Geum.ru

Становление: основные положения психологии личности

Вид материалаДокументы

Содержание


4. Цель психологии
5. Дилемма уникальности
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16

4. ЦЕЛЬ ПСИХОЛОГИИ


Цель психологии – уменьшить разногласия между философиями человека и установить шкалу их вероятной истинности, чтобы можно было с большей уверенностью говорить, что одна интерпретация правдивее другой. Цель эта до сих пор не достигнута, и из нашего обсуждения понятно, что до ее достижения еще далеко.

Эта новая для психологии работа, несомненно, будет вестись в обстановке живой полемики. К счастью, в нашем свободном обществе творческая полемика возможна. Хорошо, что существуют последователи Локка и Лейбница, позитивисты и персоналисты, фрейдисты и неофрейдисты, объективисты и феноменологи. Ни те, кто предпочитает модели (математические, животные, механические, психиатрические), ни те, кто их отвергает, не могут быть правы во всех деталях, но важно, что каждый может свободно выбрать собственный способ работы.

Осуждения заслуживает только тот, кто хотел бы запереть все двери, кроме одной. Вернейший способ утратить истину – верить в то, что есть некто, уже полностью владеющий ею. Ибо догматическая поддержка узких систем ведет к банализации ментальности исследователя и его учеников. К сожалению, в сегодняшней психологии таких примеров много. Одной деградирующей формой является ограничительная ментальность, которую хотели бы установить некоторые позитивисты. Они говорят, что теория бессмысленна, по крайней мере, теория, имеющая дело с внутренним функционированием человеческой природы. Они советуют выводить понятия только из методов исследования и никогда – из допущений о функционировании человеческой жизни, хотя понятия, выводимые из метода, могут сказать нам только о методе и ничего не скажут о существовании и становлении человека. Но операционизм – не единственный случай нетерпимости. Некоторые сторонники фрейдизма, феноменализма, томизма и других научных школ также закрывают все двери, кроме своей собственной. Догматизм ведет к научной анемии.

Нам надо открывать двери, особенно ведущие к образованию и развитию человеческой личности. Ибо именно здесь наше невежество и наша неуверенность максимальны. Наши методы, как бы хорошо они ни подходили для изучения сенсорных процессов, животных или случаев патологии, здесь не вполне адекватны, а интерпретации, вырастающие из использования исключительно этих методов, бессмысленны. Некоторые теории становления базируются главным образом на поведении больных и тревожных людей или на отчаянных выходках пленных крыс, а не на изучении здоровых людей, стремящихся не столько к тому, чтобы сохранить свою жизнь, сколько к тому, чтобы сделать ее стоящей. Сегодня больше исследуются преступники, чем законопослушные люди; изучается больше страх, чем смелость; враждебность интересует больше, чем дружелюбие; много внимания уделяется слепоте человека и мало – его проницательности, много – его прошлому и мало – его прорыву в будущее.

Основная задача психологии сегодня – обрести новые горизонты, не жертвуя прежними достижениями. Никто не захочет разбираться в адекватности вашей теории, если созданная вами в результате система остается сетью непроверяемых допущений; но нельзя получить удовлетворение и от точности проработки, если результаты ее далеки от главных проблем.

Мы будем стремиться к тому, чтобы выявить основные вопросы психологии становления и предложить временные решения, базирующиеся на предварительных данных. Мы можем только надеяться, что будущие непредвзятые исследования подтвердят или исправят наши временные решения с помощью новых достаточно точных доказательств.

5. ДИЛЕММА УНИКАЛЬНОСТИ


Личность – это скорее переходный процесс, чем законченный продукт. В ней есть некоторые стабильные черты, но в то же время она постоянно изменяется. Именно этот процесс изменения, становления, индивидуации представляет для нас особый интерес.

Первое, что поражает, – это уникальность и процесса, и продукта. Каждый человек – сам себе идиома, очевидное нарушение видового синтаксиса. Идиома развивается в своем собственном своеобразном контексте. Чтобы понять идиому, надо постичь ее контекст. Вместе с тем, нельзя сказать, что идиомы полностью произвольны и не подчиняются никаким законам. На самом деле значение идиомы можно понять только при ее сравнении с синтаксисом вида.

Научная подготовка приучает психолога искать общие для вида (универсальные) процессы и пренебрегать идиоматической моделью становления. Он может сказать, что предмет его исследований – человеческая личность, но его привычки влекут его к изучению психики вообще, а не психики в частности.

Это не значит, что психолога не интересует человек Джон. Просто привычный для него способ мышления велит ему вычленить для исследования некоторый отдельный сегмент из природы Джона. Операция осуществляется путем применения к Джону определенных универсальных режущих инструментов. Одно сечение должно делаться, скажем, "потребностью в достижении", другое – "коэффициентом интеллекта". Эти сечения рассматриваются не как пересекающиеся друг с другом у Джона, а как пересечения соответствующих качеств у других людей. В результате мы обычно рассматриваем личность Джона как диаграмму, изображенную в сети внешних координат, лишенную взаимосвязей, протяженности во времени, движения, жизни, изменчивости, уникальности. Наш метод анализа не говорит, что из всего этого является "собственно Джоновым".

Правда, ветвь психологии, называемая "клинической", надеется как-то согласовать Джона с извлеченными из него качествами. Она старается собрать его из россыпи статистических средних. Но по двум причинам она попадает впросак. Во-первых, как мы говорили, используемые при диагностике Джона универсальные измерения могут быть иррелевантны его личности. Быть может, у него нет "потребности в достижении", а есть лишь своеобразная и уникальная потребность в эксгибиционистском господстве. Используемым измерениям всерьез недостает точной окраски его мотивации. Во-вторых, у нас пока мало орудий для определения взаимоотношений измерений. Таким образом, мы обнаруживаем только, что Джон находится на десятом процентиле по "потребности достижения", на пятидесятом по способности к "пространственным манипуляциям" и на восемьдесят первом по "общим ответам" на тест Роршаха. Такие кусочки информации заполняют большинство клинических отчетов и редко действительно пересекаются друг с другом. В отношении того, как все это увязано в жизни Джона, мы ничего не можем сказать. Значительная доля наших неприятностей вызвана тем, что используемые в нашем анализе элементы не являются истинными частями первоначального целого.

Я думаю, не будет пользы, если мы просто заявим, что по самой своей природе наука бессильна перед лицом идиоматического процесса становления. Возможная наука о личности должна иметь дело с наиболее выдающейся особенностью личности – очевидной уникальностью ее организации.

Так же бесполезно обращаться за аналогиями к другим наукам. Нам говорят: уникален каждый камень в поле, каждый старый башмак в чулане, каждый кусок железа, но эта вездесущая уникальность не влияет на действия и прогресс науки. Геолог, физик, сапожник продолжают применять универсальные законы и находят, что случай уникальности нерелевантен их работе. Аналогия неубедительна. Камни, старые башмаки, куски железа – это чисто реактивные объекты; они не будут двигаться, если ими не манипулируют. Они не способны к развитию. А как быть с уникальностью растений, которые, вдобавок к реактивности, демонстрируют способности к самовосстановлению, саморегуляции, адаптации? Биологи говорят: один листик на дереве большой, другой маленький, один с дефектами, другой здоровый, но все они обязательно подчиняются законам метаболизма и клеточной структуры. Точные формы, размеры, очертания или другая индивидуальность зеленого листика, всего растения или животного интересуют нас только эстетически.

Но здесь аналогия тоже слаба. В отличие от растений и низших животных, человек – не простое воплощение клеточной структуры, тропизма и инстинкта, а его жизнь – не простая реализация (с примитивными вариациями) своей видовой модели. Большой вклад природы в индивидуальность осуществляется, главным образом, у homo sapiens. Несмотря на то, что у собак или крыс существуют индивидуальные различия или меняющиеся черты темперамента, их жизнь во всех существенных особенностях регулируется их видовой принадлежностью. Только человек обладает способностью широко менять свои биологические потребности и добавлять к ним бесчисленные психогенные потребности, отражающие отчасти его культуру (ни у одного другого существа нет культуры), а отчасти его собственный стиль жизни (ни одно другое существо не заботится о своем стиле жизни).

Следовательно, индивидуальность человека бесконечно простирается за пределы хлипкой индивидуальности растений и животных, которые являются прежде всего или исключительно воплощениями тропизмов или инстинктов. Когда к скудному нервному снаряжению низших видов добавляются миллиарды клеток мозговой коры, горизонты индивидуальности расширяются. Человек разговаривает, смеется, скучает, творит культуру, молится, чувствует приближение смерти, изучает теологию и стремится к улучшению собственной личности. У существ, живущих инстинктом, нет такого множества видов активности. Поэтому нам следует с большей осторожностью переносить допущения, методы и понятия естественных и биологических наук на наш предмет. В частности, нам лучше бы не перенимать их равнодушия к проблеме индивидуальности.

Подражая старой науке, никогда не создашь новую. Новую науку создает только неутолимая любознательность по отношению к некоторому устойчивому явлению природы. Я утверждаю, что индивидуальность – это законный объект для любознательности, особенно на уровне человека, ибо именно здесь это конкретное явление природы захватывает нас. Рискну высказать мнение, что все животные в мире психологически меньше отличаются друг от друга, чем один человек от другого.

Существует, конечно, множество областей психологии, где индивидуальность не имеет значения. Требуются только знания о среднем, обобщенном человеческом разуме или о типах людей. Но если мы хотим предсказывать или регулировать поведение Джона или понять, в чем состоит его "собственно джоновское" качество, нам надо выйти за пределы психологии вида и создать более адекватную психологию личностного роста.

Очертания требуемой психологии становления можно обнаружить, заглянув в себя, ибо именно знание своей собственной уникальности дает первые и, возможно, лучшие подсказки для обретения четкого знания других людей. Правда, нам следует остерегаться проекции – предположения, что душевные состояния, интересы и ценности других людей точно соответствуют нашим. Однако именно осознавая факторы, оказывающиеся жизненно важными в нашем собственном переживании становления, мы выявляем важные проблемы. Когда мы спрашиваем себя о своем собственном ходе развития, на ум приходят такие вопросы: какова природа наших врожденных диспозиций; как влияет на нас культура и окружение; как возникают наше самосознание и наша совесть; как постепенно развивается стиль выражения; каково наше переживание выбора и свободы; как совладать с конфликтами и тревогами; и, наконец, как формируются наши более зрелые ценности, интересы и цели. Психологи время от времени занимаются теми или иными из этих вопросов, но редко рассматривают их в отношении друг к другу, что мы попытаемся сделать далее.