наступают сумерки.
Пустая комната, железная кровать. На кровати очертания чего-то белого – это фигура человека, полностью накрытая белой простыней. У постели сидит Александра Львовна.
Александра Львовна. В конце октября 1910 года петербургские газеты поместили следующее краткое сообщение: «Вчера, 28 октября в 5 часов утра, Лев Николаевич Толстой ушел из Ясной Поляны и вторые сутки неизвестно где находится». Через три дня я поехала за ним.
С другой стороны сцены выходит Булгаков.
Булгаков. Владимир Григорьевич писал: «Не могу высказать вам словами, какою для меня радостью было известие о том, что вы ушли. Всем существом сознаю, что вам надо было так поступить и что продолжение вашей жизни в Ясной, при сложившихся условиях, было бы с вашей стороны нехорошо. Уверен, что от вашего поступка всем будет лучше, и прежде всего бедной Софье Андреевне, как бы он внешним образом на ней не отразился»...
Снова проносится поезд.
Александра Львовна. Первого ноября я телеграфировала Черткову: «Вчера слезли в Астапово, сильный жар, забытье, утром температура нормальная, теперь снова озноб. Ехать немыслимо». Второго ноября уже с утра температура полезла кверху, появился кашель. Воспаление в легких. Приехал Чертков. Отец подробно расспрашивал о маме, о том, знает ли она, где он находится, с ней ли старшие дети? Отец был далек от мысли, что весть о его болезни облетела не только всю Россию, но и весь мир.
Илья Львович. Ночь была тяжелая, лежал в жару два дня. Второго приехал Чертков... Третьего Таня. В ночь приехал брат Сергей, затем врач Никитин…
Александра Львовна. Шестого ноября отец был особенно ласков со всеми. К вечеру стало много хуже. Дали кислород, впрыснули камфару. Успокоился, позвал брата: «Истина... Я люблю много... Как они...» Он тихо задремал, дыхание стало ровнее... Казалось, непосредственная опасность миновала. Все разошлись спать, кроме дежурных. Около полуночи всех разбудили…
Булгаков. Девятого ноября 1910 года несколько тысяч человек собралось в Ясной Поляне на похороны Льва Толстого. Среди них были местные крестьяне и московские студенты, друзья писателя и поклонники его творчества, а также представители государственных органов и местные полицейские. Последние были направлены в Ясную Поляну властями, боявшимися, что церемония прощания с Толстым будет сопровождаться противоправительственными выступлениями. Неопределенный статус церемонии был связан и с другим обстоятельством: в России это были первые публичные похороны знаменитого человека, которые должны были пройти не по православному обряду, без священников и молитв, без свеч и образов – так пожелал сам Толстой.
Снова поезд, стук колес и огни.
Появляется Софья Андреевна с свечой в руке. Она словно ищет кого-то.
Софья Андреевна. Лёвочка, друг всей моей жизни, я всё сделаю, что хочешь, всякую роскошь брошу совсем; с друзьями твоими будем вместе дружны, буду лечиться, буду кротка... Тут все мои дети, но они не помогут мне своим самоуверенным деспотизмом; а мне одно нужно, нужна твоя любовь, необходимо повидаться с тобой. Друг мой, допусти меня хоть проститься с тобой, сказать в последний раз, как я люблю тебя. Позови меня или приезжай сам. Прощай, Лёвочка, я все ищу тебя и зову. Какое истязание моей душе…
Снова проносится поезд.
Илья Львович. После смерти отца мать прожила еще девять лет и умерла так же, как и отец, от воспаления легких, и тоже в начале ноября. За последние годы она значительно изменилась, стала ровнее и спокойнее и всё ближе и ближе стала подходить к миросозерцанию отца.
Хочется верить, что во всем происшедшем больше обвиняемых, чем виновных.
Быть может, если бы те люди, которые за последние годы жизни отца близко к нему стояли, ведали бы, что они творили, быть может, обстоятельства сложились бы иначе.
Май-июнь 2010