П. А. Сорокина Москва Санкт-Петербург Сыктывкар 4-9 февраля 1999 года Под редакцией д э. н., проф., академика раен яковца Ю. В. Москва 2000

Вид материала

Документы

Содержание Рыбина Н.В., аспирантка социол. ф-та МГУ Тверитнева Е.В., аспирантка кафедры социологии МГИМО (У) МИД РФ Низовцев В.В., к.ф-м.н., МГУ им. М.В. Ломоносова Социокультурная динамика и научный метод Демократизация и физика «альмагест» как претекст Системность и протестантизм Ретроидентификация физики и её будущее

Подобный материал:

• Учебное пособие Под редакцией Л. М. Шипицыной Москва Санкт-Петербург 2007 Авторы: Шипицына, 2318.2kb.
• 1. Обязательно ознакомиться с пакетом заранее. Все вопросы можно обсудить с редакторами, 215.48kb.
• Семинара под редакцией профессора Очкуренко А. А. Москва, 13 февраля 2009 года Москва, 1301.35kb.
• М. В. Максимов (отв редактор, г. Иваново), А. П. Козырев (зам отв редактора, г. Москва),, 4733.99kb.
• Банковское обозрение (Москва), 20 февраля 2008 г., №002,, 996.17kb.
• Темы дня : сохранить репродуктивный потенциал. Проблемы контрацепции в россии время, 788.29kb.
• Д. С. Лихачева 2011 год Общие положения Первые Краеведческие чтения (далее Чтения),, 80.63kb.
• И научные учреждения второе переработанное и дополненное издание, 8298.18kb.
• Континент usa. №3 (11) February / Февраль 2000 Юрий Трайсман: «…моя мечта – создание, 145.78kb.
• Земля мастеров санкт-Петербург – Москва – Палех – Южа – Холуй – Городец на Волге, 167.19kb.

Рыбина Н.В.,

аспирантка социол. ф-та МГУ

ОСОБЕННОСТИ СОВРЕМЕННЫХ ФОРМ СОЦИАЛЬНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ

Имя русско-американского социолога Питирима Александровича Сорокина хорошо известно в мировом научном сообществе. Сорокина называют одним из самых выдающихся умов ХХ века, внесших значительный вклад в разработку теории социального взаимодействия. Как и многие другие исследователи, он считал, что предметом социологии выступает межчеловеческое взаимодействие, отличное от взаимодействия в неорганической и органической природе. Социология, по его мнению, есть наука о поведении людей, находящихся в процессе социального взаимодействия.

Основываясь на этом, Сорокин анализирует и выделяет специфику и структуру межчеловеческого взаимодействия. Еще в начале ХХ века он отмечает, что в социальной действительности конкретных форм взаимодействия бесчисленное множество, и предпринимает успешную попытку классифицировать виды взаимодействия согласно с элементами взаимодействия в зависимости:

1. от количества и качества взаимодействующих индивидов;
   
2. от характера актов;
   
3. от характера проводников.
   

Сорокин отмечает, что такая классификация не может считаться законченной в силу многообразия форм и видов взаимодействия. Это утверждение является особенно актуальным в конце ХХ века, когда человек сталкивается с массой новых для него проблем и вынужден в процессе жизнедеятельности постоянно вступать в различные формы взаимодействия.

Следует отметить, что новые виды взаимодействия возникают как следствие появления новых видов проводников, разнообразие и классификация которых были описаны П.Сорокиным в работе «Система социологии». В частности, он отмечает, что чтобы взаимодействие между индивидами было возможно, для этого требуется, помимо наличности индивидов и их способности реагировать на раздражения, наличие: 1) особых аппаратов у членов взаимодействия, позволяющих им воспринимать идущие от других раздражения, 2) способности или возможности индивидов «посылать в той или иной форме раздражения или стимулы», 3) наличия аппаратов реакции, позволяющих им «отвечать» на эти раздражения.

Однако наличия этих аппаратов недостаточно, чтобы обеспечить взаимодействие между индивидами. Не говоря уже о психическом взаимодействии, чисто физическое взаимодействие людей имело бы весьма ограниченный, случайный и незначительный характер, если бы не было проводников взаимодействия. Под проводниками взаимодействия понимаются все те средства, благодаря которым раздражение, исходящее от одних индивидов, передается и доходит до других. Без проводников чисто физическое взаимодействие людей «обречено было бы на ничтожные качественные и количественные размеры, психическое же общение их было бы абсолютно невозможным» [1. С.175]. Так как ряд условий ставил и ставит человека перед необходимостью жить в среде подобных ему существ, то он должен был взаимодействовать с такими же, как и он; а раз взаимодействие было неизбежностью (и не только физическое, но и психическое), то неизбежным было и появление проводников, без которых никакое психическое и сколько-нибудь значительное физическое взаимодействие были и остаются невозможными. В этом общая почва и причина появления проводников и, в частности, символических проводников.

Так что же это за новые формы взаимодействия и благодаря каким особенностям современных проводников они возникли? И главное: почему их анализ представляется достаточно важным в современных условиях?

Речь в данном случае пойдет о новой форме взаимодействия, преобразовавшейся из уже существующей, а именно, об одной из форм образования, дистанционной, которая приобретает особую актуальность в быстро изменяющемся технологически и экономически современном мире. Дистанционное обучение (ДО), по определению, — это обучение на расстоянии, когда преподаватель и обучаемый разделены пространством, обучение с использованием новейших средств информационных технологий. И именно оно помогает в настоящее время решить проблему непрерывного совершенствования знаний на протяжении всей жизни человека.

В первую очередь хотелось бы отметить, что образовательный процесс, как акт взаимодействия, может быть описан в категориях, представленных П.Сорокиным [1. С.141], в то время как его новая форма, дистанционное обучение, как раз и возникла благодаря появлению новых проводников взаимодействия, описанных ниже.

Что касается проводников, то по своей физической природе и по характеру рецептивных органов, воспринимающих их, обе категории проводников распадаются на: звуковые; световые, частным случаем которых являются проводники цветовые; механические, своим прикосновением передающие нам ряд раздражений, идущих от других людей; тепловые, действующие на всю чувствительную поверхность тела; двигательные по своей природе представляющие вид физической энергии, энергию работы; химические; электрические; вещественно-предметные, представляющие комплекс физико-химических свойств (материя, цвет, форма и т.п.), в своей совокупности составляющие тот или иной «предмет» и воспринимаемые рядом органов чувств.

Легко видеть, что эта классификация проводников логически очень груба. Она исходит не из одного, а из многих классификационных критериев. Цель Сорокина в данном случае– указать наиболее важные виды проводников взаимных акций и реакций людей, играющих значительную роль в процессе человеческого общения.

При этом следует заметить, что благодаря техническому прогрессу мы можем добавить в список проводников такой важный сегодня элемент, как компьютерные телекоммуникации (КТК). Причем представляется достаточно сложным расположить его в уже предложенную Сорокиным классификацию, так как этот новый вид проводников дает людям возможность взаимодействовать сразу посредством звуковых, световых (цветовых), вещественно-предметных проводников, объединяя, таким образом, свойства сразу нескольких уже имеющихся проводников. Интересно то, что взаимодействующие индивиды могут находиться весьма далеко друг от друга и никогда не вступать в непосредственный контакт, тем не менее, они могут, общаясь интерактивно (в режиме диалога), не только получать (обмениваться) сигналами и раздражителями, но и сами влиять на характер полученного путем изменения цвето-звуковых и графических характеристик, что позволяют современные информационные технологии.

В зависимости от количества индивидов Сорокин различает случаи взаимодействия: 1) между двумя индивидами; 2) между одним и многими индивидами (лектор и аудитория, актер и зрители, вождь и солдаты); 3) между многими индивидами с той и другой стороны или между двумя группами индивидов (взаимодействие профессиональных групп, государств, наций).

В данном случае сложно отнести ДО к какому-то из трех видов взаимодействия, т.к. благодаря свойству интерактивности в этом виде образования возможно взаимодействие как между двумя индивидами (преподавателем и студентом), так и между одним и многими (лектор и аудитория) и между многими индивидами (телеконференции, аудио- видеоконференции, вид взаимодействия, который собственно распадается на взаимодействие каждого с каждым).

В зависимости от характера актов, которыми взаимодействующие индивиды раздражают друг друга и реагируют на эти раздражения, процессы взаимодействия, по Сорокину, могут быть сгруппированы на сотни тысяч способов, среди них:

1. Типы взаимодействий в зависимости от актов делания и неделания.

2. Взаимодействие одностороннее и двустороннее.

3. Взаимодействие длительное и временное.

4. Взаимодействие антагонистическое и солидаристическое.

5. Взаимодействие шаблонное и нешаблонное.

6. Взаимодействия сознательные и бессознательные.

7. Взаимодействие интеллектуальное, чувственно-эмоциональное и волевое.

8. Формы взаимодействия в зависимости от природы проводников:

8.1. Звуковое, прежде всего словесное.

8.2. Светоцветовое (путем книг, газет, писем, телеграмм, рисунков, картин и т.д.).

8.3. Предметно-символическое.

8.4. Двигательно-мимическое.

8.5. Посредством химических реагентов.

8.6. Механическое (обмен физическими актами).

8.7. Тепловое.

8.8. Электрическое, сложное электро-звуковое или электро-цветовое (путем телефона, телеграфа).

9. Взаимодействие посредственное, где акт-раздражитель и реакция достигают адресата лишь при помощи других людей, и непосредственное, где взаимодействующие люди обходятся без посредников-людей.

Суммируя вышеизложенное, можно охарактеризовать ДО как акт делания, взаимодействие длительное, солидаристическое, шаблонное (хотя этот момент может быть спорным, так как технология и правила ДО в настоящее время еще не установлены до конца), сознательное, интеллектуальное, звуковое, светоцветовое, посредственное, интерактивное [2].

Целый ряд факторов, обусловленных дидактическими свойствами компьютерных телекоммуникаций, говорит в пользу расширения имеющихся и появления новых возможностей взаимодействия людей. Среди таких факторов можно выделить:

• возможность хранения информации о результатах взаимодействия в памяти компьютера в течение необходимой продолжительности времени, возможность ее редактирования, обработки, распечатки и т.д. Эта возможность позволяет индивидам возобновлять свои взаимодействия через определенный период времени, возвращаясь к тому этапу, на котором они однажды прервали эти взаимодействия;
  
• возможность интерактивности с помощью специально создаваемой для этих целей мультимедийной информации и оперативной обратной связи; возможность диалога с любым партнером. Этот вид взаимодействия позволяет получать немедленную реакцию взаимодействующих индивидов, несмотря на то, что обмен взаимными актами может происходить на большом расстоянии без прямого контакта.
  

Справедливо будет отметить, что ДО является не единственной новой формой взаимодействия, возникшей за последние десятилетия в условиях перехода от индустриальной к информационной цивилизации. Но так как оно, как и высшее образование в целом, становится одной из важнейших проблем, с которыми столкнулось в XX веке человечество, осмысление лежащих в его основе элементов представляется весьма важным для дальнейшего развития всей системы образования.

В заключение следует отметить, что теория социального взаимодействия, разработанная П. Сорокиным, требует дальнейшего развития, поскольку она заложила лишь общий контур здания и наметила пути дальнейшего исследования данной проблемы.


ЛИТЕРАТУРА

1. Сорокин П.А. Система социологии. Т. 1. М., 1993.
   
2. Дистанционное образование в России: проблемы и перспективы // Материалы Шестой Международной конференции по дистанционному образованию. М., МЭСИ, 1998.
   

Тверитнева Е.В.,

аспирантка кафедры

социологии МГИМО (У) МИД РФ

КОЛЛЕКТИВНОЕ ПОВЕДЕНИЕ КАК ФАКТОР
СОЦИАЛЬНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ

Прежде всего, необходимо остановиться на том, что означает сам термин «коллективное поведение», и почему необходимо обратить внимание на данный феномен социальной реальности именно сейчас, в наше время.

Социологи традиционно отделяли коллективное поведение от обычного, устоявшегося (routine) социального поведения. Г. Блумер, который разработал концепцию коллективного поведения в символическом интеракционизме, полагал, что «коллективное поведение возникает спонтанно, не подчиняется предустановленным соглашениям» и являет собой совместную деятельность людей, которая происходит вне поля действия каких-то правил или экспектаций. В противоположность ему обычное, устоявшееся поведение базируется на взаимных экспектациях и общих представлениях участников. К. Лэнг и Г. Лэнг определили три основные черты коллективного поведения: спонтанность (spontaneity) — это подразумевает, что в своих реакциях индивиды руководствуются, главным образом, настроением момента; мимолетность (transitoriness) — это означает, что взаимодействие носит относительно временный характер; и непостоянство (volatility), — а это связано с неожиданным, внезапным возникновением новых форм деятельности и организации, что является следствием отсутствия ориентированности индивидов на нормы и традиции.

Следующий вопрос относительно коллективного поведения, на который надлежит ответить, заключается в том, при каких условиях и в каких ситуациях оно возникает, что ведет к данной специфической форме взаимодействия между людьми. Коллективное поведение возникает как отклик на проблемную ситуацию, которая заключает в себе некое препятствие для устоявшегося поведения и делает невозможным для людей вести свои дела как обычно. По характеру проблемные ситуации могут быть разделены на политические, экономические, психологические, культурные, этнические. В общем и целом под коллективным поведением следует понимать «социальную активность, которая имеет место в условиях временно нестабильных из-за отсутствия четко определенных норм». Будучи отклонением от заведенного порядка, коллективное поведение позволяет людям адаптироваться к новым условиям жизни. Следует обратить внимание на то, что изучение коллективного поведения пересекается с изучением социальных изменений, поскольку под социальными изменениями понимают «любые изменения в культуре, социальной организации и социальном поведении». Коллективное поведение не только возникает в ситуации социальных изменений, оно также инициирует сами социальные изменения.

Русско-американский социолог П.А. Сорокин предложил циклическую теорию социальных изменений, согласно которой существует три типа социокультурных систем — чувственная, идеациональная и идеалистическая, каждой из которых соответствует своя, особая система ценностей и которые сменяют друг друга. Переход от одного типа к другому означает, прежде всего, смену ценностей, которая неизбежно сопровождается кризисом. Индивиды в подобный переходный период как бы теряют ориентиры, что являет собой благодатную почву для возникновения новых форм коллективного поведения. П.А. Сорокин полагал, что XX век — это период кризиса чувственных ценностей, господствовавших в Европе в течение почти шести веков, и перехода к новому, интегральному типу культуры. В современной России также наблюдается переход — от идеационального социокультурного строя, который преобладал в течение всего советского периода, к чувственному, который вбирает в себя уже отмирающие ценности Западной Европы. Исходя из вышесказанного, правомочно охарактеризовать XX век в целом и в особенности настоящий период как время социальных изменений и кризиса.

Можно привести точку зрения еще одного крупного социолога — Г. Лебона, который писал, что «единственные важные перемены, из которых вытекает обновление цивилизаций, совершаются в идеях, понятиях и верованиях». Современная эпоха как раз и являет собой один из тех критических моментов, когда происходит изменение в сфере «человеческой мысли», предшествующее общецивилизационному обновлению. Г. Лебон назвал это время переходным и анархическим.

Вышеизложенное должно стать обоснованием того, почему именно сейчас следует обратить внимание на изучение социальных изменений в целом и на феномен коллективного поведения в частности. Ведь как уже говорилось, именно в ситуации нестабильности и перемен возникают новые формы взаимодействия между людьми, которые как раз и могут быть отнесены к сфере коллективного поведения. Недаром Г. Лебон полагал, что масса, или толпа станет повелительницей современной, носящей хаотический характер, эпохи.

Согласно Г. Свонсону, изучение коллективного поведения всегда имело два основных направления. Первое из них связано с анализом конкретных коллективных группирований и форм коллективного поведения (например, толп, паник, мятежей). В частности, основоположник концепции коллективного поведения в символическом интеракционизме, Г. Блумер, проанализировал три основные формы коллективного поведения — толпы (crowd), массы (mass) и общественности (public). Второе направление в изучении коллективного поведения было всегда сфокусировано на процессах, сопутствующих коллективному поведению. К примеру, К. Лэнг и Г.Э. Лэнг выделили пять базовых процессов, лежащих в основе перехода устойчивых, традиционных форм поведения в новые формы коллективного поведения и в основе полной или частичной трансформации социального порядка: деморализация, коллективная редефиниция, коллективная защита, массовая конверсия, кристаллизация.

Толпа являет собой одну из самых известных и широко распространенных форм коллективного поведения. Мы имеем возможность наблюдать за толпами в нашей повседневной жизни, периодически мы сами становимся членами толпы. Толпа может быть определена как временное объединение людей, которые разделяют общее беспокойство или интерес и которые находятся в непосредственной физической близости друг от друга. Согласно «теории заразительности» (contagion theory), члены толп сосредоточены друг на друге, происходит своего рода заражение одних индивидов эмоциями и настроениями других и в результате члены толпы разделяют общие настроения, образуя тем самым некое однородное целое. Такого взгляда на толпу придерживались Г. Блумер и Г. Лебон. Данную теорию нельзя считать безосновательной, поскольку именно некая степень единства является предпосылкой к тому, что люди начинают вести себя как единая сила. В противоположность данной теории, «теория внезапно возникающих норм» (emergent — norm theory) утверждает, что люди в толпе не являют собой некую однородную совокупность, в которой все одинаково настроены и испытывают одни и те же эмоции. Тернер и Киллиан выступают против «иллюзии единодушия», которая зачастую окутывает коллективное поведение. Они полагают, что мотивы людей зачастую различны, и в качестве подтверждения предлагают типологию участия в толпах, включающую в себя пять уровней. Ими выделены следующие типы: «посвященные» (committed individuals), «заинтересованные» (concerned individuals), «взволнованные» (excited individuals), «зрители» (spectators) и «эксплуататоры» (exploiters). Все эти типы участников преследуют различные цели, и степень вовлеченности их в коллективное поведение различна. «Теория внезапно возникающих норм» также акцентирует внимание на том, как возникают новые коллективные определения и как формируются новые нормы поведения. Безусловно, обе теории имеют свои достоинства и могут быть применены для исследования поведения толп, однако, одним из достоинств «теории внезапно возникающих норм» является то, что она не противопоставляет коллективное поведение поведению традиционному. Она подчеркивает тот факт, что коллективное поведение не означает полного отсутствия социального порядка, а, наоборот, служит основой для возникновения нового, воплощенного в новых нормах и ситуативных определениях.

Существует много различных классификаций толп. Согласно одной из них, можно выделить агрессивные толпы (violent crowds), включающие в себя сборища (mobs) и мятежи (riots); и испуганные толпы (frightened crowds) — паники и массовую истерию. Сборища и мятежи являют собой такие толпы, члены которых, в стремлении достичь некой общей краткосрочной цели, склонны к разрушительным и агрессивным действиям. Однако сборища являют собой более сплоченную, по сравнению с мятежами, совокупность людей, более сфокусированную на достижении цели. По сути, определение сборищ и мятежей совпадает с определением действующей, или психологической толпы, данным Г. Блумером. Широко распространено мнение, что сборища и мятежи, или действующие толпы, всегда агрессивны. Действительно, люди, входящие в них, склонны действовать на основании порыва, нежели на основании установленного правила, и вне каких-либо нравственных предписаний. Поэтому Г. Блумер назвал действующую толпу некультурной и неморальной группой, которая зачастую весьма жестока. Подтверждением тому могут быть городские бунты в США с 1966 по 1968 гг., массовые акции пенсионеров, учителей и шахтеров в России в 90-е гг., демонстрации студентов во всем мире и т.п. Во многих случаях подобные акции заканчиваются столкновением с полицией, битьем стекол, бросанием камней и бутылок с зажигательной смесью, драками. Это происходит потому, что индивид в толпе теряет критическое восприятие и самоконтроль, что приводит к неспособности анализировать свои действия и действия других, повышенной внушаемости и выходу тех эмоций, которые обычно сдерживаются. С другой стороны, поведение толпы не всегда бывает насильственным и разрушительным. П.А. Сорокин в своих «Листках из русского дневника» описывал события, имевшие место во время революции 1917 года. Среди прочих зарисовок есть одна, касающаяся его наблюдения за шествием людей, которые хоронили погибших за дело революции. П.А. Сорокин окрестил его «великолепным спектаклем», когда сотни тысяч людей шли по улицам, и их голоса, музыка и оркестр «сливались в едином погребальном гимне», и при этом совершенный порядок, дисциплина в течение часов, пока процессия продвигалась по улицам. П.А. Сорокин писал: «Такая толпа взволновала меня, все это было так по-человечески». Этот пример являет собой подтверждение тому, что толпы могут и не быть жестокими и агрессивными — многое определяется целью участников, изначальной их настроенностью.

Паника — это коллективное бегство в целях спасения, а массовая истерия — та же паника, но охватывающая людей, не находящихся в непосредственной близости друг от друга, а физически распыленных на довольно широкой территории. Распространено мнение, что паника — весьма распространенное явление во время стихийных бедствий, что люди спасаются бегством, забывая о своих обязательствах друг перед другом. Однако подобные представления — это заблуждения, поскольку паника — весьма редкое явление при стихийных бедствиях, зато она вполне может возникнуть и при достаточно обычных обстоятельствах, но в определенных условиях. Паника обычно имеет место, если люди ощущают срочную потребность покинуть место в связи с какой-либо угрозой, если количество выходов ограничено, так что люди отчасти оказываются пойманными в ловушку, и если доступы к выходу оказываются заблокированными из-за большого числа людей (например, в театре, во время пожара). Однако если люди осознают, что пути к бегству нет, то паники не происходит — они испытывают ужас или начинают вести себя подобно детям.

Наиболее известный случай массовой истерии произошел 30 октября 1938 года в США — миллионы американцев тогда прослушали радиопостановку по книге Г. Уэллса «Война миров» и поверили в возможность нашествия марсиан. Несмотря на то, что люди были физически распылены, они испытывали одинаковое чувство ужаса, которое заставляло их вести себя схожим образом: одни бросились спасать своих близких, другие звонили родным и соседям, третьи спешили вызвать «скорую» и полицию.

Массовая истерия близка к другой форме коллективного поведения, которую можно назвать «истерической эпидемией». А. Керкхофф определил это явление как ситуацию, в которой «психологические симптомы, которым нет удовлетворительного физического объяснения, распространяются в группе людей». То есть некоторые ощущения, которые носят скорее психологический характер и вызваны, скажем, стрессовой ситуацией, начинают истолковываться как симптомы физического заболевания. Помимо этого типа истерической эпидемии, которая имеет место, как правило, в рамках какой-либо организации или учреждения, то есть в узкой группе людей, существуют и другие. К ним можно отнести наблюдение летающих тарелок, эксцентричные, странные объяснения естественных явлений и все виды общераспространенных заблуждений. Объяснить подобные явления можно по-разному. По мнению руководителя клинического отделения Московского института психиатрии МЗ РФ Ю.Полищука, возникновение представлений об инопланетянах, неопознанных объектах — это следствие ожидания чуда. Иными словами, истерическая эпидемия может быть вызвана стрессами, с которыми человек сталкивается каждый день, и однообразием его повседневной жизни, а истерическая эпидемия — это своего рода «разрядка», социальный предохранительный клапан.

Иная классификация толп была представлена Тернером и Киллианом. Они выделили солидарную толпу и индивидуалистическую на основании степени разделения функций между членами; компактную и рассеянную толпу; а также действующую и экспрессивную. Последняя была проанализирована Г. Блумером, который писал, что экспрессивная толпа, в отличие от действующей, обращена не на некую внешнюю цель, а на саму себя, то есть интровертна. Возникающее в такой толпе эмоциональное напряжение находит поэтому выход не в каких-либо целенаправленных действиях, а в смехе, плаче, крике, танцах и т.п. Примерами экспрессивной, или, как ее еще называют, танцующей, толпы могут послужить вакханалии, карнавалы, религиозные сходки, дискотеки.

Следующая после толпы форма коллективного поведения также весьма распространена, в особенности в современном обществе. Речь идет о массе. Согласно определению Г. Блумера, масса включает в себя анонимных индивидов, а это значит, что между ними отсутствует непосредственный контакт; она больше по масштабам, если сравнивать ее с толпой, и более разнородна, ибо ее члены могут отличаться друг от друга своими социальными качествами, то есть занимать различное общественное положение, иметь разные профессиональные, культурные и материальные позиции. Однако основной отличительной чертой массы является природа и способ ее поведения. В массе каждый индивид предоставлен самому себе, он делает свой выбор в отношении некоего объекта, и массовое поведение складывается из совпадений таких индивидуальных выборов. Это можно обнаружить на примере Клондайкской лихорадки. Тогда объектом интереса, привлекавшим внимание разных индивидов, были золотые рудники. В период лихорадки каждый участник имел собственную цель, и кооперация между людьми была минимальной, однако действия каждого отдельного индивида были схожи с действиями других — каждый по отдельности сделал свой выбор, который совпал с выбором других, и в итоге огромное количество людей устремилось на рудники. В XX веке масса становится могучей силой. Г. Блумер писал, что этому способствовали миграции, перемены места жительства, газеты, кино, радио, образование — эти факторы привели к выходу людей за пределы их локального окружения в более широкий мир, где они постоянно вынуждены совершать свой выбор. Этот выбор ныне простирается от выбора зубной пасты до выбора партийной платформы, моды, а совпадение выборов позволяет говорить о «массовом потреблении», «массовых вкусах». Хотя некоторые ученые полагают, что массовый человек — это посредственность, возводящая свои вкусы в ранг должного, а массовое общество — это общество «серых» людей (такого взгляда придерживался, в частности, Х. Ортега-и-Гассет), однако массовое поведение — атрибут нашего времени, а масса -«повелительница эпохи», как назвал ее Г. Лебон, и нельзя не считаться с ее все возрастающей силой. Воздействие массы может быть весьма широким и приводить к серьезным изменениям в социальных институтах (например, если речь идет об электоральном поведении).

Последней из трех основных форм коллективного поведения является общественность. Стоит отметить, что этот тип коллективов встречается в демократически развитых обществах, где существует возможность свободно высказывать свое мнение и развитая сеть средств массовой коммуникации, позволяющая это делать (включая новейшие — такие как Интернет). Общественность можно определить как совокупность людей, которые сталкиваются с какой-то проблемой, разделяются во мнениях относительно ее разрешения и вступают в дискуссию, которая помогает выработать некое коллективное решение, называемое общественным мнением. Общественное мнение нельзя назвать простой механической суммой взглядов некой совокупности людей на проблему, равно как и нельзя назвать его средним этих взглядов. Это, скорее, наиболее распространенное мнение, которое «размещается где-то между в высшей степени эмоциональной и предвзятой точкой зрения и в высшей степени разумным и обдуманным мнением».

В данной работе была сделана попытка отобразить такой феномен социальной реальности, как коллективное поведение. Были выделены основные черты коллективного поведения, ситуации, в которых оно имеет место, и его основные формы. В заключение необходимо еще раз подчеркнуть, что в качестве подхода к исследованию социальных изменений концепция коллективного поведения имеет важное достоинство — она акцентирует внимание на том, что люди действительно делают, как они себя ведут, что и определяет в конечном счете состояние общества — его стабильность или нестабильность. Общество меняется, потому что люди, по разным причинам, начинают действовать иначе, стремясь решить старые проблемы новыми способами, или определить принятые ими однажды условия как новые проблемы, которые нужно решать.

Низовцев В.В.,

к.ф-м.н., МГУ им. М.В. Ломоносова

ПАРАДИГМАЛЬНАЯ ДИНАМИКА В
ЕСТЕСТВОЗНАНИИ НОВОЙ ЭРЫ

СТАГНАЦИЯ ФУНДАМЕНТАЛЬНОЙ ФИЗИКИ


При чтении газетных материалов, обещающих новые технологические решения на базе фундаментальной физики, может сложиться впечатление, что в этой области существует цельная теория, применение которой в перспективе обеспечит технологические прорывы. Однако каждый серьёзный физик-теоретик видит непочатый край работы и знает о хронической «оппозиции природы» его построениям.

В наши дни теоретическая физика представляет собой скорее набор сырых гипотез, принципов и приёмов решения частных задач, чем последовательную и зрелую теорию, которую отличают логическая согласованность и концептуальная автономия. Несмотря на использование самых изощрённых математических и логических спекуляций, оказалось невозможным объединение частных теоретических подходов на единой и непротиворечивой концептуальной основе. Непродуктивным оказалось и обращение с этой целью к модели Большого Взрыва.

На исходе века физическая наука перестала служить источником рациональной и материалистической составляющей мировоззрения. Её концепции не удаётся интегрировать в духовный мир рационально мыслящего человека. Одновременно она демонстрирует признаки кризиса и своего метода, и своей философии. Прекращение строительства монструозного Суперколлайдера в США и такого же Ускорительно-накопительного комплекса под Москвой говорит само за себя [1]. Ныне в этой сфере ощущается некоторая усталость мысли, концептуальные проблемы приобрели кабинетный схоластический характер. Теоретическая физика явно «остывает».

Всё сказанное выше не означает, что физика навсегда исчерпала свой прогностический потенциал. Это справедливо лишь в отношении современной постмодернистской физики. Стоящие перед нею задачи достигли такого уровня, что начинают сказываться изъяны метода физиков. Впрочем, и раньше технологические успехи физики были основаны на полу-эмпирических подходах. К примеру, как показал американский науковед Э.Янч, прогресс в 30-40-е годы в сфере технологий, использующих расщепление ядер, происходил на случайной основе [2].

Состояние стагнации фундаментальной физики последних десятилетий есть закономерное следствие потрясений, случившихся с нею в начале века и известных как революция. В методологическом отношении она имела инволюционный характер. Ближайший её культурный прототип — инволюция геоцентризма периода поздней античности. В обоих случаях методологический сдвиг был обусловлен процессами демократизации науки. После обеих инволюций познавательные установки науки оказались основаны на редукции реальности к математическим абстракциям или вненаучных позитивистских доктринах простоты и инвариантности.

Для историографии и философии физики подобная постановка вопроса абсолютно нова и обещает быть продуктивной, так как позволяет за необъяснимыми сменами парадигм естествознания увидеть закономерный социокультурный процесс и обозначить перспективы науки в следующем столетии. В этом вопросе можно опираться на результаты Питирима Сорокина по анализу эволюции познавательных моделей в истории человечества. Он убедительно показал, что научные методологические установки зависят не столько от уровня технологической и научной практики, сколько от некоторых социально-психологических обстоятельств, которые эволюционируют по мере созревания или «старения» рассматриваемой цивилизации или культурной традиции. В роковые периоды революционного срыва данные корреляции становятся особенно зримы.


СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ ДИНАМИКА И НАУЧНЫЙ МЕТОД

История Нового времени — это череда трагических социальных и политических потрясений, пережитых человечеством в погоне за фетишем личной свободы. Мы знаем многочисленные примеры, когда либеральные «прогрессивные» революции оборачивались цивилизационным откатом — бунтом, войной, массовым голодом, террором и тоталитарными режимами. Данный демократически-консервативный цикл наблюдается и в больших исторических масштабах, формируя глобальную цивилизацию или культуру. В европейской истории этапы цикла оказались следующими: демократия античности — хаос эллинизма — средневековье — Возрождение — демократия Нового времени — хаос ХХ века. За Сократом следует Великий инквизитор. В коротких исторических масштабах: за графом Мирабо (Герценом) приходит Марат (Ленин).

Результаты изысканий Сорокина позволяют сделать обобщающий вывод о том, что история культур представляет собой невротическое повторение отмеченного выше социально-психологического цикла. Человечеству не удаётся разорвать этот метафизический круг исторических предписаний, так как социальная сфера остаётся ареной игры иррациональных сил человеческой души.

Для нашей темы важно, что Сорокин обнаружил параллели между мировоззренческими установками в обществе и общепринятой методологией решения не только социальных, но и естественно-научных проблем. Он писал: «...влиятельность, распространение и авторитет каждой концепции зависит во многом от характера доминирующей ментальности данной культуры в данное время» [3]. Таким образом, социальный невротический цикл «коллективного бессознательного» получает своё выражение и в эволюции научных познавательных установок.

Действительно, естествознание новой эры знало периоды резких парадигмальных изменений. Среди них можно выделить следующие: инволюция геоцентризма эллинов, реставрация системного гелиоцентризма Коперником, протестантская научная революция XVII-XVIII вв., построение ортодоксальной (системной) классической науки в XIX веке, наконец, методологический срыв в начале нашего столетия, приведший к построению модернистской квантово-релятивистской физики.

Отмеченный выше политико-культурный рефрен находит своё выражение в естественно-научном парадигмальном цикле. Демократизация научной среды неизбежно сопровождается падением методологического уровня исследований и формированием знания, смыкающегося в своей концептуальной части с паранаукой. В целом, методологические положения науки являются отражением идеологических представлений, и в этом смысле даже естественные науки имеют «идеологическое измерение».

Попробуем подойти с этой историософской меркой к истории естествознания. Рассмотрим параллели между инволюцией геоцентризма Птолемея периода поздней античности и революцией Планка, Эйнштейна, Бора и др. в физике начала нашего столетия.


ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ И ФИЗИКА

Глубоко закономерно, что парадигма современной физики была сформирована в декадентскую фазу эволюции европейского общественного сознания, которая была результатом первой мировой войны и связанных с нею потрясений. В такие исторические периоды мышление человека становится более метафизичным, чем обычно. В общественном сознании и научной среде популярны субъективно-идеалистические представления о несвязном, эклектичном мире, где царят случай и магия числа. Хаотизация социальной среды вызывает истеризацию общественного сознания и способствует усилению амбициозных устремлений в душе ученого. О том, какие страсти кипели в ту пору в респектабельной научно-технической сфере, например в Германии, красноречиво говорят трагические смерти великого учёного Л.Больцмана (1906) и талантливого изобретателя Р.Дизеля (1913).

В конце ХХ века явственно проступают причины революции в физике, и они оказываются скорее социально-психологическими, чем собственно научными. Утрата научного метода, его профанизация, построение противоречивой научной картины — это результаты демократизации научной среды после утраты национальными академиями монополии в управлении наукой. Привой демократизма на стволе ортодоксальной аристократической науки очень быстро перетянул на себя все её соки.

Отсутствие серьёзной философской культуры, слишком большие надежды на интуицию, неспособность подняться над «очевидностью» экспериментальных зависимостей — всё это признаки неорганизованной любознательности, характерной для всякой ренессансной культуры. Последняя показывает себя продуктивной в «искусствах», но демонстрирует весьма скромные возможности в построении системного знания. Поэтому не исключено, что аристократизация, герметизация науки в прошлые века и даже её сакрализация в школе Пифагора были не столько институциональным и генетическим признаком, как сообщает Ю.А. Шичалин [4], сколько эпистемологическим принципом. Пифагору приписывают запрет для учеников на пищу простолюдина — бобы и слова: «Юноши, свято блюдите в безмолвии все эти речи...». Надо полагать, в перманентно демократизирующейся Греции Пифагор не один раз мог оказаться свидетелем профанизации знания.

После работ А.Койре принято говорить о разнице ментальных структур в разные исторические эпохи, о том, что научная и вообще материальная практика играет второстепенную роль в развитии знания, что позитивизм Птолемея и Маха есть временное отступление науки от своих идеалов. Однако вненаучные причины таких отступлений остаются пока не рассмотренными, а для современной физики в этом вопросе вообще сделано исключение. Апологетический характер философии новой физики обнаруживается в том, что иррациональные признаки и концептуальные проблемы физического знания не связываются с методом его построения, но объявляются новыми принципами природы. Между тем новизна их сомнительна. Принципы, постулаты и доктрины современной физики — это римейки арсенала протонауки поздней античности, результатом которых и явилась противоречивая «картина физической реальности», не способная к объединению и развитию [5].


«АЛЬМАГЕСТ» КАК ПРЕТЕКСТ

Вернёмся на два тысячелетия назад и рассмотрим социально-психологический фон и методологическое существо процессов, произошедших в науке эллинов во времена Аполлония Пергского и Птолемея.

Обращение к материалам по социально-психологической атмосфере начала новой эры показывает, что совпадение с началом ХХ века просто поразительное. Эллинизм — это падение греческих полисов, разлагающее действие восточных монархий и восточных религий, гуманизация греческой культуры с одновременной её вульгаризацией, формирование «рыночной экономики» и «торжество чувственной истины», сказал бы Сорокин. «Планеты восстают на звёзды», — пишет Птолемей о нерегулярном «поведении» планет, используя реминисценцию, навеянную процессами в обществе.

«Наука перестала быть уделом узкого круга избранных. [...] Процветают буколика, эпиграмма, жанровые сценки и картинки. Прежняя религиозность... изменилась существенным образом. [...] Поэтому эллинизм — период религиозных поисков», — писал А.Б. Ранович [6]. На этом психологическом фоне утрачивается цельность мировосприятия, происходит заметная девальвация натурфилософии, занятие наукой превращается в промысел, приходит в упадок строгая научная традиция. Из истории науки известно, что геоцентризму Гиппарха (II в. до н.э.) и Птолемея (I-II вв. н.э.) предшествовала гелиоцентрическая система мира Аристарха Самосского (около 310-230 гг. до н.э.). С позиции историка науки — переход к геоцентризму следует расценивать как научную инволюцию. «Альмагест» Птолемея, астрологический трактат, вызванный к жизни социальным заказом, был обречён на геоцентризм. Самим Птолемеем он рассматривался как руководство к точному вычислению планетных эфемерид, необходимых для составления карты астрологических и метеорологических предсказаний. Позитивистская позиция Птолемея, отсутствие единой концепции, таким образом, были оправданы.

На рубеже XIX-XX вв. до известной степени повторилась общественная, психологическая и методологическая атмосфера эллинизма, поэтому научная революция начала века в концептуально-методологическом отношении тождественна инволюции геоцентризма в науке эллинов. Надо ли теперь говорить, что позитивистская физика нашего столетия была обязана стать антропоцентрической. Это получило своё выражение в психофизическом подходе копенгагенской школы физиков и антропном принципе [7].

Учёные поздней античности и начала нашего столетия равно оказались не способны строить системное знание. «Торжество чувственной истины» обрекало их на эмпирицизм наблюдателя, чуждого обобщениям. Знание становилось прагматическим, но фрагментарным, в итоге — противоречивым.

Интересно сравнить конкретные методы, которыми строили науку позитивисты-эллины и отцы-основатели современной физики. Научный редактор недавно изданного у нас «Альмагеста» Г.Е. Куртик о методе времён Птолемея пишет: «Астрономическая и математическая сторона дела здесь доминирует над философской. [...] В астрономии возникают целые разделы, связанные с практикой вычисления, которые вообще с философских позиций не рассматривались» [8]. Но ведь именно таким прагматическим методом Планком была построена концепция квантования [9]. На новом научном материале Планк воспроизвёл древний вычислительный метод. С эпистемологической точки зрения принципы квантования не отличаются от идеологии метода предвычисления положений планет, разработанного Птолемеем. Эллинским прототипом современных релятивистских подходов Пуанкаре-Эйнштейна может служить «релятивистская» по смыслу теорема Аполлония Пергского [10].

Таким образом, новую физику следует сопоставлять не с коперниканским периодом науки, как это принято, но с птоломеевым.

СИСТЕМНОСТЬ И ПРОТЕСТАНТИЗМ

Геоцентризм удовлетворял астрономов и мореходов в течение полутора тысяч лет. Однако гелиоцентрическая система мира Коперника, несмотря на меньшую вначале точность получаемых результатов, оказалась настолько цельной и убедительной, что сразу была признана как выдающееся научное открытие. Книга Коперника «Об обращении небесных сфер» была издана в 1543 г. в Нюрнберге.

Важно отметить, что Коперник и другие учёные (Декарт, Ньютон) в значительной мере обязаны своими научными достижениями культуре ортодоксального религиозного мышления. «С 800 до 1600 г. Италия сделала примерно от 25 до 41% всех научных открытий и изобретений в Европе», — сообщает Сорокин. Когда результаты «рациональной науки» не выдерживают сравнения с системным знанием религии, учёный пытается искать опору в её методе. По данным Московской Патриархии, 60 священников, служащих в разных приходах России, имеют дипломы выпускников Московского университета. Хрестоматийный пример осознания «порченности разума» — отречение автора данной метафоры Блеза Паскаля (1623-1662) от своих научных результатов и обращение к истине откровения. В ХХ веке оскорбительный для рационального знания агностицизм позитивистской науки подвигнул к отречению от неё другого учёного — П.А. Флоренского.

Ортодоксальное католическое течение мысли, известное как неотомизм, могло бы служить методологическим образцом для физики. После ста лет методической анархии некоторые трюизмы неотомизма выглядят откровением для представителя рациональной науки. Что же в католицизме для физиков наиболее интересно? Прежде всего, это системность знания, преемственность, запрет на демократизацию (профанизацию) учения, четкая граница между непознаваемым (онтологией, аксиоматикой) и познаваемым, сфера которого постоянно расширяется. Согласно доктрине неотомизма¹, результаты рационального изучения природы могут стать составной частью монотеистического культа, своеобразной натуральной теологии. Познакомиться с римско-католическими критериями научного метода познания можно по двум доступным для широкого читателя книгам историка науки и члена Папской академии наук Стэнли Яки [12].

Заметная эрозия строгого метода в религии и науке произошла с распространением протестантизма, который сыграл весьма противоречивую роль в истории культуры. С одной стороны, он раскрепостил исследовательские потенции человека Нового времени. С другой, как пишет В.Н. Катасонов, «Реформация, ведомая тем ...«нигилистическим» импульсом, который она позаимствовала в волюнтаристской традиции средневековья, не признавала онтологического достоинства за сотворёнными вещами» [13]. В этой связи не будет большим преувеличением считать, что «протестантская» наука обречена быть внесистемной, до известной степени даже иррациональной. Ибо, как отмечает М.А. Киссель [14], «в само понимание христианской веры протестантизм вносил определённый дух иррационализма, недоверия к разуму в его стремлении охватить мироздание категориальной схемой». Протестантизм (внесистемность, эмпирицизм) науки Нового времени объясняется тем, что большинство пионеров новой науки в XVII-XVIII вв. принадлежало к протестантской (самой активной) социокультурной корпорации.

В наши дни социолог Н.Е. Покровский приходит к выводу, что «столетия господства протестантской трудовой этики порядком истощили потенциал культуры» [15]. Имеются не меньшие основания утверждать, что к настоящему времени исчерпаны методологические возможности протестантской традиции в физике. Фактически уже к концу 19-го столетия это понимали Максвелл, Гельмгольц, Больцман и Умов. Каждый из них внёс заметный вклад в построение системного (ортодоксального) знания.

К сожалению, в начале века эволюционное развитие науки было сорвано. В теоретической физике случился рецидив протестантизма, на что имелись, как мы видели, свои исторические причины. Таким образом, лютеранин по происхождению — Бор является знаковой фигурой современной протестантской физики. Для общества в целом в нашем столетии протестантская (волюнтаристская) парадигма теологии обернулась волюнтаристской внесистемной методологией технократии.


РЕТРОИДЕНТИФИКАЦИЯ ФИЗИКИ И ЕЁ БУДУЩЕЕ

Повторение через две тысячи лет в современной науке стадии методологического невроза, характерной для поздней античности, говорит о том, что первичными в парадигмальном процессе оказываются не научные предпосылки, не уровень технологической или научной практики, но весьма прозаические иррациональные экзистенциальные человеческие устремления в период демократических потрясений.

Современная физика — это манифестация радикализма в науке. Между тем, для всякой интеллектуальной конструкции обязательна преемственность — необходимое условие её целостности и продуктивности. В случае квантового и релятивистского подходов данное условие было нарушено. Этим и объясняются теперешнее состояние физики и её скромные прогностические возможности. Ведь не случайно же в XVIII-XIX вв. наука добилась больших успехов, чем в ХХ, как установил П.Сорокин [16]. Двадцатому столетию нечего противопоставить систематике представителей животного и растительного миров К.Линнея (XVIII в.), периодической системе элементов Д.И. Менделеева (XIX в.) и систематике пространственных групп кристаллов Е.С. Фёдорова (XIX в.).

Высказанные здесь догадки об отождествлении современной физики с определённой метанаучной традицией открывают нам глаза на истоки её сомнительных положений. На исходе ХХ века физика — единственная сфера интеллектуальной деятельности, не прошедшая спасительной для неё демифологизации. Современное стремление к объективной реконструкции истории Европы рубежа веков рождает надежды на то, что этот процесс затронет и физику. ХХ век, в молодости разрушивший основы культурного наследия человечества, близок к возвращению к некоторым испытанным истинам. Их повторное обретение по своим масштабам сродни открытиям. Последнее в особенности справедливо в случае физики.

Ретроидентификация современной науки заставляет связывать будущее физики с её недалёким прошлым. Допланковские подходы конца XIX века — для нас не седая древность, но будущее. Таким образом, задача современной физики — чисто политическая, — реставрация.

ХХ век — это начало конца парадигмы либерализма. История явно отдаёт свои предпочтения фундаменталистским идеологиям. Косвенный признак — невинные победы «левых» и «зелёных» в странах Европы. Даже доктрина либерализма приобретает фундаменталистские черты. По-видимому, парадигмальный культурный цикл новой эры завершается. Выразительный признак культурной усталости Запада — постмодернизм в искусстве, философии и даже науке. Грядущая фундаменталистская эпоха вызовет к жизни ортодоксальную классическую науку. Признаки реставрационных процессов в физике у нас в стране и за рубежом подтверждают данный прогноз.


ЛИТЕРАТУРА

1. Окунь Л.Б. Современное состояние физики элементарных частиц // УФН 1998. Т.168. №6. С. 625-629.
   
2. Янч Э. Прогнозирование научно-технического прогресса. М.: «Прогресс». 1974. С. 63-68.
   
3. Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика (главы из книги). М.: ИЭ РАН. 1999. С.41. Материалы Международного научного симпозиума, посвящённого 110-летию со дня рождения П.А. Сорокина. Москва — Санкт-Петербург, 4-6 февраля 1999 г. Изд-во СПбГУП. 1999.
   
4. Шичалин Ю.А. Статус науки в орфико-пифагорейских кругах. В сб.: Философско-религиозные истоки науки. М.: «МАРТИС». 1997. С.12-43.
   
5. Низовцев В.В. Методологические параллели между современной физикой и наукой поздней античности. В сб.: Питирим Сорокин и социокультурные тенденции нашего времени. Материалы к Международному научному симпозиуму, посвящённому 110-летию со дня рождения П.А. Сорокина. Москва — Санкт-Петербург, 4-6 февраля 1999 г. Изд-во СПбГУП. 1999. С.55-56.
   
6. Ранович А.Б. Эллинизм и его историческая роль. М.-Л.: Изд-во АН СССР. 1950. С. 36-37; 286-294.
   
7. Павленко А.Н. Антропный принцип: истоки и следствия в европейской научной рациональности. В сб.: Философско-религиозные истоки науки. М.: «Мартис». 1997. С.178-218.
   
8. Куртик Г.Е. Понятие скорости в античной науке: Аристотель-Птолемей. В сб.: Исследования по истории физики и механики. 1991-1992. ИИЕТ РАН. М.: «Наука». 1997. С.219-248.
   
9. Шёпф Х.-Г. От Кирхгофа до Планка. М.: «Мир». 1981. С.49, 52.
   
10. Птолемей Клавдий. Альмагест. Математические сочинения в тринадцати книгах. М.: «Наука». 1998. III, 3.
    
11. Сорокин П.А. Главные тенденции нашего времени. М.: «Наука». 1997. С. 12.
    
12. Яки С.Л. Спаситель науки. М. 1992.; 250С.; Бог и космологи. Долгопрудный. 1993. 321С.
    
13. Катасонов В.Н. Интеллектуализм и волюнтаризм: религиозно-философский горизонт науки Нового времени. В сб.: Философско-религиозные истоки науки. М.: «Мартис». 1997. С.144-177.
    
14. М.А. Киссель. Христианская метафизика как фактор становления и прогресса науки Нового времени. Там же. С.265-318.
    
15. Покровский Н.Е. НГ-СЦЕНАРИИ. Апрель 1997 г.
    
16. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат. 1992. С.480-486.