П. А. Сорокина Москва Санкт-Петербург Сыктывкар 4-9 февраля 1999 года Под редакцией д э. н., проф., академика раен яковца Ю. В. Москва 2000

Вид материала

Документы

Содержание Сулим А.В., к.ф.н., доц. Одесского государственного экономического университета Федотова Н., аспирантка кафедры социологии МГИМО Марсель Фурнье, проф. Монреальского университета, Канада Гарольд Браун, проф. Университета Северная Каролина, США

Подобный материал:

• Учебное пособие Под редакцией Л. М. Шипицыной Москва Санкт-Петербург 2007 Авторы: Шипицына, 2318.2kb.
• 1. Обязательно ознакомиться с пакетом заранее. Все вопросы можно обсудить с редакторами, 215.48kb.
• Семинара под редакцией профессора Очкуренко А. А. Москва, 13 февраля 2009 года Москва, 1301.35kb.
• М. В. Максимов (отв редактор, г. Иваново), А. П. Козырев (зам отв редактора, г. Москва),, 4733.99kb.
• Банковское обозрение (Москва), 20 февраля 2008 г., №002,, 996.17kb.
• Темы дня : сохранить репродуктивный потенциал. Проблемы контрацепции в россии время, 788.29kb.
• Д. С. Лихачева 2011 год Общие положения Первые Краеведческие чтения (далее Чтения),, 80.63kb.
• И научные учреждения второе переработанное и дополненное издание, 8298.18kb.
• Континент usa. №3 (11) February / Февраль 2000 Юрий Трайсман: «…моя мечта – создание, 145.78kb.
• Земля мастеров санкт-Петербург – Москва – Палех – Южа – Холуй – Городец на Волге, 167.19kb.

Сулим А.В.,

к.ф.н., доц.

Одесского государственного

экономического университета

КОНЦЕПЦИЯ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ САМООРГАНИЗАЦИИ
И СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ

Изучая общество, исследователь находится в двойственном положении: с одной стороны, он сам есть ипостась социума, т.е. видит общественную жизнь «изнутри»; с другой, он стремится дистанцироваться от своей включенности в предмет исследования и посмотреть на общество «извне». Чисто позитивистский подход к учению об обществе выдвигает требование строго объективного знания, свободного от непроверяемых субъективных допущений. Однако социологи не могут ограничиться наблюдением внешнего поведения людей, но включают в свои учения также и субъективные аспекты человеческих действий. Заявляя о стремлении к строго объективному, основанному на эмпирических фактах знанию, социологи при попытках создать всеохватывающую теорию все же «соскальзывают» в философские построения, не могут обойтись без метафизических допущений. Так, несомненно, философский характер носит учение П.Сорокина о циклической смене социокультурных суперсистем [1]. Приводимые статистические материалы по сути призваны лишь придать большую убедительность тому, в чем автор, исходя из своего личного и политического опыта, глубоко убежден и без них.

Фундаментальное различие между естествознанием и обществоведением было осмыслено еще в XIX в. в учении неокантианцев. Если для наук о внешней предметности характерно объективирующее научное объяснение, предполагающее известную отстраненность от изучаемого предмета, то для наук о духе — понимание, эмоционально-смысловое вживание в явление, идентификация исследователя с исследуемым. Чтобы терминологически отделить объективное знание о внешних предметах природы от субъективных представлений человека о своей собственной надындивидуальной ипостаси, думается, в последнем случае лучше употреблять термин «учение», а в первом — «знание». Термин «учение» указывает на субъективность. Когда стремятся во что бы то ни стало отмежеваться от философии, подчеркивая, что социология — наука, то здесь скорее присутствует осознанное или неосознанное стремление придать убедительность и «принудительность» социологическим учениям, подобно тому, как безусловно принудительным характером обладает естественнонаучное знание. Однако то, что социологи вынуждены иметь дело с теоретическим плюрализмом, то, что они пытаются смириться с разными подходами, обозначая их как «различные методологии анализа», свидетельствует о том, что такая цель вряд ли достижима.

Научно-интеллектуальные поиски последних десятилетий обнаруживают также пути к размыванию и переосмыслению барьеров, разделяющих естественнонаучное и социогуманитарное знание. Так, системно-структурный подход, кибернетика, неравновесная термодинамика активно развивают идею унифицированного описания самых различных явлений, исходя из того, что схожесть принципов строения порождает сходные формы поведения соответствующих объектов, независимо от конкретной природы последних.

Одним из результатов исследований в этом направлении стали дополняющие друг друга концепции самоорганизации — функциональная [2; 3. С.6-37] и синергетическая [6; 7], вскрывшие инвариантные структурно-динамические основы активности и целесообразности, креативности и историчности систем самой различной природы.

Обнаружилось, что в основе творческого порыва, свойственного жизни, лежат сравнительно простые принципы организации: а) матрично опосредованное самовоспроизведение открытой метаболической системы, находящейся вдали от устойчивого равновесия; б) вариативность структур системы; в) функциональный отбор на основе самовоспроизведения, т.е. в отсутствие какого-либо «внешнего селектора» [2. С.30-34;3;4]. Данный механизм, реализовавшись в минимальной форме в первых живых организмах, выступил своеобразным генератором, селективным фактором и аккумулятором функционально-ценных «находок» — структур, действующих в направлении развития и поддержания жизни [3. С.6-37]. Он непрестанно переходит в новые и новые формы, усложняется, ветвится. Возникновение человека и общества, происшедшее в ходе эволюции этого механизма, не изменило основополагающих принципов функциональной самоорганизации (тогда бы жизни просто не стало).

Наряду с этим, в сфере физико-математических наук произошел важный прорыв, изменивший классические представления о линейном характере структурной эволюции в открытых сложных системах самой различной природы и оформившийся в общенаучную дисциплину — синергетику [6; 7]. Обнаружилось, что мир на всех уровнях есть активная среда, находящаяся в становлении, нелинейно (через бифуркации) переходящая из одного состояния в другое. В свете этого возникновение новых структур (в том числе и на уровне живом) предстает как установление нового типа согласованности в поведении субъединиц сложных систем, переход к новой стационарности через дестабилизацию прежнего стационарного состояния. Дарвиновским принципам варьирования и отбора в синергетике соответствует принцип упорядочения через флуктуации. Случайному характеру вариаций — случайный характер выбора системой в процессе неравновесного фазового перехода одной из нескольких структурных возможностей (аттракторов).

В биологических и социальных системах, наряду с присущими всем материальным объектам синергетическими принципами структурообразования, определяющую роль играют также функциональные закономерности. Здесь базовым селективным механизмом, наряду с динамическим равновесием, выступает циклическая самовоспроизводимость системы как целого. На основе этого непрекращающегося движения системы «к себе» строятся и изменяются все фиксированные селекторы (будь то определенные инстинкты, потребности, интересы, нормы и ценности, картины мира, социальные институты, знания), являющиеся «вторичными». Создаваемое вариативностью внутреннее давление структурных альтернатив и избирательная стабилизация последних в зависимости от их влияния на способность системы к самовоспроизведению определяют объективную устремленность самоорганизующихся систем за пределы сложившейся функциональной нормативности, своей идентичности [11. С.184].

На основе представлений о функциональной самоорганизации открываются определенные новые перспективы сближения методологических установок естествознания и обществоведения. Видение общественных процессов как проявлений функциональной самоорганизации позволяет в определенном смысле сочетать взгляд на эти процессы «изнутри» со взглядом «извне», индивидуализирующий подход с генерализирующим. Тем самым многие социальные явления могут быть осмыслены по-новому, становятся очевидными моменты, обычно ускользающие как от сугубо «культурцентристского», так и односторонне объективистского подходов. Это касается, в частности, вопросов о соотношении исторической необходимости и свободы, предсказуемости общественных изменений, проблемы становления новых социальных качеств, осмысления процессов функционирования знаний в социальной системе и др.

Здесь нужно сделать несколько оговорок. Речь идет вовсе не об уподоблении общества биологическому организму и также не об уподоблении его биологической популяции (виду), а о структурной аналогии между биологическими и социальными явлениями. В то же время такое структурное подобие не носит характера внешнего совпадения, а продукт генетического родства. Оно — результат того, что социальная жизнь есть не только нечто качественно новое (коллективное поведение сознательных существ), но также и продолжение живого.

Глубинный структурный механизм жизни — в конструктивном самовоспроизведении. Концепция функциональной самоорганизации, таким образом, есть выражение этой наиболее общей черты жизни. Но она также позволяет интегрировать в себе как взгляд на общество «изнутри», так и взгляд на общество «извне». Взглянуть по-настоящему на общество извне можно, только обратившись к тому, из чего выросло, продолжением чего является общество — к жизни на биологическом уровне.

В свете концепции функциональной самоорганизации иначе предстают многие аспекты жизни общества. Сомнительными выглядят различные концепции исторической необходимости, согласно которым общество эволюционирует к тому или иному предопределенному (и предсказуемому) финальному состоянию, некоторому объективно необходимому социальному порядку. Не обнаружены объективные критерии социального порядка, хотя в отношении физико-химических и даже биологических образований такие критерии найдены. В то же время принципы самоорганизации выступают дополнительным аргументом в пользу теорий многовариантности сценариев исторического развития, «открытости» будущего для свободного исторического творчества.

Иначе видится также и роль случайности в общественной жизни. Классический стиль мышления ориентируется на рассмотрение усредненных характеристик социальных систем, жесткое разделение факторов на существенные и несущественные. В свете же представлений о самоорганизации случай далеко не всегда «растворяется» (в конечном счете) в тенденции. Наоборот, в моменты исторической неустойчивости любой фактор может стать решающим, случайный прецедент может определить саму тенденцию, малая по сравнению с системным целым флуктуация может решительным образом изменить средние характеристики системы [11. С.46]. В ситуациях неустойчивости социальная система становится «сверхчувствительной» и может «подхватить» и превратить в устойчивую функциональную норму даже слабые структурные отклонения-флуктуации; разумеется, последние должны соответствовать одному из множества объективных системных аттракторов (и вовсе не обязательно, чтобы они были открыты для субъективности).

Важный вывод, следующий из представлений о функциональной самоорганизации, — требование более критического отношения к любым образам исторически необходимого и должного (т.е. к любым претензиям на объективное знание), осознание ограниченности познавательного оптимизма. Все такие образы, независимо от степени их рациональной (и эмпирической) обоснованности и субъективной значимости, оказываются лишь разновидностью системных вариаций, поисковых «нормо-гипотез». Их превращение в функциональные нормы, «удержание» их общественной жизнью возможно лишь на основе корреляции с объективными тенденциями самодвижения соответствующего социокультурного целого (носителя-субстанции функциональных норм). А это соответствие устанавливается лишь совокупным процессом самовоспроизведения этого целого. В частности, становится очевидным наличие структурно-организационных границ, за которыми всеохватывающие познавательные модели неизбежно «отрываются» от общественного целого, становятся по отношению к нему внешними и при попытках навязать их обществу силой превращаются в деструктивный фактор.

Это, в свою очередь, означает важность самоограничения субъекта познания и управления, оптимизации степени познавательного и управленческого вмешательства в ход общественных процессов. Такое самоограничение может выражаться в допущении и поддержании альтернативности с тем, чтобы в ходе социального отбора на всех фазах установления новых нормативных структур более непосредственно действовали все критерии, выражающие векторы самодвижения целого, в том числе и те, которые в данный момент «скрыты» от субъекта познания и управления.

В то же время осознание подчиненности социальной эволюции синергетическим закономерностям укрепляет уверенность в том, что именно сознательные волевые (т.е. субъективные) усилия людей, появление той или иной социальной концепции могут существенно повлиять на ход общественного развития. Очевидно, что, когда общество оказывается на развилке исторических путей, именно наличие волевой, решительной личности или группы (и соответствующего учения) может решить судьбу выбора в пользу одного из путей. Причем необходимым условием реализации соответствующей возможности является как раз внутренняя уверенность соответствующих субъектов в истинности своих знаний, воззрений, оправдывающая «подавление» альтернативных путей эволюции, устранение конкурентов и концентрацию общественных ресурсов в русло осуществления избранного варианта социального развития.

Тем самым ясно обнаруживается огромная роль в социальном познании оценочно-конструктивной компоненты. Социальное знание (прежде всего, всеохватывающие учения об обществе, как, например, марксизм) не есть отстраненная констатация положения вещей, а средство самодвижения социальной реальности. Именно субъект и его концепция зачастую выступают эпицентром растущей флуктуации. Соответственно, очевидной оказывается ограниченность чисто гносеологического подхода к субъекту социального познания как противостоящего объекту познания, а также к трактовке истины как объективной, не зависящей от субъекта.

В этом плане особый интерес представляет системный анализ парадоксальности социального познания и управления, связанный с наличием в обществе не только положительных обратных связей, но и связей саморефлексии. Эта особенность общественной жизни — дополнительный фактор нелинейности социокультурных трансформаций. Познавательные модели возможного и невозможного, должного и необходимого, формирующиеся в обществе, — органическая часть самой социальной реальности. Они не просто опосредуют реализацию уже «готовых» и открывшихся субъекту объективных векторов социальной селекции, не только отражают уже наличные возможности, но своим присутствием могут существенно менять характер последних, выступать актом их созидания и трансформации. Социогуманитарное познание должно рассматривать себя как активный фактор социальной жизни, стремиться учесть эффект своего собственного влияния на изучаемые явления.

Эта системная связь нашла отражение в концепции самоорганизующихся (реализующих и подавляющих себя) предсказаний [9; 10]. Согласно ей, формулировка и распространение в обществе идей, авторитетных теорий, прогнозов оказывает мобилизующее или, наоборот, «парализующее», «гипнотизирующее» воздействие на общественное сознание и подсознание, задавая стандарты восприятия реальности и трансформируя поведение людей. Тем самым прогнозы, а также социальные теории (ибо социальное знание выполняет и прогнозирующую функцию) зачастую действуют в направлении создания условий для утверждения своей собственной истинности или, наоборот, — ложности. Причем даже исходно ложные, т.е. не соответствующие объективному положению вещей взгляды могут в некотором роде сделать себя истинными. Поэтому неверно, например, рассматривать в качестве единственно правильного и оптимального варианта развития ту альтернативу, которая реализуется в данный момент, поскольку общество, приняв ее, начинает вкладывать в ее осуществление все ресурсы и тем самым обеспечивает ей преимущество по сравнению с другими возможностями, хотя объективно именно последним следовало бы отдать предпочтение [9. С. 86-87].

Разумеется, далеко не всякое знание-предвидение может самореализоваться или «разрушиться» через мобилизуемое им поведение. Для этого нужны объективные предпосылки. Например, публикация определенной теории может повлиять на психологию и поведение людей только в том случае, если она соответствует потребностям людей, уже сформировавшимся установкам и ожиданиям. Если объективной основы нет, то одних субъективных представлений вовсе недостаточно для того, чтобы вызвать некоторое общественное явление. Невозможно, скажем, произвольно «конструировать» поведение избирателей, потребителей, субъектов хозяйствования.

Однако важнейшая проблема социогуманитарного познания как раз и заключается в том, что наличие такой объективной основы можно выявить лишь «задним числом». Здесь принципиально невозможно провести достаточно четкую, однозначную границу между тем, что «можно сделать», и тем, с чем «нужно смириться». Социокультурная реальность всегда находится в становлении, грани между объектом и субъектом, между объективной истиной и субъективной конструкцией размыты. Субъект социального познания и управления не в состоянии устранить неопределенность относительно «водораздела» между объективной необходимостью и своими собственными возможностями изменить ситуацию (хотя и вынужден постоянно его устанавливать). Сказанное тем более справедливо для ситуаций социально-исторической неустойчивости. Это обстоятельство обычно используется в политической, экономической и прочих социальных играх для достижения личных или групповых целей. Например, в виде публикации результатов авторитетных социологических опросов с целью повлиять на поведение избирателей в ходе выборной кампании (референдума) или изменить в желаемом направлении поведение потребителей на рынке и пр.

Тем самым из концепции самоорганизации следует, с одной стороны, требование поддержания плюрализма социальных концепций и, следовательно, сохранение возможностей их спонтанной дифференциации (как проявление самодвижения целого), сужающее возможности переоценки отдельных социальных теорий, т.е. требование самоограничения отдельных субъектов познания и управления. С другой стороны, обосновывается необходимость высокой оценки каждым субъектом познания именно своей концепции, дифференцированный подход к альтернативам, подавление «конкурентов», поскольку чрезмерное ограничение, налагаемое на себя, может привести к самореализации пессимизма и утрате тем самым реальных возможностей. Компромиссом между этими требованиями представляется сохранение альтернатив в «рецессивном» состоянии — их «подавление» путем отодвижения на задний план при сохранении возможности их актуализации и усиления спонтанным самодвижением целого.

В этой связи, в частности, значительно больше внимания должно уделяться также вопросу об ответственности представителей социогуманитарных дисциплин за результаты того влияния на общественную жизнь, которое оказывают разработанные ими взгляды. Обычно, когда идет речь о социальной ответственности ученых, то говорится преимущественно об ответственности естествоиспытателей, создавших оружие массового уничтожения, методы клонирования организмов и т.д. Но не меньшая ответственность лежит также на обществоведах, разрабатывающих и распространяющих политические, философские, культурологические концепции и прогнозы относительно природы человека, человеческих отношений, тенденций общественного развития.


ЛИТЕРАТУРА

1. Сорокин П. А. Социокультурная динамика//Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. Пер. с англ. М., 1992. С.425-504.
   
2. Эйген М., Шустер П. Гиперцикл: Принципы самоорганизации макромолекул. М.,1982.
   
3. Принципы организации социальных систем: Теория и практика/Под ред. М.И.Сетрова. Киев - Одесса,1988.
   
4. Поппер К. Объективное знание. Эволюционный подход//Логика и рост научного знания. М.,1983.
   
5. Кемпбелл Д.Т. Слепые вариации и селективный отбор как главная стратегия процессов познания // Самоорганизующиеся системы. М., 1964.
   
6. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М.,1986.
   
7. Хакен Г. Синергетика. М.,1985.
   
8. Lau Chr. Gesellschaftliche Evolution als kollektiver Lernprozess. B., l98l.
   
9. Merton R. The self-fulfilling prophicy // The Antioch Review-Yellow Springs. Ohio -1948. Vol. 8. №2. P.193-210.
   
10. Гендин А.М. «Эффект Эдипа» и методологические проблемы социального прогнозирования // Вопросы философии. 1970. №5. Сорокин 80-89.
    
11. Jantsch E. The self-organizing universe: Scientific and human implications of the emerging paradigm of evolution. Oxford etc. 1980.
    

Федотова Н.,

аспирантка кафедры социологии МГИМО

СОВРЕМЕННЫЕ ТРАКТОВКИ ГЛОБАЛИЗАЦИИ В СОЦИОЛОГИИ И ЕЕ ВЛИЯНИЕ НА РАЗВИТИЕ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

Проблема глобализации является сегодня одной из самых актуальных проблем. Она характеризует стремление социальных наук способствовать бескризисному устойчивому развитию мира в целом, попытку расширить сотрудничество различных обществ.

Ситуация, складывающаяся в конце 80-х — 90-е годы нашего столетия, многими социологами описывается как неопределенная, имеющая противоположно направленные тенденции глобализации и локализации. По определению американского социолога Э.Тириакьяна, складывается “новый мир возникающих новых миров”, для изучения которого он считает необходимым прибегнуть к методологическому подходу, во многом вытекающему из интегралистской теории П.Сорокина. Э.Тириакьян утверждает, что методология П.Сорокина значима не только для исследования циклических изменений, но также для современного анализа цивилизаций, некоторые из которых обладают совершенно отличными от доминирующих на Западе культурными предпосылками.

Тема глобализации имеет ярко выраженный междисциплинарный характер. Социология заинтересовалась ею позже других дисциплин (экономики, политологии). Тем не менее идеи глобализации сегодня воздействует на социологическое знание даже в большей мере, чем на дисциплины, которые начали интересоваться глобализацией много раньше. Это влияние сказывается в появлении новой проблематики, а также в изменении парадигмы. Произошел переход от монистической идеи прогресса, модернизации, которой следовала американская социология, к идее плюрализма, многообразия как путей развития, так и исследовательских подходов в социологии.

Степень разработанности проблемы глобализации в социологии не является достаточной. Прежде всего, трудность состоит в том, что этим термином описываются разные процессы. Поэтому важнейшими источниками для нас являются те работы, в которых показано, где и когда началась глобализация и в какой форме она происходила. Ведущим среди этих трудов является книга социолога Р.Робертсона “Глобализация” (Лондон, 1992). Мы разделяем его точку зрения, что глобализация началась с момента возникновения капитализма и прошла несколько фаз.

Когда сегодня речь идет о глобализации, имеют в виду либо постмодернизационную глобализацию как признание единства многообразного мира либо особый самостоятельный тип социальной трансформации. Есть также попытка смягчить категоричность выделенных направлений, особенно противоречие между современной и постсовременной глобализацией. Ее предпринимает, например, Ж.Н. Питерс в своей концепции глобализации, называемой им гибридизацией.

Основные дискуссии в социологии идут по вопросу о том, что является социальной единицей, называемой “общество”. Социология оперирует как с абстрактным понятием “общество” — любым обществом, так и с конкретным обществом, под которым понимается нация-государство. В настоящее время на роль такой единицы претендует также цивилизация как группа родственных по культуре наций-государств. Центральный вопрос сегодняшней полемики — может ли существовать глобальное общество? Он ставится, прежде всего, английскими учеными, такими как Р.Робертсон и М.Фетерстоун. Они выясняют перспективы превращения международного сообщества в глобальное общество и вытеснения понятия «нация-государство» как тип общества на периферию социологического анализа.

Мы проанализируем четыре существующих сегодня трактовки глобализации и рассмотрим воздействие предлагаемых глобальных теорий на социологическое знание как в плане изменения его предмета, так и с точки зрения возможности новых социологических подходов и новых задач социологии.

1.Исторически первая трактовка глобализации осуществлялась в определенных концептуальных рамках, задаваемых теорией модернизации. Глобализация рассматривалась как аспект модернизационных процессов, как установление взаимосвязи мира через прогресс.

Результатом модернизации явилось превращение средневекового Запада как традиционного общества в современное. Глобализация этого типа — глобализация через модернизацию, путем общего стремления к прогрессу, как следствие попытки Запада подтянуть весь мир до своего уровня — изучалась Э.Гидденсом, А.Тойнби, П.Бергером и др.

Переход от традиционного общества к современному называется модернизацией. В его основе — вера в прогресс, который отождествлялся с опытом западных стран. Современность — эпоха становления и развития капитализма. Современность характеризуется формированием гражданского общества, светского государства, автономного (свободного и ответственного) индивида. Современность складывается на Западе в результате трех революций — Ренессанса, Реформации и Просвещения. Эти революции не пройдены незападным миром. Незападный мир остается прежним, традиционным, в то время, когда Запад радикально меняется. Перед другими странами возникает вопрос — согласиться на колонизацию или, сохраняя независимость, пытаться пойти по пути освоения западных достижений. Основная реакция — попытка догнать Запад, модернизироваться.

Глобализация периода модернизации и веры в прогресс имела эмпирически наблюдаемые черты: мир становился все более единым с помощью средств транспорта и связи, рынка, но главным фактором глобализации, объединения мира было всеобщее стремление к прогрессу. Модернизационные процессы в незападных странах осуществлялись как прямое заимствование западных черт (вестернизация) или как попытка догнать Запад.

Точка зрения Н.Стера интересна тем, что этот исследователь пытается поддержать идеи современной глобализации (глобализации на основе прогресса) сейчас, когда большинство ученых уже отказалось от нее. Он стремится защитить классическую парадигму перед очевидным наступлением новых исследовательских подходов. В переходный период, суть которого не совсем ясна ни в отношении Запада, ни в отношении остального мира, он тяготеет к сохранению прежнего понимания и прежних способов исследования, тогда как другие авторы подчеркивают фактор изменений. Он пытается дополнить классические концепции новыми характеристиками, чтобы сохранить их объясняющую силу.

Н.Стер ставит вопрос о способах познания глобализации. Он признает возможность разнообразия теоретических и исследовательских подходов к изучению глобальных процессов. При этом глобальная трансформация вносит изменения в парадигму социальных наук.

Под глобализацией Н.Стер понимает процесс вовлечения всего мира в гомогенное пространство. По словам Н.Стера, “глобализация — форма расширения или “процесс растягивания”, особенно в сферах экономической и политической деятельности”. Исследователь считает, что процессы глобализации являются необычными, если не сказать исключительными событиями. Вместе с тем Н.Стер полагает, что глобализация началась уже давно.

Центральными категориями для познания глобализации, по Н.Стеру, являются фрагментация и гомогенизация. Фрагментация и гомогенизация — две взаимосвязанные части одного процесса. Однако, как отмечает Н.Стер, внимание теоретиков никогда не было одинаковым в отношении этих понятий, скорее оно было асимметричным: “долгое время термин “фрагментация” передавал большую угрозу основаниям общества”. При этом главную опасность, связанную с использованием термина “глобализация”, Стер видит в преувеличении роли гомогенизирующих факторов: “глобус — разделенный мир”. Исследователь приводит примеры этой разделенности мира. В их числе подчеркивается то, что рост населения происходит неравномерно — в основном в беднейших регионах мира, а также обращается внимание на возрождение национализма как живой политической, культурной и экономической силы в большинстве стран.

“Глобализация и фрагментация — это одновременные тенденции глобальных сдвигов, хотя многие этого не видят”, делает вывод Стер. Результат глобализации не является “обобщенным набором изменений, действующих в одном направлении, а состоит во взаимно противоположных тенденциях”, — приводит Стер слова Гидденса.

Глобализация обязана своим возникновением многим факторам. Среди них решающее значение имеет экономический фактор.

Н.Стер ставит глобализацию в один ряд с модернизацией во всемирном масштабе, которая, на его взгляд, и связывает мир в единое целое: “хорошо укоренившийся взгляд на современное общество, на модернизацию в глобальном масштабе... кажется мне простым пониманием того, что мы являемся свидетелями все большей гомогенности (генерализации) фактически во всех важных аспектах социальной и культурной жизни”.

По мнению Стера, новое в экономических, социальных и культурных процессах, именуемых глобализацией или транснациональными институтами, заключается в том, что эти процессы “являются дальнейшей интенсификацией, растягиванием и расширением операций, координацией, взаимозависимостью и слиянием разного рода деятельности”.

Итак, концепция глобализации на основе прогресса признает многообразие мира, но вместе с тем его всеобщую устремленность к прогрессу. Именно в ней, а не в простом наличии живущего на земле человечества виделась глобализация. При этом признается, одновременно, наличие гомогенизации и фрагментации мира, локализации и глобализации. Гомогенизация и глобализация выступают как искомые тенденции, а фрагментация и локализация — как наличная реальность. Доминирующим фактором глобализации считается экономика. Отмечается увеличение универсальности, значение генерализаций в современной глобализации.

Все это позволяет сохранить классические парадигмы социологии — универсальность и объективность социологического знания, структурно-функциональные подходы, теорию социальной модернизации и др.

2. В настоящее время идея прогресса во многом потеряла свою притягательность. Обнаружена противоречивость прогресса и во многом его высокая цена. Имеются примеры попыток осуществить прогресс, закончившиеся неудачей. Вера Запада в прогресс и привитая другим странам надежда на прогресс стали исчезать. Сегодня под глобализацией понимают сосуществование мира в его многообразии, наличие единого взаимосвязанного мира. Иными словами, мир един потому, что он есть, он глобален, потому что многие черты поведения людей приняли глобальный (мировой) характер. Глобализация современности выражала веру Запада в прогресс всех народов. Глобализация сегодня выражает разочарованность Запада в этой вере и его стремление к статус-кво на западных же условиях.

Рассмотрим, что представляет собой концепция глобализации на этом этапе и какие задачи она ставит перед социологией. Наиболее разработанным этот вопрос предстает у Э.Тириакьяна и Б.Смарта.

Э.Тириакьян отрицает, что новая фаза развития Запада является постмодернизационной, он определяет ее как продолжение современности, которая проходит несколько этапов в своем развитии. Соответственно, социологическая парадигма представляется ему в определенной мере неизменной. Вместе с тем его позиция существенно отличается от взглядов Стера, ибо сегодняшнее состояние современности, по его описанию, качественно другое и, по существу, совпадает с тем, что другие исследователи называют постсовременностью.

Э.Тириакьян показывает, что в истории бывают такие времена, когда тип общества с привычным социальным порядком сменяется другим. Смерть одного социального мира обозначает рождение нового мира, который выходит на историческую сцену. История дает множество примеров переходных моментов.

Новая фаза, отличающаяся от предыдущих, началась, по Тириакьяну, после окончания холодной войны. Отличительной особенностью этой фазы Тириакьян называет то, что отмечается в качестве новой черты и другими исследователями — как не прибегающими к понятию постсовременности, постмодернизма (П.Бергер), так и вводящими этот концепт (Р.Инхельгард и др.).

Тириакьян не признает термина постсовременность, он пытается показать, что речь идет о последней фазе современности. Но ее черты и особенности в точности совпадают с тем, что другие называют постсовременностью.

Существует противоречие в объяснении способности социологического знания быть универсальным или локальным. Можно представить две точки зрения: “новые миры и социология”, “социология для одного мира”. Одни специалисты утверждают, что хотя классическая, “нормальная” социология возникла на Западе, для объяснения происходящих там процессов, она имеет универсальное значение и может быть применена всюду. Это происходит потому, что глобализация мира в период современности осуществлялась из одного — западного центра. Другие утверждают, что сегодня это уже не так. Суть смены парадигмы в социологии — она теряет универсальную форму и становится более локально или регионально обусловленной, более специфической для каждого региона. Так утверждают и Тириакьян, и Смарт. Грубо говоря, раньше ставился вопрос лишь о том, как применить западную социологию в России, Индии и пр. Сегодня — как создать социологию для России, Индии и других стран. Как видим, эта точка зрения противоположна позиции Стера, утверждающего универсальность социологии.

Б.Смарт показывает, что глобальные трансформации привели к дезорганизации, например, к переосмыслению отношений между Западом и Востоком из-за преобразований в Восточной Европе и бурного экономического роста Японии. Социологическое понятие общества, ограниченного геополитически пределами современного государства-нации, больше не работает, появление глобальных форм коммуникации и увеличение миграции населения — все это ставит вопрос о предмете социологии в новых условиях. “Существуя параллельно с социальными, культурными и политическими трансформациями, она (социология. — Н.Ф.) пытается интерпретировать и объяснить их, и сама социология сегодня кажется децентрализованной и плюралистической”, отмечает Б.Смарт. “Теория, предмет и метод социологии стали факторами различия и разногласий, поэтому угасла возможность консенсуса или такой парадигмы в социологии, которую разделяли бы все.”

“Новый мир новых миров” бросил вызов социологии, привыкшей к анализу современности, где многообразие миров — как их стадии развития, так и географическая локализация — устранялись идеей прогресса, вовлекающей (глобализирующей) мир по западному образцу. По определению Б.Смарта, социология была социологией для одного единственного мира, устроенного по образцу Запада. Глобализация современности имела имя “прогресс”, глобализация сегодняшнего дня — начинающейся постсовременности — рассматривается как единство мира, народов Земли, заключенное в его многообразии.

По мнению Б.Смарта, идея о том, что мы сейчас живем в одном мире, является социологически противоречивой. Такое можно предположить только в отношении экономических и геополитических процессов.

Поэтому, делает вывод Смарт, нужны как международные, так и локальные или региональные формы социологии для понимания “комплексного выражения глобальных процессов в локальных или региональных условиях”.

Таким образом, как те авторы, кто обозначают новую парадигму постмодернистской, так и те, кто не употребляют этого термина, но характеризуют принципиальные сдвиги в развитии Запада и мира в целом, выделяют следующие черты новой парадигмы социологии: плюрализм — отсутствие единой парадигмы; индигенизация науки (возможность появления региональных наук, решающих проблемы своих стран); неопределенность социальной ситуации и методологические трудности, вызванные этим; появление “нового мирового порядка” и увеличение роли социологии международных отношений в связи с задачей преодоления мирового хаоса; многообразие социальных миров — “новый мир возникающих новых миров” как характерная черта новой ситуации и новой методологии, признающей легитимность этих миров, появление в социологии проблемы соотношения локального и глобального; хаос, анархия и аномия в качестве важных объектов социологического анализа; отказ от идеи прогресса и от роли социологии в создании универсальных моделей развития, создание атмосферы диалога новых миров как главная задача социологии; противоречие между современным и постсовременным пониманием в социологии; неравномерность глобализации и перехода к постсовременности и возможности применения классической и неклассической парадигм к разным задачам; доминирующую роль в социологии начинают играть неклассические и непозитивистские методологии.

3.Сегодня кажется, что связь между первым и вторым типом глобализации потеряна, что новая концепция полностью отрицает старую. Действительно, теоретически, на уровне идеально-типических конструктов или моделей, такой разрыв можно констатировать. Однако фактически и практически между старой и новой теорией существуют отношения непрерывности, переходности и коммуникации. Существуют авторы, которые пытаются объединить две предыдущие концепции. К их числу относится Ж.Н. Питерс, предложивший концепцию глобализации как гибридизации.

По его мнению, глобальные процессы противоречивы: они могут вызвать как силы фрагментации, так и унификации. Он не согласен как с интерпретацией глобализации как процесса, в результате которого мир становится более унифицированным и стандартизированным посредством технологической, коммерческой и культурной синхронизаций, исходящих от Запада, так и с тем, что глобализацию связывают с современностью.

Для изучения глобализации исследователь предлагает новый подход, говоря, что надо рассматривать глобализацию как гибридизацию: структурную — возникновение новых, смешанных форм кооперации, и культурную — развитие транслокальных культур. Структурная и культурная гибридизации взаимозависимы, так как новые формы кооперации требуют новых культурных образований. При этом гибридизация понимается как “фактор реорганизации социальных пространств”. Гибридизационная перспектива позволяет переместить внимание исследователей с изучения происходящего в границах определенного общества, нации или класса на анализ собственно глобализационных моментов.

Таким образом, Питерс рассматривает глобализацию как процесс отделения культурных форм от существующих практик и их перекомбинацию с формами других культурных практик. Культурная гибридность является организационным феноменом. Глобализация понимается как новая историческая эпоха, противоположная эре господства нации-государства, то есть современности. Подлинно глобализационной теорией, по мнению Ж.Н. Питерса, может быть только постсовременное исследование гибридности.

4.Итак, если следовать первому модернистскому направлению (Н.Стер), глобализация в нем понимается как спутник прогресса или одна из его характеристик. Согласно второму — постмодернистскому направлению (Э.Тириакьян, Б.Смарт), глобализация — это состояние мира, признавшего неизбежность плюрализма и статус-кво. Согласно Ж.Н. Питерсу, более очевидным признаком глобальной связанности мира является наличие гибридных форм культуры. Ни в одной из вышеназванных концепций еще не ставится вопрос о превращении глобального сообщества в глобальное общество, хотя затрагиваются вопросы об изменении в законодательстве и управлении в международных взаимосвязях. Идея глобализации на основе прогресса не идет далее представлений о международном сообществе, идея глобализации на основе плюрализма не идет далее констатации того, что это международное сообщество становится теснее.

Во всех этих подходах глобализация — только часть каких-либо иных процессов — прогресса, плюрализации, но не самостоятельный процесс. Однако есть группа социологов как из США (Р.Робертсон, М.Олброу), так и из Великобритании (М.Фетерстоун), которые рассматривают глобализацию как самостоятельный тип социальной трансформации. Этот подход является преобладающе социологическим, поскольку в нем впервые ставится вопрос о возможности мирового общества, а не только о глобальной экономике или политике.

Р.Робертсон использует понятие “мировая система”, по существу тождественное глобальному обществу. Эта система не сводится к взаимодействию отдельных обществ, а также к представлению о человечестве. Это такая система, которая ставит вопрос о новой идентичности, то есть о новом самоопределении индивида и общества. О глобализации можно, по Робертсону, говорить и тогда, когда складывается “третья культура”, которая ориентирована не на индивида или нацию-государство, а на такую новую реальность, как глобальное общество. Робертсон воспринимает глобализацию как важнейшую социальную трансформацию, создающую принципиально новый мировой порядок.

Робертсон попытался связать идеи модернизации с международной системой государств. Глобализация понимается как “сжатие мира” и рост сознания мира как целого. Мир еще не стал, по Робертсону, интегрированным, но он все более и более объединяется. Глобализация, по его мнению, релятивизировала значение индивида и нации-государства и изменила связь между такими элементами, как индивид, национальное общество, международная система обществ и человечество в целом. Глобальное поле образуется вне этих элементов и именно оно играет решающую роль в характеристике глобализации. Глобализация для Робертсона — это социальная трансформация, которая является результатом длительного предварительного процесса. Глобализация выступает сложным процессом, не имеющим единого направления. Исходя из этого, нельзя уравнивать глобализацию с гомогенизацией, поскольку глобальное не исключает локального, а локальное — глобального. Современная форма глобализации лучше всего описывается как “глокализация”. Робертсон вводит этот термин, состоящий из соединения двух слов “глобализация” и “локализация”, для подчеркивания их взаимного осуществления в настоящее время. Глокализация — это своего рода метафора, указывающая, что глобальное не исключает локального, и наоборот. Он показывает, что существует много способов практической глокализации, т.е. комбинации локального и глобального.

По его мнению, глобализация является сначала условием, а затем собственно содержанием распространяющейся модернизации, т.е. такой модернизации, которая приняла разнообразные формы и распространилась на регионы, прежде незатронутые ею. Робертсон считает, что идеи современности получают новое направление в процессе такой формы социальной трансформации, как глобализация. По мнению Робертсона, речь продолжает идти не просто о глобальном обществе, а о глобальном современном обществе, то есть человечестве, перешедшем к капитализму, массовому производству, секулярному образу жизни, массовому образованию и прочим ценностям современности.

Оба исследователя — Робертсон и Фетерстоун раскрывают глобализацию сегодня как процесс, возникающий относительно независимо от внутренних культурных особенностей и деятельности наций-государств. Глобализацией они называют то международное пространство, где эта специфика обществ не играет особой роли. По их мнению, имеется некоторое интернационализированное пространство, которое и производит глобальную культуру.

В отличие от Р.Робертсона и М.Фетерстоуна, полагающих, что глобализация — тип социальной трансформации, продолжающий вхождение в современность всего мира, американский социолог М.Олброу считает ее абсолютно новым типом социальной трансформации, не имеющим отношения ни к современности, ни к постсовременности. Олброу отказывается от понятия “постсовременность” и вместо него вводит понятие “глобальная эпоха”.

Он разделяет понятия мирового и глобального общества. Мировое общество, по его мнению, уже существует и не является чем-то противоположным нации-государству, возникая из наций-государств. На примере миграции и бизнеса этот американский ученый показывает, что мировое общество существует, эмпирически наблюдаемо как наднациональное или интернациональное, международное, транснациональное образование.

В отличие от этого глобальное общество — вызов старому порядку. Оно еще не существует. Это общество с таким структурированием социальных отношений, которое бросало бы вызов определениям и теории нации-государства как типа общества, являющегося предметом социологии. Поэтому глобализация является социальной трансформацией, требующей новой теории общества.

Ключевым вопросом для социальной теории становится вопрос, станет ли мировое общество глобальным. Ответ на этот вопрос не является сегодня однозначно решенным.

По мнению Олброу, современная эпоха закончилась, но это не означает конца истории. Мы живем в глобальную эру, следующую за фазой современности. Начало переходного периода в глобальную эру положил взрыв атомной бомбы в Хиросиме, окончанием этого периода стал доклад ООН о глобальном потеплении.

Исследуя глобальную культуру, нельзя оперировать понятиями, относящимися к эпохе современности, такими как мировое правительство, мировой рынок, новый мировой порядок, глобальная культура, поздняя современность. Ни одно из этих понятий не является адекватным сегодня. Глобальная эпоха включает в себя вытеснение современности глобальностью. Это означает изменения в основе действий и социальной организации индивидов и групп.

Глобализация не действует в одном измерении, не является процессом, который изменяет абсолютно все прежде существовавшие тенденции как в культуре, так и в обществе. Поэтому в глобальную эпоху очень сложна культурная конфигурация: различные феномены могут быть направлены как в сторону глобализации, так и быть совершенно противоположны этому — антиглобальными.

Таким образом, Олброу не удается полностью отказаться от идеи преемственности с современностью, особенно в плане преемственности социологических теорий. Это происходит потому, что его построения отчасти преждевременны, отчасти наивны. Вспомним, однако, так называемую теорему Томаса, в которой утверждается, что “если люди определяют ситуации как реальные, то они реальны в своих последствиях”. Исходя из нее все вышеперечисленные теоретические конструкции глобализации могут быть рассмотрены не только как фиксация некоторых тенденций, но и как проект будущего.

Последняя точка зрения — глобальное общество как социологический проект представляется наивной и преждевременной, но ее значение состоит в том, что она пытается найти новую универсалию после отказа от идеи прогресса. Если социология не имеет универсалий, она теряет статус универсальной науки и может распасться на множество не связанных друг с другом национальных школ.


БИБЛИОГРАФИЯ

1. Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993.
   
2. Бакиров В. Социальное познание на пороге постиндустриального мира//Общественные науки и современность. 1993, N1.
   
3. Покровский Н.Е. Вефлиемские звезды “глобализации”//Социол. исследования. 1995, N2.
   
4. Albrow M. The Global Age. State and Society Beyond Modernity. Stanford. 1997.
   
5. Berger P. Sociology: A Disinvitation? Society/V.30, N1. Nov/Dec.1992
   
6. Dewey J. Democracy and Education. New York. 1923.P.2. Приводится по статье: Покровский Н.Е. Непрерывность и стабильность социального опыта как ценность // Американское общество на пороге XXI века: Итоги, проблемы, перспективы. Материалы научной конференции, г.Москва, МГУ им. М.В. Ломоносова 31 января — 3 февраля 1995 г. М., МГУ. 1996.
   
7. Featherstone M. (ed.) Global Culture: Nationalism, Globalization and Modernity. London: Sage. 1990.
   
8. Featherstone M. Introduction. — In: M.Featherstone (ed.). Global Culture. Nationalism, Globalization and Modernity. A Theory, Culture and Society. L. 1995.
   
9. Global Modernities. Ed. by M.Featherstone, S.Lash, R.Robertson. L:Sage. 1995.
   
10. Globalization, Knowledge and Society. Ed. by Albrow and King E. London:Sage. 1990.
    
11. Pieterse J.N. Globalization as Hibridization. — International Sociology. V9, N2. June 1994.
    
12. Robertson R. Globalization. Social Theory and Global Culture. L.1992.
    
13. Robertson R. Glocalization: Time-Space and Homogeneity-Heterogeneity. In: Global Modernities. Ed. by M.Featherstone, S.Lash, R.Robertson. L:Sage. 1995.
    
14. Smart B. Sociology, Globalization and Postmodernity: Comments on the “Sociology for One World” Thesis. — International Sociology. V9, N2. June 1994.
    
15. Ster n. Fragmentation and homogenization of social life. — “Knowledge Societies”, London, New Deli, 1994.
    
16. Tiryakian E. Sociology’s Great Leap Forward: the Challenge of Internationalization.-In: Globalization, Knowledge and Society. Reading from International Society. Ed. by M.. Albrow and E.King.L. 1990.
    
17. Tiryakian E.The New Worlds and Sociology: An Overview. — International Sociology. V9, N2. June 1994.
    
18. Tiryakian E. The Wild Cards of Modernity // Dedalus. Spring 1997. Human Diversity.
    
19. Wallerstein I. Unthinking Social Science. The limits of Nineteenth-Century Paradigms. L. 1995.
    
20. Waters M. Globalization. L., N.Y. 1995.
    

Марсель Фурнье,

проф. Монреальского университета, Канада

ПИТИРИМ СОРОКИН
И ФРАНЦУЗСКАЯ ШКОЛА СОЦИОЛОГИИ: ИССЛЕДОВАНИЕ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ ТЕНДЕНЦИЙ

Благодаря доктору Сергею Сорокину, у меня есть одна веская причина зачитать выдержки из книги Питирима Сорокина, потому что вам известно, что Канада является частью жизни, которую он описал. Читаем ли мы Сорокина в Канаде? Не слишком много, боюсь. Я прочел свою первую книгу о Сорокине, когда я был студентом социологии в университете в Монреале в конце 60-х годов. Один из моих профессоров был специалистом по Сорокину. И он просил всех студентов читать Сорокина и его труды.

Сегодня я хотел бы представить вам анализ сотрудничества между Питиримом Сорокиным и французской школой социологии. Мой интерес к французской социологии - это самое главное в моей работе.

Первая часть моего доклада касается Дюркгейма и Сорокина. Мы кое-что знаем о взаимоотношениях Сорокина с французской школой. Основной труд Дюркгейма о методе социологии опубликован в России в 1899 году, четыре года спустя после выхода оригинального издания на французском языке. Питирим Сорокин знаком с работой Дюркгейма. И Дюркгейм написал письмо Сорокину. Мне кажется, что Сорокин послал одну из своих книг Дюркгейму. И Дюркгейм написал: “Большое спасибо, мой дорогой друг, однако, я не могу читать по-русски”. Согласно Сорокину, Дюркгейм является социологом международного масштаба. В своей первой книге “Система социологии” он взял на вооружение те же самые пестимологические посылки, что и Дюркгейм. Это нормативная наука. Имеется определенное сходство между социологией и естественными науками.

Сорокин также применил антисубъективизм Дюркгейма и антипсихологизм. Когда Сорокин эмигрировал в Соединенные Штаты, он продолжал пропагандировать работы Дюркгейма, но вскоре стремительно изменил свою пестимологическую позицию и начал критически относиться к объективистскому методу Дюркгейма. Как можно объяснить эти перемены в воззрениях Сорокина? Что касается политического опыта с 1914 по 1922 год, в этот период Сорокин наблюдал очень много ненависти, двуличия и массовых убийств, и его взгляды подверглись изменениям. И в результате Сорокин создал интегральную систему социологии.

Я представлю вкратце те различия, которые имеются между Сорокиным и Дюркгеймом. Сорокин во многом согласен с Дюркгеймом в это время, что касается реализма Дюркгейма. Во-вторых, критерии качественной характеристики социальных явлений. По этому вопросу Сорокин двигался в направлении Тао. Мне кажется это соответствует российской традиции. Российские социологи предпочитают Тао Дюркгейму. Поэтому часто Сорокин использовал высказывания Тао против Дюркгейма.

И еще одно отличие. Выраженная политическая позиция Дюркгейма. Я хочу процитировать что Сорокин говорит по этому поводу: “Вера Дюркгейма в положительные результаты регулирования со стороны правительства и взаимоотношения между капиталом и трудом напоминают мне некоторые формы российской коммунистической системы и регулирования труда.”

Я хотел бы представить в заключение несколько выводов не только в отношении различий, но и сходства между Дюркгеймом и Сорокиным. Сначала на методологическом уровне, где у них имеется общее. Дальше интерес к изучению права и криминалистики. Оба имеют очень твердую религиозную основу. Они имеют склонность быть и учителем, и проповедником. И это касается этического масштаба общественной жизни, вопроса солидарности и альтруизма. Это касается также и широкой социологической теории. Как известно, в 1942 году Сорокин основал исследовательский центр по созидательному альтруизму. Имеются и другие сходства - что касается понятия цивилизации, глобальная и тоталитарная системы. И последнее сходство касается современного общества. В соответствии с Дюркгеймом имеется две опасности. Первая - анархизм. Вторая - деспотизм. Анархия и деспотизм. Общая опасность - это анархия. Сорокин, мне кажется, не согласен с этим анализом. Он говорит о конце традиционного мира, дезинтеграции, разрушении семьи и брака, эгоистическом обществе и так далее. Но критика современного общества является более радикальной и пессимистической. Сорокин предсказывает ужасные войны, революцию и анархию, распад нашей религиозной морали, рост жестокости и бесчеловечности. Он предсказывает распад нашей культуры.

Сейчас я перейду к сравнению Марселя Молса и Сорокина. Известно, что Сорокин знал некоторые книги Молс, но не все его творения. Для Сорокина Молс был специалистом по истории религии примитивных народов. В 1925 году Сорокин опубликовал “Социология революции”. Как известно, Сорокин является радикальным критиком этой революции. Если прочесть его автобиографию, то для него, как мы видим, эта революция является временем красного террора, красного монстра и так далее, это освобождение самых зверских качеств в человеке. Но Молс и Сорокин участвовали напрямую в социалистических движениях и оба они были не согласны с марксистской перспективой.

Большевизм не является экспериментом. Это явление, которое пришло в самых худших условиях, в условиях нищеты и падения режима, оно было приведено в действие меньшинством. Преступление большевиков в использовании насилия не только против контрреволюционеров, но и против религии. Согласно Молсу, социализм по определению должен быть результатом общей воли граждан. Для того, чтобы создать коммунизм, абсурдно уничтожать необходимые элементы экономики, как-то рынок. Ведь общество без рынка невозможно. Рынок является необходимым условием существования экономической жизни. Развитие промежуточных коллективов, таких как кооперативы, является необходимым условием, если общество собирается перейти к социалистическому режиму. И, наконец, свобода и коллективный контроль не противоречат друг другу. Определенная доля либерализма всегда необходима даже в условиях социалистического режима. Социалистический режим должен включать в себя элементы капитализма и также какие-то черты индивидуализма. Вот таковы некоторые уроки, которые можно было вывести из анализа большевизма.

Как известно, Молс не был специалистом по Восточной Европе. Но он получил достаточный объем информации. Он провел в России две недели в 1906 году по научным и политическим причинам. Один из его проектов был в то время опубликованный текст по России. Ему говорили: вы ничего не знаете о России, не говорите по-русски, поэтому не надо делать такую работу.

Вывод мой такой. Большевистская революция является исторической неудачей. Я думаю, что Сорокин и Молс согласны по этому вопросу. Однако для Молса этот провал большевизма не противоречит социализму. Имеется много форм социализма. В старых промышленных демократиях можно установить своего рода социализм, если будет сознательная воля населения этих стран установить подобный порядок.

Что касается Сорокина, мы видим, что Сорокин не был согласен с этим выводом, потому что для него, как он считал, большевизм был обречен на неудачу.

Гарольд Браун,

проф. Университета

Северная Каролина, США

ПИТИРИМ СОРОКИН:
ПРОРОК ПОЛИТИЧЕСКОГО БУДУЩЕГО,
КОТОРОЕ ЯВЛЯЕТСЯ НАШИМ НАСТОЯЩИМ

Что принесет нам завтра - радость, страдания или печаль? Конечно, желание заглянуть в завтра, узнать будущее так же старо, как и человечество. Но кто из нас имеет дар пророчества? Книга истории вроде бы должна дать нам ориентировку. Но человеческие ожидания и прогнозы часто оказываются ошибочными. Когда большинство блестящих генералов, промышленников, ученых и политиков нацистской Германии планировали вторую мировую войну, в их ожидания не входило, что все они либо будут убиты, либо их арестуют, либо объявят военными преступниками. И когда самые лучшие, самые талантливые из власть предержащих в Соединенных Штатах решили вмешаться военным образом во Вьетнам, конечно, они не хотели и не ожидали, что 50 тысяч американцев погибнут там, что американские политические лидеры будут опозорены, экономика войдет в спад. А когда троянцы решили принять в дар коня, они не ожидали, что город в конечном итоге будет сожжен, Троя будет уничтожена.

Что можно ожидать? Если мы не можем сказать, что находиться впереди, как мы можем сказать какой поворот выбрать по дороге, по которой мы идем. Может ли прошлое быть нашим ориентиром? Кто не знает историю, тот вынужден повторять ошибки. Но кто знает историю, чем он может помочь другим избежать этих ошибок. Часто на самом деле нет - это соединения очень тщательного сбора данных и интуиции, которая характеризует работу профессора Сорокина. Сегодня мы на пороге нового тысячелетия, и поучительно посмотреть, что он думал о будущем.

Прежде чем говорить о его возможностях и его прогностическом потенциале, давайте подумаем, что означает пророк. В “Ветхом завете” пророк - это не обязательно тот, кто предсказывал будущее и, конечно, не тот, кто только предсказывал будущее. Священник говорил с Богом, с Господом от имени народа, а пророк обращался к народу от имени Бога, неся слово божье. И сейчас не трудно показать, что у профессора Сорокина был дар предсказания будущих событий. И я хочу показать, что есть признаки пророчества библейского типа у Сорокина.

Дело в том, что практически на сто процентов оправдались его прогнозы в отношении того, в каком направлении пойдет наше общество. Что касается его краткосрочных прогнозов, то их достоверность на самом деле во много превосходит достоверность прогнозов большинства других прогнозистов, многие из которых видят, как их прогнозы не оправдываются уже через несколько лет.

Есть пословица “Ничто не ново под луной”. Сейчас уже завершается шестое тысячелетие письменной истории, и многие не считают, что прошлое может быть хорошим ориентиром, потому что наша модернистская или постмодернистская культура настолько отличается от прошлых культур, что закономерности, которые мы видим в прошлом, уже не релевантны, никакого отношения к нынешнему дню не имеют.

Вот один из примеров. История показывает много примеров, когда в небытие уходили общества, в которых сексуальная распущенность становилась широко распространенной. По всем статистическим обзорам, включая тот, который был опубликован Сорокиным, современное общество уже в его время стало весьма сексуальным, либеральным и распущенным. И сейчас мы видим, что эта тенденция расширяется и дальше. Сейчас эта вседозволенность называется сексуальной свободой, рассматривается как некий акт освобождения. И негативно оцениваются попытки смотреть на это как некий сигнал опасности, как предсказатель грядущей катастрофы общества.

Многие попытки предсказать будущее имеют одно общее. Помимо большой степени неточности - это пессимизм этих предсказаний. Он свойственен Хаксли, Оруэллу. Все футурологи говорят о разных причинах катастрофы, предупреждают, что катастрофа все равно произойдет. Демограф Пьер Шану, например, предсказывает, что население мира на самом деле снизится до минимальных пределов и вымрет человечество где-то около 2500 года. Многие ученые, такие как Освальд Шпенглер, рассматривают общество как живой организм и считают, что каждое общество проходит фазы рождения, роста, молодого возраста, зрелости, пожилого возраста и потом умирают. Как Тойнби, как и Шпенглер считают, что наше христианское общество сейчас на поздней стадии и уже практически полуразрушено. Однако пессимизм не всегда был правилом. От государства Платона до сочинений Уэллса, некоторые писатели и мыслители прошлого считали, что, может быть, человечество научится как быть здоровым, мудрым и богатым. Есть оптимистические и недавние писатели - как Сканер с его “ Уолденом вторым”. Они считают, что какая-то более высшая группа людей возьмет все под свой контроль.

Я думаю, что многие прогнозы можно так сформулировать, как говорил Людовик XV “После меня хоть потоп”. Историки и социологи не более радостны, чем теологи, и на самом деле у них более мрачные прогнозы.

В России сейчас трудные времена. Но у нее есть материальные, людские ресурсы, чтобы добиться успеха, но добиться успеха не в том смысле, как мы считаем на Западе, где мыслится этот успех в терминах дорогих круизов, пляжей и других благ и удовольствий, где больше учатся в колледжах, а уровень образованности, как это проявляется в отношениях, уменьшается. Религиозные и сексуальные ограничения снимаются. И свобода фактически стала вседозволенностью.

Но странным образом все меньше надежды на будущее. Это типичная черта общества, каким мы видим его сегодня.

В отношении изящных искусств в 1941 году Сорокин писал: "Современное искусство - это музей социальной патологии". Если мы принимаем это как правильное предсказание, то я думаю, должно вызывать уважение такое точное прогнозирование.

На современном этапе развития человеческой культуры человек, который страдает от депрессии, не обязательно это ощущает. Люди, которые погружены в нашу культуру, которую Питирим Сорокин назвал чувственной, не могут представить себе, что возможны другие точки зрения и ракурсы. Даже религиозные люди, которые имеют духовные ценности, имеют веру и надежду в Бога, все равно предсказывают закат современного мира. Конечно, человек, который пережил несколько мировых войн и революций, говорит нам о гневе Божьем, но в то же время утверждает, что катастрофы не предопределены. И он говорит: хотя катастрофа вероятна, она не неизбежна.

Я думаю, что мы должны читать труды человека, который говорил о культурной катастрофе, которая уже фактически рядом с нами, но всегда бросал нам вызов с тем, чтобы мы поднялись на уровень свой ответственности. Он не минимизировал степень проблем, которые нас одолевали. Он на самом деле в самых мрачных тонах рисовал цивилизацию, вместе с тем давал пути и направления выхода. Он говорил, что избежать катастрофы возможно, если мы не будем нашу энергию расходовать нерационально на какие-то мелкие улучшения нашей внешней жизни. В отличие от заката, который Шпенглер предсказывал, не обязательно наше общество ринется в катастрофу. И перспектива избежать этого вполне вероятна.

Еще немного лет назад ожидалась всеразрушительная война между СССР и Соединенными Штатами. Как выяснилось, это ужасное предсказание оказалось невыполненным. Сейчас предсказываются исчерпания природных ресурсов и экологическая катастрофа. На самом деле эта катастрофа произойдет, если мы не повернем на другой путь, если человек не встанет на путь выполнения уникальной миссии человека, как писал об этом Сорокин. И Сорокин помогает нам преодолеть кризис. Требуется некая доля благодати Божьей, которую мы сами не можем вызвать, она может прийти только от Господа Бога. И есть основания для надежды. Ни один человек, ни группа, ни даже отдельное общество не может преодолеть столь всеобъемлющий кризис. И Сорокин говорит, что не надо в паралич впадать, а нужно искать поиски разрешения кризиса.

Стоя на плечах такого гиганта, мы можем смотреть вперед. Но если бы не было его, я бы многих вещей не увидел. Блажен, благословен грядущий во имя Божье, во имя Господнее.