Geum.ru

Динора Пайнз (Dinora Pines) Бессознательное использование своего тела женщиной

Вид материалаДокументы

Содержание


Клинический случай 1
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   17

Клинический случай 1


В первый раз г-жа А. обратилась ко мне семнадцатилетним подростком. Она была подавлена и печальна: умерла ее мать и оставила ее и сестру (девятнадцати лет) одних бороться с судьбой. Родители их расстались, когда младшей девочке было пять лет. Мать с детьми вернулась в Лондон, в бедный район, где жила ее семья. Отец г-жи А. был неудачником и слабым человеком, но она помнила, каким он был ласковым. Она была его любимым ребенком, и он всякий раз обращался к ней, когда его обижала жена. Г-жа А. чувствовала себя глубоко виноватой за свое детское придуманное эдипальное «торжество» над матерью и не хотела видеть отца, когда он пытался встретиться с дочерью после развода.

Г-жа А. была способной девочкой — она прекрасно училась в школе и затем поступила в университет. Ее успехи в учебе, а также их с сестрой всесторонняя взаимная поддержка и любовь были для девушки главной отрадой и источником высокой самооценки. Г-жа А. вновь обратилась ко мне за консультацией несколько лет спустя. Она засомневалась — выходить ли ей за своего жениха — за несколько недель до свадьбы. Жених привлекал ее по нарциссическим соображениям. Он происходил из среды интеллектуалов, к которой г-жа А. всегда хотела принадлежать, а главное, у него была утонченная, интеллигентная мать, и г-жа А. любила ее и восхищалась ею, а та, в свою очередь, ценила г-жу А. за ум и успехи. Г-жа А. всегда стыдилась своей бедной и необразованной семьи. Она скоропалительно решила выйти замуж за этого молодого человека, после того как се сестра вышла замуж за иностранца и уехала за рубеж. Однако уже перед самой свадьбой г-жа А. не смогла больше закрывать глаза на многочисленные эмоциональные задержки своего жениха, в частности на его недостаток уверенности в себе и слабые успехи в работе, несмотря на блестящую образованность, которой г-жа А. всегда завидовала. Это и привело ее ко мне за советом.

Несмотря на все сомнения, она вышла замуж и несколько лет спустя обратилась ко мне опять. На этот раз она была очень расстроена тем, что лишена возможности забеременеть и родить ребенка, который будет ее любить и которого сможет любить она сама, так как она понимала, что в ее браке и в ее жизни любви нет, хотя дружбы и общения хватает. Она горько плакала о том, что ее муж — незрелый человек, и о том, что он стерилен, как это только что выяснилось, и она лишена возможности сделать следующий шаг к зрелой женственности, чего она страстно желала с раннего детства. «Даже когда мы занимаемся любовью, мы, как дети, мы не можем сами сделать ребенка»,— сказала она. На бессознательном уровне беременность должна была показать ее и мужа физическую зрелость. А в глазах общества г-жа А. и ее муж были взрослыми, высокообразованными людьми, каждый из которых выполнял важную, ответственную работу. Самооценка г-на А. мучительно страдала от того, что он узнал о своей стерильности. Он потерял веру в себя и почувствовал себя импотентом — и в работе, и с женой. Однако он охотно согласился с решением жены — забеременеть и родить собственного ребенка. Несмотря на ее естественную тревогу о том, чьего ребенка ей придется носить, они сознательно планировали эту процедуру. Муж каждый раз провожал жену к специалисту, который проводил искусственное осеменение, и ждал, когда она от него выйдет. Ночью он пытался заниматься с ней любовью, словно и был (в фантазии) тем мужчиной, от которого ей предстояло понести, но она слабо отвечала ему, и он, чем дальше, тем глубже, погружался в депрессию и импотенцию.

К моему удивлению, несмотря на печальное положение дел, г-жа А. оставалась веселой и уверенной в себе. В конце концов она сказала мне, что соблазнила своего гинеколога. Он не только осеменял ее донорской спермой, но занимался с ней после этого любовью. Так г-жа А. вносила нечто теплое, человеческое в строго научную процедуру и избегала нагруженных виной фантазий о том, кто же этот анонимный донор. На сознательном уровне отцом ее будущего ребенка должен был стать гинеколог. От всего этого я ощутила себя ребенком, который подсматривает в спальне за родителями. Гинеколог все время спрашивал г-жу А.: «А что же думает твой аналитик?» — как будто знал о ситуации, в которой оказались мы вчетвером. Я была в трудном положении. Мой гнев на коллегу, который предал доверие пациентки, был так силен, как если бы это был отец, уступивший заигрыванию маленькой дочери. Много раз я чувствовала искушение позвонить ему, как мать, запрещающая отцу издеваться над ребенком. Но я не могла предать доверие пациентки. Я была осуждена на бессилие, импотенцию, как г-н А.

Я стала подозревать и в конце концов интерпретировала, что отыгрывание г-жи А. было связано с ее детскими заигрываниями с отцом и с бессознательной тревогой за эдипальный триумф (в фантазии) над своей матерью, который должен был закончиться зачатием запретного эдипального ребенка. Ибо в желании маленькой девочки забеременеть всегда присутствует порыв «украсть» отца у матери, как г-жа А. крала гинеколога у его жены. Таким образом, естественное любопытство и тревога г-жи А. по поводу анонимного донора, от которого ей предстояло зачать, оживляли ее детское желание иметь ребенка от отца, украв это у матери. Зачать г-же А. так и не удалось, словно для ее бессознательного любой ребенок, зачатый ею, свидетельствовал о запретном, нагруженном виной половом акте: в текущей реальности — с гинекологом, в детской фантазии — с отцом. Интерпретация ее трудного положения в прошлом и в настоящем (при переносе) помогла ей оплакать утрату обоих родителей и ребенка, которого она так хотела. Анализ помог ей бросить бесполезное осеменение, которое не приводило к беременности.