А. А. Радугина хрестоматия по философии под редакцией А. А. Радугина Хрестоматия по философии учебное пособие

Вид материала

Учебное пособие

Содержание П. а. сорокин Д. с. лихачев Н. а. бердяев Н. с. трубецкой

Подобный материал:

• Учебное пособие Мудрое и глупое это как пища, полезная или вредная, а слова, изысканные, 7677.88kb.
• Л. М. Семенюк Под редакцией докт психол наук, проф. Д. И. Фельдштейна Х 91 Хрестоматия, 4158.51kb.
• О. А. Тихомандрицкая Составители: Е. П. Белинская, О. А. Тихомандрицкая Социальная, 9061.84kb.
• О. А. Тихомандрицкая Составители: Е. П. Белинская, О. А. Тихомандрицкая Социальная, 10115.26kb.
• Календарно-тематическое планирование уроков литературы в 7-х классах на 2011-2012 учебный, 359.09kb.
• Социальная психология: Хрестоматия, 4579.03kb.
• Новосибирский государственный университет экономики и управления хрестоматия по философии, 2861.43kb.
• -, 226.05kb.
• Новые поступления в библиотеку за сентябрь 2009г., 80.85kb.
• А. А. Радугина Х рестоматия по культурологии учебное пособие, 9479.15kb.

П. А. СОРОКИН

Всякая великая культура есть не просто конгломерат разнооб­разных явлений, сосуществующих, но никак друг с другом не свя­занных, а есть их единство, или индивидуальность, все составные части которого пронизаны одним основополагающими принципом и выражают одну, и главную, ценность. Доминирующие черты изящных искусств и науки, такой единой культуры, ее философии и религии, этики и права, ее основных форм социальной, эко-

365

номической и политической организации, большей части ее нра­вов и обычаев, ее образа жизни и мышления (менталитета) — все они по-своему выражают ее основополагающий принцип, ее глав­ную ценность. Именно ценность служит основой и фундаментом всякой культуры. По этой причине важнейшие составные части такой интегрированной культуры также чаще всего взаимосвя­заны. В случае изменения одной из них — остальные неизбежно подвергаются схожей трансформации.

Возьмем, например, культуру Запада средних веков. Ее главным принципом или гласной истиной (ценностью) был Бог. Все важные разделы Средневековья выражали этот фундамен­тальный принцип или ценность, как он формируется в христиан­ском credo [символе веры].

Сорокин П. А. Система социологии, социальная мобильность. —М., 1992. —С. 429.

Д. С. ЛИХАЧЕВ

Культура человечества движется вперед не путем перемещения в “пространстве-времени”, а путем наполнения ценностей. Ценно­сти не сменяют друг друга, новые не уничтожают старых (если ста­рые действительно настоящие), а присоединяясь к старым, увели­чивают их значимость для сегодняшнего дня. Поэтому ноша куль­турных ценностей — ноша особого рода. Она не утяжеляет наш шаг вперед, а облегчает. Чем большими ценностями мы овладели, тем более изощренном и острым становится наше восприятие иных культур — культур удаленных от нас во времени и в пространстве древних и других стран. Каждая из культур прошлого или иной страны становиться для интеллигентного человека “своей культу­рой”, своей глубоко личной и своей в национальном аспекте, ибо по­знание своего сопряжено с познанием чужого.

Лихачев Д. С. Письма о добром и прекрасном. — М., 1989.— С. 231.

Н. А. БЕРДЯЕВ

...Различение культуры и цивилизации стало популярным со времен Шпенглера, но оно не есть его изобретение. Терминология тут услов­на. Французы, например, предпочитают слово цивилизация, пони­мая под этим культуру, немцы предпочитают слово культура. Рус­ские раньше употребляли слово цивилизация, а с начала XX века от­дали предпочтение слову культура. Но славянофилы К. Леонтьев, Достоевский и др. уже отлично понимали различие между культу­рой и цивилизацией. Ошибка Шпенглера заключалась в том, что он придал чисто хронологический смысл словам цивилизация и куль­тура и увидел в них смену эпох между тем как всегда будут сущест­вовать культура и цивилизация и в известном смысле цивилизаций

366

старее и первичнее культуры, культура образуется позже. Изобре­тение технических орудий, самых элементарных орудий примитив­ными людьми есть цивилизация, как цивилизация есть всякий соци­ализирующий процесс. Латинское слово цивилизация указывает на социальный характер указываемого этим словом процесса. Цивили­зацией нужно обозначать более социально-коллективный процесс, культурой же — процесс более индивидуальный и идущий вглубь. Мы, например, говорим, что у этого человека есть высокая культура, но не можем сказать, что у этого человека есть высокая цивилиза­ция. Цивилизация означает большую степень объективации и соци­ализации, культура же более связана с личностью и духом. Куль­тура означает обработку материала актом духа, победы формы над материей. Она более связана с творческим актом человека. Хотя раз­личие тут относительное, как и все установленные классификацией различия. Эпохой цивилизации по преимуществу можно назвать та­кую эпоху, в которой преобладающее значение приобретают массы и техника. Это обыкновенно говорят о нашей эпохе. Но и в эпоху ци­вилизации существует культура, как и в эпоху культуры существу­ет цивилизация. Техника, охватывающая всю жизнь, действует раз­рушительно на культуру, обезличивает ее. Но всегда в такую эпоху есть элементы, которые восстают против победного шествия техни­ческой цивилизации. Такова роль романтиков. Существуют гени­альные творцы культуры. Но культурная среда, культурная тради­ция, культурная атмосфера также основаны на подражательности, как и цивилизация... Социализации подлежит не только варвар, но и творческий гений. Творческий акт, в котором есть дикость и варвар­ство, объективируется и превращается в культуру. Культура зани­мает среднюю зону между природой и техникой и она часто бывает раздавлена этими двумя силами.

Бердяев Н. О рабстве и свободе человека. —Париж, 1934. — С. 103—104.

Н. С. ТРУБЕЦКОЙ

Всякое современное рассуждение о грядущих судьбах России долж­но определенным образом ориентироваться относительно уже сло­жившихся в прошлом способов решения или, точнее, самой поста­новки русской проблемы: “славянофильского” или “народническо­го” с одной стороны, “западнического” — с другой. Дело здесь не только в тех или иных отдельных теоретических заключениях или конкретно-исторических оценках, а в субъективно-психологичес­ком подходе к проблеме. Смотреть вслед за некоторыми западника­ми на Россию как на культурную провинцию Европы, с запозданием повторяющую ее зады, в наши дни возможно лишь для тех, в ком шаблоны мышления превозмогают власть исторической правды: слишком глубоко и своеобразно врезались судьбы России в мировую

367

жизнь и многое из национально-русского получило признание романо-германского мира. Но, утверждая вслед за славянофилами само­стоятельную ценность русской национальной стихии, воспринимая такое славянофильское отношение к России, мы отвергаем народни­ческое отождествление этой стихии с определенными конкретными достижениями, так сказать, формами сложившегося быта. В согла­сии с нашими историософическими принципами, мы считаем, что во­обще невозможно определить раз и навсегда содержание будущей русской жизни. Так, например, мы не разделяем взгляда народников на общину как ту форму хозяйственной жизни, которой принадле­жит и, согласно по народническому воззрению, должно принадле­жать экономическое будущее России. Как раз в области экономичес­кой существование России окажется быть может наиболее западни­ческим. Мы не видим в этом никакого противоречия настоящей и грядущей своеобычности России.

...Мы совмещаем славянофильское ощущение мировой зна­чительности русской национальной стихии с западническим чув­ством относительной культурной примитивности России в области экономической и со стремлением устранить эту примитивность.

...В делах мирских настроение наше есть настроение национа­лизма. Но его мы не хотим заключать в узкие рамки национального шовинизма. Более того, мы думаем, что стихийный и творческий на­ционализм российский, по самой природе своей, расторгает и разры­вает стеснительные для него рамки “национализмов” европейского масштаба; что даже в этническом смысле он плещет так же широко, как широко расплескались по лицу земному леса и степи России. В этом смысле мы опять-таки примыкаем к “славянофильству”, кото­рое говорило не только о русском народе, но о “славянстве”. Правда, перед судом действительности понятие “славянства”, как нам ка­жется, не оправдало тех надежд, которое возлагало на него славяно­фильство. И свой национализм мы обращаем как к субъекту не толь­ко к “славянам”, но и целому кругу народов “евразийского” мира, между которыми народ российский занимает срединное положение. Такое приобщение целого круга восточноевропейских и азиатских народов к мыслимой сфере мировой культуры Российской вытека­ет, как нам кажется, в одинаковой мере из сокровенного “сродства душ” — делающего русскую культуру близкой этим народам и, об­ратно, определяющего плодотворность их участия в русском деле, из общности экономического интереса, из хозяйственной взаимооб­ращенности этих народов.

Русские люди и люди народов Российского мира не суть ни ев­ропейцы, ни азиаты. Сливаясь с родной и окружающей нас стихией культуры и жизни мы не стыдимся признать себя — евразийцами.

Трубецкой Н. С. Исход к Востоку // Пути Евразии: Русская интеллигенция и судьбы России. — М., 1899. — С.313—316.

368

16.3. Запад и Восток в диалоге культур