Петербург Издательство «Азбука-классика»

не мог представить, какие причины за этим кроются, разве что приписать все какой-то злобе или же просто обыкновенной ревности.

• Разве что все сводится к одному, а именно что он, как это называют, ворует ваши идеи, — решился он высказать.
  

Осторожный взгляд, где было участие пополам с любопытством и не без оттенка симпатии, который он бросил на мрачноватое в данный момент выражение лица Стивена, не пролил ни малейшего света на вопрос о том дал ли он себя попросту околпачить как можно было решить по двум-трем угрюмым репликам сорвавшимся у него или совсем напротив, он все видел насквозь но по каким-то ведомым лишь ему резонам позволил делу без всяких помех... Гнетущая нищета толкала к тому, и он почти определенно дал понять, что невзирая на всю свою образованность ему стоило огромных трудов сводить хоть как-то концы с концами.

По соседству с мужским сортиром они увидели тележку мороженщика, а рядом с нею кучку, надо полагать, итальянцев, которые в жаркой перебранке необычайно быстро и энергично тараторили на своем звучном наречии, разрешая какие- то небольшие разногласия.

• Putana madonna, che ci dia i quattrini! Ho ragione? Culo rotto!
  
• Intendiamoci. Mezzo sovrano piu...
  
• Dice lui, pero.
  
• Farabutto! Mortacci sui!¹
  

Мистер Блум и Стивен вошли в «Приют извозчика», непритязательное деревянное строение, где до этого случая ему едва ли доводилось бывать, причем первый из них еще заранее шепнул второму несколько слов касательно хозяина заведения, коим, как уверяли, был знаменитый некогда Козья Шкура, Фицхаррис, непобедимый, хоть он и не поручился бы за истинность этих слухов, в которых, весьма возможно, не было и на грош правды. Еще минута, и двое наших полуночников уже сидели в укромном углу, где их приветствовали лишь взгляды весьма разношерстного собрания бездомных бродяг и прочих не поддающихся классификации осо

¹ — Курва-мадонна, это кто ж нам дает полпенсы! Что, верно? Гнилая задница!

• Давай-ка договоримся. Полсоверена сверху...
  
• Он еще говорит.
  
• Подонок! Изничтожить его! (ит.)
  

20 Дж. Джойс [ 601 ]

бей рода Хомо, перемежающих разговорами еду и питье и, судя по всему, питающих живой интерес к новым лицам.

• Теперь что касается чашки кофе, — отважился мистер Блум попробовать расколоть лед, — на мой взгляд, вам бы следовало подкрепиться и чем-нибудь более существенным, скажем, какой-то булочкой.
  

Соответственно первым же его действием было заказать эти жизненные блага, что он и проделал вполне спокойно, с присущим ему sangfroid¹. Простолюдины, грузчики и кучера, или кто уж они там были, после беглого осмотра, явно не испытав удовлетворения, отвернулись от них, и только один выпивоха, по всему вероятию, моряк, рыжебородый, уже седеющий, продолжал еще изрядное время глазеть на них, после чего вдохновенно воззрился в пол. Мистер Блум, воспользовавшись правом свободы слова и обладая шапочным знакомством с языком диспута, хотя, по правде сказать, так и оставаясь в сомнениях насчет voglio, отчетливо слышным голосом заметил своему протеже апропо великой баталии на улице, которая бушевала с неостывающим жаром:

• Прекрасный язык. Для пения, я имею в виду. А почему вы не пишете свои стихи на этом языке? Bella Poetria! Он такой звучный и мелодичный. Belladonna voglio².
  

Стивен, одолеваемый отчаянною зевотой и вообще смертельной усталостью, отозвался на это:

• Для услажденья слуха слоних. Они базарили из-за денег.
  
• Неужели? — спросил мистер Блум. — Да, конечно, — задумчиво присовокупил он, про себя подумав, что вообще языков существует больше, чем требуется, — может быть, тут просто некое южное обаяние.
  

Нарушив их тет-а-тет, хозяин заведения водрузил на столик кипучую и плавучую чашку изысканного пойла, носившего титул кофе, а также весьма допотопный образчик булки или чего-то, по виду близкого, после чего ретировался к себе за стойку. Мистер Блум, положив себе как следует его разглядеть, но только поздней, чтобы это не показалось... по каковой причине взглядом пригласил Стивена приступать, а сам начал распорядительствовать, постепенно и осторожно пододвигая к нему чашку того, что в данный момент предполагалось называть кофе.

¹ Хладнокровие (фр.).

² Прекрасная поэзия!.. Прекрасная женщина (ломан, ит.).

20 Дж. Джойс [ 602 ]

• Звуки обманчивы, — сказал Стивен после некоторого
  молчания, — точно так же как имена. Цицерон, Подмор, На-
  полеон, мистер Гудбоди, Иисус, мистер Дойл. Шекспиров
  было не меньше, чем Мэрфи. Что значит имя?
  
• Да, конечно, — искренне согласился мистер Блум. —
  Разумеется, это так. Наше имя тоже менялось, — добавил он,
  транспортируя к Стивену так называемую булочку.
  

Тут рыжебородый моряк, который не спускал глаз с вновь
вошедших, особое внимание уделяя Стивену, атаковал послед-
него лобовым вопросом:

• А вот твое имя как?
  

В тот же миг мистер Блум коснулся ботинка своего спут-
ника, однако Стивен, явно не сделав выводов из этого теплого
прикосновения в неожиданной области, отвечал спокойно:

• Дедал.
  

Моряк тяжко уставился на него заплывшими сонными .
глазами, мешки под которыми выдавали неумеренное по-
требление алкоголя, с предпочтением доброго голландского
джина с водой.

• А Саймона Дедала знаешь? — осведомился он наконец.
  

—, Слыхал про такого, — ответил Стивен.

Какой-то миг мистер Блум находился в полной растерян-
ности, заметив к тому же, что окружающие явно прислуши-
ваются.

• Он ирландец, — объявил бравый моряк, по-прежнему
  не отводя взгляда и энергично кивая головой. — Настоящий
  ирландец.
  
• Даже слишком настоящий, — поддержал Стивен.
  

Что же до мистера Блума, то он совершенно перестал

что-нибудь понимать в этой истории и как раз задавался
вопросом какая же возможная связь когда моряк словно по
внезапному наитию обернувшись к слушателям сообщил им:

• Я видел, как он с пятидесяти ярдов через плечо расстре-
  лял два яйца на двух бутылках. Садит с левой без промаха.
  

Одолевая икоту и помогая себе жестами непослушных
рук, он постарался как можно лучше им объяснить:

• Гляди, вот, скажем, сюда бутылки. Отмеряем пятьде-
  сят ярдов. На бутылках яйца. Этот наставляет пушку через
  плечо. Целится.
  

Он изогнул туловище вполоборота, закрыл плотно правый
глаз. Потом перекосил все черты лица как-то вбок и с отмен-
но гадкой гримасою вперил взгляд в ночь.

• Бабах! — гаркнул он один раз.
  

20 Дж. Джойс [ 603 ]

Слушатели застыли в ожидании следующего бабаха, поскольку оставалось второе яйцо.

• Бабах! — гаркнул он еще раз.
  

Яйцо номер два было заведомо разнесено в прах. Он подмигнул, кивнул и кровожадно продекламировал:

Буффало Билл бьет всегда между глаз.

Промаху он не давал и не даст.

Воцарилось молчание, покуда мистер Блум из чистой вежливости не решился его спросить, происходило ли это на каких-то стрелковых соревнованиях, вроде тех, что в Бизли.

• Звиняюсь, — сказал моряк.
  
• Как давно? — настаивал мистер Блум, не отступая на дюйм.
  
• Ну чего, — отвечал моряк, слегка смягчаясь в силу известного эффекта, когда коса находит на камень, — ну каких- нибудь там лет десять. Он ездил по всему свету с Королевским цирком Хенглера. При мне он эту штуку делал в Стокгольме.
  
• Любопытное совпадение, — заметил вскользь мистер Блум Стивену.
  
• А звать меня Мэрфи, — продолжал моряк. — У. Б. Мэрфи из Кэрригейлоу. Знаешь, где это?
  
• Куинстаун Харбор, — отвечал Стивен.
  
• Точно, — сказал моряк. — Форт Кэмден и форт Карлайл. Вот мои где места. Все корешки оттуда. У меня и женушка там. Ждет меня не дождется, знаю. За Англию, дом и красу. Законная верная жена, а я ее уж семь годков не видал, все по морям, по волнам.
  

Мистер Блум без труда вообразил себе сцену его появления: моряк возвращается в свою придорожную хижину, удачно надув всех морских чертей, темной дождливой ночью. Вокруг света в поисках жены. Масса историй на эту тему Бен Болта с его Алисой, тут и Энох Арден, и Рип вал Винкль, а может, кто-нибудь еще вспомнит и Кривого О'Лири, излюбленный, хотя и довольно трудный номер для декламации, сочинил, кстати, бедняга Джон Кейси, и в своем роде, без претензии, разве не подлинная поэзия? Причем нигде и ни разу про возвращение жены из скитаний, как бы там она ни была предана тому, с кем в разлуке. Лицо в окне! Вообразите его изумление, когда он наконец коснулся финишной ленточки, и тут ему открывается горькая истина о его прекрасной половине, крушение его лучших чувств и надежд. Ты уже не ждала меня, но я вернулся, и я хочу начать все сначала. Вот она сидит, соломенная вдова, у нашего преж

20 Дж. Джойс [ 604 ]

него очага. Думает, я умер, качаюсь в бездонной колыбели. Тут же и дядюшка Крепыш или, может, Худыш, уж это как вышло, хозяин «Якоря и короны», снявши пиджак, поедает ромштекс с луком. Стула для папы нет. У-у-у! Ветер! На коленях у нее последний малыш, посмертное произведение. На дрожках, на дрожках, по кочкам, по кочкам, в яму бух! Склонись перед неизбежным. Усмешка со стиснутыми зубами. С любовью и с разбитым сердцем остаюсь твой супруг У. Б. Мэрфи.

Моряк, который совсем не походил на жителя Дублина, отнесся к одному извозчику с просьбой:

• Слышь, а у тебя не найдется жвачки угостить, а?
  

У спрошенного таковой не нашлось, однако хозяин добыл кубик жевательного табаку из своей добротной куртки, висевшей на гвозде, и просимое передали из рук в руки.

• Спасибо, — сказал моряк.
  

Отправив добычу в пасть и жуя, он продолжал медленнее и с паузами:

• Мы нынче утром пришли, в одиннадцать. Трехмачтовый «Роузвин» с грузом кирпичей из Бриджуотера. Завербовался, чтоб добраться сюда, нынче же и списался. Гляди, вот свидетельство. У. Б. Мэрфи. Матрос первого класса.
  

В подтверждение своих слов он вытащил из внутреннего кармана и протянул соседу сложенный документ, не слишком чистый на вид.

• Уж верно, довелось тебе повидать свет, — заметил хозяин, облокотившись о стойку.
  
• Что говорить, — отвечал моряк после размышления, — как стал плавать, знатно поколесил. На Красном море я был. В Китае я был, в Северной Америке был, в Южной тоже. Айсбергов перевидал тьму, ледяных гор этих самых. Ходил и в Стокгольм, и в Черное море через Дарданеллы с капитаном Долтоном, это лучший рассукин сын, какому только приводилось угробить судно. В России был. Гоусподьи по- омилью. Это русские так молятся.
  
• Небось насмотрелся разных диковин, — вставил извозчик.
  
• Что говорить, — подтвердил моряк, двигая во рту жвачку, — диковин вдосталь и таких, й сяких. Я видел, как крокодил откусил лапу у якоря, все одно что я эту жвачку.
  

Он вынул изо рта жеваный комок и, поместив меж челюстей, яростно кусанул.

• Хряп! Вот так вот! А в Перу видал людоедов, так те жрут трупы и лошадиную печенку. Во, гляди. Вон они самые. Дружок мне прислал.
  

20 Дж. Джойс [ 605 ]

Порывшись во внутреннем кармане, который, как видно, служил ему кладовой на все случаи, он вытянул оттуда почтовую открытку и кинул на стол. Напечатанный на ней текст гласил: Choza de Indios, Beni, Bolivia¹.

Вниманием всех завладела сцена, являющая группу туземок в полосатых набедренниках, которые, окруженные роем детворы (ее там было многое множество), дремали, щурились, кривлялись, кормили грудью, сидя на корточках перед убогими шалашами из прутьев.

• С утра до ночи коку жуют, — пояснял словоохотливый мореход. — Как будто жернова в брюхе. А когда не могут больше рожать, так они себе отрезают сиськи. Вон они тут, как есть голые, жрут сырую печенку от дохлой кобылы.
  

В течение нескольких минут, если не более того, открытка вызывала живейший интерес господ ротозеев.

• А знаете, отвадить их чем? — вдохновенно вопросил он.
  

Никто не рискнул высказать догадку, и он, хитро подмигнув, открыл:

• Стеклом. От этого у них душа в пятки. Стекло.
  

Мистер Блум, не выказав удивления, словно ненароком

перевернул открытку, чтобы рассмотреть полустертый адрес и штемпель. Там значилось: Tarjeta Postal, Senor A. Boudin, Galeria Becche, Santiago, Chile². Особое его внимание привлекло то, что никакого сообщения явно не было. Хотя он не спешил принимать на веру мрачную услышанную историю (как равно и яйцепалительный эпизод несмотря на Вильгельма Телля и на известное по «Маритане» приключение Ласарильо — Дон Сезар де Базан когда пуля первого пробила шляпу второго) обнаружив расхождение между его именем (если и вправду он был тот кем представлялся а не плавал под чужим флагом в строгом секрете сделав где-ни- будь полный поворот оверштаг) и мнимым адресатом почтового отправления что породило у него известные сомнения в bona fides³ нашего друга но тем не менее все это бередило его давно лелеемую мечту которую он хотел бы осуществить в одну прекрасную среду или субботу отправиться в Лондон дальним морским путем нельзя сказать чтобы он когда-нибудь много или далеко странствовал однако в душе его смо

¹ Хижина индейцев. Бени, Боливия (исп.).

² Почтовая карточка, Сеньор А. Буден. Галерея Бекке, Сантьяго, Чили (исп.).

³ Добросовестности (лат.).

I 606 3

лоду жила любовь к приключениям пускай ирония судьбы так и оставила его сухопутным моряком разве что мы зачтем вылазку в Холихед дальше которого он уж не забирался. Мартин Каннингем предлагал сколько раз устроить ему через Игена бесплатный проезд, но тут вечно является какая- нибудь глупейшая помеха и в результате вся затея коту под хвост. А если даже допустим свои на бочку чтоб Бойда хватил удар так и это не слишком дорого, карман позволяет, тут надо несколько гиней максимум учитывая что дорога до Маллингара, куда он мыслил направить свои стопы, всего пять шиллингов и шесть пенсов в оба конца. Благодаря целительному озону поездка была бы полезна для здоровья и во всех отношениях приятна, особенно тому, у кого с печенью не в порядке, по пути повидать разные места, Плимут, Фалмут, Саутхемптон и так далее, а после, всему венцом, поучительный осмотр великой столицы, зрелище современного Вавилона, где он бы нашел, конечно, огромные достижения и возобновил бы знакомство с элегантной Парк-лейн, с Тауэром, с Аббатством. Еще одно вдруг мелькнувшее у него как совершенно недурная идея было что он мог бы всюду там осмотреться и навести справки насчет возможного устройства концертного турне по самым фешенебельным местам отдыха, Маргейт с его общими пляжами для мужчин и женщин, и лучшие курорты на водах, Истборн, Скарборо, Маргейт и так далее, прекрасный Борнмут, Нормандские острова и тому подобные чудные местечки, которые могли бы оказаться весьма прибыльными. И уж конечно, не с какой-нибудь занюханной компашкой или с местными дамочками вроде жены Маккоя одолжите мне, пожалуйста, ваш чемодан, а я вам пришлю билетик. Нет-нет, исключительно высший класс, Твиди и Флауэр, большая оперная труппа ирландских звезд, его собственная законная супруга в качестве примадонны, как бы в пику компаниям Элстер Граймс и Муди-Мэннерс, причем все дело проще простого, успех абсолютно гарантирован, только единственное об этом надо бы раструбить погромче в местных газетах а для такого кто-нибудь нужен тертый, пробойный кто знал бы на какие нажать пружины, соединяя полезное с приятным. Но кто? Вот где была загвоздка.

Кроме того, уже более туманно, ему подумалось, что широкое поле деятельности открывается с открытием новых морских линий, идущих в ногу со временем, это в связи с линией Фишгард—Росслер, которая, судя по разговорам, снова явилась на повестке в департаментах проволочек и, как водится,

20 Дж. Джойс [ 607 ]

снова увязла в бездне крючкотворства и волокиты со стороны одряхлевших тупоголовых служак. Тут явно имелись большие возможности для приложения сметки и энергии в интересах самой широкой путешествующей публики, в интересах среднего человека, так сказать, Брауна, Робинсона и К⁰.

Было заведомо абсурдным и весьма огорчительным, и в том большая вина нашего хваленого общества, что рядовой человек, когда организм реально нуждается в укреплении из-за ничтожной пары фунтов лишен возможности шире повидать мир где мы живем вместо того чтобы сидеть сиднем с тех самых пор как моя чурка неотесанная меня взял в жены. В конце концов, каждый из них, наломавшись, черт побери, одиннадцать с лишним месяцев, заслуживал полной смены декораций после городской мясорубки и лучше всего летом когда мать Природа сияет во всей красе тогда это равносильно прямо-таки возрождению к новой жизни. Равным образом, отличные возможности отдохнуть имелись и на родном острове, дивные уголки, покрытые густыми лесами, сулящие возврат молодости, массу развлечений и приток сил в Дублине и его округе и его живописных окрестностях, даже Пулафука куда ходит паровичок, но также и подальше от обезумевшей толпы в графстве Уиклоу, которое называют по праву садом Ирландии, идеальные места для велосипедных прогулок в пожилом возрасте покуда не размокропогодилось, и в диких урочищах Донегала, где если верно говорят самые грандиозные виды хотя в этот последний район не так-то легко попасть, отчего и приток приезжих там меньше чем он бы мог быть учитывая всю полезность такой поездки тогда как Хоут с его историческими и прочими ассоциациями, Шелковый Томас, Грэйс О'Молли, Георг Четвертый, рододендроны на высоте сотен футов над уровнем моря был неизменным центром притяжения для публики всех калибров в особенности весной, когда желанья молодых, хоть он и пожинает, увы, скорбную жатву смертей за счет случайных или намеренных падений со скал, кстати, обычно сгоряча, потому что добираться туда всего три четверти часа от Колонны. Все это оттого, конечно, что современный туризм еще пребывал в колыбели, если так выразиться, и обслуживание оставалось очень далеким от совершенства. Интересно бы раскусить так ему казалось из одного чистого любопытства что то ли оживленное движение ведет к открытию линии то ли наоборот или же тут обе стороны. Перевернув открытку прежнею стороной, картинкой, он передал ее Стивену.

20 Дж. Джойс [ 608 ]

• А то видал одного китайца, — накручивал неукротимый сказитель, — так у него шарики вроде как из замазки, он их кидает в воду, и каждый разворачивается во что-нибудь разное. Один там в домик, другой в кораблик или, может, в цветок. А еще они варят суп из крыс, — заманчиво сообщил он, — эти китаезы-то самые.
  

Возможно, уловив сомнение на их лицах, морепроходец поделился еще некоторыми приключениями.

• А в Триесте видал, как итальяшка один убил человека. В спину ножом. Вот такой ножик.
  

С этими словами он вытащил складной нож весьма угрожающего вида, под стать владельцу, и занес его словно для удара.

• Это в бардаке было дело, двое контрабандистов сводили счеты, кто кого подковал. Малый схоронился за дверью, да как выскочит у того за спиной. Такие финики. Прощайся, говорит, с жизнью. И — ххак! Всадил в спину по самую рукоятку.
  

Его тяжелый взгляд, блуждая сонно вокруг, словно бросал вызов дальнейшим сомнениям, если бы у кого-нибудь они оставались.

• Добрая игрушка, — повторил он, разглядывая свой грозный стилет.
  

После какового заключения, способного устрашить бесстрашных, он щелкнул лезвием и вновь спрятал названное оружие в свою камеру ужасов, иначе говоря, в карман.

• Насчет холодного оружия они молодцы, — во всеуслышание заявил некто, безнадежно темный. — Поэтому когда непобедимые совершили эти убийства в Парке, то грешили на иностранцев, потому что как раз ножами.
  

При сем замечании, явно выдававшем неведенья блаженную невинность, мистер Блум и Стивен, каждый по-своему, но оба невольно бросили многозначительный взгляд, храня, однако, благоговейное молчание того рода, что означает «строго антр ну», туда где Козья Шкура, он же хозяин, исторгал струйки жидкости из своего кипятильного агрегата. Его непроницаемое лицо, подлинное произведение искусства и совершенная вещь в себе, перед которою описания бессильны, оставляло полное впечатление, будто он не уразумел ни звука из сказанного. Любопытно, весьма.

Последовала довольно долгая пауза. Один из посетителей пытался читать вечернюю газету, покрытую кофейными пятнами, другой разглядывал открытку с туземцами, choza de, третий — свидетельство моряка. Что же касается лично мистера Блума, то он пребывал в задумчивости. Живо, слов