Новая книга дает ответы почти на все вопросы

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   23

- Заблудился в лесу, - проговорил я. - Ночью отошел от костра и дальше не помню...

Видимо, участковому не очень-то хотелось вдаваться в подробности и версия моего соседа по палате для него была убедительной, по крайней мере, пьянкой он мог объяснить, почему я оказался в тайге. И мне она понравилась (причем так, что я потом с легкой руки старика действие романа перенес на Чердынь, Колву и Вишеру), однако "признаваться" впрямую нельзя и отвечать следует, ничего не утверждая.

- Ну, когда у тебя память отшибает? После бутылки? Двух?... Сколько выпили-то?

Я вспомнил, о чем просят студенты, когда попадают в вытрезвитель.

- Очень прошу вас... Не сообщайте в университет. Могут отчислить, много пропустил...

Участковый начал воспитывать, и это был хороший признак.

- Нажрался, заблудился, теперь из-за тебя надо сан-борт в райцентр гнать! А ведь не пацан, тридцать три года!

- Не надо санборт, - попросил я. - Отлежусь немного и уеду сам.

Только не сообщайте...

- На чем уедешь? Весна, дороги развезло и ни одного моста на речках.

- Да уж, нынче весна так весна. - добавил старичок. - Зима снежная была, в горах столько навалило...

- Нет уж, отправим, и еще вертолет оплатишь! - заявил участковый.

- Откуда деньги? На стипендию живу...

- Привыкли! Если студент, значит, никакой ответственности!

Отпустят волосья и ходят, недоросли, мать вашу...

- Чего уж так-то? - опять вступился дедок. - Ну, бывает, ошибся молодой человек. Все мы не святые...

- Ладно, отлеживайся, - слышно было, участковый сумку взял с тумбочки. - До чего себя довел, а? Дистрофик!... Хоть понял что-нибудь?

- Понял, на всю жизнь наука, - забормотал я ему в след. - Спасибо!

- А ты ведь не по пьянке в горах-то оказался, - уверенно сказал наблюдательный дедок, когда тот вышел. - И никакой ты не студент. Я их за версту чую.

- И тебе спасибо, дед, выручил. - Я сел на кровати, спустив ноги.

- Любопытно мне, как бы отбрехиваться стал, спроси он про глаза?

Отчего они заболели-то? Сразу оба на ветку наткнул? Или сор попал?

Может, трахома?

- Не знаю, что-то сделалось...

- Зато я знаю. У тебя глаза свету боятся, верно? Если б ты все время на свету был, с чего бы забоялись-то? Значит, долго в темноте сидел, глаза и отвыкли. И выходит, ты не по тайге плутал, а где-то под землей, в пещерах.

- У тебя железная логика, Григорьич.

- Да, логика есть - зубов нету, - мгновенно ответил он. - И долго плутал ты, пожалуй, месяцев пять.

- Не угадал. Всего три недели...

- Это ты милиционеру скажешь, три. Волосы-то у тебя темные и только концы на солнце выгорели. Значит, на четверть отросли без света.

- Сейчас так модно, я концы обесцветил.

- Чем обесцвечивал-то?

- Перекисью.

- А, тогда конечно, - будто бы удовлетворенный моим сообщением, старичок замолчал.

- На улице сейчас темно? - спросил я.

- Да уж первый час, пора спать ложиться. Больница хоть и поселковая, а соблюдать режим надо. Я ведь завтра домой! Доктор здесь строгий. Обычно за нарушение режима выписывают, тут наоборот... А я так по дому соскучился.

- Тогда выключай свет и ложись.

- И то верно. - Он простучал пятками и щелкнул выключателем. - Сплю я крепко, ничего не слышу, так что... А пещера есть, длинная, со всякими ходами. Ее только местные знают, и то не всякий... Зайти можно от истока речки Березовой. Значит, автобусом до Вижая, а там пешочком верст тридцать будет. Думаю, туда тебя занесло, а куда еще? В нее ведь попадешь, так можно не то что пять, и десять месяцев блукать. Один раз я залез - мать родная!

Не договорил и заскрипел сеткой кровати.

- Спасибо, Григорьич.

Стянуть повязку с головы не удалось, глаза замотали профессионально, пропустив бинт под волосами. Я нашел узелок, раздергал его и раскрутил повязку, под которой оказалась еще и бумага, вероятно, светонепроницаемая.

И разлепил веки.

Прежней нестерпимой боли я не ощутил, хотя глазницы начинало ломить от легкого движения глаз, полос и черных зигзагов тоже не было - окружающий мир оказался залитым молочными, непроглядными сумерками, в котором я не увидел даже своих рук, поднесенных к лицу. Проморгался, протер глаза - бесполезно...

Подождав, когда дедок засопит, я встал на ноги, сделал два шага - вроде, ничего, даже не качает, только суставы скрипят. Нащупал перед собой тумбочку, за которой оказалось окно - обыкновенное, деревенское, с выставленной зимней рамой и услышал за стеклом шелест листвы.

Все-таки была весна...

Значит, я пробыл все это время в копях. Как в детстве, когда ушел на Божье озеро всего на несколько часов, а вернулся на третьи сутки...

Нет, я допускал, что такое возможно, поскольку уже во второй раз испытывал этот мощнейший сбой во времени; другое дело, в тот момент, как и в возрасте шести лет, не мог объяснить, как и почему произошло его замедление. Ни себе, ни окружающим. Что это, особое состояние материи в зонах глубинных разломов? Иное положение солнца относительно каких-то определенных точек на Земле или какое-то необычное, аномальное явление?

Почему-то ведь кажется, что над Манарагой в полдень солнце входит в зенит, будто на экваторе? И отчего только из единственной точки можно наблюдать потрясающий восход солнца и открывающийся в это время космос?

Потом, когда я начал "собирать" и рисовать карту Путей и Перекрестков, часто вспоминал это свое напуганное состояние и рой противоречивых, сумбурных мыслей, которые и дали первый толчок. Именно там, в больнице, после пробуждения (а я до сих пор уверен, что спал и не терял сознания), и возникла догадка о существовании Путей, которые мы когда-то ходили искать с дедом и долго ждали Гоя на Змеиной Горке.

И там же, в больнице, вспомнил о Тропе Трояна и о "вечах" его, упоминаемых в "Слове о Полку Игореве". Текста я не знал наизусть, и будучи слепым, "увидел" его в своем воображении и прочитал дословно нужные места. (Потом проверял, оказалось точно.) Вещий Бонн, певец старого времени , ходил по этим Путям, "свивая славы оба полы сего времени , рища в тропу Трояню черес поля на горы".

Две полы времени! (Полы - нижняя кромка плаща, одеяния, касающаяся пола или земли и обязательно распашного, иначе будет подол ). Две части одного целого , но не половины, как день и ночь в сутках, как два крыла у птицы! Одно для тех, кто стоит на Путях и находится в другом измерении, второе - кто их не ведает и живет по текущему времени, по часам, дням, временам года. И потому "Были вечи Трояни, минула лета Ярославля..."

Меня настолько захватили эти мысли, что не заметил, как началось утро, и мало того, не засек момента, когда восстановилось зрение.

Спохватился, увидев багровый восход за окном и понял, что вижу давно, как только начало светать. Правда, мир еще казался мутным и колеблющимся, словно виделся через чужие сильные очки, но уже виделся!

И не успел толком порадоваться, как услышал голос дедка:

- А теперь завязывай глаза. Видишь, солнце белеет?


***


Доктора мы ждали все утро, но в палату то и дело заходила медсестра - приносила градусники, завтрак, ставила капельницу, потом прибежала с ведром и шваброй, взялась протирать полы. Мой сосед по палате начинал весело сердиться, поскольку в сторону его деревни лесовозы идут только утром и другого транспорта не найти. Я же намеревался уговорить доктора, а если нет, то прикинуться умирающим, чтоб доктор вызвал санборт и отправил в Красновишерск, откуда можно дать телеграмму, например в редакцию журнала, чтоб прислали денег.

Оттуда легче уехать. Мне не хотелось оставаться здесь ни на одну лишнюю минуту, потому что я уже видел роман "Гора Солнца" и мог читать целые страницы, не прилагая никаких усилий и даже не закрывая глаз, так как они забинтованы. Оставалось лишь перенести все из памяти на бумагу.

Я боялся расплескать это состояние, лежал неподвижно и распираемый восхищением, читал! И одновременно все сильнее чувствовал голод, потому что стакан жиденького бульона с сухариком был мне, как слону дробина, а медсестра ничего не хотела больше давать, ссылаясь опять же на доктора, мол, только он знает, какая диета положена дистрофику.

Наблюдательный дедок что-то заметил, спросил подозрительно:

- Ты чего это?... Губами шевелишь.

- Есть хочу, - сказал я.

- А! Я-то подумал, с головой что или молишься.

- Молюсь, чтоб врач приехал скорее.

Потом пришла сменщица медсестры, судя по голосу, пожилая тетка и сказала, что доктор может сегодня вообще не приехать, потому как принимает роды в дальнем поселке, а дорога разбита и обратно повезут на тракторе. На обед мне опять принесли бульон, и тут Григорьич не выдержал.

- Ладно, будь что будет. На вот, хлебай, - поставил мне тарелку.

- Так домой хочу - кусок в рот не лезет. Ешь, я у дверей постою.

Осилил всего половину порции, больше не влезло: похоже, желудок ссохся за ненадобностью. Отвалился на подушку, "открыл" страницу романа и ничего прочитать не смог, уснул мгновенно. И тут же чьи-то холодные, жестковатые руки оказались у меня на солнечном сплетении. Я инстинктивно оттолкнул их и услышал неприятный голос своего поводыря.

- Лежите, больной! Что такое? Капельницы срывает, термометры выбрасывает!

Вначале почудилось, она снится, потому что все осталось там, в подземельях, откуда меня вывели и, видимо, подбросили на дорогу, где проезжали геологи. Но в следующий миг я уловил знакомый запах вереска и привстал на локтях.

- Это опять ты?

- Молчите! - стальные пальчики до боли надавили мне на сплетение.

- Незнакомым людям следует говорить "вы". Тем более, женщинам.

Я умолк, вдруг подумав, что мог ошибиться, хотя казалось, и эти цепкие руки знакомы.

- Доктор у нас строгий, - подобострастно заметил Григорьич. - А и правильно, я считаю...

- И вы молчите! - бросила она. - Не мешайте!

Еще несколько минут тонкие сильные пальцы до хруста терзали мне грудную клетку, после чего я почувствовал ледяной кружок фонендоскопа на сердце.

- Меня нужно завернуть в горячую шкуру красного быка, - посоветовал я. - Наверное, у меня жила иссохла...

- Прекратите болтать! - словно плеткой стеганула, и я опять услышал голос поводыря, который спутать было трудно.

Потом она так же жестко прощупала суставы на ногах, зачем-то размяла подошвы и чуть пальцы не выкрутила.

- А что у вас с глазами? - как-то мимоходом и возмущенно спросила.

- Ничего. Завязали, сказали, не снимать.

- Кто накладывал?

- Сестра и накладывала, - пояснил дедок. - Зоенька. Должно быть, трахома у него сильная, раз света боится.

- Конъюнктивит, - с важным видом поправил я. - От грязи, наверное...

- От грязи! - передразнил доктор. - Зрение сохранилось? Видите что-нибудь?

- Вижу...

- Ладно, сестра наложит антибиотик, а пока не снимайте повязку. - Она набросила на меня одеяло. - Сан-рейс вызывала, будем отправлять в районную больницу.

Даже уговаривать не пришлось! Я схватил ее руку.

- Спасибо, доктор! Как вас зовут?

Она высвободила узкую и неожиданно мягкую ладонь.

- Не стоит благодарности, странник.

И в тот же момент вышла из палаты, оставив меня в замешательстве, и наблюдательный Григорьич тут же среагировал соответственно.

- Ишь как она тебя! Странник! И верно, кто странствует, тот и странник.

- Ты ее давно знаешь?

- А что, приглянулась? - ухмыльнулся он и ушел от ответа. - Гляди, уж больно властная. Должно, потому и замуж не берут...

Медсестра принесла мне старенькую фуфаечку, валенки, шапку и мешок с моей робой, велела одеться и ждать. Вертолет приземлился через четверть часа недалеко от больницы на школьном футбольном поле. Меня заставили лечь на носилки, накрыли сверху одеялом, после чего две сестры подняли их и понесли на улицу.

- Будешь в наших краях, так заходи, - сказал на прощанье Григорьич. - У меня пасека есть, медовухи попьем.

Где-то на середине пути на меня снова пахнуло вереском, и я почувствовал, как знакомая рука засунула какие-то бумаги под голову, и тут же услышал голос поводыря:

- Шевелитесь! Что вы как неживые!

- Я узнал тебя... - сказал негромко, но она не ответила, может, не услышала, поскольку от двигателя вертолета в ушах стоял звенящий гул.

Сестры поднесли меня под вращающиеся винты и засуетились, пытаясь втолкнуть носилки в двери - то головой, то ногами вперед. Я соскочил на землю и сдернул повязку с глаз.

Танцующая на камнях стояла в воздушном потоке и придерживая рукой колпак на голове, что-то кричала медсестрам. Те услышали, бросились ловить вылетевшие из-под головы бумаги, а меня кто-то схватил за руки и втащил в вертолет.

В последний миг я увидел, как ветер все-таки обнажил ее голову и растрепал, вздул искрящиеся волосы, разнося удивительный запах на весь мир...


Скрипино. 2002 г.


Сергей Алексеев "Сокровища Валькирии VI"


2