Становление: основные положения психологии личности

Вид материалаДокументы

Содержание


9. Трибализм и индивидуация
10. Необходимо ли понятие я?
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   16

9. ТРИБАЛИЗМ И ИНДИВИДУАЦИЯ


Утверждая, что безопасность и любящие отношения в детстве являются основой становления, а также то, что в некоторых случаях в ранние годы жизни закладываются причины тяжелых последствий, мы все еще обладаем только частью истины.

Ребенок нуждается и хочет находиться в атмосфере любви и безопасности, но при этом не хочет, чтобы его импульсы, свобода или предпочитаемые способы действия подвергались ограничению. С самого начала жизни он сопротивляется удушающему влиянию своего социального окружения. Следствием одной лишь аффилиации было бы рабское принятие ребенком семейных или племенных (родовых) стандартов поведения и взглядов на окружающий мир. Если бы на него влияло только это, он всегда приобретал бы общепринятое и стереотипное поведение. Нынешние теории социализации ограничены тем, что они по сути имеют дело только с зеркальной природой так называемого суперэго и склонны определять социализацию исключительно в понятиях конформности, а совсем не в понятиях творческого становления.

Истина, однако, в том, что нравственные чувства и жизненные стили большинства людей простираются далеко за пределы домашних и семейных нравов, под воздействием которых они первоначально формировались. Заглянув в себя, мы заметим, что наша племенная мораль кажется нам в чем-то периферийной по отношению к нашей личной целостности. Мы, правда, подчиняемся обычаям скромности, приличий и самоконтроля и обладаем многими привычками, которые зеркально отражают наши домашние, классовые и культурные способы жизни. Но мы знаем, что в значительной степени сами отбирали, переформировывали эти способы и выходили за их пределы.

Таким образом, оказывается, что действуют две противоположные силы. Одна нацеливает нас на закрытое племенное существование. Она берет свое начало в зависимости ребенка от тех, кто о нем заботится. Удовлетворение и безопасность его идут извне, то же происходит со всеми первыми уроками, которые он выучивает: время дня, когда он может получить пищу, действия, за которые его наказывают или поощряют. Его принуждают и толкают к конформности, но, как мы отметили, не с полным успехом. Он уже с рождения демонстрирует способность сопротивляться материнским и племенным требованиям. До определенной степени его группа формирует его путь, но в то же время и противодействует ему (как будто он осознает, что от нее исходит угроза его цельности).

Если бы потребность в самостоятельности не была важной силой, мы не могли бы объяснить заметное негативистское поведение в детстве. Плач, отказ и гнев младенца, как и негативистское поведение двухлетки, являются примитивными признаками существа, решившего отстоять себя. На протяжении всей жизни это существо будет пытаться примирить указанные два способа становления – племенной и личный, зеркально отражающий и излучающий внутренний свет индивидуальности22.

10. НЕОБХОДИМО ЛИ ПОНЯТИЕ Я?


Теперь мы подошли к центральному вопросу психологии развития: необходимо ли понятие Я? Существует обширная философская литература, освещающая эту проблему с точки зрения онтологии, эпистемологии и аксиологии, но давайте на время оставим в стороне эти дискуссии. Ибо совершенно ясно, что понятие, полезное для философии или теологии, может препятствовать прогрессу психологического знания.

Со времен Вундта центральное возражение против психологии Я и души состояло в том, что это понятие невнятно. Очень соблазнительно приписать не совсем понятные функции некоему таинственному агенту, а затем объявить, что именно "он" является тем центром, который объединяет личность и поддерживает ее целостность. Сознавая эту опасность, Вундт смело декларировал "психологию без души". Нельзя сказать, что он вообще отрицал философские и теологические постулаты, но он считал, что психологии как науке могут повредить подразумеваемые этим понятием petitio principii.* В течение полувека немногие психологи (кроме томистов) сопротивлялись аргументации и примерам Вундта23. На самом деле мы можем сказать, что на протяжении двух поколений психологи прибегали ко всем мыслимым способам объяснения целостности, организации и стремлений человека, не постулируя Я.

* Аргумент, основанный на выводе из положения, которое само по себе еще требует доказательств (лат.).

В самые последние годы тенденция переменилась. Многие психологи, быть может, не полностью осознавая историческую ситуацию, начали принимать то, что два десятилетия назад сочли бы за ересь. Они без стеснения вернули понятия Я, самого себя, эго и, словно наверстывая упущенное, ввели кроме того такие понятия, как Я-концепция, образ себя, самоактуализация, самоутверждение, феноменальное эго, эго-вовлеченность, эго-стремление и много других пишущихся через дефис словосочетаний, которые для экспериментального позитивизма все еще обладают легким оттенком ненаучности.

Отметим между прочим, что Фрейд (пусть и непреднамеренно) сыграл ведущую роль в спасении понятия эго* от полного уничтожения на протяжении двух поколений упорного позитивизма. Конечно, он использовал этот термин по-разному. Сначала он говорил о самоутверждающих и агрессивных инстинктах эго (в ницшеанском смысле), позже стал понимать эго как рациональный, хотя пассивный, агент, в чьи обязанности входит наилучшее примирение (с помощью планирования или защиты) конфликтующих давлений инстинктов, совести и внешней среды. Таким образом ядерное понятие (пусть даже в строго ограниченных значениях) сохранилось, что позволило динамически ориентированным психологам легче расширить качества эго и сделать его гораздо более активным и важным агентом, чем это было у Фрейда.

* Следует уточнить, что понятие эго спас не Фрейд, а его английские переводчики. Сам Фрейд пользовался понятием Я (Ich). – В.Д.

Однако опасность, которой хотел избежать Вундт, остается: эго может рассматриваться как deus ex machina,* к которому прибегают для повторной сборки разобранного по винтикам психического механизма после того, как этого не смог сделать позитивизм. Сегодня ситуация такова, что многие психологи, пытавшиеся приспособить личность к внешней системе координат, не удовлетворены результатом. Они не обнаружили связи между позитивистскими измерениями и предпочли вновь изобрести эго. Но, к сожалению, позитивизм и теория эго плохо кооперируются. Бергсон критиковал такое применение эго для сохранения лица, уподобляя эту ситуацию дилемме художника. Он говорит, что художник может хотеть изобразить Париж (точно так же, как психолог может хотеть изобразить личность), но все, что он может сделать своими ограниченными средствами, – это зарисовать разные части города. На каждую зарисовку он прикрепляет надпись "Париж", почему-то надеясь, что вырезанные им кусочки магически воссоздадут целое24. Аналогично обстоят дела и в психологии: эмпирики, продвинувшиеся со своими аналитическими орудиями настолько далеко, насколько смогли, и не удовлетворенные результатом, прибегли, как и их предшественники, к некоему понятию Я, чтобы выразить в нем (хотя и неадекватно) ту сплоченность, единство и целеустремленность, которые, как им известно, они утеряли в своих фрагментарных представлениях.

* "Бог из машины" (лат.) – развязка вследствие вмешательства непредвиденного обстоятельства (в античной трагедии развязка наступала иногда благодаря вмешательству какого-либо бога, появлявшегося на сцене при помощи механического приспособления).

Я очень боюсь, что привычка лениво использовать Я или эго в качестве мастера на все руки для латания проделанных позитивизмом дыр может принести больше вреда, чем пользы. Конечно, важно, что многие современные психологи чувствуют себя вынужденными делать этот шаг, хотя их опыт большей частью показывает отсутствие теоретической пользы от его использования на протяжении девятнадцатого века. Позитивисты будут продолжать возмущаться вторжением и (что в некоторой степени оправдано) обвинять возрождающуюся психологию в мракобесии.

Как же подойти к феноменам, которые привели к возрождению понятия Я, так, чтобы продвинуть, а не замедлить научный прогресс?

В том, что касается психологии, возможный ключ к решению лежит в утверждении Альфреда Адлера: "То, что часто называют "эго" – не более, чем индивидуальный стиль"25 . Стиль жизни имеет для Адлера глубокое и важное значение. Он говорит, что если бы психология могла дать нам полное и завершенное описание жизненного стиля индивида, в это описание автоматически вошли бы все явления, которые сейчас расплывчато приписывают Я или эго. Другими словами, полностью адекватная психология развития призвана раскрыть все формы жизненной активности и отношений, которые либо игнорируются, либо приписываются эго, делая его подозрительно похожим на гомункулуса.

Первое, что должна сделать адекватная психология развития – это провести различие между тем, что для индивида важно, и тем, что, как сказал бы Уайтхед, служит для него просто фактом, то есть между тем, что он в ходе своего становления ощущает как существенное и центральное, и тем, что он относит к периферии своего существования.

Многие стороны нашего стиля жизни обычно не воспринимаются как сильно личностно релевантные. Например, у каждого из нас есть многочисленные племенные привычки, отличающие наш жизненный стиль, но являющиеся всего лишь подходящим типом приспособления. То же самое верно и для многих наших физиологических навыков. Мы придерживаемся правой стороны при вождении автомобиля, следуем правилам этикета и совершаем разнообразные бессознательные и полуосознанные приспособительные действия, которые характеризуют наш стиль жизни, но не являются нашими собственными, то есть по-настоящему центральными для ощущаемого нами существования. Рассмотрим, например, языковые навыки, которые обеспечивают наше мышление и общение. Ничто так устойчиво не влияет на жизнь, как словарный запас и структура речи, посредством которой осуществляются наши социальные контакты. Но употребление родного языка обычно воспринимается как совершенно периферический момент по отношению к сердцевине нашего существования. Другое дело, если бы какой-то иностранный захватчик запретил нам разговаривать на нашем родном языке. Тогда наш словарный запас, произношение и наша свобода пользоваться ими станут нам очень дороги и сольются с нашим чувством Я, ощущением себя. То же касается и несметного множества других наших социальных и психологических привычек, которые никогда, если им ничто не препятствует, не рассматриваются в качестве существенных для нашего личного бытия.

Личность включает многие привычки, умения, системы координат, факты и культурные ценности, которые редко (или даже никогда) не ощущаются как теплые и важные. Но личность включает также нечто теплое и важное – те области жизни, которые мы воспринимаем как присущие нам, как свои личные, собственные (propriate). Я предлагаю временно называть их нашим проприумом.* Проприум представляет собой совокупность всех сторон личности, образующих ее внутреннее единство.

* Proprium (лат.) – личная собственность.

Психологи, которые признают наличие проприума, используют термины "я" (self) и "эго" (полагая их взаимозаменяемыми) и определяют оба понятия с разной степенью узости или широты. Это ощущение "своего собственного" (какой бы термин мы ни применили для его обозначения) заслуживает внимательного рассмотрения. Необходимо выяснить главные функции и свойства проприума.

Для этой цели более шестидесяти лет назад Уильям Джеймс предложил простую таксономическую схему26. Он утверждал, что возможны два типа Я: Я познающее и Я познаваемое, эмпирическое. Я эмпирическое распадается на три вспомогательных типа: Я материальное, Я социальное и Я духовное. На этой простой схеме он построил свое знаменитое тонкое описание разных "присущих нам" состояний ума. Однако с точки зрения современных психоаналитических и экспериментальных исследований его схему вряд ли можно признать адекватной, поскольку ей недостает "психодинамического аромата". Поэтому я с некоторым трепетом предлагаю несколько улучшенную (надеюсь, что это так) схему для анализа собственных аспектов личности. А к вопросу, необходимо ли понятие Я, мы вернемся позже.