Новые документы Пентагона

Вид материалаРассказ

Содержание


Службы специальных планов
Биллу Люти
Ньюта Джинрича
Джо Макмиллан
Ахмад Чалаби
Кевин Джонс
Майкл Рубин
Джон Трухильо
Проект Нового Американского Века
Давид Вюрмсер
Первая - заключалась в полном изъятии ссылок или существа утверждений
Другое изменение в матрице касалось уточнений и обобщений
Карэн Квиатковская
Подобный материал:



Новые документы Пентагона

Карэн Квиатковская


10 марта 2004 года


Высокопоставленная военнослужащая разоблачает экстремистов из министерства обороны, рассказывая о том, как они утаивали информацию и искажали правду, втягивая страну в войну.


«В июле прошлого года после более чем 20-ти летней службы я ушла в отставку в звании подполковника ВВС США. Я служила в качестве офицера связи театра военных действий и программы обеспечения данных, работала в группе подготовки докладов и выступлений директора Совета национальной безопасности, в главном штабе ВВС и была советником по африканским делам министра обороны. Закончила Военно-морской колледж и колледж личного состава авиационного командования, имею две степени магистра, ну, и ещё являюсь профессором – доктором наук по международной политике.

Я считала свою службу интересной, полезной и стоящей вне политики. Моя военная карьера началась в 1978 году с полной четырёхгодичной подготовки к службе в качестве офицера резерва. Завершилась же она десятимесячной службой в странной и новой для меня стране и с пониманием того, каким образом готовятся решения о войне и мире, процесс принятия которых я могла наблюдать близко и изнутри: без процедуры конституционного одобрения, хотя все мы присягали защищать наш Основной закон.

Весной 2002 года я была циничным, но исполнительным офицером. Почти два года из моего трёхгодичного срока службы прошло в офисе министерства обороны в команде замминистра, где я отвечала за Северную Африку. В апреле я подала рапорт на переход в Директорат по Ближнему Востоку и Южной Азии (Near East South Asia directorate – NESA); - в то время никаких передвижений не произошло. Однако в мае ситуация изменилась и запрос трансформировался в поспешное требование направить офицера. Таким образом я оказалась «добровольно» там, что можно было бы назвать логовом зла.

Опыт, который я там получала, был похож на полуночные фильмы Шаямалана – напряженные, обворожительные и устрашающие. В то время как люди вокруг были более чем реальные, я наблюдала нереальную, отжившую философию антикоммунистической холодной войны и неоимпериализма, разгуливающую по коридорам Пентагона. Она рядилась в тогу контртерроризма и общалась на языке «священной войны добра и зла». Сатаной выступало руководство, проживающее в основном на Ближнем Востоке и проповедующее исламский клерикализм и радикализм. Но были ещё и внутренние враги – все те, кто осмеливался высказывать какие-либо скептические замечания в отношении грандиозных планов, вынашиваемых в стенах Пентагона, и к коим причислялись Госсекретарь Колин Пауэлл и генерал Энтони Зинни.


С мая 2002 года по февраль 2003 года я непосредственно наблюдала за созданием пентагоновской Службы специальных планов и была свидетелем завершающих драматических шагов неоконсервативной политико-разведывательной структуры на пути вторжения в Ирак. Узурпация ей управления американской политикой на Ближнем Востоке была для многих из нас, работавших в Директорате, вполне очевидна, однако, мы ничего не могли поделать с этим.

Я видела узколобую и глубоко ущербную политику, проводимую некоторыми политическими назначенцами в Пентагоне, используемыми для манипуляций и давления на традиционные отношения между ответственными за принятие решений в Пентагоне и разведывательными службами США.

Я была свидетелем того, как проводники неоконсервативных планов внутри Службы специальных планов искажали взвешенные и тщательно выверенные оценки, и путём давления на аналитиков и подтасовки разведывательных данных снабжали Конгресс и Службу президента тем, что на самом деле являлось ложью.

В то время как эти узурпаторы узкого сегмента разведывательной и внешне-политической продукции подгоняли её под широко разрекламированные цели неоконсервативного крыла Республиканской партии, многие из нас в Пентагоне, консерваторы и либералы, чувствовали, что все эти заранее запланированные мероприятия со всеми их пороками и недостойными трюками ни при каких обстоятельствах не будут доведены до американского народа.

Как раз наоборот, для общественности были тщательно подобраны вызывающие страх и опасения «сведения», на основании которых у Конгресса и страны не будет другого выхода, кроме как быть втянутыми в войну, в основу которой будет заложено лживое пустозвонство, в войну, в смысл которой по прошествии американцы никак не смогут вникнуть. Вот почему я решила опубликовать свою оценку произошедшего.

Прежде всего, я была представлена Биллу Люти, помощнику министра обороны по делам Ближнего Востока и Южной Азии. Высокий, худой, нервозный, интеллигентного вида человек; он приветствовал меня в дверях. Потому, что он недавно ушёл в отставку морским офицером в звании капитана, а в настоящее время является высокопоставленным назначенцем Буша, предполагалось, что он имел, если не способности, то связи. В дальнейшем я обнаружила для себя, что, когда Дик Чейни десятью годами ранее был министром обороны, Люти был его помощником.

Он также являлся помощником спикера парламента Ньюта Джинрича во времена Клинтона и получил звание доктора наук в школе Флетчера университета Тафта. Хотя его военно-морская карьера не позволила ему встать на мостик флагманского корабля, он получил теперь такую возможность и, не затрудняя себя никакими сравнениями и смущениями, третировал приказами трёх и четырёх звездных генералов внутри и вне Пентагона.

Сотрудники, которые наблюдали за переменами, происходящими в связи с переходом от «клинтонизма» к «бушенизму», делились впечатлениями и отмечали, что что-то происходит с управлением и порядком рассмотрения документов в нашем Директорате. Ведущие профессиональные сотрудники, наиболее опытные и квалифицированные, занимавшие ответственные посты, были отстранены от ранее выполняемой ими работы сразу после начала переходного периода или в его процессе.

Джо Макмиллан, долгое время занимавший должность директора-офицера, был переведён в Университет национальной обороны. Задача директора-офицера во время переходного периода должна была состоять в оказании содействия вновь назначенному помощнику замминистра быстрее войти в курс дела, и обеспечить функциональную преемственность. Директор должен был являться своеобразным справочником, помогающим в осмыслении региональной истории и политики и способствующим определению наилучших способов сохранения курса или внесению в него назревших перемен. Устранение такой необходимой «движущей силы» являлось не только необычным шагом, но выглядело скорее, как сознательный разрыв в цепи. Это было первым сигналом радикальных перемен.

В то время я ещё не представляла себе, что экспертная оценка ближневосточной политики не просто была устранена, нет, - она была заменена на то, что поступало из всевозможных, вынашивающих неоконсервативные идеи научных центров типа «Института исследований ближневосточных средств информации» (“Middle East Media Research Institute”),«Вашингтонского института ближневосточной политики» (“Washington Institute for Near East Policy”) и «Еврейского института национальной безопасности» (“Jewish Institute for National Security Affairs”).

Весьма интересно отметить тот факт, что должность директора-офицера оставалась вакантной все то время, пока я там работала. Эта вакансия и длительное отсутствие объективного осмысления и анализа происходящего в регионе для информирования ответственных сотрудников Пентагона, готовящих политические решения, раскрывают во многом методы работы неоконсерваторов и их цели на Ближнем Востоке и связанные с этим трагические ошибки, допущенные в Вашингтоне и в Ираке за последние два года.

Вскоре я осознала “modus operandi” (« образ действия » лат.; прим.перевод.) политики «текущего момента» - политике, не перегруженной знаниями и опытом и не затрудняющей себя обсуждениями с новыми политическими назначенцами администрации Буша. Так, например, бывший опытный руководитель израильского, ливанского и сирийского направления был замещен молодым политическим назначенцем из Вашингтонского института. Обоснованием такого решения служило, якобы, то обстоятельство, что предыдущий руководитель, которому по положению следовало быть объективным по отношению к политике израильского премьер-министра Ариэля Шарона, имел нарекания и поэтому был уволен.

Я убедилась, что в Директорате на самом деле предпочитают тех, кто придерживается определенных идеологических взглядов. В первый же мой день пребывания в офисе один из карьерных гражданских служащих с некоторой скорбью в голосе посоветовал мне, что, если я хочу добиться успеха по службе, мне не следует говорить что-либо положительное о палестинцах. Это противоречило официальной американской политике, призванной служить непредвзятым посредником между Израилем и Палестиной. В тот момент много было разговоров о возможной поддержке Бушем идеи палестинской государственности. То, что Пентагон мог бы осуществлять и, хуже того, уже осуществлял свою собственную международную политику, до меня еще в то время не доходило.

Летом наш Директорат перебазировался в одно длинное офисное помещение на четвертом этаже между 7-м и 8-м коридорами «кольца Д», которое становилось все более и более тесным. С разговорами о войне и о ее планировании в отношении Ирака приходили самые разнообразные люди. Сообразительный и прыткий, одетый «в гражданку» подполковник по имени Бил Брюнэр руководил иракским направлением, и, вероятно, он был назначен в Директорат одновременно с Биллом Люти. Я узнала, что Брюнэт, как и Люти, служил в качестве военного помощника Спикера Джингрича. Все очень просто, - Джингрич теперь являлся активным деятелем бушевской Коллегии оборонной политики, которая разместилась на третьем этаже под нами.

Я спрашивала, почему Брюнэр носит гражданскую одежду, и мне отвечали, – «Он-дрессировщик Чалаби». Чалаби, ну конечно это был Ахмад Чалаби, - президент Иракского национального Конгресса, любимый ссыльный неоконсерваторов и источник большинства их «разведывательной информации». Сам Брюнэр рассказал, что он вынужден проводить много встреч в «Даунтауне» (центр Вашингтона;прим.перевод.) в гостиницах, что и объясняет ношение им цивильной одежды.

Вскоре, в июле, к нему присоединился летчик ВВС, полковник Кевин Джонс. Я думаю об этом, как о военно-гражданском партнерстве, хотя оба они были офицерами, наделенными полномочиями. Среди других людей, пребывающих летом 2002 года, был Майкл Маковский, недавний выпускник Массачусетского технологического института, защитивший диссертацию, связанную с деятельностью Уинстона Черчилля и собиравшимся работать по «иракской нефти». Он был младшим братом Давида Маковского. Давид в тот период являлся ведущим сотрудником Вашингтонского института и, формально, редактором про-ликудской газеты. Майкл был молчалив и, казалось, чувствовал себя дискомфортно, находясь рядом с нами. Вскоре он исчез на одной из последующих стадий операций и я редко его видела после этого.

Поздним летом новое пространство было выделено наверху на пятом этаже и «расширяющееся иракское направление» удвоилось с появлением Службы специальных планов (“Office of Special Plans”-OSP), которая заполнила верхние помещения. Служба продолжала расширяться и в последствии.

Другим человеком, который, как я отметила, появился внезапно, был Майкл Рубин, еще один сотрудник Вашингтонского института, работавший в области иракской политики. Он и Крис Штрауб, отставной офицер, являвшийся представителем Республиканской партии в Комитете Сената по разведке, были естественно предписаны к Службе специальных планов.

Джон Трухильо, - аналитик Разведывательного агентства министерства обороны, был назначен ответственным за обобщение разведывательной информации по Ираку и докладу ее Люти. Трухильо в августе 2002 года закончил одногодичные курсы повышения квалификации офицеров министерства обороны. Разведывательное агентство предложило ему «после возвращения из годичного отпуска» рутинную должность в разведке, но ведь не было ничего более интересного, чем работать в августе 2002 года у Люти. Джон «попросил» Люти вызволить его из разведывательной бюрократии и профессионального заточения и таким образом продлить его «отпуск» еще на год.

Трухильо и я, как друзья, проводили коридорные дискуссии. Одна, которую я помню наиболее четко, происходила вскоре после знаменитого выступления, известного как речь в форме «грибовидного облака» президента Буша в Цинциннати в октябре 2002 года, в котором он утверждал, что Саддам имел оружие массового уничтожения так же, как и связи с международным терроризмом и успешно работал над созданием ядерного оружия с целью вооружения им «священных бойцов» («террористов-смертников»).

Я спросила Джона, кто «кормит» президента всем этим вздором о Саддаме и угрозе, которую он представляет для нас в плане доставки средств массового уничтожения и своих связей с террористами, хотя ничего подобного не было ни в одной разведывательной информации, с которой я знакомилась в последние годы. Джон настаивал на том, что это не было преувеличением; однако, когда я попросила его привести пример хотя бы одного разведывательного доклада, в котором об этом бы говорилось, он только смог сказать мне,- «Карэн, мы располагаем источниками, к которым ты не имеешь доступа».

В нашем офисе среди тех, кто не принадлежал к неоконсервативным кругам, существовало широко распространенное мнение, что такие «источники» принадлежали к тем «чегоизволитесь» контактам, которые, имея «доверительные отношения» со Службой специальных планов и в окружении вице-президента, зарабатывали свои «тридцать серебреников», - Ахмад Чалаби принадлежал к ним.

Вновь назначенный директор Службы специальных планов, Абрам Шульский, являлся одним из наиболее высокопоставленных людей, который тем летом сидел в одном помещении с нами. Аби (сокращенное от Абрам) – приятный и спокойный человек, который мог сказать мне «хэллоу», проходя по коридору,- казался мне, дипломированному специалисту в области политических исследований, одним из тех, с которым было бы просто удовольствие сидеть за чашечкой кофе и обсуждать мировые проблемы.

Я четко представляла себе, что положение его в организации более чем высокое, хотя он формально находился в подчинении у Люти. Люти временами любил третировать своих сотрудников, даже ответственных, проявляя неуважение, оскорбляя их и порой насмехаясь. Он далеко не был добр к тем сотрудникам, которые имели взгляды или точки зрения, не совпадающие с теми, которые разделялись неоконсерваторами. Но, что касается Шульского, который в основном хранил молчание на совещаниях сотрудников, то Люти всегда был полон к нему уважения и почтения. Казалось, что реальным начальником Шульского был кто-то в ранге Дугласа Фэйта или даже выше.

Дуг Фэйт, - замминистра обороны по политическим вопросам,- образец того, как не надо руководить большим коллективом. В конце 2001 года он провел первое собрание всех сотрудников, на котором в течение 15 минут распространялся по поводу того, сколько абзацев и подабзацев должно быть в бумагах для министра Дональда Рамсфелда. Годом позднее, в августе 2002, он провел еще одно общее собрание, на котором всех озадачил эмоциональными рассуждениями о том, что значит работать на Рамсфелда. Он, преисполненный радостью, проинформировал нас, что в течение месяцев (он не назвал каких) Рамсфелд ежедневно собирал всех своих 4-х замов для инструктажа, который они выслушивали стоя.

Фэйт поделился с нами, что после того, как он стал посещать эти инструктажи, он лучше стал понимать, чего же Рамсфелд хочет от него. И военные, и гражданские сотрудники, присутствующие на собрании, были, как и я, поражены, выслушивая такие перлы административного невежества, длящиеся так долго и преподносимые с таким откровением. Своим безразличием к любым деталям политики, за исключением Израиля и Ирака, Фэйт заслужил репутацию самого безалаберного среди политиков, которая дополнялась широко бытующими историями о месяцах, которые требуются для получения его подписи на самых рутинных документах и о его привычке терять документы. Его самоуверенность, тем не менее, не страдала от его плохой репутации.

То лето я провела, изучая неоконсервативные взгляды на мир и пытаясь понять, что же происходит в стенах Пентагона. Я удивлялась, чем можно объяснить такое страстное стремление к войне и пренебрежение к объективным разведывательным данным. Неоконсерваторы четко просматривались среди остальных сотрудников, в основном потому, что их было не так много, и они обнаруживали себя принадлежностью к одним и тем же группам. Изучая каждого из них в отдельности, становилось ясно, что почти все они в течении десятилетий работали вместе внутри и вне правительства в области национальной безопасности.

Недавним примером может служить « Проект Нового Американского Века», в настоящее время известный как манифест 1998 года президента Клинтона по Ираку. Однако этому заявлению предшествовал другой документ, написанный для предвыборной кампании в 1996 году в Израиле партии Ликуд Биньямина Натаньяху неоконсерваторами Ричардом Пэрлом, Давидом Вюрмсером и Дугласом Фэйтом, озаглавленный «Стремительный бросок: Стратегия безопасности государства».

Давид Вюрмсер – наименее известен из этого трио, но очень интересный экземпляр из запутанной неоконсервативной сети. В 2001 году научный сотрудник Американского института предпринимательства он был направлен в Пентагон, затем продвинут на работу в Госдепартамент в качестве заместителя зама Госсекретаря Джона Болтона - приверженца жесткой консервативной линии, а затем – в Совет национальной безопасности. В настоящее время он – в аппарате вице-президента. Его жена, богатая Мейчав Вюрмсер - исполнительный директор Института по изучению средств информации Ближнего Востока,- также игрок в неоконсервативной команде.

До вторжения в Ирак многие из этих самых «игроков» в течение буквально десятилетий вместе изобретали, как запустить такую оборонную стратегию, которая бы приветствовала военные интервенции и жесткую конфронтацию с врагами, скрытую и даже неконституционную, если этого требуют интересы. Некоторые бывшие «неофициальные» лица, такие как Ричард Перл (помощник министра обороны при Рейгане), Джеймс Вулсэй (директор ЦРУ при Клинтоне), были награждены новыми путевками в жизнь, преодолели гравитацию и вышли на оперативный простор в Коллегии по оборонной политике президента Буша. Другие, как Элиот Абрамс и Поль Вулфовитц, успешно пережили негативные последствия обвинений «Иран - Контрас» за ложь Конгрессу и преднамеренное завышение мощи Советского Союза в политическом докладе ЦРУ.

Неоконсервативные боевые порядки, как и другие из параллельных фаланг, стоят во всеоружии против тех, кого они ненавидят. Ранней зимой 2002 года мой сослуживец военно-морской капитан и я обсуждали, что полезного в то время мог бы по своей линии предложить Колин Пауэлл, и были прерваны возгласами политического назначенца неоконсерваторов Давида Шенкера,- «самое полезное, что мог бы предложить Пауэлл- это заткнуться прямо сейчас». Я присутствовала на совещании, когда Билл Люти назвал адмирала и бывшего начальника Центрального командования Энтони Зинни «предателем» за то, что Зинни публично высказал свое особое мнение по поводу спешки с войной. После августа 2002 года Служба специальных планов имела график и темп работы, отличный от политически незаангажированных профессионалов, занимающихся другими странами региона.

В связи с тем, что я часто придиралась к подготавливаемым на основе разведывательных сведений документам, меня ознакомили только с двумя открытыми бумагами, разработанными Службой: Руководством по военному планированию, предусматривающим возможный тесный контакт с Центральным командованием, и т.н. «матрицами» (т.е. набором подготовленных тезисов для продвижения желаемой идеи – прим. Намакон) для использования при подготовке документов и проведения бесед по Ираку, оружию массового уничтожения и терроризму.

Эти внутренние «матрицы для использования» казались пропагандистским набором, составленным из предыдущих обзоров с вкраплениями разведывательной информации, разбавленными сведениями сомнительного происхождения. Они являлись пропагандистскими по своему характеру и все сотрудники в приказном порядке должны были использовать их практически дословно при подготовке любых материалов «наверх» и для внешнего потребителя вне Пентагона.

Эти матрицы включали заявления:
  • о намерениях Саддама Хусейна использовать химическое оружие против граждан своей страны и стран-соседей;
  • о его существующих связях с террористами, основанными на имеющихся сообщениях о том, что члены «Аль-Кайды» находятся на излечении в Багдаде;
  • о его широко разрекламированной поддержке палестинцев;
  • об агрессивной направленности программы ядерного оружия, которое может быть использовано им против соседей или передано «Аль-Кайде» или другим террористическим группам, подобным ей;
  • о том, что Саддам угрожает своим соседям, а также представляет серьезную угрозу для США.



Я подозревала, читая Чарльза Краутхаммера, - неоконсервативного обозревателя «Вашингтон-Пост», знакомясь с «Уикли Стендард» и слушая раз или два выступления Чейни, что матрицы уже «по-случаю» покинули стены нашего здания.

Факты состояли в том, что мы должны были использовать для обоснования наших бумаг то, что уже было подготовлено соответствующими службами, а Руководство по военному планированию было уже проведено («с некоторой помощью со стороны Центрального командования»). Вместо того, чтобы разрабатывать альтернативную военную политику и предлагать возможные варианты развития событий, Служба Специальных планов использовалась для разработки пропагандистских штампов (матриц), для внутреннего и внешнего потребления и псевдо-военного планирования.

В результате моей службы в направлении по Северной Африке я познакомилась с сотрудниками Разведывательного агентства министерства обороны, сотрудничавшими с нашим Директоратом. Каждый региональный директор обслуживался ответственным сотрудником разведки из Агентства, привлекавшим к этому профессиональный штат разведки. Сотрудники разведки направляли в наш Директорат «продукцию» Агентства, принимали задания и, в прежние времена, являлись ценными членами региональных команд. Однако, по мере приближения войны, такой тип отношений с Разведывательным агентством был нарушен.

Любой случайный наблюдатель мог заметить напряженность и даже враждебность между «Диким Билом» (как мы между собой называли шефа) – Люти и Брюсом Хардкастлом- нашим офицером разведки. Конечно, между ними существовали стилистические и личностные различия. Хардкастл, как и большинство ответственных офицеров разведки, с которыми я была знакома, был серьезным, сдержанным, осмотрительным и проделывал большую работу для того, чтобы быть предельно точным и аккуратным в своих письменных и устных формулировках. Люти был из той породы парней, кто на совещаниях сотрудников и в беседах мог совершать резкие кульбиты от философских размышлений до административных мелочей, без всякой тени сомнений и нисколько не смущаясь.

Я обнаружила, что Люти и, вероятно, другие из Службы Специальных планов бывали несогласны с докладами Хардкастла, особенно с тем, что касалось оружия массового поражения и терроризма. Я точно не знала, в чем заключались эти противоречия, но я пришла к заключению, что доклады Агентства не соответствовали тому, что Директорат утверждал в отношении иракских способностей в области оружия массового поражения и террористической активности.

Я узнала, что накануне моего прихода в Директорате случился инцидент, заключавшийся в том, что во время выступления Хардкастла на двустороннем совещании он был грубо оборван Люти. История в том виде, в котором она обсуждалась сотрудниками, выглядела как «внезапный отказ Агентству от предложения руки и сердца». Разведывательный доклад Хардкастла возвращался назад на доработку то одним, то другим политическим отделом, работающим в области нераспространения оружия массового поражения. Предписание политических назначенцев, хорошо усвоенное офицерами-сотрудниками и разведывательным сообществом министерства обороны, заключалось в том, что ответственные гражданские назначенцы полны решимости исключать или изолировать разведывательные отчеты, которые не вписываются в планы неоконсерваторов.

Офицеры-сотрудники вынуждены были постоянно просить Службу специалбных планов регулярно обновлять матрицы по Ираку, оружию массового поражения и терроризму. По негласной инструкции матрицы нельзя было использовать до тех пор, пока Шульский формально не одобрит их содержание. Матрицы представляли собой ряд утверждений, написанных в убедительной и доходчивой форме, которые на первый взгляд казались вполне рациональными и логичными:


  • «Садам Хусейн травил газом своих соседей, жестоко обращался со своим народом и продолжал издеваться над ним, представлял из себя потенциальную угрозу для своих соседей и для нас», - но дело заключалось в том, что никто из его соседей, включая Израиль, этого не ощущал.
  • «Саддам Хусейн предоставлял убежище для активистов «Аль-Кайды» и предлагал, а возможно, и предоставлял им тренировочные базы», - однако, при этом в утверждении не было никаких намеков о том, что предлагаемые базы располагались на территории Курдистана,- части Ирака, контролируемой американцами.
  • «Саддам Хусейн добивался и даже имел оружие массового поражения в том виде, которое могло бы быть использовано им совместно с «Аль-Кайдой» и другими террористами для того, чтобы атаковать и причинять вред и разрушения американским интересам, американцам и Америке», - однако, дело все в том, что разведка на самом деле об этом не сообщала.
  • «Саддам Хусейн не был серьезно ослаблен войной, санкциями и еженедельными бомбежками в течение последних 12-ти лет и строил планы нанесения вреда Америке, поддерживал антиамериканскую деятельность, частично с использованием в этом террористов», - но дело все в том, что разведка сообщала как раз обратное.
  • «Его помощь палестинцам и Арафату доказывали его связь с террористами»,



Вот, всё это вместе взятое и должно было служить доказательством того, что настало время действовать и незамедлительно. Вот в чём заключался истинный смысл матриц, и он сохранялся в них всё то время, пока я знакомилась с ними в их эволюции.

А эволюцию они совершали, и изысканные изменения я наблюдала с сентября по январь - изменения, обнаруживающие тот вклад, который внесла Служба Специальных планов в национальную безопасность. Две ключевые модификации проделали или одобрили Шульский и его команда политиканов.

Первая - заключалась в полном изъятии ссылок или существа утверждений. Одно, которое я помню в деталях, - это, когда они полностью вычеркнули пассаж о том, что представители саддамовской разведки встречались в Праге с Моххамадом Атта, - пассаж, который должен был молчаливо свидетельствовать о причастности Хусейна к событиям «сентября 11-го». Это утверждение сохранялось в матрицах в процессе ряда их эволюций, но после того, как в печати появились опровержения разведки о безосновательности таких заявлений, а также отрицание со стороны чешского правительства обстоятельств такой встречи и сообщение ФБР, что Атта по их сведениям не мог находиться в то время в Праге, эта «ячейка» из матрицы была полностью удалена, т.е. изъята из «советов, что сказать» нашим официальным пентагоновским лицам при их встречах как с гостями в здании, так и за его пределами.

Другое изменение в матрице касалось уточнений и обобщений. Но дело все в том, что многие утверждения в них были уже настолько общи, что и обобщать то было нечего. Некоторые матричные ряды были немного смягчены. В частности, утверждение о степени готовности и возможностях саддамовского химического, бактериологического и ядерного оружия. Другие подправлялись и приводились в соответствие с тем, что говорили Буш и Чейни в своих выступлениях.

Одно утверждение, которое я никогда не видела в наших матрицах, касалось попытки Саддама купить желтый урановый кек в Нигере. Общий список преступлений и грехов Саддама, составленный Службой, действительно включал факты поисков Хусейном расщепляющих материалов или урана в Африке, но такие попытки, по имеющимся сведениям, относились ко временам 80-х годов прошлого столетия.

Я была удивлена, услышав упоминание об этом в 2003 году в ежегодном докладе президента Конгрессу, потому что на самом деле это было кое-что новенькое и теоретически могло являться следствием вновь полученной разведывательной информации; а в таком случае это было серьезным упущением Службы специальных планов, которая «забыла» включить данное утверждение в матрицы, которыми нас снабжали. Узнав об этом из послания, я поинтересовалась у своих коллег из офиса по африканским делам (в котором ранее работала), и оказалось, что для них это также явилось открытием. В общем, и это утверждение обернулось фальшью.

Лучшим средством обороны для тех, кто врет и совершает служебные преступления,- это тыкать пальцем в разведку.

Начиная с конца 2002 года, я нашла выход моему глубокому беспокойству, связанному с похищением неоконсерваторами нашей оборонной политики. Спасительная отдушина была найдена в лице полковника в отставки Дэвида Хэккуорта, который согласился анонимно публиковать мои короткие очерки на своем ВЭБ сайте «Бойцы за Правду» под псевдонимом «Крик души: Заметки из глубин Пентагона». «Крик души» - это его идея, но я была счастлива, что появились люди, в основном военные, которые интересуются тем безумием, которое бытует в сегодняшнем министерстве обороны и свидетельницей, которой я ежедневно являлась; но когда меня действительно «достали» до глубины души, назвав Зинни «предателем», я написала об этом статью, подобную этой.

В ноябре в своих очерках я рассматривала искусственный мир, создаваемый Пентагоном, и вызывающую оцепенение тупую наивность неоконовских (неоконсервативных - прим. Намакон) оценок того, что произойдёт, когда мы вторгнемся в Ирак. Я обсуждала цену гражданской службы, заключающуюся в пропасти между гражданскими сотрудниками, которые говорят правду, и их карьера летит в пропасть, и теми «гражданскими служащими», которые умалчивают правду, и их карьера стремительно летит вверх.

Мои декабрьские статьи становились все более гнетущими, описывающие «историю столетней войны» и «сражения умалишенных». Одна была полна болью и называлась «Заявление меньшинства» о необходимости решительного «особого мнения» на грандиозное в своем безумии «видение Фэйта – Вулфовица – Рамсфэлда – Чейни» Ближнего Востока, процветающего в мире любви и демократии, принесенными туда на штыках ряда последовательных войн и военной оккупации.

Я делилась моим беспокойством с одним «вольнонаемным», который был отдаленно вхож в «Люти-Фэйт-Перл политический клан» по своей прежней работе на одного из высокопоставленных пентагоновских свидетелей на слушаниях «Иран-Контрас». Он рассказал мне, что эти ребята были заангажированы на кое-что гораздо более серьезное, чем «Иран-Контрас». Я попыталась у него узнать еще что-нибудь, но он мне ничего больше не сказал. Весь его облик свидетельствовал о том, что он несомненно знает то, о чем не говорит. Я вспоминала о нем позднее, когда читала о встречах 2002-2003 годов между Майклом Лидиным, Ребелем Марком Герехтом и иранским торговцем оружия Манюхером Горбанифаром – все фигуранты «Иран-Контрас».

В декабре 2002 года я попросила ускорить мою отставку, чтобы она состоялась по крайней мере в июле. К этому времени военные с беспокойством ожидали под кроватью второго ботинка, находясь в раздрае между заботами о способности и готовности к неопределенной миссии и обычной нехваткой одного дня после того, как наступит ясность.

Неоконы с раздражением старались изо всех сил снять этот чертов ботинок. И этот второй ботинок грохнулся с тупым ударом, как и то уважение, которое многие из нас питали к Колину Пауэллу, 5-го февраля, когда госсекретарь капитулировал перед неоконами в своей речи в ООН – в речи, не только полной лжи и вероломства, которыми постарались нашпиговать ее неоконсерваторы, но также содержащей многие «доказательства», которые к тому времени уже были разоблачены разведкой.

Война, вообще, проводится всегда в интересах узкой гильдии и преследует политические цели. Однако, причины этой войны, представленные Конгрессу и американскому народу, были настолько некорректными и такими запутанными, какими может быть только ложь. Тем не менее, над ней поработали дизайнеры. Конечно, неоконсерваторы никогда не испытывали угрызений, обманывая страну по поводу истинных целей оккупации Ирака,- во многом заключающейся в том, чтобы запугать Сирию и Иран и захватить плацдарм для последующего предрешенного свержения власти Арабских Эмиратов, в настоящее время главенствующих в регионе.

Удержание ОПЕК в долларовом коридоре (а не в евро) и завершение выпечки уже покрывшегося с одной стороны корочкой имперского пирога,- также играют не последнюю роль в этом. Эти более «корректные» причины для вторжения и оккупации могли ли быть представлены как достоинства и возможно ли было бы , опираясь на эти истинные причины, убедить «озлобленное и агрессивное» американское население поддержать войну и оккупацию. Однако американскому народу не была предоставлена возможность обсудить все эти причины в честной и открытой полемике.

Теперь президент Буш назначил комиссию для проверки способностей американской разведки и обозначил время для доклада по этому вопросу на после выборов. Комиссия «проанализирует разведывательную информацию по оружию массового уничтожения и ту, которая относится к угрозам 21 века,… и сравнит то, что иракская Инспекторская группа получила, с той информацией, которую мы имели ранее…».

«Независимая» комиссия, создающаяся по образу и подобию ранее провалившихся комиссий и состоящая полностью из людей, отбираемых в нее исполнительной властью, тем самым специально уводится от проверки роли Службы специальных планов и других неоконсервативных исполнительных органов.

Если бы президент и вице-президент были всерьез заинтересованы в получении достоверных результатов, они бы, вероятно, запросили свидетельство того, каким образом разведывательная информация была политизирована, почему она использовалась не должным образом и почему ею манипулировали, и искажались ли сведения, поступающие от разведывательного сообщества, для того, чтобы воздействовать на Конгресс и общественное мнение с целью подталкивания к войне, которой были беременны неоконы.

Буш говорит, что он желает знать правду, но очевидно, что он в ней сегодня не более заинтересован, чем 2 года назад. Доказывая правильность утверждения, что всегда первой жертвой войны является правда, неоконсервативный член Коллегии по оборонной политике Ричард Перл в феврале «призвал к здравомыслию». Перл, один из ведущих разработчиков неоконсервативной программы действий по имени Джордж Теннэт и директор Разведывательного агентства министерства обороны вице-адмирал Лоуэлл Якоби – виноваты в отсутствии у президента достоверной информации по Ираку и оружию массового поражения.

Без сомнений, разведывательное сообщество, поддающееся политизации и отжившим парадигмам, нуждается в реформах. Поспешные метания неоконов от обвинения во всем разведывательного сообщества до отречения от себя самих было вполне предсказуемо. Вероятно, Перл и другие предчувствуют всю серьезность растущей опасности политического скандала, спровоцированного неоконсервативной ложью. Тем временем, Ахмад Чалаби – экстравагантное творение пентагоновских неоконов, пристроившись к миллионам за предоставляемую дезинформацию, с изумительной откровенностью хвастается: «Мы – герои заблуждений» и «Не имеет никакого значения все, что говорилось до того».

Теперь президент и глашатаи неоконсерватизма убеждают нас, что наши сыновья и дочери, мужья и жены в Ираке сражаются за свободу, справедливость и американские ценности. Издержки этой войны не разделяют с нами дети Вулфовитца, Перла, Рамсфелда и Чейни. Дочери Буша не платят по этим счетам. Нам заявляют, что разведка не оправдала доверия Америки и президент Буш полон решимости до самых первопричин этого. Вместе с тем, ни один неоконовский назначенец не потерял свою работу и ни одно высокопоставленное лицо администрации не подало в отставку в связи с пагубно спланированной и болезненно зачатой войной и бездумной оккупацией Ирака.

Готовы ли американцы заставить творцов такой политики расплатиться по счетам? Готовы ли мы возвратиться к истокам нашей республики, сдержанной и осмотрительной, уважаемой другими? И, если американцы у себя дома готовы сражаться упорно и мужественно за сохранение нашей республики, мы ещё, возможно, сможем спасти её».


Карэн Квиатковскаяспециалист в области управления информационными системами, подполковник ВВС США (Пентагон) в отставке.

Военная служба: Семнадцать лет службы в ВВС; жила и работала на Аляске, в Италии, в Испании, штатах Массачусетс и Мэриленд.

Образование: Бакалавр зоологии (Университет штата Мэриленд,1982год), Магистр систем управления (Университет щтата Арканзас,1987год), Магистр форм правления (Гарвардский университет,1991год).

Увлечения: Мировая политика и международные отношения, туризм, конный спорт и достижения в области авиации.

В настоящее время проживает в Западной Вирджинии на маленькой ферме своей семьи, преподает курсы американской международной политики в университете Джеймса Мэдисона и регулярно пишет статьи для военного еженедельника по вопросам безопасности и обороны.