Geum.ru

П. А. Сорокина Москва Санкт-Петербург Сыктывкар 4-9 февраля 1999 года Под редакцией д э. н., проф., академика раен яковца Ю. В. Москва 2000

Вид материалаДокументы

Содержание


Долматова С.А., к.э.н., с.н.с. ИЭ РАН
Подобный материал:
1   ...   38   39   40   41   42   43   44   45   46

Долматова С.А.,

к.э.н., с.н.с. ИЭ РАН




НАСЛЕДИЕ ПИТИРИМА СОРОКИНА И ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ



Символично, что труды Питирима Сорокина, покинувшего Россию в послереволюционный период, когда происходили грандиозные социальные изменения, связанные со становлением советского общества, возвращаются в нашу страну также во время радикальных социальных трансформаций, происходящих в противоположном направлении — от советской системы к капиталистической. Актуально для постсоветской России звучат предостережения Питирима Сорокина, сделанные на основе анализа опыта не только Октябрьской революции, свидетелем которой он был, но и опыта всех великих революций прошлого:

«1. Реформы не должны попирать человеческую природу и противоречить ее базовым инстинктам. Русский революционный эксперимент, как, впрочем, и многие другие революции дают нам примеры обратного.

2. Тщательное научное исследование конкретных социальных условий должно предшествовать любой практической реализации их реформирования. Большинство революционных реконструкций не следовало этому правилу.

3. Каждый реконструктивный эксперимент вначале следует тестировать на малом социальном масштабе. И лишь если он продемонстрирует позитивные результаты, масштабы реформ могут быть увеличены. Революция игнорирует этот канон.

4. Реформы должны проводиться в жизнь правовыми и конституционными средствами. Революции же презирают эти ограничения» [1. C.271].

К сожалению, принципы, которым люди следуют, как отмечает Сорокин, при возведении мостов и разведении коров, отбрасываются при проведении преобразований в устройстве общества, хотя цена ошибки в последнем случае неизмеримо больше. И практика реформ в современной России демонстрирует воспроизведение на новом этапе ошибок прошлых социальных экспериментов.

Последняя русская революция, именуемая как «рыночные реформы», своим импульсом имела недовольство советской элитой со стороны рядовых граждан, требовавших незамедлительно перейти от псевдоравенства и гнета государственной машины к истинному равенству и свободе. Во время перестройки с самых высоких трибун много говорилось о необходимости вхождения нашей страны в общеевропейский дом и переходе к постиндустриальному развитию, по сути поддерживалась идея конвергенции двух систем.

Однако после развала Советского Союза и прекращения господства коммунистической идеологии, по мнению ряда западных аналитиков, отпала необходимость поиска путей конвергенции между обществами советского и западного типов, ввиду «победы» последнего. Так, например, экономический советник правительства Гайдара А.Ослунд высказался достаточно определенно: «Советская империя рухнула, потому что СССР проиграл холодную войну, и нынешняя ситуация вполне может трактоваться как послевоенная» [2. C.46]. В отличие от российского руководства, употреблявшего нейтральные формулировки, иностранный советник недвусмысленно заявил относительно результата реформ: «кратчайшее определение нового общества, которое должно быть построено, заключается в слове капитализм» [2. C.22].

Неудивительно, что российские политики избегали термина «капитализм» в своих программных заявлениях, предпочитая использовать для его обозначения различного рода эвфемизмы, обычно производные от слов рынок и свобода (например, «свободный рынок» или «свободное общество»), поскольку им приходилось учитывать настроение народных масс, воспитанных за 70 лет советской власти в резком неприятии ко всему капиталистическому.

Общественное сознание начала девяностых, несмотря на определенный радикализм, еще не было готово признать, что произошел переход на принципиально иной путь развития, и стремление к демократизации советской системы обернется негативными явлениями, связанными с усилением тенденций к становлению «дикого», ничем и никем не управляемого капитализма.

Однако по мере углубления экономических преобразований в своем стремлении достичь западного уровня жизни постсоветское общество приняло как данность необходимость последовательно пройти все этапы пути к западному изобилию, в том числе и этап так называемого первоначального накопления капитала, приметы которого хорошо известны из сообщений прессы.

Несмотря на приверженность неолиберальной доктрине экономистов-реформаторов, получивших высокие посты в российском правительстве, по сути была использована марксова теория так называемого первоначального накопления капитала для объяснения характера происходящих явлений на постсоветском пространстве и обоснования способов достижения искомых результатов. Поэтому в общественное сознание насаждалась мысль, что криминальное происхождение капиталов, допущенных к процессу приватизации, должно восприниматься как «необходимое зло» генезиса капитализма. Однако реформаторы, признавая марксову идею первоначального накопления капитала, забывают о том, что она дает основание в итоге к экспроприации экспроприаторов.

Экономическим содержанием процесса первоначального накопления капитала является отделение непосредственного производителя от средств производства, или иначе — переход от традиционного общества к индустриальному. Однако этот процесс уже завершился в советский период, и нет, и не было никакой социальной необходимости воспроизводить его снова. Кроме того, криминальное начало процесса приватизации наделяет криминальным характером формирующиеся отношения собственности на длительную перспективу, а это противоречит принципу «священности» и «неприкосновенности» их объекта. «Научно обоснованное» попустительство со стороны властей криминализации процесса приватизации благодаря допущению к активному участию в нем недекларированных капиталов, тотальный разгул коррупции во всех эшелонах власти содержит в себе сильнейший заряд недоверия народных масс проводимому курсу реформ, несет потенциал серьезных социальных конфликтов.

Сокрушительное падение производства на фоне обнищания основной массы населения, такое как в период глобальных катаклизмов (как, например, вторая мировая война), не связанное ни с процессом реконструкции, ни со структурной перестройкой промышленности, свидетельствует о неправильно выбранной стратегии развития. Проходить шаг за шагом путь Запада, совершая те же ошибки, зачеркивая собственный опыт, по меньшей мере нерационально. Концепция конвергенции двух систем, основанная на соединении позитивных характеристик и прогрессивных тенденций прежде всего СССР и США — двух сверхдержав, которую активно разрабатывал Питирим Сорокин и вслед за ним другие ученые, могла бы послужить теоретической основой для изменений не только в современной России, но и в странах Запада. Однако этого не произошло. В то же время в нашей стране происходит «негативная» конвергенция, проявляющаяся в быстром укоренении пришедших с Запада негативных явлений, сочетающихся с сохранением всего советского «негатива» и формированием «новорусского», в то время как имеет место отторжение действительно передовых достижений западной цивилизации.

Как представляется, развитие событий по осуществленному в России сценарию проведения реформ оказалось возможным из-за легкости его исполнения и перспективности для сложившегося управленческого аппарата.

Политика так называемой шоковой терапии — наиболее болезненный для населения вариант ускоренного реформирования народного хозяйства, оказалась наиболее щадящей для номенклатуры, как сохранившейся от коммунистического прошлого, так и сформированной «демократическим» настоящим. Новая элита, пришедшая к власти под лозунгом борьбы с партаппаратом, частью заменила его, частью «великодушно» поделилась собственностью и властью.

Биполярное разделение советского общества по линии государство — рядовые граждане сменяется таким же противостоянием, где полюс государства усиливается крупным капиталом, происхождение которого указывает если не на властные структуры, то на криминальные.

Симбиоз старой и новой номенклатуры позволяет наиболее эффективно использовать власть имущим свое служебное положение. Произошло овеществление нематериального богатства, заключавшегося в разнообразии корпоративных связей и возможности доступа к информации, богатство окончательно принимает форму капитала, отношение наемный труд — капитал становится предельно прозрачным.

Характерно, что неизбежность коррупции во время переходного периода принимается общественностью как данность. Более того, общество, еще недавно бескомпромиссно осуждавшее партийные привилегии, похоже, смирилось и с существованием последних, и с еще большими по масштабу и глубине проявлениями чиновничьего своекорыстия.

О роли властной элиты, паразитирующей на государственной собственности, известно достаточно, но привел ли слом командно-административной системы, которым гордится новая элита, к позитивным сдвигам по линии «общество — властные структуры»?

Власть по-прежнему довлеет над обществом, оставаясь по существу бесконтрольной, изменилась лишь мотивация поведения государственного чиновника. Если ранее ему приходилось рассчитывать на длительную перспективу, связанную с расширением системы привилегий по мере служебного роста, то теперь господствует психология временщика, поскольку резко возросли размеры распределяемых благ и в условиях бесконтрольности можно пользоваться моментом для сколачивания личных состояний, перед которыми меркнут все возможные привилегии.

В российском обществе сложилась парадоксальная ситуация: согласно неолиберальной доктрине, взятой на вооружение руководством в проведении реформ, рекомендуется сведение роли государства к минимуму. Однако эта малая роль государства, тем не менее, в наших условиях выполняется многократно возросшей, по сравнению с советским периодом, армией управленцев, содержание которой ложится тяжким бременем на российских налогоплательщиков.

Как представляется, во всех перераспределительных процессах последних лет, несмотря на кажущуюся «капиталистичность», отсутствует такое важное условие становления капиталистических отношений, как открытый М.Вебером «дух капитализма». Борьба за собственность, подобная борьбе за советское наследство, могла иметь место в любую эпоху — концентрация богатств в руках незначительного (по сравнению с общей массой населения) числа собственников — еще не свидетельство прогрессивных изменений в нашей экономике и прогресса в развитии общества в целом.

Практика мирового общественного развития показала, что социально-экономический строй может укорениться только в том случае, если получит обоснование в виде правовых норм, институтов, свободной инициативы рядовых граждан.

К тому же строительство капитализма также невозможно без активного участия широких слоев общества. Так и строительство социализма требовало народного энтузиазма, а одно только внеэкономическое принуждение в виде угрозы репрессий не может объяснить причины создания после гражданской войны мощной советской экономики, способной противостоять агрессору в Великой Отечественной войне, и ее стремительного последующего восстановления.

В своем очередном стремлении догнать Запад Россия приняла лишь внешние атрибуты западного образа жизни, да и то актуальные на вчерашний день. Показная роскошь «новых русских», не знающих счета деньгам, шокирует не только соотечественников, живущих за чертой бедности, но и вполне обеспеченный Запад. Досуг по высшему разряду без предшествующего интенсивного труда, молниеносное обогащение, чтобы иметь возможность вести жизнь рантье, — к таким стереотипам экономического поведения приучаются граждане постсоветской России благодаря усилиям официальных СМИ.

С либерализацией экономической и политической сфер в России следовало ожидать активизации предпринимательства как преобразующей общество творческой деятельности. Однако область применения предпринимательства оказалась очень узкой, более того, в постсоветской России стали невостребованными некогда перспективные наукоемкие отрасли народного хозяйства, а вместе с ними и высококвалифицированные специалисты. Поскольку единственным ориентиром в российском обществе в настоящее время является получение прибыли за сверхкороткий период, произошло смещение приоритетов в российской экономике от сферы производства к сфере обращения, что, безусловно, не способствует скорейшему выходу из кризиса и повышению жизненного уровня населения, а также устойчивости положения России в мировом хозяйстве.

Экономическое и геополитическое ослабление постсоветской России привело не только к ущемлению собственных национальных интересов, но и интересов традиционных союзников. В частности, нарушение баланса сил в пользу США и их союзников после краха СССР позволило НАТО осуществить военную агрессию против Югославии. Таким образом, западная цивилизация продемонстрировала всему миру, что не может мирно сосуществовать без внешнего ограничителя. И на пороге XXI века сохраняются негативные тенденции века XX, как будто о нынешней ситуации — слова Питирима Сорокина: «Запад и человечество в целом находятся сейчас в ситуации острого кризиса, угрожающего самому существованию человеческой расы» [3. C.198].

В данной связи открытым остается вопрос, какой путь изберет Россия в XXI веке и сможет ли человечество в целом разорвать порочный круг враждебности и конфронтации.


ЛИТЕРАТУРА
  1. Сорокин Питирим. Человек. Цивилизация. Общество. М., Политиздат. 1992.
  2. Ослунд Андерс. Шоковая терапия в Восточной Европе и России. М., Республика, 1994.
  3. Сорокин Питирим. Главные тенденции нашего времени. М., Наука. 1997.