Geum.ru

Жизнь мага введение

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   21
ГЛАВА 15 Магистр из Чефалу

Вернувшись в Британию, Кроули сразу же направился к своей тётушке в Кройдон, в тот самый дом, который граф Цеппелин пропустил во время бомбардировки. Здесь он остановился на пару недель. «И вот я снова, — писал он одному из своих сподвижников, — благополучно вернулся домой. Не только война не изменила ничего в доме моей тётушки, где я на этот раз поселился, но с самой коронации королевы Виктории здесь не был передвинут ни один предмет мебели». У Кроули были все основания полагать, что, сидя в этом провинциальном болоте, он не привлекает к себе внимания, однако это было не так. Не­смотря на то что власти его не потревожили, пресса была расположена к нему отнюдь не столь доброжелательно. Уже через несколько дней после возвращения Кроули на его горизонте возник один из старых врагов. Это был Горацио Боттомли.

По-прежнему руководя газетой John Bull, Боттомли приобрёл определённую известность. В 1909 году в качестве члена парламента от партии либералов от Южного Хакни он был обвинён в мошенничестве, но вскоре оправдан. Два года спустя он вынужден был объявить себя банкротом, но, опять же благодаря искусным действиям, ему удалось не потерять загородный дом и виллу во Фран­ции, оформив их на имя жены. В 1912 году он вышел из состава парламента, но, когда разразилась война, снова повился на общественной арене, уже патриотом. John Bull прославилась благодаря патриотической пропаганде и шовинистическим статьям. К 1915 году Боттомли был уже известным человеком, вёл колонку в Sunday Pictorial, а когда закончилась война, расплатился по своим дол­гам, баллотировался в парламент в качестве независи­мого кандидата и, одержав блестящую победу, занял своё старое парламентское место.

Боттомли уже печатал однажды в своей газете обли­чительную статью, направленную против Фрэнка Харри-са, но теперь, когда Кроули снова вернулся в страну, Бот­томли ещё более утвердился в своих взглядах и начал одну из самых грязных кампаний в истории британской прес­сы. Кроме того, его газета стала одним из первых образ­цов ориентированного на сенсации таблоида, агрессив­но нападающего на отдельных людей. Номер газеты за 10 января 1920 года вышел с центральным заголовком: «Ещё один предатель наказан — деяния и проступки печально известного Алистера Кроули». Точно не известно, где Боттомли раздобыл информацию, но весьма вероят­но, что для получения её он использовал свой парла­ментский пост. В статье кратко рассказывалось о том, чем Кроули занимался в Америке, сам он именовался «мер­завцем», а правительству предлагалось принять в отно­шении него меры. Что касается Кроули, то внешне он со­хранял полное безразличие, хотя в душе, должно быть, испытывал беспокойство и раздражение. Он мог бы об­ратиться в суд, чтобы на деятельность Боттомли наложи­ли судебный запрет, он мог бы даже подать на него иск — однако он не сделал ни того, ни другого. Джордж Сесиль

Джоунс написал Кроули письмо, убеждая его предпри­нять против Боттомли какие-то действия. Пытаясь угово­рить Кроули подать на Боттомли в суд, он заставил вме­шаться даже Оскара Экенштайна, хотя тот был серьезно болен (ему оставалось жить не более года). Но Кроули был твёрд.

Боттомли продолжал свои нападки, однако не слиш­ком долго. Вскоре Боттомли поссорился с одним из сво­их деловых партнёров, который, как утверждал Боттомли, затем подал на него в суд. Этот суд закончился не в пользу Боттомли. Во время судебного процесса была обнаро­дована значительная часть как личной, так и деловой жиз­ни Боттомли, и судом был назначен специальный человек для расследования и анализа его деятельности. В мар­те 1922 года его обвинили в мошенничестве, а через два месяца он был признан виновным. Его приговорили к семи годам тюремного заключения. Лишённый своего парламентского статуса, он был освобождён из тюрьмы в 1927 году и умер через шесть лет в нищете и безвестно­сти. Кроули впоследствии утверждал, что это он при по­мощи магических средств спровоцировал гибель своего мучителя.

Однако определённый ущерб Кроули был нанесён. Его скверная репутация, сгладившаяся в общественном со­знании в течение трудных военных лет, обрела новую жизнь. Отныне она не покинет его никогда.

Во время обличительной кампании, развязанной газетой John Bull, Кроули не было в Англии. 2 января 1920 года он отправился в Париж не для того, чтобы избежать напа­док прессы, но потому, что он неуютно чувствовал себя в своей стране. Ему было скучно, он ненавидел англий­скую ограниченность, присущую англичанам узость взгля­дов и осторожность. Он знал также, что теперь, когда его ославили как мошенника, мерзавца и предателя, у него не осталось никаких возможностей провозгласить Закон Телемы и проповедовать доктрину, выраженную лозунгом «Делай что желаешь...», среди представителей столь за­коснелой нации. Полуголодная жизнь, которую ему неред­ко приходилось вести в Америке, ослабила его здоровье. Он жестоко страдал от астмы и бронхита, ему необходи­мо было перезимовать в более мягком климате. Он чув­ствовал себя настолько больным, что, будучи в Лондоне, нанёс визит доктору Гарольду Бэтти Шоу, который был его личным врачом с 1898 года и работал в хирургической клинике на Гоуэр-стрит. Шоу прописал своему пациенту препарат, который считался действенным при заболева­ниях бронхов. Это был героин.

Героин, который изготавливали из морфия, в свою очередь получаемого из опиума, с начала века прописы­вался в качестве средства от респираторных заболева­ний, причём поначалу считалось, что он не вызывает при­выкания. Тем не менее к 1910 году об опасности привы­кания к этому наркотику было хорошо известно. Несмотря на это, некоторые врачи продолжали прописывать его своим пациентам вплоть до середины 1920-х годов. Героин применялся как для лечения респираторных забо­леваний, так и в качестве мощного обезболивающего. Кроули не отказывался принимать наркотик: у него было j более чем достаточно опыта в экспериментах с наркоти­ками, и привыкание совершенно его не волновало. В сво­ей статье о приёме наркотиков, напечатанной в 1916 году в Vanity Fair, он написал: «Единственный недостаток, ка­сающийся употребления наркотиков, заключается в том, что организм слишком быстро приспосабливается к нар­котику и эффект от него уменьшается; для слабых людей всегда существует опасность привыкания, тогда наркотик из слуги превращается в хозяина, и за мимолётную ил­люзию пребывания на небесах приходится платить веч­ными адскими страданиями». Если человек обладает до­статочно сильным характером и волей, утверждал Кроули, никаких проблем нет. Чтобы не поддаться привыканию, нужно только проявить волю. Кроули проверил это на себе самом. Он принимал гашиш, ангалониум и кокаин, и у него не возникло привыкания: даже опиум не смог поработить его. Однако Кроули не учёл, что гашиш и кокаин вызывают привыкание на психологическом, а не физиологическом уровне и что в небольших количествах опиум также мо­жет переноситься организмом без физиологического привыкания.

С героином всё обстояло совсем не так. Он вызывал сильное и притом физиологическое привыкание. Так что Кроули с самого начала, несомненно, оказался на крючке.

Помимо всего прочего, у Кроули сохранилась острая проблема нехватки денег. Его имущество представляло собой не что иное, как стопки непроданных экземпляров им же написанных книг, а также библиотеку ценной оккульт­ной литературы, которую он для сохранности оставил в Болескине, предполагая, что в один прекрасный день вернётся туда, а также надеясь таким образом сохранить некоторые права на дом. Желая понять, какое количество наличных он всё же может получить, Кроули должен был выяснить, чем ОТО владеет в Британии. Перед отъездом в Америку Кроули поручил ведение финансовых дел ОТО Джорджу Макни Коуи, который был художественным ре­дактором эдинбургского издательства Нельсона и глав­ным казначеем ОТО. Коуи, по словам Кроули, изменился за время войны. Поначалу он время от времени посылал Кроули чеки, чтобы тому было на что жить в США, но с 1915 года превратился в ярого противника Германии и, считая Кроули предателем, начал систематически — как утверждает Кроули — обворовывать его самого и ОТО, присваивая те деньги, которые должны были поступать в организацию и её лидеру. Если верить Кроули, Коун взял всё управление Болескином на себя и за бесценок рас­продал всё, что было в доме. Когда Кроули наконец удалось заглянуть в счета, он пришёл в ужас: мебель, об­щая стоимость которой превышала 1000 фунтов, была продана за 143 фунта.

Но последний удар обрушился на Кроули в 1919 году, когда Коуи продал Болескин. Поместье, которое время от времени сдавалось внаём, постепенно ветшало, и на со­держание его стало вскоре уходить больше денег, чем платили арендаторы. Имение было куплено некой Дороти К. Брук, жившей в Лондоне по адресу Норт-гейт, 60, у Рид-жент-парка, за 2500 фунтов, сумму, которую заплатил за него сам Кроул и много лет назад. Кроул и и Лейла Уаддел, будучи в это время в Нью-Йорке, подписали отказ от всех прав на имение. Подпись Кроули гласит: «Алистер Святой Эдвард Кроули (прежде именовавшийся Алистером Мак-Грегором)».

Тот факт, что Кроули не получил от продажи дома ни пенни, мучил его многие годы. В конце 1930-х годов Кро­ули попросил своего друга-литератора Чарлза Ричарда Кэммела, с которым он познакомился в 1936 году и кото­рый стал впоследствии первым его биографом, когда тот поехал в Шотландию, побывать в Болескине и выяснить, что стало с библиотекой Кроули. Кэммел обратился с этим вопросом к тогдашним владельцам дома и выяс­нил, что все книги Кроули были проданы с аукциона в Ин­вернессе. В таком провинциальном городе за них, разу­меется, нельзя было выручить ничего даже приблизитель­но напоминающего их истинную стоимость.

С довольно оптимистических позиций Кроули оценил стоимость своих собственных напечатанных книг в 20 ты­сяч фунтов. Большинство экземпляров хранилось в изда­тельстве Chiswick Press, но издательство отказывалось продавать их до тех пор, пока Кроули не заплатит за хране­ние 350 фунтов, — у него же попросту не было таких денег.

Десятого января 1920 года Лия приехала в Париж из Швейцарии вместе со своим сыном Ханси. В это время срок её беременности уже приближался к концу. Кроули и Лия сняли дом в Фонтенбло, где вместе с ними посели­лась молодая женщина, с которой Лия познакомилась на корабле по пути из Америки. Нинетт Шамуэй, урождённая Фро, была француженкой по происхождению и работала в Америке гувернанткой. Она была вдовой. Муж её погиб в автокатастрофе, и она осталась со своим трёхлетним сыном по имени Говард. Когда Кроули впервые увидел её, он пришёл в ужас. «В её лице не было ни кровинки, она никла, как увядающий цветок, и апатично волочила за со­бой своего ребёнка, такого же безжизненного, как она сама». Она рассказывала, что «перенесла нервный срыв и находилась на грани самоубийства». Кроули немедлен­но решил вернуть к жизни и её, и мальчика.

Через десять дней Кроули отправился в Париж, чтобы закупить кое-каких материалов для рисования, благода­ря тому, что Нинетт Шамуэй немного пополнила его ко­шелёк. Там он встретил Джейн Шерон, которая подарила ему тщательно выполненную ею вышивку на шёлке, изо­бражавшую ту стелу, которую Кроули и Роуз видели в му­зее Каира в 1904 году. Кроули расспросил её, откуда она взяла рисунок. Она ответила, что нарисовала его во сне, когда проходила на юге Франции лечение от опиумной зависимости, причём до этого она видела это изображе­ние в одном из выпусков «Равноденствия». Кроули, чья жизнь в тот момент шла не так, как он когда-то задумал, сразу расценил это событие как знак, указывающий на то, что ему следует продолжить дело своей жизни.

Ощутив прилив энергии, Кроули вернулся в Фонтен­бло и взялся за дело, намереваясь помочь Нинетт прийти в себя и вернуть утраченную красоту. Он совершал с ней лесные прогулки, и она подпала под его мощное обаяние. Здоровье её поправилось, и она стала третьей в союзе Кроули и Лии, у которой вот-вот должен был родиться ребёнок.

Двадцать шестого февраля Лия родила девочку, кото­рую назвали Энн Лея, но она очень скоро получила про­звище Пупэ, Кукла, как её назвал маленький Говард Шаму-эй. Вскоре после этого Нинетт, уже принимавшая к тому времени участие в ритуалах сексуальной магии, объяви­ла, что беременна. В сущности, она получала удовольствие от участия в этих церемониях. В её магическом дневнике, на ведении которого настоял Кроули, она в довольно гру­бых выражениях описывает свои действия. Кроули утвер­ждал, что этот дневник не подлежит публикации, посколь­ку Нинетт была необразованной женщиной и не владела приёмами вежливого иносказания.

В этот период улучшилось здоровье не только Нинетт, но и её сына, поскольку Кроули брал его и Ханси на про­гулки, занимался с мальчиками скалолазанием, учил их боксу и наблюдал за ними как педагог-теоретик. Он был заворожён тем, как мальчики подходили к решению од­ной и той же задачи абсолютно разными путями. Тем не менее он записал в своём дневнике 15 марта: «Я готов удрать в какую-нибудь страну, где не знают, что такое дети», а о Ханси он сделал следующее замечание: «Он или гений, или негодяй; третьего не дано».

Однако в жизни у Кроули были более серьёзные пробле-, мы, чем те, которые создавали два маленьких мальчика и младенец. Нинетт влюбилась в Кроули и стала жестоко рев­новать его к Лии. Не имея никакого представления о Законе Телемы и будучи не в состоянии понять характер Кроули и его специфические представления о морали, Нинетт не могла взять в толк, как Кроули может одновременно нахо­диться в любовной связи с ней и с Лией. Кроули попытался объяснить, как это возможно и почему Лия была для него важна, но его объяснения не дошли до сознания Нинетт. Она просто не могла понять магических аспектов их отношений.

Кроули был очень озабочен капризами и нетерпимо­стью, вызванными женской ревностью. Он думал над тем, каким образом они с Лией могли бы основать общину, где начинающие занимались бы магией и изучали основы За­кона Телемы. Оба они уже некоторое время подумывали над этим, но именно теперь, по мнению Кроули, настало время воплощения их намерений. Основание общины, ко­торая была бы организована по типу монашеской, но где царила бы сексуальная свобода, могло бы способство­вать достижению нескольких целей. Оно обеспечило бы приток новообращённых, среди которых можно было бы проповедовать слово «Книги Закона» и которые могли бы пополнить кошелёк Кроули.

Какое бы место ни было выбрано для основания об­щины, оно должно было быть достаточно уединённым и удалённым, чтобы члены общины могли совершенство­ваться в магии вдали от любопытных глаз и в особенно­сти от прессы. В идеале общину следовало основать за пределами Англии; если же подобрать страну с тёплым климатом, это бы одновременно разрешило проблемы со здоровьем Кроули.

Кроули замыслил свою общину не только как объект реализации своих идей, но и как убежище, где можно укрыться от лицемерия большого мира. Она будет, — пи­сал он, —

образцом общества нового типа. Основным этическим законом этого общества станет то, что каждое человеческое существо имеет в своей жизни опреде­лённое назначение. Каждый человек имеет право исполнить это назначение, но не имеет права занимать­ся чем-либо другим. Задачей сообщества является помогать каждому его члену достичь своей цели. Из этого следует, что именно в соответствии с основ­ным принципом должны устанавливаться все прави­ла общины и решаться все вопросы управления ею. Мы, таким образом, отказываемся от всех этих диких и уже готовых правил поведения, которые характер­ны для прежних цивилизаций.

Кроули был глубоко убеждён, что в обществе назревает кризис. По его мнению, моральные устои современного ему общества были антидемократичными и противоречи­ли духу индивидуальности, которой Кроули придавал столь большое значение. В этих условиях единственная надеж­да заключалась в новом религиозном движении, которое позволит каждому полностью реализовать свой потенци­ал и достичь своих истинных целей. Кроули подчёркивал, что в основе его учения лежит некая фундаментальная проблема. Индивидуальность, в том виде, как он её пони­мал (и как сам её практиковал), представляла собой угро­зу для существующего порядка и должна была предпри­нять максимум усилий, чтобы этот порядок подорвать, причём самый мощный из возможных ударов мог быть нанесён в области сексуальных отношений.

Секс, в понимании Кроули, представлял собой наивыс­шую форму порабощения одного человека другим. Это обстоятельство, по его мнению, являлось величайшей, фундаментальной проблемой общества, проблемой, про­низывающей всю жизнь и касающейся каждого её аспекта. Кроули испытывал отвращение к тому, как традиционные религии, и особенно христианство, навязали человечеству свою сексуальную мораль в ответ на дохристианское язы­чество. Идеи целомудрия, моногамии и верности проти­воречили, по мнению Кроули, сущности человеческого духа и подавляли индивидуальность. Кроме того, христианские нормы устраняли из секса радость и наслаждение, превра­щая акт любви в «физиологическое отправление, мало чем отличающееся от дефекации». В автобиографии Кроули утверждал, что основой «Книги Закона» была фундамен­тальная идея о том, что «каждый человек имеет полное пра­во удовлетворять свой сексуальный инстинкт тем способом, который является для него психологически наиболее подходящим. Единственным ограничением является наказ относиться ко всем подобного рода актам как к таинствам».

Подобная идея в 1920-е годы выглядела нелепой, но в современном отношении к сексу она занимает централь­ное место. Следует сделать единственную поправку: хотя современному человеку позволено заниматься сексом многими разными способами — например, гомосексуа­лизм больше не является преступлением, — никто не счи­тает сексуальный акт священным. Получается, что урок Кроули был воспринят только наполовину. Подводя итог, можно сказать, что, хотя его сексуальная философия да­леко опередила своё время, его идеи всё же уходили кор­нями в прошлое. В контексте сексуальной революции XX века Кроули был переходной фигурой, увенчавшей со­бой бурный период 1920-х годов. Тем не менее в том, что касается секса, он сохранил некоторые старомодные викторианские представления. Например, он полагал, что «телесные выделения при подавлении сексуальных жела­ний просачиваются в ткани тела, отравляя их. Семя, не расходуясь и накапливаясь в излишних количествах, за­трудняет работу мозга, так же, как избыток желчи: в ре­зультате появляются отклонения в психическом и мораль­ном состоянии человека».

Первого марта, после гадания по «И-Цзин» (китай­ской «Книге перемен»), Кроули выбрал в качестве места для основания Аббатства Телемы деревню Чефалу на Си­цилии. По-прежнему не известно, как было выбрано имен-но это поселение. Кроули часто — иногда по не­скольку раз в день —обращался к «Книге перемен», но название конкретного пункта пришло к нему не из возду­ха. Вероятнее всего, он заглядывал в атлас и, выбрав место, которое казалось ему наиболее подходящим для его целей как в материальном, так и в духовном плане, проверял его при помощи гадания по «И-Цзин».

Чефалу, находившаяся в сорока милях от Палермо, — маленькая, старая рыбацкая деревня, дата основания ко­торой уходит в глубь веков, в дохристианские времена. Над деревней возвышались величественный собор эпохи норманнов и Рокка ди Чефалу, отвесная скала, увенчанная мегалитическими руинами, которые греки в V веке дон. э. приспособили под храм. Это было именно то, чего искал Кроули. Здесь был мягкий климат, а местность обладала древней историей, что создавало нужную атмосферу; про­живание обходилось недорого, а сама деревня распола­галась в стороне от оживлённых дорог.

Как только решение было принято, Кроули начал гото­виться к переезду. Лия с Пупэ, выписавшись из больницы 8 марта, поехала в Лондон, где остановилась в доме тётки Кроули в Кройдоне. Здесь Лия уладила некоторые дело­вые проблемы Кроули. Пробыв в Фонтенбло ещё несколь­ко дней, Кроули, Нинетт и двое маленьких мальчиков, Хан-си и Говард, отправились на Сицилию через Марсель и Неаполь, где в гостинице «Метрополь» 27 марта Нинетт и Кроули занимались магическим сексом («per vas ne-fandum»), что должно было помочь им в их путешествии. 31 марта они прибыли в Чефалу, где, проведя одну ночь в какой-то ветхой гостинице, были представлены некоему . агенту по недвижимости, которого звали Джордано Джозус и который посоветовал им осмотреть виллу Санта-Барбара. Едва взглянув на виллу, Кроули немедленно дал согласие её снять и принялся нанимать слуг из местных жителей для ухода за домом.

Всё это стало возможным благодаря тому, что Кроули неожиданно получил в виде наследства 700 фунтов, кото­рые были выплачены ему в три приёма. Как раз одной из этих выплатой воспользовался, чтобы профинансировать основание своей общины. Нечего и говорить, что этот временный приток наличных быстро иссяк. На эти деньги Кроули приходилось содержать себя, двух женщин и трёх детей, а также тратиться натекущие нужды общины. Всю оставшуюся жизнь Кроули существовал благодаря случай­ным источникам дохода, будь то небольшое наследство, пожертвование от учеников, друзей или членов ОТО, или гонорар за статью в печатном издании. Его возмущала нищета, на грани которой он жил, он, вероятно, сожалел о расточительстве, которому предавался в молодости, однако не сдавался, проявляя истинно кроулианский стоицизм.

Первым днём существования Аббатства Телемы (из­вестного также как Collegium ad Spiritum Sanctum или по­просту вилла Санта-Барбара) можно считать 2 апреля, когда Кроули, Нинетт и мальчики въехали в дом. Лия при­была через двенадцать дней вместе с Пупэ, которая была больна. Вместе Кроули и Лия подписали контракт на арен­ду дома, причём Лия назвала себя графиней Лея Харкурт а Кроули подписался как сэр Аластор де Керваль. Была заказана и отпечатана дорогая почтовая бумага, причём как Кроули, так и Лия заказали себе визитные карточки: на карточке Кроули значилось «Зверь 666», а на карточке Лии было написано «Алая Женщина Алострад 31 -666-31». В качестве адреса было указано Аббатство Телемы.

Сказать, что расположение дома было идилличе­ским, — это ничего не сказать. Вилла Санта-Барбара сто­яла на холме над Чефалу, и вид из неё открывался на четы­ре мили вокруг. Как Кроули восторженно писал в своём дневнике, а позднее в романе «Дневник наркомана», над домом возвышались скалы,