Geum.ru

Закон и Благая Весть 26

Вид материалаЗакон

Содержание


Послевоенный период
Подобный материал:
1   ...   82   83   84   85   86   87   88   89   90

Послевоенный период


В результате войны обширные территории Восточной и Центральной Европы попали под советский контроль. Большинство этих стран были преимущественно католическими, однако в каждой из них проживали значительные протестантские меньшинства. Попавшая в советскую зону оккупации часть Германии была колыбелью протестантизма с подавляющим преобладанием протестантского населения. Это привело одновременно к возникновению трений между протестантами и коммунистическими режимами и к оживлению диалога между марксистами и протестантами. Характер отношений между государством и церковью в разных странах и в разное время был неодинаковым. Ортодоксальная марксистская доктрина, безусловно, рассматривала христианство как противника, однако тогда как одни коммунистические лидеры проводили политику открытого противоборства церкви, другие предпочитали снисходительно не замечать ее, будучи убежденными, что религиозная вера - пережиток прошлого и исчезнет сама по себе. В Чехословакии и в Венгрии государство продолжало традиционную политику поддержки церкви из общественных фондов. С другой стороны, в Восточной Германии христиане подвергались серьезному ущемлению в гражданских правах, лишавшему их возможности получать образование и занимать ответственные должности.

В Чехословакии марксистско-христианский диалог был связан с именем Йозефа Громадки, декана Богословского факультета имени Коменского в Праге. Чтобы понять позицию его самого и других протестантов в Чехословакии, надо помнить, что это - родина Гуса и земля, подвергшаяся наибольшему опустошению во время Тридцатилетней войны. С тех пор протестанты в этой стране начали относиться к католикам как к угнетателям. Поэтому когда коммунистический режим объявил, что в глазах правительства все церкви будут занимать равное положение, чешские протестанты восприняли это как акт освобождения. В оппозиции Ватикана новому режиму в Чехословакии они видели попытку вернуть утерянные католичеством привилегии, чтобы опять подчинить их своей власти. Кроме того, со времени гуситских войн против иноземных захватчиков они приобрели убеждение, что христианская вера должна быть не просто сугубо личным делом, но должна также оказывать влияние на жизнь общества, приводя к установлению более справедливых отношений. По этим причинам Громадка и его последователи положительно отнеслись к марксистскому режиму, не отказываясь при этом от своей веры. Громадка еще до Второй мировой войны говорил о возможности того, что русский коммунизм откроет новую эру в мировой истории, в которой первостепенное значение приобретут вопросы социальной справедливости. Об опасности нацизма он предупреждал еще в 1933 году. Когда его родина подверглась немецкому нашествию, он бежал в Соединенные Штаты, где восемь лет преподавал в Принстонской богословской семинарии. В то время он еще больше утвердился во мнении, к которому пришел еще раньше, рассудив, что многое из принимавшегося за христианство в Соединенных Штатах служило всего-навсего оправданием либеральной демократии и капитализма. Он был также убежден, что марксистский атеизм не может сбить христиан с пути, так как Бог, существование которого отвергают марксисты, не более чем фикция. Истинный Бог Писания и христианской веры иной, Он находится вне сферы влияния поверхностного марксистского атеизма. Между марксизмом и христианством существует коренное различие. Но церкви не следует путать это различие с поляризацией мира в результате холодной войны. Христиане должны критически относиться к марксистскому государству, но им нельзя занимать позицию, оправдывающую несправедливости капиталистического строя или положение, существовавшее в Чехословакии до войны.

Активный диалог между христианами и марксистами проводился и в других частях Европы. Марксистами, участвовавшими в диалоге, часто были не правоверные марксисты-ленинцы, а ревизионисты, принимавшие основополагающие положения марксистского анализа истории и общества, но в то же время стремившиеся внести в него собственное понимание. Ведущим выразителем этого направления мысли был Эрнст Блох, философ-марксист, согласный с Марксом в том, что религия в целом - и особенно христианская на протяжении большей части своей истории - использовалась как один из инструментов угнетения. Но, отталкиваясь от мыслей самого же молодого Маркса, Блох увидел в раннем христианстве движение протеста против угнетения, а в христианском учении и библейских рассказах - позитивный смысл. По его мнению, их ценность заключается в том, что они несли послание надежды. "Философия надежды" стала самым значительным вкладом раннего христианства в человеческую историю. И это оказало огромное влияние, так как надежду люди ищут не в прошлом, а в будущем. Такие взгляды, как и позиции других марксистских ревизионистов, подготовили почву для диалога, продолжавшегося вплоть до последних десятилетий XX века. Этот диалог - и особенно труды Блоха - способствовали развитию в протестантском богословии XX века одной из важнейших его черт, а именно, акцента на эсхатологической надежде как одной из основополагающих тем христианского богословия. Выдающимся представителем этого движения стал Юрген Мольтман, чьи книги "Богословие надежды" и "Распятый Бог" получили признание как начало новой эры в богословии. Мольтман утверждал, что надежда - основная категория библейской веры. Бог еще не закончил Свою работу в мире. Бог, говорил Мольтман, доходит до нас и призывает нас из будущего. Надежда на "последние дни" должна занимать в христианских богословских трудах первое, а не последнее место. Это - неличная надежда какого-то одного человека, а надежда на установление всеобщего нового порядка. Следовательно, богословие надежды должно побуждать верующего не к пассивному ожиданию будущего, а к участию в борьбе по искоренению бедности и угнетения, олицетворяющей уготованное Богом будущее.

Тем временем в Западной Европе, остававшейся свободной от советского контроля, усиливался процесс секуляризации. Через двадцать лет после войны в таких традиционно протестантских регионах, как Скандинавские страны, Западная Германия и Великобритания, посещаемость церкви и участие в ее делах снизились до такой степени, что лишь незначительное меньшинство населения - в некоторых случаях менее 10 процентов - имело хоть какую-то связь стой или иной формой организованного христианства. В этих регионах христианских лидеров и богословов более всего занимал вопрос о взаимосвязи между христианством и современным крайне светским мировоззрением, то есть вопрос, который Бонхеффер пытался разрешить в тюрьме.

Один из самых популярных ответов на этот вопрос дал Рудольф Бультман в своем опубликованном во время войны исследовании "Новый Завет и мифология". В нем Бультман заявил, что в Новом Завете послание выражено в форме мифа и что для понимания послания в современных условиях его надо "демифологизировать". Это важно не потому, что без него вера невозможна - человек может заставить себя верить во что угодно, даже в самое иррациональное, - а потому, что без демифологизации вера понимается совершенно неправильно. Вера - не усилие воли, чтобы заставить себя поверить в невозможное. Призыв Нового Завета к вере нельзя услышать, если он воспринимается как призыв поверить в миф. Миф - это попытка выразить в образах то, что выходит за рамки этого мира. Но в Новом Завете, помимо этого основополагающего мифа, нарисована также мифологическая картина мира, в которой действуют Бог и другие сверхъестественные силы, а мироздание состоит из трех ярусов с небом наверху и адом внизу. Современный человек не может больше воспринимать мир открытым для сверхъестественных вмешательств и подвешенным между небом и адом. Все это, в том числе попытки говорить о Боге в человеческих категориях, необходимо демифологизировать.

Представление самого Бультмана о том, как надо понимать Новый Завет, было вдохновлено философом-экзистенциалистом Мартином Хайдеггером. Однако этот аспект его программы не получил такого широкого признания, как призыв к демифологизации. Каким бы ни было новое понимание Нового Завета, заявляют сторонники этой концепции, ясно, что современный человек не мыслит более в категориях открытого для сверхъестественного вмешательства мира, и потому рассказы Нового Завета, выраженные именно в таких категориях, представляют собой препятствие для веры. Более чем через двадцать лет после опубликования работы Бультмана англиканский епископ Джон Робинсон в книге "Честность пред Богом", вызвавшей широкие дискуссии и комментарии, предпринял попытку популяризации идей Бультмана, а также Бонхеффера и Пауля Тиллиха, к которому мы еще вернемся в следующей главе.

Секулярные тенденции в Европе действительно растут, но этот процесс не следует истолковывать в том смысле, что церкви теряют жизненную силу или что богословские диспуты о значении секуляризма составляют их главное занятие. Напротив, европейские протестанты, число которых за последние десятилетия во многих местах сократилось, продолжают оставаться активной общественной силой и занимают ведущие позиции в движении за прекращение гонки вооружений, в борьбе за установление справедливых международных отношений и в служении обездоленным или потерявшим корни в результате промышленного развития и его последствий. Во Франции в 1936 году после слияния двух реформатских групп с методистами и конгрегационалистами образовалась Реформатская церковь Франции. Эта церковь проявляет большой интерес к евангелизационной работе в индустриальных районах и добивается в ней значительных успехов. Равным образом, в Западной Германии протестантские церкви содержат штат в 130 тысяч работников, занимающихся вопросами социального обеспечения как в самой Германии, так и за границей. За всей этой работой стоят миллионы преданных христиан, для которых главный вопрос заключается не в секу-лярности, а в послушании. В Восточной Германии к концу 80-х годов, после почти четырех десятилетий, в течение которых коммунистический режим препятствовал гражданам - особенно детям и молодежи - посещать церковь, почти две трети населения продолжали исповедовать христианство. И только к 1978 году правительство пошло наконец на соглашение с церквами, дав обещание прекратить дискриминацию христианских детей и юношей, разрешив проведение массовых собраний верующих на региональном и национальном уровнях, а также строительство новых церквей. В 1983 году правительство и церкви, в том числе католические, заключили нелегкий союз, чтобы отметить пятисотлетие со дня рождения Лютера. Несмотря на потрясения, вызванные крупными и даже гибельными событиями XX века, несмотря на сокращение в некоторых местах его численности, европейский протестантизм не утерял своей жизненной силы.