Сказка о горшке

Вид материала

Сказка

Содержание Вдали от родных берегов Остановка в шенноне

Подобный материал:

• Финист Ясный Сокол», «Снегурочка» Сборник русских народных сказок, пословиц и поговорок,, 9.97kb.
• Ьком, но уютном доме, на подоконнике, в красивом расписном горшке, жил фикус небольшое, 78.74kb.
• Викторина рассчитана на знание детей сказок: «Сказка о попе и работнике его Балде», 50.98kb.
• Викторина рассчитана на знание учащимися сказок: «Сказка о попе и работнике его Балде», 216.37kb.
• «Это не сказка, а присказка, сказка будет впереди», 155.09kb.
• Сценарий спектакля по мотивам сказки Г. Х. Андерсена Снежная королева, 89.73kb.
• Сказки, 599.59kb.
• Сказки, 769.86kb.
• Сценарий часа общения для учащихся 1-2 классов «Сказка ложь, да в ней намек, добрым, 211.98kb.
• 1. Сказка о хлебобулочном изделии > Сказка о пенсионере, зарабатывающем на жизнь рыбным, 8.47kb.

Глава четвертая

ВДАЛИ ОТ РОДНЫХ БЕРЕГОВ


ПЕРВЫЙ "ЗВОНОК"


У Ельцина всегда были проблемы со здоровьем. До операции

на сердце его история болезни хранилась у меня: четыре

увесистых, толстых тома, сантиметров по пятнадцать каждый.

Перед шунтированием доктора попросили это "собрание болячек".

Я даже ни разу в него не заглянул. О недомоганиях президента я

и так узнавал раньше врачей.

Особенно тяжело приходилось по ночам. Борис Николаевич

ложился спать часов в десять вечера, а в час ночи пробуждался.

Встанет и начинает жаловаться: голова болит, спина ноет...

Плохой сон отчасти объяснялся тем, что Ельцин любит отдохнуть

днем. Пообедает и засыпает. А ночью встает, одевает свой

тоненький японский халат и куролесит. Меня разбудит,

адъютантов, медсестер...

Как-то ночью, во время поездки в Германию он проснулся, а

меня рядом нет. Я же вместе с коллегами решил посмотреть на

Кельнский собор - он красиво освещен ночью. Потом зашли в

настоящую немецкую пивнушку, заказали пива и толстых сарделек.

Отсутствовали, наверное, часа три. Возвращаемся в

гостиницу, а мне едва ли не с порога докладывают:

- Борис Николаевич проснулся, а вас поблизости нет.

Сильно разозлился, приказал местную полицию на ноги поставить,

отыскать немедленно...

Осерчавшего шефа я успокоил, но он все равно продолжал

дуться - обиделся, что не взяли его с собой.

Но один раз мое сердце дрогнуло от жалости. В ночь

подведения итогов президентских выборов-96 больной Борис

Николаевич лежал в кровати, а рядом, в соседней комнате, сидел

адъютант Толя Кузнецов. Наина Иосифовна и Таня уехали в

"Логоваз", а Толя смотрел телевизор, записывал предварительные

результаты и относил их в спальню.

Отклонения в нервно-психическом состоянии у Бориса

Николаевича я заметил весной 93-го. Он сильно переживал

противостояние с Хасбулатовым и Руцким, впал в депрессию, даже

начал заговариваться... Я его вовремя остановил от крайнего

шага. Хотя склонность разрешать все проблемы раз и навсегда

самым неподходящим способом была у Ельцина и раньше. То он в

бане запрется, то в речке окажется...

Первый серьезный звонок, связанный со здоровьем

президента, прозвучал в Китае. С нами во все командировки уже

и так постоянно ездили врачи, но на этот раз я включил в

бригаду невропатолога.

...Ночью, часа в четыре, меня разбудили:

- Вставайте, президент зовет...

Захожу в спальню. Наина Иосифовна плачет, доктора пыхтят,

колют, массируют. Я к нему подсел с левой стороны на кровать,

взял за руку.

- Видишь, я совсем не чувствую ноги и руки, все - это

конец, - сказал Борис Николаевич и заплакал.

- Борис Николаевич, подождите, все пройдет. Врачи у нас

славные, поправят.

Потом стал ему рассказывать про Рузвельта:

- Не только на вас свалилась такая беда. Вспомните

Рузвельта. Он в коляске ездил и нормально руководил страной. В

волейбол, конечно, играть уже не сможете, но ваша голова

важнее. Главное, не отчаиваться и выжить.

Ельцин меня очень внимательно слушал. Если ему тяжело, он

всегда слушает того, кто рядом.

Программу визита, конечно, свернули, сославшись на

обострившуюся ситуацию в Москве и коварные замыслы

Хасбулатова.

К десяти утра врачи воскресили президента. Он сел в

машину, и ее подогнали прямо к трапу ИЛ-62. Никакого почетного

караула, официальной церемонии проводов не было. "Обрубили" и

прессу. Ногу Ельцин волочил, но смог сам, потихоньку добраться

до люка фюзеляжа. Поднимаясь по трапу, рукой он крепко

держался за поручень. Я подстраховывал снизу и готов был в

любую секунду его подхватить. В душе я благодарил Бога, что не

пришлось президента затаскивать в самолет на носилках - они

понадобились во Внукове.


ОСТАНОВКА В ШЕННОНЕ


Из Америки в Россию мы возвращались через Шеннон. В

ирландском аэропорту нашему самолету предстояло пробыл около

часа - у президента Ельцина была запланирована сорокаминутная

встреча с премьер-министром Ирландии. Но встреча не

состоялась. Вместо Бориса Николаевича по трапу спустился

первый вице-премьер правительства Олег Николаевич Сосковец и,

не дав опомниться изумленному Альберту Рейнольдсу, сам начал

дипломатическое мероприятие.

Пресса на следующий день "взорвалась". Российские и

зарубежные журналисты излагали десятки версий, одна

неправдоподобнее другой, почему все-таки Борис Николаевич не

вышел из самолета. Официальному сообщению президентской

прессслужбы: дескать, Борис Николаевич так сильно утомился,

что попросту проспал встречу в Шенноне, - никто не верил.

Видимо, многие понимали: в самолете произошло неординарное

событие, за тайной завесой которого кроется нечто большее, чем

рядовой дипломатический конфуз.

...У меня сохранилась забавная фотография: Клинтон едва

не падает от смеха, а Ельцин продолжает его смешить.

Переводчик же сохраняет непроницаемое, напряженное лицо, будто

вынужден переводить поминальную молитву.

В тот сентябрьский день 94-го между президентами России и

США шли обычные, в рамках визита переговоры. Встречу решили

устроить в парке, перед музеем Рузвельта под Вашингтоном.

Погода выдалась на славу: дул легкий прохладный ветерок,

солнце заливало ярко-зеленые ухоженные лужайки, обрамляющие

дом. Ельцин и Клинтон с удовольствием позировали перед

фотокамерами, И я тоже сфотографировал улыбающихся друзей -

Билла и Бориса.

Переговоры начались по стандартной схеме: сначала в узком

составе, затем в расширенном. Они проходили в библиотеке

Франклина Рузвельта.

Завтрак накрыли в столовой. Дом-музей там устроен

своеобразно: половина помещений отдана под действующую

экспозицию, другие же комнаты предназначены для встреч особо

важных персон.

Членов делегации пригласили к столу. Во время завтрака

произошел обмен хоккейными свитерами. На одном было написано

"Клинтон-96", а на другом - "Ельцин-96". Оба президента

готовились к выборам. Бело-красные свитера на фоне сочной

зелени смотрелись особенно элегантно.

Сфотографировав Билла и Бориса еще раз, я вышел из

столовой. Во мне росло раздражение, и хотелось немного

успокоиться, созерцая окружающее благополучие. Я всегда

чувствовал, когда радостное настроение Ельцина перерастает в

неуправляемое им самим вульгарное веселье. Крепких напитков за

завтраком не подавали, зато сухого вина было вдоволь. Не

секрет, что на официальных встречах принято дозированно

принимать спиртные напитки: чокнулся, глоточек отпил и

поставил бокал. Тотчас официант подольет отпитый глоток. Если

же гость махом выпивает содержимое до дна, ему наполняют бокал

заново.

Во время завтрака Борис Николаевич съел крохотный кусочек

мяса и опустошил несколько бокалов. Клинтон еще на аперитиве

сообразил, что с коллегой происходит нечто странное, но делал

вид, будто все о'кей.

Из-за стола шеф вышел, слегка пошатываясь. Я от злости

стиснул зубы. Вино ударило в голову российскому президенту, и

он начал отчаянно шутить. Мне все эти остроты казались до

неприличия плоскими, а хохот - гомерическим. Переводчик с

трудом подыскивал слова, стремясь корректно, но смешно

перевести на английский произносимые сальности. Клинтон

поддерживал веселье, но уже не так раскованно, как вначале -

почувствовал, видимо, что если завтрак закончится некрасивой

выходкой, то он тоже станет ее невольным участником.

Облегченно я вздохнул только в аэропорту, когда без

инцидентов мы добрались до самолета.

Летали на ИЛ-62, который достался нам от Горбачева. После

первого дальнего перелета мы поняли: салон плохо приспособлен

для продолжительных путешествий. Странно, Михаил Сергеевич,

обожавший роскошь и комфорт, не мог более или менее сносно

оборудовать свой самолет. Поэтому в 93-м году Ельцин принял

решение подготовить самолет президента России на базе нового

ИЛ-96. Управление делами выделило полмиллиона долларов, и

вскоре руководитель Государственной транспортной компании

"Россия" продемонстрировал обновленный за эти деньги салон.

Внутреннее пространство пассажирского отсека было

разделено хлипкими картонными перегородками на комнаты,

которые мне напомнили кабинки для примерки одежды в

универмагах. Недостаток дизайна, видимо, должны были

компенсировать развешанные повсюду кокетливые занавески. Но

особенно нас поразила широкая двуспальная кровать - смотрелась

она на фоне скромного интерьера как рояль в огороде.

- А где президентский санузел? - начал с вопроса по

существу Павел Бородин, управляющий делами президента.

- Во втором салоне.

- Это что же, Борис Николаевич должен через весь самолет

бегать в общественный туалет?!

Руководитель компании оказался находчивым человеком и с

ходу предложил оригинальный вариант - рядом с кроватью

поставить персональный биотуалет для президента. "За

занавесочкой", - добавил про себя я.

После провалившегося проекта реконструкции мы с Бородиным

съездили на завод в Швейцарию, где делают салоны для

президентов, шейхов, королей и просто состоятельных клиентов.

Продемонстрированные образцы салонов понравились, и мы

пригнали на этот завод ИЛ-96. Внутри он был абсолютно пустым.

По эскизам сына русского художника Ильи Сергеевича Глазунова -

Ивана - швейцарцы сделали изумительный интерьер. В новом

самолете можно было работать и жить не менее комфортно, чем в

Кремле. Теперь появились душевые кабины для президента и

персонала, две спальни, зал для совещаний на 12 человек,

просторные кресла для сопровождающих. В ту пору мы планировали

визит в Австралию и радовались, что полетим на другой

континент без бытовых неудобств. Сопровождающие нас врачи тоже

ликовали - наконец-то появилось место для сложного,

громоздкого медицинского оборудования.

Комфорт в полете был не основной причиной наших стараний.

Внешний вид и внутреннее убранство самолета - это одна из

составляющих престижа президента России.

...Но тогда, в Америке, мы разместились в горбачевском

ИЛ-62. Самые важные члены делегации рассаживались в салоне

первого класса. Он вмещал восемь персон.

Президентские апартаменты тоже выглядели скромно: тесная

раздевалочка, умывальник, унитаз, коридор с двумя узкими, как

в поезде, кроватями и откидным столиком. Был и общий салон, в

котором вдоль стен опять же стояли узкие диваны - на них

иногда кто-нибудь спал во время дальних перелетов.

Обычно до взлета мы все, словно по команде, переодевались

в спортивные костюмы. Часто сопровождающие президента члены

делегации не умещались в первом салоне, и шефу протокола -

Владимиру Шевченко предстояло определить, кому покинуть первый

салон и перейти на менее удобное и престижное место.

У меня с Виктором Илюшиным места были постоянными - мы

сидели напротив друг друга. Перед глазами маячила кнопка

"вызова", она была между нами. Если Борис Николаевич хотел с

кем-нибудь из нас переговорить, сразу загорался сигнал. Потом

установили такую же кнопку рядом с креслом врача. К тому

моменту с нами уже постоянно летала целая бригада докторов.

Но где бы и как бы кто ни рассаживался, особого

дискомфорта не ощущал. Кормили всех одинаково - сытно и

вкусно. Стюардессы предлагали спиртное. У Ельцина, как и

полагалось по инструкции, даже в самолете еда была особой - ее

готовили личные повара из "президентских", тщательно

проверенных продуктов.

Спустя некоторое время после взлета шеф вызывал меня и

спрашивал:

- Кто там у нас в салоне?

Я начинал перечислять.

- Кого позовем сюда, ко мне?

И вот мы вдвоем обсуждали, кого же пригласить. Принцип

отбора был предельно простым - кто чаще всех летал, того

звали. Если нас сопровождал Козырев, значит, звали Козырева.

Если Сосковец был, то его обязательно приглашали. По канонам

безопасности в одном самолете или вертолете не должны летать

вместе президент и премьер. Поэтому Виктора Черномырдина в

нашей самолетной компании никогда не было. А вообще-то

постоянный круг включал Илюшина, Грачева, Бородина, Барсукова

и обязательно шефа протокола Шевченко.

Порой места всем не хватало за одним столом, и мы

накрывали второй. За едой обсуждали поездку и практически

никогда не критиковали Бориса Николаевича. С нами всегда

сидела и Наина Иосифовна. В первые поездки Ельцин ее старался

не брать, но потом, когда начались проблемы со здоровьем, мы

все были заинтересованы, чтобы с президентом кто-то постоянно

находился рядом. Мало ли что с ним ночью случится. Хотя в

последнее время он любил проводить время в одиночестве.

Вызовет официанта, прикажет что-то принести и сидит молча, в

задумчивости.

В Америке ничего из ряда вон выходящего не произошло,

поэтому все присутствующие за столом дружно поздравляли Бориса

Николаевича с очередной дипломатической победой, от

комплиментов он млел. Ельцин давно заметил, что льстивые

дифирамбы мне не нравились. Когда мы оставались вдвоем, он

постарчески ворчал:

- Я же знаю, как вы меня ненавидите. Никогда хорошего

слова от вас не услышишь, одна критика.

Но критика утопала в потоке похвал. Андрей Козырев

произносил свой фирменный тост, дипломатично называя Наину

Иосифовну "секретным оружием президента". Она своим обаянием

располагала жен других президентов. Наина умела вести себя

безукоризненно. Я поражался ее способности находить общий язык

с совершенно незнакомыми людьми. Жены высокопоставленных

людей, как правило, достаточно простые милые женщины. И если

они видят, что к ним относятся по-доброму, без зазнайства,

протокольная чопорность исчезает мгновенно.

Борис Николаевич тоже произносил тост за команду, за тех

людей, которые ему помогали, писали бумаги, охраняли...

Видимо, Ельцин чувствовал, что с ним происходит что-то

неладное. Он был то чересчур возбужден, то беспричинно

подавлен. Поэтому мы долго не засиживались, да и выпили совсем

немного. Все устали, хотелось спать.

Когда шеф лег в своей комнатке, к нам подошла Наина

Иосифовна и предложила перейти в общий салон, где обедали. Со

столов уже убрали, и можно было прилечь, вытянув ноги на узких

диванах. С моим ростом и комплекцией почти невозможно

отдохнуть в кресле. Сергей Медведев, пресс-секретарь

президента, хоть и длинный, а виртуозно складывался на

сиденье. Остальные тоже за считанные минуты засыпали в смешных

позах, только животы двигались, да щеки, словно жабры,

раздувались. Если же я спал в кресле, то всегда задевал

Илюшина ногами. Никак нас судьба не разводила, даже в

самолете.

Приглашение жены президента я принял с удовольствием -

улегся на диване, накрывшись пледом и положив под голову пару

миниатюрных подушек. Заснул моментально.

Вдруг сквозь сон слышу панический шепот Наины Иосифовны:

- Александр Васильевич, Александр Васильевич...

Я вскочил. Наина со святым простодушием говорит:

- Борис Николаевич встал, наверное, в туалет хотел... Но

упал, описался и лежит без движения. Может, у него инфаркт?

Врачей из-за щекотливости ситуации она еще не будила,

сразу прибежала ко мне. В бригаде медиков были собраны

практически все необходимые специалисты: реаниматор, терапевт,

невропатолог, нейрохирург, медсестры, и я крикнул Наине:

- Бегом к врачам!

А сам вошел в комнату президента. Он лежал на полу

неподвижно, с бледным, безжизненным лицом. Попытался его

поднять. Но в расслабленном состоянии сто десять килограммов

веса Бориса Николаевича показались мне тонной. Тогда я

приподнял его, обхватил под мышки и подлез снизу. Упираясь

ногами в пол, вместе с телом заполз на кровать.

Когда пришли врачи, президент лежал на кровати в

нормальном виде. Начали работать. Была глубокая ночь. В

иллюминаторы не видно ни зги, под ногами океан. Через три часа

у нас запланирована встреча в Шенноне.

Доктора колдовали над Ельциным в сумасшедшем темпе -

капельницы, уколы, искусственное дыхание. Наина Иосифовна

металась по салону, причитая:

- Все, у него инфаркт, у него инфаркт... Что делать?!

Охает, плачет. Я не выдержал:

- Успокойтесь, пожалуйста, ведь мы же в полете, океан

внизу.

Все, конечно, проснулись. Начало светать. Я говорю

Сосковцу:

- Олег Николаевич, давай брейся, чистенькую рубашечку

надень, на встречу с ирландским премьером пойдешь ты.

Олег опешил. А что делать?! Нельзя же Россию поставить в

такое положение, что из официальной делегации никто не в

состоянии выйти на запланированные переговоры.

Доктора тем временем поставили диагноз: либо сильный

сердечный приступ, либо микроинсульт. В этом состоянии не

только по самолету расхаживать нельзя - просто шевелиться

опасно. Необходим полный покой.

Сосковец сначала отказывался выйти на переговоры вместо

Ельцина, но тут уже и Илюшин и Барсуков начали его уламывать:

- Олег, придется идти. Изучай документы, почитай, с кем

хоть встречаться будешь.

У Олега Николаевича память феноменальная, к тому же он

читает поразительно быстро.

Приближается время посадки, и тут нам доктора сообщают:

- Президент желает идти сам.

- Как сам? - я оторопел.

Захожу в его комнату и вижу душераздирающую картину.

Борис Николаевич пытается самостоятельно сесть, но приступы

боли и слабость мешают ему - он падает на подушку. Увидел меня

и говорит:

- Оденьте меня, я сам пойду.

Наина хоть и возражала против встречи, но сорочку подала

сразу. Он ее натянул, а пуговицы застегнуть сил не хватает.

Сидит в таком жалком виде и пугает нас:

- Пойду на переговоры, пойду на переговоры, иначе выйдет

скандал на весь мир.

Врачи уже боятся к нему подступиться, а Борис Николаевич

требует:

- Сделайте меня нормальным, здоровым. Не можете, идите к

черту...

Меня всегда восхищало терпение наших докторов.

Приземлились. Прошло минут десять, а из нашего самолета

никто не выходит. Посмотрели в иллюминатор - почетный караул

стоит. Ирландский премьер-министр тоже стоит. Заметно, что

нервничает. Олег Николаевич стоит на кухне, в двух шагах от

выхода, и не знает, что делать.

Ельцин обреченно спрашивает:

- А кто тогда пойдет?

- Вместо вас пойдет Олег Николаевич.

- Нет, я приказываю остаться. Где Олег Николаевич?

Свежевыбритый, элегантный Сосковец подошел к президенту:

- Слушаю вас, Борис Николаевич.

- Я приказываю вам сидеть в самолете, я пойду сам.

Кричит так, что, наверное, на улице слышно, потому что

дверь салона уже открыли. А сам идти не может. Встает и

падает. Как же он с трапа сойдет? Ведь расшибется насмерть.

Тогда принимаю волевое решение, благо, что Барсуков рядом

и меня поддерживает:

- Олег Николаевич, выходи! Мы уже и так стоим после

приземления минут двадцать. Иди, я тебе клянусь, я его не

выпущу.

И Олег решился. Вышел, улыбается, будто все замечательно.

Когда он спустился по трапу, я запер дверь и сказал:

- Все, Борис Николаевич, можете меня выгонять с работы,

сажать в тюрьму, но из самолета я вас не выпущу. Олег

Николаевич уже руки жмет, посмотрите в окно. И почетный караул