Иоганн Готфрид гердер идеи к философии истории человечества часть первая

Вид материала

Книга

Содержание Магнитная стрелка VI. Заключительное замечание План заключительного тома 2.  Франция Книга двадцать вторая Книга двадцать третья Книга двадцать четвертая Гердер и его «идеи к философии истории человечества»

Подобный материал:

• Иоганн Готфрид гердер идеи к философии истории человечества часть первая, 37688.39kb.
• Вопросы к вступительному экзамену по дисциплине, 120.62kb.
• Учебно-методический комплекс учебной дисциплины «История зарубежной философии (20 век)», 429.83kb.
• И. Г. Гердер полагал, что человечество в своем развитии закон, 715.41kb.
• «История западноевропейской философии. Часть первая. Античность. Средние века», 256.77kb.
• Задача курса студент должен знать основную проблематику философии и осознанно ориентироваться, 539.28kb.
• Вопросы для сдачи кандидатского экзамена по истории философии, 38.83kb.
• Социально-исторические идеи таджикских просветителей конца XIX начала, 593.79kb.
• 1. Ответьте на вопросы: 1 Вчём заключаются антропологические основания идей Платона, 91.72kb.
• Темы рефератов по истории и философии науки для соискателей Православного института, 44.49kb.

V. Открытия и новые начинания в Европе

1. Города Европы стали как бы военными лагерями культуры, горнилом трудолюбия, началом нового лучшего хозяйственного строя, без которого земля эта до сих пор оставалась бы невозделанной пустыней. Во всех городах бывших римских владений в той или иной степени сохранились римские искусства и ремесла; в тех краях, которыми Рим не владел, города стали бастионами, отразившими натиск варваров,— убежищем для людей, торговли, искусств, промыслов. Вечная благодарность тем правителям, которые строили города, покровительствовали им, даровали им права и привилегии, ибо вместе с городами возникали такие жизненные фор-

604

мы, в которых ощущалось уже тихое дыхание общественности; сложились аристократически-демократические организмы, члены которых бдительно следили друг за другом, враждовали, боролись друг с другом, но в результате только укрепляли общую безопасность, поощряли дух соревнования в труде, неутомимое усердие. В городских стенах, на малом пространстве теснилось все, что только могли пробудить, создать прилежание, находчивость, гражданская свобода, хозяйство, порядок, нравственность; законы некоторых городов — это подлинные образцы бюргерской мудрости. И патриции, и подлый люд пользовались благодаря этим законам гражданскими правами — первое имя, которое дано было общей свободе. В Италии возникли республики, торговые пути которых заходили куда дальше, чем когда-либо у Афин или Спарты; по эту сторону Альп не только выдвинулись отдельные города, трудившиеся и торговавшие не покладая рук, но между этими городами завязались отношения, сложились союзы городов и, наконец, целое купеческое государство, влияние которого простиралось на Черное, Средиземное моря, на Атлантический океан, на моря Северное и Восточное. Эти города расположены были в Германии и в Нидерландах, в северных государствах, в Польше, Пруссии, России, Ливонии, над ними царил Любек — крупнейшие центры торговли в Англии, Франции, Португалии, Испании и Италии примкнули к союзу городов — самому деятельному, какой когда-либо существовал на свете. И этот союз превратил Европу в единую общность, скрепил ее сильнее всех крестовых походов и римских церемоний; ибо союз этот поднялся над религиозными и национальными различиями и основан был на взаимной пользе, соревновании в труде, на честности и порядке. Города совершили то, чего не хотели и не могли совершить государи, священники, дворяне,— они создали солидарно трудящуюся Европу.

2. Городские цехи были обузой для начальства, а нередко и для самого развивающегося искусства, однако в те времена такие маленькие общины, слитые в органическое единство тела, были совершенно необходимы; благодаря им честное ремесло могло существовать, умение росло, а художник ценился по достоинству. Благодаря им Европа стала перерабатывать материалы, поставляемые целым светом, и эта часть света, самая маленькая и бедная, взяла верх над всеми остальными частями света. Трудолюбию цехов обязана Европа тем, что из льна и шерсти, шелка и пеньки, щетины и кожи, из глины и клея, из камней, металлов, растений, соков и красок, из соли, пепла, тряпок, мусора и грязи стали получаться чудеса, и чудеса эти служили средством для создания других чудес — так будет всегда. История изобретений — это лучшая похвала человеческому духу; цехи и гильдии были школами, в которых воспитывался дух изобретательства: разделение труда между ремеслами, правильно построенное обучение, даже и конкуренция между цехами, и сама бедность производили на свет вещи, о которых не имели и представления правители и начальники, редко покровительствовавшие ремеслам, редко награждавшие труд и почти никогда не пробуждавшие в людях рвение и прилежание. Под сенью мирного городского управления цехи росли, выделяясь

605

своей дисциплиной и порядком; самые глубокомысленные искусства возникли из ручной работы, из ремесел, облик которых они долгое время сохраняли, и здесь, по эту сторону Альп, отнюдь не в ущерб себе. Итак, не будем смеяться и не будем сожалеть о чопорной церемонности цехов, о длинной лестнице учения, обо всем, что присуще их практическому распорядку: в цехах сохранялась сущность искусства и они берегли честь художника. Не так нужны были ступени и звания монаху и рыцарю, как труженику, за ценность работы которого ручалось как бы целое товарищество, ничто так не противно искусству, как небрежная, некачественная работа: если художнику чужда честь мастера, то само искусство его гибнет в его работах.

Пусть же будут священны для нас шедевры средневековья, в которых — свидетельства заслуг городов перед искусствами и ремеслами. Готическая архитектура никогда не достигла бы своего расцвета, если бы республики и богатые торговые города не гордились друг перед другом соборами и ратушами, как греческие города древности — статуями и храмами. В каждом городе мы замечаем, что выбиралось в качестве образца, с какими государствами велась торговля — архитектура древнейших построек Венеции и Пизы совершенно отлична от архитектуры Флоренции или Милана. Города по эту сторону Альп тоже следовали тем или другим образцам, но в целом более совершенная готическая архитектура получает свое объяснение из жизненного уклада городов и духа времени. Как думают, как живут люди — так они строят и увиденное в чужих странах они могут только применить к себе, как птица, которая строит гнездо по размерам и по образу жизни своему. Если бы строились только монастыри и рыцарские замки, то никогда не было бы смелой, дерзкой и вместе с тем изящной готической архитектуры, в которой — сокровище городской общины, солидарного общества. Так, и на самых бесценных произведениях искусства Средних веков, на работах из металла, слоновой кости, из стекла, дерева, на коврах и одеждах, мы видим герб родов, общин, городов — у этих произведений непреходящая ценность и по праву стали они неотторжимым достоянием родов и городов. Так трудолюбивый горожанин писал свою хронику, правда, для такого летописца дом. род, цех, город были целым миром, но тем глубже воспринимает он сердцем и умом своим все происходящее, благо странам, если история их составлена по таким хроникам, а не по летописям монахов. И римское право впервые было введено в свои рамки мудрыми и энергичными городскими советниками — иначе оно вытеснило бы со временем самые лучшие уставы и законы народов.

3. Университеты были учеными городами и цехами, как городские коммуны они наделены были всеми правами цехов и городов и делили с ними все заслуги. Как политические организмы — не как школы — сбивали они спесь с дворян, поддерживали государей в борьбе с притязаниями пап, и не одному только клиру, как прежде, но целому особому ученому сословию открыт был путь к государственным должностям и рыцарским почестям. Верно,  никогда  ученых   не   уважали  так,   как  во   времена,   когда  только

506

занималась заря знаний,— люди увидели всю несомненную ценность блага, которое презирали они столь долго, а если одна сторона боялась света, то другая с тем большей радостью встречала разгоравшуюся зарю. Университеты были крепостями, бастионами науки, они были направлены против воинствующего варварства — церковного деспотизма; сокровища, вся ценность которых еще далеко не была понята тогда, они сохранили для лучших времен. Вот почему после Теодориха, Карла Великого и Альфреда нам следует прежде всего почтить прах императора Фридриха II — за ним, помимо всех остальных его заслуг, числится еще и та заслуга, что он вдохнул жизнь в тогдашние университеты, которые с тех пор все развивались и развивались, по образцу Парижской школы. И эти учебные заведения превратили Германию в центр Европы; все арсеналы и склады наук обрели в Германии устойчивость, прочность, при величайшем внутреннем богатстве.

4. В заключение назовем некоторые открытия, которые применены были на практике и затем получили всеобщее распространение. Магнитная стрелка, указывающая путь кораблям, по-видимому, попала в Европу через арабов и в употребление вошла благодаря купцам из Амальфи, которые рано начали торговать с арабами; европейцы получили магнитную стрелку, а вместе с ней, можно сказать, весь мир. Уже в ранние времена генуэзцы осмеливались плавать на юг по Атлантическому океану, и португальцы впоследствии не зря владели самым западным побережьем Старого света — они нашли путь вокруг Африки и в результате совершенно изменили торговые пути, связывавшие Европу с Индией,— наконец, один генуэзец¹² открыл второе полушарие и изменил все сложившиеся на нашем континенте условия. Незаметное орудие, с помощью которого сделаны были все эти открытия, прибыло в Европу на заре новых наук.

Стекло — этот давний товар азиатов, некогда продававшийся по цене золота,— в руках европейцев стал дороже золота. Сальвино¹³ или, может быть, кто другой, отшлифовав первую линзу, положил начало инструменту, с помощью которого людям суждено открыт» мириады небесных миров, упорядочить исчисление времени, навести порядок в мореплавании и развивать величайшую из наук, какими может гордиться человеческий ум. Уже Роджер Бэкон, монах-францисканец, писал в своей келье удивительные вещи о свойствах солнечного света, да и почти всех других царств природы; наградой ему были ненависть ордена и тюремное заключение, но во времена не столь мрачные идеи его были успешно развиты другими. Первый луч утреннего света, запавший в душу этого замечательного человека, явил перед ним новые миры на небе и на земле.

Порох, этот смертоубийственный и все же благодетельный инструмент, тоже пришел в Европу через арабов в описаниях, а может быть уже и в практическом применении. Но, кажется, что порох создавали в разных местах, на основании книг, а употреблять стали очень постепенно; однако порох переменил все способы ведения войны. В сегодняшнем состоянии Европы несказанно многое зависит от этого изобретения — оно, как никакие соборы, победило рыцарский дух, оно, как никакие сеймы и

607

собрания, усилило власть правителей, оно остановило слепую резню озлобленных солдат и положило пределы порождавшему ее способу ведения войны. Целую эпоху в истории человеческого рода составили это и другие химические открытия, прежде всего изобретение губительной водки, которая пришла в Европу через арабов как лекарство, а отсюда распространилась по всему свету как отрава.

То же можно сказать о приготовляемой из тряпок бумаге и о прологах типографского искусства, когда стали печатать игральные карты и делать другие оттиски с неподвижными буквами и знаками. Делать бумагу, по-видимому, подсказал пример арабов, привозивших из Азии хлопчатую и шелковую бумагу; печатное искусство развивалось медленно и постепенно, от опыта к опыту, пока технику гравюры на дереве не заменили, оказав величайшее влияние на всю Европу, гравюра на меди и книгопечатание. Арабские цифры, изобретенное Гвидоном Аретинским нотное письмо¹⁴, часы, привезенные из Азии, масляная живопись — древнее немецкое изобретение и вообще все полезные открытия, инструменты, изобретения, которые были придуманы, переняты, созданы в Европе еще до наступления новой зари знания,— все это в обширной оранжерее европейского трудолюбия и прилежания становилось семенами нового, семенами грядущих событий истории.

VI. Заключительное замечание

Какими путями пришла Европа к культуре, как обрела она то достоинство, каким отмечена перед всеми другими народами? Время, место, потребности, условия, обстоятельства, поток событий — все шло в одном направлении, но обретенное достоинство в первую очередь было результатом бесчисленных совместных, солидарных усилий, плодом собственного трудолюбия и прилежания.

1. Если бы Европа была богата, как Индия, если бы материк Европы был однообразным, как Татария, жарким, как Африка, замкнутым, как Америка, то не было бы ничего из того, что выросло и сложилось в Европе. Даже погруженной в глубокое варварство Европе географическое положение ее позволило вновь добыть свет знания; но более всего полезны были ей реки и моря. Пусть не будет Днепра, Дона и Двины, Черного, Средиземного, Адриатического морей, Атлантического океана, морей Северного и Восточного с их берегами, островами, реками — и вот уже нет почвы для того великого торгового союза, который привел к движение Европу и приучил ее к прилежному труду. Две огромные и богатые части света, Азия и Африка, окружали свою бедную и неприметную рядом с ними сестру Европу, с самого края света, из областей древнейшей культуры они слали сюда товары и изобретения и этим возбуждали жар трудолюбия, дар изобретательства. Европейский климат, остатки древнего Рима  и Греции только способствовали всему,  и так получается, что  все

608

величие Европы покоится на фундаменте знания, неутомимой деятельности, изобретательности, на всеобщем солидарном старании и соревновании. 2. Гнет римской иерархии, быть может, был необходимым ярмом — цепями, сковывавшими грубые народы средневековья; не будь ее, и Европа, вероятно, стала бы добычей деспотов, ареной вечных раздоров, если не монгольской пустыней. Поэтому римская иерархия заслуживает похвалы — она послужила противовесом, но если бы действовала всегда и постоянно только эта сила, только эта пружина, Европа превратилась бы в церковное государство по тибетскому образцу. Но действие и противодействие вызвали такое следствие, о котором не подумала ни одна из сторон; нужда, опасности, потребности вызвали к жизни третье сословие — прорастили его между двумя первыми, и этому новому сословию суждено было стать животворной кровью всего огромного деятельного организма, а иначе организм распался и разложился бы. Это — сословие, на котором держится наука, полезный труд, старание и соревнование; благодаря этому сословию эпоха, когда рыцарство и поповство были жизненно необходимыми сословиями, медленно, но верно подошла к концу.

3. И какой могла быть новая культура Европы, тоже явствует из предыдущего. Она могла стать только культурой людей, какими они были и какими желали стать, культурой, порождаемой деловитостью, науками, искусствами. Кто презирал труд, науку, искусство, кто не испытывал в них потребности, кто извращал и искажал их, оставался тем, кем был прежде; чтобы культура равномерно и всеохватно пронизывала и воспитание, и законы, и жизненный уклад всех стран — всех сословий и народов,— об этом в Средние века еще нельзя было и подумать, а когда же придет пора думать об этом? Между тем разум человеческий, умноженная солидарная деятельность людей неудержимо, неуклонно идут вперед и видят в этом добрый знак, если даже лучшие плоды и не созревают до времени.

ПЛАН ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОГО ТОМА

КНИГА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

1.  Италия:   о  торговле;   республики,  их  правители,  строй,  следствия; об искусствах; Данте, Петрарка, Боккаччо (вообще о новеллах), Ариосто, Тассо. Трагедия, комедия, музыка; история, философия; архитектура, живопись (разные школы), скульптура.

2.  Франция и Англия: как удалось французским королям возвыситься над своими вассалами. О прагматической санкции, или папе. О третьем сословии. Война с Англией. Итальянские войны. Постоянные армии. Английский common law. Magna charta. Ирландия. Революция в феодализме. Мануфактуры.

3.  Германия:   как  сложилась  ее  судьба  после  междуцарствия,   Австрийские императоры. Людовик Баварский, союз курфюрстов. Золотая булла. Вацлав. Соборы. Какую форму приобрели Швабия, Бавария, Саксония, Франкония. Что стало с землями вендов. О Бургундии, Арелате, Швейцарии. О ганзейских городах и швабском союзе городов. Фридрих и Максимилиан. Науки и искусства: порох, книгопечатание.

4.  Север и Восток: Дания, Швеция, Польша, Венгрия.

5.  Турки: влияние завоевания турками Константинополя.

6.  Испания и Португалия:  объединение Испании. Географические открытия.

7.  Размышление о последствиях, которые возымели направленный против Рима свободолюбивый дух, римское право, книгопечатание, возрождение древности, обе Индии.

КНИГА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Реформация. Дух и распространение Реформации в Германии, Швейцарии, Франции, Англии, Италии. Последствия Реформации для Германии — от Карла V до Вестфальского мира, для Скандинавии, Пруссии, Курляндии, Польши и Венгрии, для Англии — от Генриха VIII до билля о правах (bill ef rights), для Франции и Швейцарии (Женева, Кальвин), для Италии — иезуиты, социнианцы, венецианские принципы, Тридент-ский собор; общие рассуждения.

610

КНИГА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

1.  Возобновленный дух наук в Италии, Франции;  развитие изящных наук.

2.  Государственное  право  и  принцип  равновесия;   дух трудолюбия  и торговли — о деньгах, роскоши, налогах; о законодательстве; общие рассуждения.

КНИГА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Россия; Остиндия и Вестиндия; Африка; европейская система; отношение Европы к другим частям света.

КНИГА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Гуманность по отношению к отдельному человеку; в сравнении с религией, в связи со строем государств, торговлей, искусствами, науками. Достояние человеческого духа. Как человеческий дух влияет повсюду и на все. Перспективы.


ПРИЛОЖЕНИЯ

А. Гулыга
ГЕРДЕР И ЕГО «ИДЕИ К ФИЛОСОФИИ ИСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА»

Это произведение, возникшее пятьдесят лет тому назад в Германии, оказало невероятно большое влияние на воспитание всей нации; исполнив свое назначение, оно было почти вовсе забыто. Но теперь оно признано достойным того, чтобы так же воздействоватъ на другую, в известном смысле уже высокообразованную нацию и осуществить самое человечное влияние на массу людей, стремящихся к высшему познанию.

Гёте.      О      французском      издании «Идей...», 1828

I.

В «Разговорах с Гёте» И. П. Эккермана можно прочесть: «Мы вновь вернулись к Гердеру, и я спросил Гёте, что он считает самым лучшим из его произведений. «Его «Идеи к философии истории человечества»,— сказал Гёте,— безусловно, самое лучшее»¹. Не согласиться с Гёте нельзя. Действительно, все написанное Гердером до «Идей» явилось своеобразной их подготовкой, все появившееся после основного труда так или иначе связано с поставленными в нем проблемами, с возникшей вокруг него дискуссией. Раскрыть генезис «Идей» — значит познакомиться с творческой биографией их автора.

Иоганн Готфрид Гердер (1744—1803)—выходец из маленького вос-точнопрусского городка Морунген. Окончив местную школу, он поступил в 1762 г. на богословский факультет Кёнигсбергского университета. Здесь он слушал блестящего лектора, восходящую философскую звезду первой величины— магистра Иммануила Канта (1724—1804). У Канта Гердер прослушал все тогдашние его курсы: метафизику, логику, математику, физическую географию. Сохранились записи Гердера — аккуратные, ясные, обстоятельно излагающие суть проблемы². Докритические работы Канта оказали значительное влияние на формирование мировоззрения Гердера. И о личности своего преподавателя он всегда вспоминал с глубокой признательностью. «Его открытое, как бы созданное для мышления чело носило отпечаток веселости, из его уст текла приятная речь, отличавшаяся богатством мыслей. Шутка, остроумие и юмор были средствами, которыми он всегда охотно пользовался, оставаясь серьезным в момент общего веселья. Его публичные лекции носили характер приятной беседы»³,

Другим мыслителем, влияние которого испытал Гердер, был близкий знакомый Канта, однако своего рода его антипод по образу мыслей — Ио-

¹  Эккерман И. П. Разговоры с Гёте. М., 1934, с. 248.

²  См. Kant  I.  Aus den Vorlesungen der  Jahre  1762 bis   1764. Auf Grund der Handschriften J. G. Herders. («Kantstudien». Erganzungsheft 88). Koln, 1964.

³  Herder J. C. Briefe zu Beforderung der Humanitat, Bd. 2. Berlin, 1971, S. 350.

613

ганн Георг Гаман (1730—1788). Совершенно чуждый точным и естественным наукам, талантливый литератор и знаток литературы, религиозно настроенный, Гаман еще больше, чем Кант, овладел умом юного Гердера, оставив в нем глубокий след. В том, что юноша поддался влиянию двух противоположных по своему духовному облику и научным принципам наставников, впервые проявилась противоречивость натуры Гердера, сочетавшего  в себе   качества   просветителя-ученого   и   протестантского   пастора.

В 1764 г. Гердер навсегда расстался с Кенигсбергом и направился в Ригу, с тем чтобы занять там должность помощника ректора церковной школы. Мы не будем разбирать деятельность Гердера на педагогическом поприще; отметим лишь, что она была весьма успешной, о чем свидетельствовало хотя бы то обстоятельство, что после трех лет работы ему было предложено преподавательское место в Петербурге. Гердер отклонил это предложение, он уже чувствовал себя связанным с Ригой. Здесь Гердер быстро акклиматизировался и стал, по выражению его биографа, «горячим русским патриотом»⁴. Рига импонировала Гердеру своими свободолюбивыми ганзейскими традициями, он сравнивал этот город с Женевой и чувствовал себя легко вдали от ненавистных ему прусских казарменно-бюрократических порядков.

Тем не менее после пяти лет успешной деятельности Гердер неожиданно подал прошение об увольнении, которое было принято, и покинул Ригу. Мотивы, побудившие его к этому поступку, недостаточно ясны, однако несомненно, что не только внезапно вспыхнувшая страсть к путешествиям была причиной его отъезда, но и обстоятельства более серьезного порядка. Дело заключалось в том, что годы пребывания Гердера в Риге были периодом его интенсивного творческого роста. Уже первые его работы — «Фрагменты о новейшей немецкой литературе» (1766—1768) и «Критические леса» (1769), принесшие ему известность, показали, что Гердер выступает сторонником Винкельмана и Лессинга в их борьбе за демократическую, окрашенную в материалистические тона эстетику и критику. В эти годы интенсивно формировались философские воззрения Гердера, обращенные в сторону пантеизма и материализма. Он начал сомневаться в учении о нематериальности души, как и в других церковных догматах. Религия представлялась ему порождением человеческого страха.

Понятно, что подобные взгляды плохо согласовывались с деятельностью священника, которую начиная с 1765 г. Гердер стал совмещать с педагогической работой. Он остро переживал, как сам говорил, «противоречие между самим собой и своими должностями»^s. Это все более обострявшееся противоречие усугублялось систематической травлей в печати, которой Гердер подвергался со стороны своих литературных противников, и было, по-видимому, причиной, заставившей его покинуть Ригу и направиться в центр европейского Просвещения — Париж.

⁴ Гайм Р. Гердер, его жизнь и сочинения, т. 1. М., 1888, с. 123.

⁵ Herder У-  С. Briefe, Weimar,   1959, S. 40. Впоследствии, вспоминая о своей жизни в Риге, Гердер говорил,   что он  был  окружен   «ненавистью  всего духовенства»   (ibid.).

614

Немецкое Просвещение развивалось в общем русле этого культурного течения, обладая вместе с тем своими специфическими особенностями. Как и другие деятели Просвещения, немецкие мыслители той поры выступают в роли своеобразных миссионеров разума, заботятся о всеобщем распространении знаний. Однако они весьма осторожно обращаются с религией, пытаются реформировать ее. так или иначе приспособить для нужд науки и нравственного воспитания. Бескомпромиссный атеизм — редкое явление в Германии XVIII в..

Двойственная фигура Гердера — знаменье эпохи. Его влечет во Францию, он увлечен Монтескье. Прибыв в Париж, спешит познакомиться с Даламбером и Дидро. Последнего Гердер ставит выше других французских мыслителей. Их сближает, в частности, убеждение в том, что искусство должно играть воспитательную роль и вытеснить из этой области церковь. «Наступит ли время,— записывает Гердер в своем дневнике,— когда разрушат монастыри и амвоны и очистят театр... О, если б я мог хоть чем-нибудь содействовать этому! По крайней мере я хотел бы поддержать голос Дидро!»⁸. Это с одной стороны. А с другой — и в этом заключалась горькая ирония судьбы — он оставался священником и в дальнейшем высоко поднялся по лестнице церковной иерархии.

На родину Гердер возвращался через Антверпен и Амстердам. Две недели он провел в Гамбурге в обществе Лессинга. Это была первая и последняя встреча с человеком, оказавшим на Гердера наибольшее идейное влияние. Дальнейший путь лежал в Эйтин, где Гердера ждала служба при дворе тамошнего князя-епископа. Он становится наставником наследного принца, сопровождает его в путешествиях. Осенью 1770 г. Герлер приезжает в Страсбург. Здесь он создает трактат «О происхождении языка». Здесь происходит и знакомство Гердера с Гёте, сыгравшее значительную роль в жизни обоих. Уже известный литератор произвел на начинающего поэта сильное впечатление. «Благодаря Гердеру я вдруг познакомился со всеми новейшими идеями, со всеми направлениями, которые из этих идей проистекали»⁷. Но Гете отмечает и двойственность Гердера, проявлявшуюся и в его убеждениях, и манере держаться. «Гердер умел быть пленительным и остроумным, но также легко выказывал и неприятную сторону своего характера»⁸ — насмешливую нетерпимость к чужому образу мыслей и поведению.

Гердер тяготился придворной должностью, отношения со свитой принца сложились неблагоприятно, поэтому, когда ему предложили должность советника консистории в Бюкебурге (графство Липпе), он не замедлил дать согласие. В Бюкебурге Гердер провел пять лет (1771—1776). Это был период расцвета движения «Бури и натиска»; Гердер принимал в нем активное участие. В 1773 г. совместно с Гёте он издает сборник «О немецком характере и искусстве», где публикует свои статьи о Шекспире,

6 Гердер И. Г. Избранные произведения. М.— Л., 1959, с. 332.

⁷ Гёте И. В. Собрание сочинений, т. 3. М., 1976, с. 341.

⁸ Там же, с. 340.

615

о народных песнях. В Бюкебурге Гердер охвачен религиозными исканиями, он пишет «Древнейший документ человеческого рода» (1774), где настаивает на том, что библия представляет собой плод божественного откровения. Вскоре, правда, он отказался от этой точки зрения; продолжая изучение библии, просветитель рассматривал ее как древнейший памятник народной поэзии (наибольший интерес в этом плане представляет написанная в 1782 г. в Веймаре работа «О духе еврейской поэзии»). Немудрено, что церковная ортодоксия не приняла его в свои ряды. Даже в период религиозных увлечений Гердера лютеранские теологи относились к нему с недоверием; когда Геттингенский университет предложил Гердеру место профессора (1775 г.), они приложили все усилия к тому, чтобы воспрепятствовать этому назначению. Из созданного в Бюкебурге следует также упомянуть работы: «Пластика» (1773), «Познание и ощущение человеческой души» (1774), «Еще одна философия истории для воспитания человечества» (1774), сборник песенного фольклора.

Новый период в жизни и творчестве Гердера начался с переездом в Веймар в 1776 г., куда он был приглашен на высший духовный пост — суперинтендента протестантской церкви. Инициатором приглашения был Гёте. Религиозные искания бюкебургского периода постепенно сменились в Веймаре интересом к спинозизму, увлечением естественными науками. Вместе с Гете Гердер занимается биологией, не только усваивая ее достижения, но и открывая перед этой наукой новые горизонты. С 1784 по 1791 г. Гердер публикует свой основной философский труд — «Идеи к философии истории человечества». Параллельно он работает над книгой «Бог. Несколько диалогов» (1787). Затем следуют «Письма для поощрения гуманности» (1793—1797), «Адрастея» (1801 — 1803) и две работы против Канта: «Метакритика критики чистого разума» (1799) и «Каллигона» (1800).  Вокруг  Гёте  и  Гердера  складывается  кружок  вольнодумцев.

Но на закате дней своих Гердер одинок. Нападки на Канта оттолкнули от Гердера Шиллера, который первоначально был восхищен человечностью его церковных проповедей. Чрезмерный ригоризм, настойчиво проводимый Гердером в эстетике и литературной критике, привел к разрыву и с Гёте. По этим же причинам держались вдалеке от Гердера и романтики, много почерпнувшие из его творчества. Только в Жан-Поле Рихтере дряхлеющий Гердер находил верного последователя. 18 декабря 1803 г. Гердера не стало. Так закончилась жизнь, отданная идеалам Просвещения. Она бедна внешними событиями, но заполнена интенсивным духовным ростом, напряженным трудом, гениальными догадками.

С юношеских лет внимание автора «Идей к философии истории человечества» привлекала проблема развития. Он пытался разгадать тайну возникновения и совершенствования специфических атрибутов человека — искусства, языка, мышления. Лютеранский священник, преподававший в церковной школе, не мог примириться с традиционными догмами и искал научное решение волновавших его вопросов, не порывая притом с религией. Идею развития начинающий ученый попытался приложить к изучению поэзии — вида искусства, который был ему особенно близок. Набра-