Власть» иИнститута социологии ран (12 ноября 2010 г.) Научный проект «народ и власть: История России и ее фальсификации» Выпуск 2 Москва 2011
| Вид материала | Документы |
- Ведение в жизнь отдельных властных функций через суд, но суд как самостоятельная власть, 24.33kb.
- И власть, 5510.4kb.
- Методические указания, планы семинарских занятий, темы докладов Для студентов-историков, 552.46kb.
- Руководство: власть и личное влияние, 546.22kb.
- Методические материалы власть занятие. «Что укрепляет и что ослабляет власть?». Автор, 1005.6kb.
- Не идеологии и программы оппозиционных партий приводили народ к победе, а народ приводил, 412.64kb.
- Социология и власть: эпизоду советской истории, 334.93kb.
- Всероссийский симпозиум «Экология мегаполисов: фундаментальные основы и инновационные, 8.63kb.
- Местное самоуправление в россии: шаг вперед или политическая игра?, 318.38kb.
- Б Законодательная власть. Стр. 11 в Исполнительная власть. Стр., 167.67kb.
Библиография
Ж. Т. Тощенко
ПАРАДОКСАЛЬНОСТЬ ЭКОНОМИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ И ПОВЕДЕНИЯ
РОССИЙСКОГО КРЕСТЬЯНСТВА
В сельском хозяйстве происходят глубокие, подспудные, латентные процессы, которые на первый взгляд не очевидны, но они имеют огромные социальные последствия. Они далеко неоднозначны, противоречивы, имеют огромную специфику во многих районах страны. Особенно если к этому имеет отношение национальный и даже конфессиональный фактор.
Однако многие исследования, посвященные российскому селу, не охватывают во всем многообразии происходящие в нем процессы. В ряде из них имеет место апелляция к прошлому, что само себе важно, но не достаточно, а главное — не соответствует потребностям времени. В других работах преобладают некие схемы, модели, которые выражают пожелания и взгляды авторов, но которые нередко мало имеют общего с реальной действительностью. Умозрительность их выводов не может удовлетворить взыскательного читателя и знатока сельской жизни. В третьих публикациях делается акцент на острые, злободневные проблемы сельской жизни, часто оставляющих читателя в раздумье — а что [Здесь и далее выделения в тексте сделаны автором — Прим. ред.] надо делать, как решать эти неотложные проблемы. Надо также отметить, что в отечественной литературе еще мало монографических исследований, которые были нацелены на комплексное решение экономических и социальных проблем села, ибо прежние исследователи аграрной сферы или перестали ей заниматься или перешли на другие актуальные темы. Но есть один кардинальный недостаток многих исследований — они не (мало) уделяют внимания тому, что происходит в сознании российских крестьян, что их тревожит, что волнует, на что они надеются, и как они намерены строить свое будущее. В конечном счете, они, как и все люди поступают так, как думают. Как оценивают действительность, какой приговор ей выносят.
Именно поэтому исследования общественного сознания крестьянства приобретают особую актуальность и значимость.
Анализ имеющейся информации позволяет утверждать, что главной проблемой общественного сознания крестьянства является его парадоксальность, которая в почти одинаковой степени касается бывших колхозников, рабочих совхозов, нынешних фермеров и работников сельскохозяйственных акционерных обществ. Каково же оно на самом деле? Рассмотрим данные, полученные в Институте экономики и организации промышленного производства СО РАН (см. таб. 1)
Таб. 1. Распределение ответов на вопрос: «Как изменились, по Вашему мнению, за годы реформ Ваши возможности?» (в % к числу опрошенных)492
| ВОЗМОЖНОСТИ | УЛ | УХ | Н/И | Т/С1 |
| Иметь полную работу | 2,4 | 60,0 | 33,3 | 4,3 |
| Работать по своей специальности, профессии | 3,9 | 57,6 | 32,4 | 6,1 |
| Работать в полную силу | 7,8 | 49,0 | 35,4 | 7,8 |
| Проявлять свои способности, знания, инициативу | 10,9 | 40,1 | 35,0 | 14 |
| Хорошо зарабатывать | 6,8 | 70,5 | 15,7 | 7,0 |
| Заниматься тем, чем хочется | 24,6 | 24,8 | 25,1 | 25,5 |
| Влиять на результаты работы своего предприятия | 9,8 | 29,2 | 35,3 | 25,7 |
| Не зависеть от начальства в решении производственных вопросов | 10,1 | 28,5 | 40,7 | 20,7 |
| Принимать участие в управлении предприятием | 9,2 | 27,0 | 37,7 | 26,1 |
| Отстаивать свои трудовые права и интересы | 14,7 | 42,0 | 23,9 | 19,4 |
| Стать самостоятельным хозяином, собственником | 29,1 | 22,4 | 26,4 | 22,1 |
Из этих локальных, но представительных данных можно сделать вывод о парадоксальной ситуации: возможность стать самостоятельным хозяином признает почти каждый третий крестьянин, и в то же время 70,5% оценивает ухудшение возможности зарабатывать, 49% — работать в полную силу, 60% — иметь полную работу. Иначе говоря, право на самостоятельность, на инициативу не реализуется в реальной жизни. Более того, оно сопровождается серьезными издержками и ухудшением социального настроения, социального самочувствия.
А как объяснить такое парадоксальное отношение к такому феномену, особенно рекламируемому официальной властью, когда передача земли в частную собственность в наименьшей степени поддерживается именно крестьянством? Почему гораздо больше желающих наделить людей землей среди городских жителей и среди так называемой демократической интеллигенции? А крестьяне не хотят. По данным З. И. Калугиной, только 19,2% опрошенных крестьян согласны с тем, что земля должна быть предметом купли-продажи при 8,3% частично согласных и 58,5% отрицающих такую возможность (14% затруднились сформулировать свое отношение)493. Почему?
Это объясняется рядом как объективных, так и субъективных причин. К объективным следует отнести условия хозяйствования (стоимость техники, средств агрохимии, удобрений и т. д.), отсутствие государственной поддержки сельскохозяйственного производства, высокие налоги, незащищенность прав собственника, монополизм перерабатывающих, заготовительных и обслуживающих предприятий, которые делают нерентабельными, неэффективными и даже бессмысленными многие попытки хозяйствования на земле. Эту ситуацию усугубляют субъективные причины, связанные с тем, что фермерство — тяжелый, напряженный, непрерывный труд, в то время как в колхозе и совхозе работнику был обеспечен хоть и небольшой, но регулярный доход, упорядоченный и регламентированный труд, позволяющий жить хоть бедно, но спокойно, без особых напряжений, коллизий и страстей. А если к этому добавить те социальные гарантии, которые были созданы при советской власти в виде детских и общеобразовательных учреждений, очагов культуры, библиотек, организаций здравоохранения и т. д., то крестьянин никак не может понять, как будут обеспечиваться эти социальные нужды при индивидуальном хозяйствовании. Вот и получается парадокс — колхозы — это прошлое, фермерство — будущее, а кормить людей надо сегодня, не откладывая это на потом. Попытки же отложить это на «потом» приводят к тому, что рынок потребления заполняется западными товарами и услугами, усугубляя и без того тяжелейшее положение российских сельхозпроизводителей.
Этот парадокс имеет достаточно губительные последствия. С середины 1990 гг. происходит сокращение числа тех, кто рискнул стать фермером, причем реальным, не про «запас». Имеющийся опыт убеждает, что тысячи крестьян, не выдержав гнета искусственных препятствий, незащищенности от нравов дикого рынка, вынуждены бросить землю, возвращаться в город или в бывшие совхозы и колхозы к прежним занятиям — безрадостным, но и бесхлопотным. А если еще учесть, что значительный процент фермеров трансформировал свое хозяйство в примитивные натуральные хозяйства, которые даже в отдаленной степени никакого отношения не имеют к идее их товарности, то картина аграрного запустения становиться еще более впечатляющей. Следует отметить и такой парадоксальный факт: достигнув пика числа фермерских хозяйств в 1994 г. (282,7 тыс.), количество число фермерских хозяйств, прекративших свою деятельность, начало падать, достигнув в 2009 г. 195 тыс.494
В результате мы имеем печальный итог. Если 1991 г. сельскохозяйственные предприятия закончили с уровнем рентабельности в 43%, то в 1995 г. — число убыточных хозяйств выросло в 20 раз, а к 2005 г. уменьшилось в два раза, а в к 2005 г опять увеличилось (См. таб. 2).
Таб. 2. Убыточность сельскохозяйственных предприятий России в 1970—2005 гг.495
| Год | Число убыточ. хоз., тыс. | Доля убыточ. хоз., в % от общего числа |
| 1970 | 2,9 | 13 |
| 1980 | 16,8 | 71 |
| 1990 | 0,7 | 3 |
| 1994 | 15,9 | 59 |
| 1995 | 15,4 | 57 |
| 2000 | 14,1 | 51 |
| 2003 | 10,8 | 49 |
| 2005 | 7,6 | 40 |
И если к этому добавить тот факт, что в структуре сельскохозяйственного производства 41% продукции в действующих ценах производили сельхозпредприятия, 57% — личные подсобные хозяйства и только 2% — фермеры, очевидно, что сельское хозяйство находится в тяжелейшем положении. Это, в свою очередь, не может привести к парадоксам и деформации экономического сознания и поведения крестьян. Одним из них стал достаточно значительный процесс неоархаизации крестьянских хозяйств, в которых возродились устаревшие формы хозяйствования и которые намертво привязывали членов личных и фермерских хозяйств к земле, не давая вести независимую жизнь, обрекая людей на новые формы несвободы, ставя под сомнение любые «отклонения» вроде отдыха или лечения, требующие отключения от хозяйства на некоторое время496.
С точки зрения истории, противоречивость поведения крестьянства была заложена в момент принятия решений о всеобщем массовом его кооперировании в 1929г., что положило начало внедрению колхозного строя в сельское хозяйство. Это решение проигнорировало складывающуюся достаточно эффективную ситуацию с появлением массового хозяина на земле. Как показал анализ реальной жизненной ситуации, в 1920-е гг. во многих губерниях и волостях функционировало по 14—16 различных форм кооперации: от семеноводческих и снабженческих до товариществ по совместной обработке земли, от сбытовых объединений до коммун, в которых было обобщено все, вплоть до бытовых услуг. И все эти формы хозяйствования жили, функционировали, соревнуясь между собой в деле эффективности и социального развития497. Можно только предположить, что если бы это многообразие было сохранено, поддержано, то не был бы столь трагичным и исторически бесперспективным избранный советской властью путь.
В условиях начавшего функционирования колхозного строя сознание и поведение крестьянства среагировало следующим образом: личное хозяйство стало рассматриваться как производное от общественного. Но затем, не создав рациональных и эффективных, понятных крестьянину форм сочетания личных и коллективных интересов, усугубленных непрекращающимися грубейшими ошибками в аграрной политике, сознание крестьянства совершило ползучую трансформацию, в свете которой коренным образом изменилась основная установка на соотношение личного и общественного. В 1950—1960-е гг. начинает складываться новая идеология — теперь коллективное хозяйство становится частью личного подсобного хозяйства. Именно эта идеология привела к массовому воровству, «растащиловке» общественного добра, к игнорированию и забвению коллективных и общинных ценностей498.
Одновременно мы наблюдаем, как в попытке «бежать впереди паровоза», в угоду сомнительным, но очень «современным» концепциям происходит профанация идей собственности на землю. С одной стороны, не принесло желанных плодов разделение на паи земель и собственности колхозов и совхозов — это не приблизило крестьян к пониманию своего предназначения. Зато этот процесс имел самые разрушительные последствия — запустение земель, резкое снижение товарности сельского хозяйства, катастрофическое снижение поголовья скота, падение урожайности и массовая натурализация личного хозяйства сельских жителей. Достаточно сказать, что за 1990гг почти 30 млн га или на 1/4 сократились посевные площади, более чем на 50% поголовья продуктивного скота, на 40—60% — парк основных видов сельскохозяйственных машин. За этот же период капитальные вложения в АПК (в сопоставимых ценах) уменьшились в 20 раз, объемы мелиоративных работ в 30 раз499. С другой стороны, непродуманная тактика продажи земли привела, как в Саратовской области, к удивительному явлению: когда земли сельскохозяйственного назначения стали продавать за суммы, которые даже не оправдывали затрат на проведение торгов. Вот несколько примеров. В Вольском районе 160 га было продано за 4 000(!) руб., а в Саратовском районе на аукцион был выставлен участок в 27,3 га за 490 руб.(!)500. Продажа ради продажи? Опять желание быть передовиком, вовремя отчитаться и отрапортовать? Или уж очень специфическая позиция губернатора (в ту пору там был Аяцков)?
О парадоксальности в отношении к земле, ее будущему и настоящему свидетельствует другой не менее показательный факт. В 1995 г. во время всероссийского опроса был задан вопрос: «Как Вы относитесь к созданию в Вашем районе крупных частных землевладений?» Только 28% согласились на такую перспективу. Чем не парадокс: я за частную собственность, но против частных собственников, особенно крупных. Но ведь так не бывает и не будет. Введение института частной собственности уже ведет к тому, что сельчане сталкиваются с реальным фактом отъема под разным предлогом земель. Хотел бы этого кто или не хотел, нравиться это кому-то или нет — приход рыночных отношений и в сельскохозяйственное производство в начале 2000-х гг. воплотился в виде предпринимателей и крупные землевладельцев. Только в Подмосковье, по данным С. А. Кузьмина, с 2002 по 2005 гг. произошло фактическое перераспределение земель бывших колхозов и совхозов, перешедших под контроль 15—20 коммерческих структур501. Вот и возникает парадокс: мы за рынок, против тех, кто представляет этот рынок в сфере земельных отношений, а на деле идет не внедрение рыночных отношений, а криминализация сельской экономики, получил широкое распространение латифундизм, при котором крестьянин попадает в полную зависимость от нового земельного собственника, но без прежних социальных гарантий и социальной защиты, которым он обладал даже при советском строе. Ситуация в сельском хозяйстве осложняется тем, что нет никакой внятной государственной аграрной политики, в которой бы учитывался не только интерес новых собственников, но и интерес крестьянина.
В этих условиях не мог не сформироваться колоссальный парадокс: проводимые аграрные реформы не только не содействуют формированию рыночного сознания и поведения работников, но практически разрушает его в виде фактической ликвидации трудовой мотивации. Заработная плата перестала быть для крестьян основным источником существования. Разрушена связь зарплаты с результатами и квалификации труда. Полностью отсутствуют (и не поддерживаются) моральные стимулы к труду, резко сократились возможности решать социальные проблемы жизни крестьян. Следствием этого явилось резкое снижение мотивации к профессиональной, качественной и эффективной работе, а также огромное уменьшение престижа труда в сельскохозяйственном производстве, особенно среди сельской молодежи. Согласно опросам, проведенным в Башкирии в 2006—2007 гг., 59,2% сельских жителей не хотели, чтобы их дети жили и работали на селе502.
В этой ситуации весьма показательно то бесправие, в котором находятся сельские пенсионеры. О какой защищенности, обеспечении их прав может идти речь, когда после разгона колхозов и совхозов и превращения крестьян в собственника, 28% пенсионеров не имеют документов на выделенные им паи, 14% — затруднились ответить и 3,5% вообще не знают, имеются ли у них земельные паи503. Кстати, на наш взгляд, именно сельский пенсионер является ярчайшим выразителем парадоксального социального положения: многолетняя жертвенность, работа на общество, воздержанность и ограничение повседневных социальных потребностей, с одной стороны, и полное забвение, отсутствие элементарных забот и обеспеченности, с другой, стали трагедией для современных пожилых жителей села.
Очевидно, что до тех пор, пока государство не будет стимулировать и поддерживать тех, кто производит, в сознании крестьян не сложится убежденность, что работа на земле может быть не менее признательной и доходной, чем любой другой труд (а в ряде случаев может быть даже перспективней и приоритетней). В такой ситуации, особенно при вступлении во Всемирную торговую ассоциацию, ничто и никто не гарантирует успех рыночным преобразованиям на селе.
В целом итогом аграрных преобразований может стать еще два парадокса. Во-первых, вместо неэффективного государственного сектора экономики на селе общество получило неэффективный частный сектор. К итогам ошибочного, формального проведения аграрных преобразований стоит добавить и тот факт, что крестьяне в своем большинстве почувствовали утрату многих прошлых своих преимуществ по сравнению с навязанным им настоящим положением. Во-вторых, вместо проектируемого расцвета фермерских хозяйств и акционированных коллективных хозяйств произошла экспансия мелкотоварного производства, когда лицо сельского хозяйства России стали олицетворять личные подсобные хозяйства (напомним — они дают от 50 до 60% сельхозпродукции). Именно эта категория сельхозпроизводителей смогла за 1990-е гг. удвоить объемы производства и товарности. Этим показателям можно было бы радоваться, если бы расцвет мелкотоварного производства не сопровождался процессом натурализации хозяйств, возвратом к бартерным формам обмена, снижением технической оснащенности, несоблюдением требований агротехники, обострением социальных проблем504.
Все это позволяет сделать вывод, что вопреки всем обещаниям, прожектам, проводимым реформам жизненных препятствий в крестьянской судьбе стало больше. Но весь трагизм крестьянского сознания состоит в том, что труженики села не видят выхода из сложившейся ситуации, ибо преодолеть те преграды, которые воздвигнуты на их пути, им не под силу. И пока только единицы из них оценивают происходящее на селе как позитивные изменения505.
Провозглашенное преимущество рыночных отношений на селе не может само по себе пробить дорогу. Если они не будут социально ориентированы, людей ждут (вернее значительную часть сельского населения) и нищета, и обездоленность, и отчаяние. А это в свою очередь сопряжено с возможными социальными катаклизмами, хотелось бы это кому-нибудь или нет. Так что в российском обществе есть очень небольшой выбор — или дорога первоначального (кровавого, мерзкого и очень длительного) накопления капитала с надеждой на светлое будущее через неведомое время, или регулирование рыночных отношений, пересмотр форм и методов экономической политики. И если к первой дороге не надо прикладывать руки (мол, сама история выведет нас на путь зажиточной жизни), то для второй следовало бы приложить немало усилий, чтобы вырулить на путь, достойный человека ХХI в.
Таким образом, значительный вклад в эту парадоксальную сумятицу происходящего внесли сумбурные, противоречивые концепции ученых, представляющих различные догматические, популистские или слепо копирующие чужой опыт идеи. Опыт сельского хозяйствования в России в 1990—2000 гг. убедительно доказал, что, во-первых, нельзя, даже руководствуясь самыми благими намерениями, ускорять ход преобразований, игнорировать уроки мирового опыта, отрываться от жизни. Во-вторых, научный и политический экстремизм, основанный на абсолютизации монетаристских методов и не учитывающий всего спектра современных воззрений, не может привести к успеху.
Следовательно, парадоксальность нынешней и завтрашней социально-экономической ситуации, а соответственно — экономического сознания и поведения крестьян — состоит в том, что объективные и субъективные силы исторического процесса действуют в разных, а иногда в прямо противоположных направлениях, что не придает стабильности и уверенности в скором решении насущных проблем российского общества.