Вопросы историографии и источниковедения

Вид материала

Содержание

Источники и литература
Тюркские народы урало-поволжья
З. Башкирска и закаменных и тептерска
Селим iii и его реформы

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 12

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

Albéri, Eug. Le relazioni degli ambasciatori veneti al Senato raccolte, annotate ed edite da Eugenio Alberi. Serie III. Vol-s. II, III. Firenze, 1840–1855.
Аshtor, Е.. "Dhimma, Dhimmi". Encyclopaedia Judaica. Vol. 5 1st ed. Jerusalem, 1972–1992.
Aydin, M. Osmanlı Dunyasında Kira Kadınlar (Belleten). Ankara, 2002.
Baron S.W. A Social and Religious History of the Jews. New York, 1983. Vol. 18.
Bashan, E., Cohen, M.R. "Covenant of Omar". Encyclopaedia Judaica. Vol. 15. 2nd ed. Detroit, 2007.
Ben-Naeh, Y. Jews in the Real of the Sultans. Ottoman Jewish society in the Seventeenth Century. Tuebingen, 2008.
Bitton, M. Poétesses et lettrées juives: une mémoire eclipsée. Paris, 1999.
Bleiberg Seperson, S. Could There Have Been Jewish Feminists in Turkey in the 1500s? The Cases of Dona Gracia Mendes Nasi and Esther Kiera. The paper prepared for New York State Sociological Association, University at Albany, SUNY, Albany, NY, October 2002.
Bornstein-Makovetsky, L. Kiera. Encyclopaedia Judaica. Vol. 12. 2nd ed. Detroit, 2007.
Brayer, M.M. The Jewish Woman in Rabbinic Literature. Vol. 2. Hoboken, New Jersey, 1986.
Brown, F. Calendar of State Papers and Manuscripts, Existing in the Archives and Collections of Venice and in Other Libraries of Northern Italy. V. 8. London, 1894.
Burian О. (ed.) The Report of Lello, Third English Ambassador to the Sublime Porte. Ankara, 1952.
Ogier Ghiselin de Busbec. The Turkish Letters of Ogier Ghiselin de Busbec: Imperial Ambassador at Constantinople 1554-1562. Oxford, 1927.
Cahen, Cl. "ḎH̲imma". Encyclopaedia of Islam, Second Edition. Vol. 2. Leiden-London.
Canals Piñas, J. Salomón Usque: traductor del Canzionere de Petrarca. Phd. tesis. V. 1. Universitat Autonoma de Barcelona, 2001.
Cohen, A. The Jewish community of Jerusalem in the 16^th Century. Jerusalem, 1982.
Danon, A. Documents Relating to the History of the Karaites in European Turkey // The Jewish Quarterly Review, New Series. Vol. 17. 1926–1927, №2-3.
Dorn Sezgin, P. Jewish Women in the Ottoman Empire // Zohar, Z. (ed.) Sephardic and Mizrahi Jewry :from the Golden Age of Spain to modern times. New-York, 2005.
Ellys, H. Original letters, illustrative of English History; including numerous royal letters from autographs in the British Museum and one or two other collections. Vol. 3. London, 1824-25.
Faroqhi, S. Subjects of the Sultan. Culture and Daily Life in the Ottoman Empire. London - New York, 2001.
Franco, M. Essai sur l’histoire des Israelites de l’Empire ottoman :depuis les origines jusqu’a nos jours. Paris, 1897.
Fromm, A.B. Hispanic Culture in Exile // Zohar, Z. (ed.) Sephardic and Mizrahi Jewry :from the Golden Age of Spain to modern times. New-York, 2005
Galanté, A. Esther Kyra d’après de nouveaux documents. İstanbul, 1926.
Idem. Les médecins juifs au service de la Turquie. İstanbul, 1938.
Gerber, H. Social and Economic Position of Women in an Ottoman City, Bursa, 1600-1700 // International Journal of Middle East Studies, Vol. 12, 1980, №3.
Gibb, H.A.R. and Bowen, H. Islamic society and the West :a study of the impact of Western civilization on Moslem culture in the near East. V. 1, part 1. London New-York Toronto, 1950.
Goitein S.D. A Mediterranean Society. Vol-s. III, V. Berkeley – Los Angeles – London, 1988.
Graetz, G. Geschichte der Juden. IX Band. Leipzig, 1846.
Hacker, J. R. The "Sürgün" system and Jewish society in the Ottoman Empire during the fifteenth to the seventeenth centuries // Rodrigue, A. (ed.) Ottoman and Turkish Jewry: Community and Leadership. Bloomington, 1992. Р. 1-65. Оригинальная ивритская версия была опубликована двумя годами ранее. Хакер Й. Османская система сюргюн и ее влияние на еврейское общество Османской империи в XV – XVI вв. // Цион, 1990, №55. [на иврите].
Von Hammer, J. Geschichte des Osmanischen Reiches. II Band (1520–1632). Berlin, 1834.
Henry, S., Taitz, E. Written out of history :our Jewish foremothers. New York, 1978.
Inalcik, H. Capital Formation in the Ottoman Empire // The Journal of Economic History. Vol. 29. 1969, No. 1 (The Tasks of Economic History).
Jennings, R. C. Women in Early 17th-Century Ottoman Judicial Records: The Shari'a Court of Anatolian Kayseri // Journal of the Economic and Social History of the Orient, I975, №18.
Jouannin, J. M. Histoire de Turquie. Bruxelles, 1847.
Kaufman, M. The woman in Jewish law and tradition. Northvale, New Jersey, London, 1993.
Kobler, F. A Treasury of Jewish Letters: Letters from the Famous and Humble. V. 2. Philadelphia, 1953.
Kohen, Е. History of the Turkish Jews and Sephardim: memories of a past golden age. Lanham, 2007.
Lamdan, R. A Separate People. Jewish Women in Palestine, Syria and Egypt in the Sixteenth Century. Leiden – Boston – Köln, 2000.
Idem. Jewish Women as Providers in the Generations Following the Expulsion from Spain // Nashim: A Journal of Jewish Women's Studies & Gender Issues. Vol. 13, 2007, №1.
Idem. Handali Esther. Encyclopaedia Judaica. Vol. 8. 2nd ed. Detroit, 2007.
Idem. Malchi Esperanza. Encyclopaedia Judaica. Vol. 13. 2nd ed. Detroit, 2007.
Levy, A. The Sephardim in the Ottoman Empire. Princeton, 1992.
MacLean, G. Introduction: Re-Orienting the Renaissance // MacLean, G. (ed.). Re-Orienting the Renaissance. Cultural Exchanges with the East. Basingstoke & New York, 2005.
Mordtmann, J.H. Die juedischen Kira im Serai der Sultane // Mitteilungen des Seminars fuer orientalischen Sprachen. Berlin, 1929, №32.
Pedani, M. P. Safiye’s Household and Venetian Diplomacy // Turcica. 2000, №32.
Peirce, L. P. The Imperial Harem: Women and Sovereignty in the Ottoman Empire. New-York-Oxford, 1993.
Refik, А. Kadınlar Sultanatı. İstanbul 1332/1913-14. 4 Vol-s.
Rosedale, H.G. Queen Elizabeth and the Levant Company. London, 1904.
Roth, C., Shmuelevitz, А. Kiera. Encyclopaedia Judaica. Vol. 10. 1st ed. Jerusalem, 1971.
Roth, C. 'Salusque Lusitano' (An Essay in Disentanglement) // The Jewish Quarterly Review, New Series. Vol. 34. 1943, No. 1.
Idem. The House of Nasi: Dona Gracia. Philadelphia, 1947.
Idem. The House of Nasi: Duke of Naxos. Philadelphia, 1948.
Rozen, М. A History of the Jewish Community in Istanbul: The Formative Years (1453–1566). Leiden–Boston, 2002.
Sachar H.M. Farewell Espana: the World of the Sepharadim Remembered. New-York, 1994.
Sanderson, J. The Travels of John Sanderson in the Levant 1584–1602. With his Autobiography and Selections from his Correspondence. London, 1931.
Shaw, Stanford J. The Jews of the Ottoman Empire and the Turkish Republic. New-York, 1991.
Shlomo, А. "Dhimma, Dhimmi". Encyclopaedia Judaica. Vol. 5. 2nd ed. Detroit, 2007.
Shmuelevitz, А. The Jews of the Ottoman Empire in the Late 15th and 16th Centuries. Leiden, 1984.
Simon, E. Zsidó epizód az „oszmán válság” idején. „Kira”-gyilkosság a szultáni szerájban 1600 // Levéltári Szemle. 2002, № 4.
Skilliter, S.A. Letters from the Ottoman 'Sultana' Safiye to Queen Elizabeth I // Stern, S.M. (ed.). Documents from Islamic Chanceries. Oxford, 1965.
Idem. Catherine de’ Medici’s Turkish Ladies-in-waiting; a Dilemma of Franco-Ottoman Diplomatic Relations // Turcica. 1975, №7.
Idem. William Harbornе and the trade with Turkey 1578-1582. A documentary study of the first Anglo-Ottoman relations. London, 1977.
Idem. The Letters of the Venetian 'Sultana' Nur Banu and Her Kira to Venice // Gallotta, A., Marazzi, U. (eds.) Studia Turcologica Memoriae Alexii Bombaci Dicata. Naples, 1982.
Taitz E. JPS guide to Jewish Women. Philadelphia, 2003.
The Sephardic journey, 1492-1992 (Catalogue of the exhibition held at the Yeshiva University Museum, Nov. 13, 1990-Dec. 31, 1992). New-York, 1992.
Thys-Şenocak, L. Ottoman women builders :the architectural patronage of Hadice Turhan Sultan. Aldershot, 2006.
Weiker W. Ottomans, Turks and Jewish Polity: A History of the Jews of Turkey. Lanham, 1992.
Master Robert Withers. The Grand Signors Seraglio. In: Hakluytus Posthumus or Purchas his Pilgrims: Contayning a History of the World in Sea Voyages and Lande Travells by Englishmen and others (by Samuel Purchas). V. 9. Glasgow, 1905 (reprint New-York, 1965).
Yermolenku, G. Roxolana: 'The Greatest Empress of the East' // The Muslim World. Vol 2. 2005, № 95.
Бат-Йеор. Зимми: евреи и христиане под властью ислама. Т. 1. Русское издание: Иерусалим, 1991.
Бенбасс, Э.; Родриг, А. Евреи Леванта. Сефардская община в XIV – XX вв. М., 2001.
Дубнов С.М. История евреев в Европе. Т. 3. – М., 2003.
Ковалева Д. Еврейские женщины в системе управления Османской империей в XVI веке – прецедент или явление? Доклад представленный на XV Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов». Москва, апрель 2008. Тезисы доступны в качестве Интернет ресурса: ссылка скрыта
Коран. Пер. Ю.И. Крачковского.
Мец А. Мусульманский Ренессанс. – М., 1961.
Смирнов В.Д. Грамота султана Османа II-го семейству iудейки Киры // Восточные Заметки. Сборник статей исследований профессоров и преподавателей факультета восточных языков Императорского С-Петербургского университета. – СПб, 1895.
Фрейденберг М. Евреи на Балканах. На исходе средневековья. –Москва – Иерусалим, 1996.
Борнштейн-Маковецки Л. Еврейское общинное самоуправление на Ближнем Востоке с конца XV по XVIII вв. Докторская диссертация. Университет Бар-Илан, 1978. [на иврите].
Гербер Х. Евреи Османской империи в XVI–XVII веках: экономика и общественная жизнь. – Иерусалим, 1983. [на иврите].
Динур Б.-Ц. Израиль в Галуте. Т. 1. – Иерусалим, 1961. [на иврите].
Йосеф ха-Коэн. Эмек ха-Баха. Торонто,1992. [на иврите].
Розанес С.А. История евреев Турции. – София-Иерусалим, 1905–1945. [на иврите]. Т. 3.
Самбари Й. Сэфер диврей Йосеф. – Иерусалим, 1994. [на иврите].
Шпигель Г. Еврейка из Константинополя – история Эстер Киры (1539–1592) // Махут. 1998, №20. [на иврите].

А.В. Псянчин

ТЮРКСКИЕ НАРОДЫ УРАЛО-ПОВОЛЖЬЯ

В КАРТОГРАФИЧЕСКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ С.У. РЕМЕЗОВА

(КОНЕЦ XVII – НАЧАЛО XVIII в.)

Итогом развития картографии в Росси в XVII – начале XVIII столетия следует признать работы выдающегося русского картографа Семена Ульяновича Ремезова (1642 – после 1720). С.У. Ремезовым были созданы три атласа: «Чертежная книга Сибири» (1699–1701), «Хорографическая чертежная книга» (1697–1711) и «Служебная чертежная книга» (1702–1730).

Достоинством чертежей Семена Ремезова являются достоверность сведений и богатое содержание. В этом отношении его картографические работы существенно превосходят более поздние карты Сибири петровских геодезистов. В этих чертежах, насыщенных большим количеством экономических, этнографических, исторических, политических, военных, археологических, статистических и других показателей, можно справедливо усмотреть проявление комплексного картографирования. Показанные на чертежах физико-географические данные сочетаются с отображением и описанием многочисленных исторических, историко-этнографических и этнографических сюжетов. При этом отмечаются расселение коренных этносов и русских, численность и миграция населения, этнический состав, политико-административное деление, места кочевий, данные о ясачном обложении. Краткие надписи на чертежах характеризуют ряд исторических событий, касаются отдельных сюжетов присоединения и освоения Сибири, некоторые из них основаны на местных преданиях, отмечаются места археологических находок.

Наиболее массовым источником информации для С.У.Ремезова служили материалы земельных и военных рекогносцировок («доездов»), описаний военных операций, опросы служилых людей, расспросы местных жителей («уроженцев», «старожилов»), путешественников («бывальцев»), сведущих людей («ведомцев»). Значительную долю информаторов составляли представители коренных народов.

В данной работе рассматриваются карты, несущие этническую нагрузку, т.е. показывающие расселение тех или иных народов. Из всех картографических произведений С.У. Ремезова, выдающимся вкладом в развитие отечественной этнической и тематической картографии является «Чертеж и сходство наличие земель всей Сибири, Тобольска и всех розных градов и жилищ и степи». Этот чертеж является итогом русской этнической картографии на рубеже XVII–XVIII вв. и фактически самой ранней сохранившейся отечественной этнической картой. Он согласно русской картографической традиции, ориентирован по югу. Географической основой является «Чертеж всех Сибирских городов и рек и земель», отсутствуют все надписи кроме этнических. Ареал обитания каждого народа или этнической группы пронумерован. Всего пронумеровано 92 ареала, не пронумерованной осталась «З. (Земля – А.П.) Арбутска», под № 93 обозначены разные горные хребты, под № 1 показана Япония, но соответствующей надписи нет, и цифра 4 встречается дважды. Необходимо указать, что эти надписи отражают не только этнонимы, иногда они совпадают с местом обитания тех или иных этносов, и имеют географическую привязку, в других случаях надписи связаны с именами правителей и др. На чертеже впервые в истории отечественной картографии способом качественного фона показаны этносы и этнические группы, расселившиеся на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке, также важной особенностью этой карты является то, что на ней проведены этнические границы.

На чертеже показаны территории расселения башкир и тептерей ( З. Башкирска и закаменных и тептерска), чувашей (З. Чювашска), ногайцев (З. Нагайская), татары (З. Болгарска), З. Копчашска (Кыпчаки – скорее всего, башкирское или казахское племя кыпчак – А.П.) и др.

Необходимо дальнейшее источниковедческое изучение картографических произведений С.У. Ремезова, и в частности данной этнической карты, где отражены многие тюркские народы Северной Евразии. Так, карта имеет существенное значение для понимания и разработки проблемы тептярей, т.к. является фактически первым упоминанием о них в русской историографии и т.д.

Е.В. Лаврухина

СЕЛИМ III И ЕГО РЕФОРМЫ

В СОВРЕМЕННОЙ ТУРЕЦКОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Bu şehr-i Stanbul ki, bî-misl ü behâdır,

Bir sengine yekpâre Acem mülkü fedâdır,

Bâzâr-i hüner ma’den-i ilm ü ülemâdır.

Nedim

Это город Стамбул – бесподобный, роскошный.

Его камень земель всех Ирана достоин,

Рождаются в нем люди новых исканий,

А на базарах науки его – сущность всех знаний.

[Перевод наш – Е.Л.]

Приведенное выше стихотворение было написано поэтом XVIII века Недимом (1681–1730), кратко описывающее эпоху того времени. XVIII век, так называемая Эпоха Тюльпанов, заключает в себе поворотный пункт в истории Османской Империи. С одной стороны – это прекрасные архитектурные строения, многочисленные открытия, расцвет искусства, поэзии и науки. «Османский Ренессанс» [1, c. 12] – так назвал эту эпоху профессор Алладин Ялчынкая; с другой же стороны – это начало больших затрат на придворную роскошь, расточительства, гниения империи изнутри, гнета народа, увеличения налогов, и краха государства в целом [2, c. 55]. Символом этого столетия стал тюльпан, отображающий все изящество и изысканность манер того времени.

Что послужило причиной такой любви и приверженности к цветку, его воспевание, украшение им без того пышных одежд, как придворных, так и самого султана? Сам цветок пользовался большой популярностью не только в XVIII веке, но и на всем протяжении турецкой истории, начиная с пришедших в Анадолу Сельджукидов [3, c. 109], продолжая личным указом завоевателя Мехмета Фатиха украшать новопостроенные парки тюльпанами [4, c. 459] и заканчивая настоящим временем. Одной из причин такой рьяной любви османов к цветку является то, что слова «Lâle» и «Allah» содержат одинаковые арабские буквы: «لا له» и «الله» [4, c. 460]. Если же читать слово «Lâle» наоборот – т.е.«هلال» – «Hilâl», то оно будет означать «Месяц», который в свою очередь являлся эмблемой Османского государства [4, c. 460].

Период «Лале Деври» начинается в 1817 году с подписанием Пассаровицкого мира (1718 г.; завершает войну Турции с Венецией (1714–18) и Австрией (1716–1718)) и заканчивается кровопролитным восстанием Паторона Халиля в 1730, которое повлекло за собой многочисленные изменения и реформы [5, c. 89].Это восстание, считает профессор исторических наук Сонгуль Чолак, было в крайней степени правомерным и сообразным; оно было яркий взрывом за все столетие угнетенной и подавленной жизни османского народа [6, c. 175].

Что же представляла собой Османская империя в «эпоху тюльпанов»? «Как будто народ восстал против государства, а государство – против народа» [7, c. 16] – так можно кратко охарактеризовать ситуацию империи начала XVIII в. Оттоманское государство, прославленное многочисленными военными победами и наводившее ужас на соседние государства, было достаточно замкнуто в себе. Оно игнорировало какие-либо вмешательства, как в свою социально-политическую систему, так и культурную. Однако, ввиду внутреннего кризиса и военных неудач XVIII в., империя невольно обратила внимание на своего соперника в лице Запада, который в последствии стал ее союзником. Именно в этот период османы начинают проявлять интерес к западной культуре и даже заимствовать европейские одежды, вещи обихода и картины [1, c. 189].Последствия же этого заимствования были весьма разнообразными, подчас неожиданными.

Западные направления послужили одной из причин начала реформирования увядающей империи. И, таким образом, термин «Османские Реформы» стал тождественным термину «Османская Европеизация» [8, c. 16]. Конечно же, реформаторство Османской империи не было самопроизвольным или спонтанным. Наоборот, оно было вызвано как внутренними, так и внешними факторами. Самый главный внутренний фактор – это постепенный регресс государства, корни которого уходят еще в XVI век. И так, на протяжении двух веков османская Турция, «варясь в собственном соку», медленно переживала упадок, который в свою очередь послужил сильнейшим толчком к коренным переменам.

Многие турецкие ученые, описывая былую мощь и силу Османской империи, выделяли несколько причин ее кризиса. Одной из таких причин была «недооценка стран Западной Европы, и государство как бы «закрылось в себе». Попытки возродить былое могущество стали предприниматься еще в XVII веке, но не увенчались ожидаемым успехом. И только в XVIII веке, отказавшись от прежних стереотипов, османские правители стали проводить реформы по вестернизации империи» [9, c. 23]. Эти изменения турецкие историки так или иначе связывают с общественным строем классического периода. То есть, сами «классические целостные институты» XVI века продолжали существовать, однако дальше их функции и содержание претерпели серьезные изменения [9, c. 23]. Что же касается перемен и преобразований XIX и XX веков, то они являются результатом прогресса и реформ XVII и XVIII веков. Хотя, некоторые турецкие историки считают, что «истинная реформация и модернизация начинается лишь в эпоху Танзимата» [10, c. 45], тогда как профессор Анкарского университета Гази Мухаммет Шахин раскрывает и показывает в своей работе попытки реформ в османском обществе, начатые еще в XVII веке, упоминая таких личностей, как Султана Мурада IV(1609–1640), Кочи Бея (? – 1650), Катиба Челеби (1609–1657). В любом случае, авторы едины в том, что европеизация носила вынужденный характер и не была результатом любви Османов к Западу [9, c. 24].

Рассматривая изменение менталитета и вестернизацию в целом, можно выделить несколько общих тенденций. Самым главным фактором изменения взглядов Османов на Европу Шахин выделял их военные поражения. И поэтому первые перемены были, по его мнению, связаны с армией и военной службой: создание роты «Humbaracı» (использующие ручные гранаты, вылитые из железа или бронзы – Е.Л.), открытие «Школы геометрии», где военные обучались математике и естественным наукам. «Эта школа является первым техническим учебным заведением Турции» [11, c. 4]. Важен и тот момент, что в это время начинается активный сбор сведений и знаний о европейских достижениях в военной области – это многочисленные рапорты, доносы и описания, привезенные уполномоченными представителями, как Ибрагим Мутеферрика (1674–1745) и Конт Бонневвал (1675–1747) , более известный под именем Ахмет Паша. Шахин также говорит об угрозе со стороны Российской империи, что играло немаловажную роль в последующем реформаторстве [9, c. 30]. Большое значение, на его взгляд, имела и русско-турецкая война 1768–1774 гг. В этот период была создана “Mühendishane-i Bahri-i Humayun” («Султанская Высшая Школа Мореплавания»), которая являлась предшественницей современной Военно-морской Школы Турции [9, c. 30]. Не обошлось и без внешнего воздействия: заинтересованность Франции в укреплении Османской империи можно объяснить ее желанием оградиться от Российской империи, тем самым защитив свои земли и обеспечив свое господство на Среднем Востоке. Поэтому французская сторона посылала как можно больше офицеров и деятелей наук, открывала свои посольства, оплачивала обучающие курсы. В целом, автор освещает классическую эпоху Османской империи [9, c. 32].

Шахин не ограничивается лишь переменами в военном деле, а затрагивает и культурные сферы, объясняя это тем, что Османы хотели изучить Европу с разных сторон. Тому свидетельствуют сведения, собранные уполномоченным послом Османской империи во Франции Йирмисекиз Мехмет Челеби (1660–1732) – «довольно впечатляющие парижские дворцы, опера, сады и типография» [9, c. 32]. Автор также отмечает большой прогресс в типографии, благодаря которому, по его мнению, стало возможным более близкое знакомство и следование турецкой интеллигенции западному прогрессу. Автор отмечает, что наряду со знакомством с Европой османские правители стали подражать системе европейской дипломатии, что способствовало изменениям в менталитете самих падишахов. Вообще, до конца XVIII в. Османское государство не знало дипломатии в том смысле, как ее понимал Запад. Отсутствовал ее основной элемент – наличие дипломатических представительств в других странах и, на основе взаимности, наличие в Османской империи дипломатических миссий других государств. Империя подвергалась критике в основном за то, что она не воспринимала и не осуществляла дипломатическую деятельность в понимании Европы. Но наряду с этим можно сказать, что в периоды усиления Османской империи и отрыве от европейской дипломатической практики были свои положительные моменты. «Не будучи связаны по рукам политическими и дипломатическими играми и обязательствами, Османы получали возможность свободы действий» [12, c. 230].

Европейское влияние также прослеживается и в архитектуре империи. Яркий тому пример – садовый павильон Sâdâbât Köşkü, мечеть Nuruosmaniye Camii, построенная в стиле барокко, гробницы и комплексы дворы при мечетях [12, c. 230]. Мухаммет Шахин подчеркивает, что «начавшееся в XVIII веке знакомство с Европейской культурой становится причиной изменения менталитета османских правителей на «западный лад» и уже в XIX веке переходит в свою очередь в широкомасштабную вестернизацию» [9, c. 35].

Профессор Мармарского Университета, член исторического общества Турции (TTK) Абулькадир Озджан говорит о предпосылках реформ, начатых еще в XVI веке. Неудачу реформ XVII века автор объясняет «привеженностью османов к Kanun-ı Kadim («Kanun-ı Kadim» – свод законов и наказаний преступлений в финансовой сфере и системе управления. Варианты такого свода законов были составлены еще во времена Мехмета Фатиха (1430–1481) и Сулемана Кануни (1495–1566). Другое его название «Kanunname-i Osmani» – Е.Л.). Но, начиная с XVIII века, это мировоззрение претерпело изменения; и главной задачей турецких послов во Франции было разведать и принести все лучшее европейское в систему Османской империи» [13, c. 95]. Далее автор весьма схож в своих рассуждениях о французско-турецких отношениях с Шахином. В оценке Озджана, Османская империя начала осознавать не только свое несовершенство, но и отставание от европейских стран, что привело к различным последствиям, одним из которых было и то, что вместо религиозных тем стали обсуждаться темы светского характера, а также политические сплетни, что стало основным занятием османов. Излюбленным местом таких разговоров стали так называемые кахвеханелер (небольшие кафе, где продавалось кофе – Е.Л.), количество которых с каждым разом возрастало.

Высокую оценку преобразованиям XVIII в. дает известный историк Шакире Полат. Он отмечает, что провозглашение Турции государством в 1923 году не было бы возможным без вестернизации. Именно в это время Османская империя повернулась к Западу, и, что главное, «увидела» его: появляются такие термины, как демократия, народный суверенитет, монархия, аристократия, парламент [14, c. 24]. Автор считает, что именно поиски решений возникавших на протяжении столетий проблем, а именно нововведения и первые реформы, приоткрыли двери в мир демократии и стали первой попыткой разделения властей. В качестве доказательства автор приводит такие документы, как созданный во времена Мустафы IV Şer’i Hüccet (вид официальной клятвы, обязательной для падишаха во время унаследования престола о том, что он будет нести ответственность за народ и будет «пользоваться» властью, исходя из канунов Шариата – Е.Л.) и Sened-i İttifak (официальный договор о разделении властей между падишахом и классом «Ага», а также признание ими власти друг друга в конкретных областях – Е.Л.).

Очень интересна работа Салима Айдуза, историка живущего на данный момент в Объединенном Королевстве. Работа была написана в декабре 2006 года и заключалась в исследовании протекании новых европейских технологий в Османскую империю. Ссылаясь на известного профессора исторических наук и члена Организации Исламских Конференций Экмеледдина Ихсаноглу, автор выделяет три основных канала, по которым Османский мир получал новые европейские достижения: переводы научных европейских книг, рапорты и описания османских послов в Европе и те образовательные центры, которые были открыты в конце XVIII – начале XIX века [15, c. 5]. Как считает автор, все оттоманские науки брали свои истоки из религии, т.е. ислама, и османы не считали нужным делать новые открытия и даже не намеревались передавать свои знания следующим поколениям. Османские султаны и улемы также считали, что Запад вряд ли мог дать им что-то новое – настолько самоуверенной была их внутренняя политика. Точкой поворота автор считает XVII век – именно тогда это мировоззрение начинает меняться ввиду неудачных военных походов в Европу, которая в полную силу показала, насколько развита она была на то время. Айдуз отмечает особую роль Эпохи Тюльпанов, т.к. именно в это время были предприняты первые шаги в знакомстве Османского государства с Европой. В это время, говорит автор, комитеты, учрежденные садразамами, наряду с переводимыми ими трудами исламского мира, стали обращать внимание на труды Запада [16, c. 14]. Автор отмечает особую роль иностранцев, «приехавших в империю по различным причинам: будь то рабы с военных походов, то официальный военный персонал» [15, c. 16]. Прежде всего это: Ибрагим Мутеферрика, Клод-Александре Комте де Бонневал, а также Барон де Тотта, кто первый познакомил османских «аскеров» с техникой производства оружия тяжелой артиллерии. Автор солидарен с идеями Стэнфорда Шоу и его работой “Учреждение новых османских военных корпусов под руководством султана Селима III (1789–1807)”. Далее он переходит к другому каналу передачи знаний – переводы с европейских языков, которые также сыграли немаловажную роль в культурном и технологическом обмене конца XVIII века. Эти переводы, по мнению автора, были сфокусированы на четырех дисциплинах: астрономия, география, медицина и, конечно же, военная сфера – тяжело-артиллерийское оружие [15, c. 16]. Затем автор подробно останавливается на каждом из четырех пунктов. Следует отметить, что открытие Коперника, вызвавшее столь бурный протест в католической Европе, также имел большое влияние и на уже знакомое с астрономией османское общество, а именно его философский и религиозный аспект. В исламе не было возражений по поводу гелиоцентрической системы Коперника, и поэтому ее восприняли как достоверную. Хотя, по словам автора, основной целью перевода трудов по астрономии было исправление ранее допущенных ошибок в области этой науки [15, c. 16]. Еще один аспект – медицинские знания. Если раньше османские «лекари» основывались только на традиционную исламскую медицину, то в конце XVIII века они также начинают пользоваться переводами европейских «целителей», сопоставлять свой опыт с их. Наиболее важными трудами этого времени были «Dusturu Vasim fi tibb al-jadid wa’l - kadim» («Список основных понятий в современной и традиционной медицинской науке»), «Vasilat al matalib fi ilm al-tarakib»(«Средства и порядок, нужные для получения медицинских составов») и «Tibb-i Kimya-i jadid» («Современная химическая медицина»), составленные ведущим врачом того времени Аббас Весимом б. Абдуррахманом Эфенди в конце XVIII века. Еще одно достижение того времени в области медицины – открытие кругов кровообращения видным врачом того времени Шупхазаде Абдулазиз Эфенди, который написал свой «Kitaat-i Nakaha fi Tarjama-i Kalimat-i Boerhaave» («Приятные мысли на тему переводов сочинения Боерхави»), основываясь на опыте европейского врача Хермана Боерхави. В оценке автора, география имела огромное значение в военной тактике османов, а также в религиозном плане – направление расположение священной Каабы при молитве. Он выделяет переводчика этой сферы – Османа Абдулменнана. Салим Айдуз пишет: «Государство османов не ставило своей задачей перенести все открытия европейской культуры полностью и не проводило какую-либо систематическую политику по присвоению этих открытий; оно только пользовалось ими в своих практических целях и только ради своей выгоды» [15, c. 16].

В целом, XVIII век – время, когда Европа начинает в особенно тщательном порядке изучать не только внутренние ресурсы, но и внешние: другие страны и общества, в которые входила и Османская империя. Истощенное Оттоманское государство с одной стороны и развивающаяся и интересующаяся другими нациями Европа с другой – вот что в большей степени способствовало сближению двух совершенно различных, порой воюющих континентов, постепенному размыванию их стереотипов и табу по отношению друг к другу. Иммено в это время империя, законы которой служили традиции, а единственным путем – «газават», впервые приняла на свой трон султана, который был воспитан на европейский лад. С одной стороны, общество оценило его старания пустить время вспять и вернуть былую мощь империи, с другой же – оклеветало его «безбожником», лишив самого дорогого – собственной жизни.

Итак, в чем же состояла задача Селима III? На сегодняшний день существуют разные мнения и ответы на этот вопрос.

Как пишет историк Энвер Зия Карал, во время правления Селима III, который должен был стать «покорителем мира» [17, c. 15], имели место быть две важных задачи: сохранение всего, что есть, и создание нового фундамента государства. Султан отличался творческой натурой и рациональным мышлением, и поэтому был избран для реформаторской миссии. По словам автора, одним из приоритетных пунктов в политике Селима III была забота о народе, которому он посвятил свои следующие строки:

Layık olursa cihanda bana taht-ı şevket

Eylemek mahz-ı safadır bana nasa hızmet [17, c. 16].

По велению судьбы, вставши на престол,

Народу своему служить мне

Милее будет всех похвал.

[Перевод наш – Е.Л.]

Идеи реформирования государства, как считает автор, были в крови у маленького султана, ведь его отец Мустафа III, еще будучи у власти, много сил и средств потратил на возрождение империи. Мустафа III часто брал своего десятилетнего сынишку на политические собрания, где и решалась судьба империи [17, c. 62]. Таким образом, Селиму III было завещано быть великим реформатором. Не обошлось и без тех, кто явно противился введению нового порядка, объясняя свое поведение «болезненным состоянием» Османской империи. У султана был единственный и решительный ответ на их заявления: «кроме смерти, все болезни излечимы» [17, c. 62]. Карал пишет, что султан на то время был весьма реалистичен в своей оценке, но в своих поступках, к сожалению, он больше опирался на чувства, чем на знания. Был подготовлен свод законов «Нового Порядка», осуществление которого было весьма сложным. «Для полного функционирования законов «Низам-и Джедид» было нужно следующее: наличие сильной реформаторской силы в лице султана и его придворных, одобрение и принятие этих законов со стороны интеллигенции, а также мирная обстановка в стране. Однако, ни первого условия, ни второго, ни третьего в период правления султана Селима III не наблюдалось» [17, c. 81], поэтому, по словам автора, стать «покорителем мира» Селиму III так не удалось. Проигранная русско-турецкая война и проникновение русского флота в босфорские воды негативно повлияли на общественное мнение. Селим III был обвинен в безбожии и его «Низам-и Джедид» был признан причиной окончательного краха империи [17, c. 81].

Вообще, первым, кто использовал термин «Nizam-ı Cedid» («Новый Порядок»), по мнению Абулькадира Озджана, был протестант Де Рокнефорт. В своем «новом порядке» Рокнефорт говорит об относительном сходстве идеологий протестантизма и ислама, предлагает свой выход из экономического кризиса империи путем продажи дешевого сырья в Европу. Ибрагим Паша, оценив идеи протестанта, выдвигает их на Высшем Собрании («Dîvân-ı Hümâyûn»). «Но эти идеи так и не были осуществлены из-за высокой коррупции в Османском государстве и французского фанатизма» [13, c. 34].

Достаточно подробный взгляд на Селима III, как реформатора и личность, принадлежит доктору наук, профессору Сельджукского университета – Гюлю Акйилмазу. Прежде всего, автор обращает внимание на возраст султана. Ему было всего лишь двадцать восемь лет, и на его плечи упал такой большой груз, как реформаторство отставшей и угнетенной, насквозь прогнившей Османской империи. Его «Nizam-ı Cedid» включал не только реформы в области военного дела, но также перемены структуры общества в целом – ему удалось открыть так называемый «железный занавес», отделявший Оттоманское государство от Запада [18, c. 664]. Автор упоминает «дипломатическую реформу» султана: открытие османских посольств в Лондоне, Париже, Берлине, Венне, Амстердаме. Что интересно, автор, ознакомившись с трудами известных англоязычных историков Бернарда Льюиса и Стенфорда Шоу, говорит об их ошибочном мнении о «дипломатической реформе». Они считали, что османские послы в своих рапортах сообщали больше ненужной информации, как, например, описание театров, блюд, модных одежд. С одной стороны, говорит автор, это было вызвано нежеланием Порты испортить отношения с Францией, а ни как не «глупостью» или некомпетентностью послов [18, c. 663]. Подводя итоги, Акйилмаз определяет период правления Селима III как целую эпоху, занимающую место между Эпохой Кёпрюлю и Эпохой Танзимата.

Интересна точка зрения нашего современника, известного историка Эждера Окумуша. Он рассматривает реформаторство со стороны национализма и светскости того времени. Националистические мысли, распространившиеся в большей степени в XIX веке, зарождаются еще в XVIII веке со времен «французских смут» (предвестники Французской революции). Первыми носителями националистических идей, по словам автора, были христиане, жившие на территории Османской империи. Затем это мировоззрение передалось и мусульманам и набрало большие обороты уже к XIX веку во время греко-турецких войн [19, c. 9]. Автор отмечает, что Селим III был весьма впечатлен идеями французских переворотов, поэтому поставил на повестку дня такую важную тему, как отношение религии и государства. Конечно же, говорит автор, нельзя назвать Османскую империю светским государством; но важно то, что именно в те годы впервые была выдвинута тема отделения религии от государства, а если быть точнее, то ее «неотделение», обеспечение их прочной связи. То есть, султан пытался как можно крепче соединить эти два института.

У Ахмета Расима на этот счет есть свое мнение. Реформы «Нового порядка» он считает ничем иным, как еще одной попыткой султана Селима III удержаться у власти. «К этому времени реформы «Низам-и Джедид» вместо того, что бы сохранить янычарские корпуса, были нацелены на спасение самого султана» [7, c. 15]. С одной стороны, это было правильным решением, потому что для подчинения страны и осуществления своего «порядка» султану была необходима опора и защита, роль которой превосходно исполнилась бы армейскими подразделениями. Как мы увидим дальше, роль армии и военного командования будет выходить на передний план турецкой истории еще не один раз. Автор поддерживает реформаторские шаги султана, говоря о том, что «действительно, иметь при себе дисциплинированную и сильную армию – как показывают и события современности – это залог существования успешного государства» [7, c. 16]. Анализируя действия реформатора, автор описывает поведение придворных: «не успел новый султан [Селим III] взойти на престол, как ему прислуживающие лица стали с большим уважением исполнять его приказы» [7, c. 16]. Причина этого, по словам автора, крылась в новом режиме империи – начался период «наград и казней, которые, словно два крыла, помогали умирающей птице взлететь повыше» [7, c. 16]. Этот период, пишет автор, был удачным случаем для искоренения своих недругов и оппозиционеров в лице Терсане Эмини Селим Аги и его сына Назифа. Их казнь послужила официальным «уроком для других, не хотевших подчиниться Новому порядку» [7, c.17]. Однако, Ахмет Расим не забывает и сподвижников султана, которые играли немаловажную роль в переменах исследуемого периода. «По существующим историческим источникам мы можем говорить о двух силах, способствующих процессу реформ. Первая сила – сам султан с его реформаторским настроем и принципами, вторая сила же – помогающие султану государственные деятели» [7, c. 29]. Среди таких лиц автор выделяет садразама Салих Пашу и составленный им «султанский указ», в котором излагались последствия и наказания за недобросовестную государственную службу.

Подробный анализ личности и реформаторской деятельности султана Селима III можно проследить в двухтомной истории Турции под редакцией Экмеледдина Ихсаноглу. По его мнению, на плечи молодого султана легла тяжелая ноша: проигранные войны, отсталость страны и кризис социальной, экономической и политических сфер империи. Реформатор должен был поднять государство на высокий уровень, что бы оно смогло идти «в ногу с Европой, развивая науку, искусство, торговлю – в общем, «цивилизацию» [20, c. 74]. Таким образом, султану предстояло проведение «глубоких реформ, направленных на коренное решение проблем» [20, c. 79]. Но, как отмечает автор, поначалу под влиянием военных поражений не чувствовалось заметной отрицательной реакции на создание «нового порядка», то есть, Селим III пользовался уважением и авторитетом среди народных масс. Однако, «новые правила» «не пошли дальше некоторого упорядочения в рамках старых устоявшихся принципов» [20, c. 79] и потерпели фиаско. Причиной этого автор считает «народное раздражение и недовольство Селимом III и, косвенно, деятельностью сторонников «новой системы» [20, c. 79], которое достигло критической точки и подготовило почву для янычарских волнений и выступлений. Султан, избегавший, в оценке автора, применения силы и движимый «ненужным в данном случае чувством милосердия», отменил все меры по осуществлению «новой системы» и «отдал реформы и реформаторов, как и собственно судьбу, на милость оппозиции». Однако, на наш взгляд, не стоит винить и презирать султана за его политические неудачи, имевшие место на фоне кровавых переворотов и дряхлеющей империи. Селим III внес свою неоценимую лепту в процесс реформаторства всего Востока. К таким выводам мы пришли исходя из анализа второго тома по «Истории Османской культуры» под редакцией того же автора. В годы правления султана Селима III наблюдается культурный подъем османского общества. Прежде всего, это развитие наук, а в частности, математики, физики, географии и медицины. Годы правления Селима III подарили османскому обществу таких известных исследователей, как Мехмеда Челеби, Шехризаде Саида, Катиба Челеби, Ибрагима Хаккы и Османа Абдул-Меннана [21, c. 435]. Автор также упоминает стекольную фабрику на берегу Босфора, которая была построена именно с указа Селима III и которая, к тому же, продолжает функционировать и по сегодняшний день [21, c. 475]. Таким образом, «культура восточных Османов превратилась в культуру Османов западных» [21, c. 476].

Известный турецкий исследователь и доктор юридических наук Бюлент Танер посвятил целый раздел своей монографии оценке личности и деятельности султана Селима III. Прежде всего, пишет автор, следует охарактеризовать деятельность Селима III как «положительное начало» [22, c. 305]. Основные два принципа, на которые опирался султан, «были «вестернизация» и «правовой порядок» [22, c. 305]. Реакционным действием на эти принципы послужило выступление Мустафы Кабакчи, под предводительством которого был свергнут султан. Однако, по утверждению автора, восстание Мустафы Кабакчи весьма отличалось от восстания Патрона Халиля, произошедшее еще в начале XVIII в. Главное их отличие в том, что на стороне первого выступали не только недовольный народ и янычары, но и находящиеся у синекуры религиозные деятели, т.е. оппозиция. Вопреки утверждениям всех остальных своих коллег Танер пишет, что Селим III при проведении реформ за основу брал не народ, а государство [22, c. 40], и ставил себе цель сохранить «угнетающий» политический строй Османской империи. Весь период нововведений автор называет «калькированием строя и нравов европейских государств» [22, c. 40]. Тем не менее, Танер считает Селима III «первым серьезным реформатором Османской империи» [22, c. 33].

Тема улемов и оценка личности Селима III также присутствует в монографии профессора политических наук Стамбульского университета Т.3. Тунайя под названием "Процесс вестернизации в политической жизни Турции", где анализируется процесс становления и развития государственных институтов и конституционного права, а также «эволюция взглядов турецких государственных и общественных деятелей на отношения личности и государства, прерогативы государственной власти и права человека на возможность, целесообразность и методы заимствования у буржуазного Запада его политического устройства, идей науки, техники и культуры с XVIII в. до конца 50-х гг. нашего столетия» [23, c. 11]. Что интересно, султан выступает у автора некой «надсословной» силой, существующей как бы отдельно от остального государства, в чем и заключалась, по мнению автора, неудача его преобразований.

Подводя итог, можно отметить единство мнений авторов в том, что во время правления султана Селима III в государственном управлении империи царил настоящий хаос, и правовой механизм империи не мог работать в полную силу. Турецкие авторы признают, что принятые султаном меры не пошли дальше банального упорядочивания старых принципов и законов, но все же попытки наведения дисциплины и восстановления авторитета власти привели к некоторому умиротворению и порядку внутри увядающей, но в то же время неутихавшей от кровопролитных восстаний империи.

Blog

Вопросы историографии и источниковедения

Содержание