Романько Олег Валентинович Мусульманские легионы во Второй мировой войне Сайт Военная литература

Вид материалаЛитература

Содержание


Арабские добровольцы
Индийские добровольцы-мусульмане
Боснийские мусульмане
Добровольцы из республик Средней Азии и Казахстана ( «туркестанцы»)
Северокавказские добровольцы
Азербайджанские добровольцы
Волжско-татарские добровольцы
Крымско-татарские добровольцы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
(Freiwilligen-(Ost)-Stamm-Division) со штабом в Лионе. На 1 июня 1944 г. дивизия имела следующую структуру:

— штаб дивизии;

— офицерская школа для «восточных» добровольческих формирований;

— 1-й Кадровый добровольческий (восточный) полк (грузины, туркестанцы и северокавказцы);

— 2-й Кадровый добровольческий (восточный) полк (армяне, азербайджанцы и поволжские татары);

— 3-й Кадровый добровольческий (восточный) полк (русские);

— 4-й Кадровый добровольческий (восточный) полк (украинцы);

— 5-й Кадровый добровольческий (восточный) полк (казаки).

Первоначально командиром дивизии был назначен полковник Хольсте, которого в конце марта 1944 г. сменил генерал-майор Хеннинг. В конце июня 1944 г. это [206] соединение как не оправдавшее надежд немецкого командования было расформировано, а его кадры пошли на укомплектование отдельных добровольческих частей.

Другие батальоны, не вошедшие в Кадровую дивизию, несли службу по охране «Атлантического вала» на побережье Франции, Бельгии и Нидерландов (795, 797, 798, 822 и 823-й грузинские, 800, 803 и 835-й северокавказские, 781-й и 787-й туркестанские, 809, 812 и 813-й армянские) либо действовали в центральных районах Франции против партизан (799,1/9, II/4-й грузинские и 829-й волжско-татарский).

В борьбе против союзнических англо-американских войск большинство из этих батальонов из-за их плохого вооружения и неудовлетворительных морально-боевых качеств оказались не в состоянии противостоять превосходящему во всех отношениях противнику. Одни батальоны (например, 795-й грузинский и 809-й армянский) были уничтожены или развалились под ударами войск союзников, другие (798-й и 823-й грузинские, 800-й северокавказский) оказались блокированными в «крепостях» Атлантического побережья, третьи (797-й грузинский, 826-й и 827-й волжско-татарские) были разоружены немцами из-за нежелания их солдат идти в бой и многочисленных случаев дезертирства.

Остатки разбросанных на Западном фронте батальонов были собраны на учебном полигоне Нойхаммер (Си-лезия). Здесь на основе лучших кадров Грузинского, Армянского, Азербайджанского и Северокавказского легионов зимой 1944–1945 гг. было сформировано 12-е Кавказское истребительно-противотанковое соединение (Kaukasischen Panzerjagdverbdnd № 12). Весной 1945 г. оно действовало на Одерском фронте и принимало участие в обороне Берлина. [207]

Остальной, менее боеспособный контингент этих легионов был переформирован во вспомогательные части, которые до конца войны использовались на фортификационных и других подобных работах.

Эта категория «восточных» добровольческих формирований была такой же многочисленной, как и их боевые части. Так, на март 1945 г. в состав вермахта входили: 5 туркестанских рабочих батальонов, объединенных в «Бригаду Боллера»; 10 хозяйственных и строительных батальонов смешанного национального состава; а также 202 хозяйственные, саперные, железнодорожные и строительные роты (111 туркестанских, 30 грузинских, 22 армянские, 21 азербайджанская, 15 волжско-татарских и 3 северокавказские) общей численностью около 50 тыс. человек.

21 мая 1943 г. штаб Командования восточными легионами на Украине был преобразован в экспериментальную 162-ю Тюркскую пехотную дивизию (Turcomann-Infanterie-Division № 162). Основой для создания дивизии послужили [208] батальоны, находившиеся в стадии формирования. Летом 1943 г. кадровый состав дивизии был переброшен на учебный полигон Нойхаммер (Германия), где формирование было продолжено. В результате дивизия имела следующую структуру:

— штаб дивизии;

— 303-й Туркестанский пехотный полк;

— 314-й Азербайджанский пехотный полк;

— (Кадровый) батальон 162-й пехотной дивизии;

— 236-й Туркестанский артиллерийский полк;

— 936-й саперный батальон;

— кавалерийский эскадрон;

— части обеспечения и обслуживания. Кадровый состав дивизии комплектовался по принципу 1:1, т.е. на 50 % — немецким кадровым персоналом.

Командиром дивизии был назначен О. фон Нидермайер, который пробыл на этом посту до 4 мая 1944 г., когда его сменил бывший начальник Командования восточными [209] легионами в Польше генерал-майор фон Гейгендорф.

После завершения в сентябре 1943 г. своего формирования и обучения 162-я дивизия была отправлена в Словению, где совместно с немецкими частями и формированиями словенских коллаборационистов вела бои против НОЛЮ. В августе 1944 г. дивизия была передислоцирована в Италию, где до самого конца войны ее использовали на охранной службе и в борьбе с партизанами. После начала наступления западных союзников в Италии она в течение двух кампаний (сентябрь — декабрь 1944 г. и январь — апрель 1945 г.) принимала участие в боях с ними. В апреле 1945 г. дивизия была отведена в Австрию, где и капитулировала перед британскими войсками. [210]

В отличие от полевых батальонов восточных легионов Соединение особого назначения «Горец» было предназначено для разведывательно-диверсионных операций в ближнем и дальнем тылу Красной Армии. Так, уже в августе — сентябре 1942 г. часть его бойцов (преимущественно уроженцев Северного Кавказа) была отобрана в специально сформированную Северокавказскую зондер-команду «Шамиль» (Nordkaukasiche Sonderkommando «Schamil»). После соответствующей подготовки они были выброшены с парашютами в советском тылу для осуществления разведывательно-диверсионных акций. Одна из трех групп этой команды в составе 10 немцев и 15 северокавказцев высадилась в районе объектов нефтедобычи в Грозном с целью их захвата и удержания до подхода передовых частей немецкой 1-й танковой армии. Попытка прорыва немецких войск на Грозный 25–27 сентября окончилась провалом, однако группе удалось благополучно вернуться назад.

Подобным образом предполагалось использовать и все соединение «Горец». Но после прибытия последнего на Кавказ в сентябре 1942 г. планы по его использованию были изменены. Вначале оно действовало против советских партизан в районе Моздок — Нальчик — Минеральные Воды (где «прославилось» своей жестокостью по отношению к мирному населению и массовыми убийствами), а 29 октября было отправлено на передовую в качестве обычной фронтовой части. При этом 1-я и 4-я его роты были отправлены на нальчикское, а 2-я и 3-я — на ищерское направление, где они действовали в общем оперативном подчинении 1-й танковой армии. Чтобы проверить надежность соединения, его бросали на самые трудные участки фронта, где оно понесло очень тяжелые потери.

Следует сказать, что за весь период своего существования соединение «Горец» так и не было использовано по своему прямому назначению. Даже после перевода в Крым, в феврале 1943 г., его личный состав нес службу по охране побережья в районе Коктебель — Двуякорная бухта, а поздней осенью и зимой 1943–1944 гг. принимал участие в боях на Перекопском перешейке. В конце концов в апреле 1944 г. «Горец» был эвакуирован с полуострова и по частям передислоцирован в Грецию (1-й и 3-й батальоны) и в Польшу (2-й батальон), где его главной задачей стала борьба с партизанами.

Оценивая опыт использования батальонов восточных легионов на Кавказе, начальник штаба группы армий «А» генерал-лейтенант Г. фон Грейфенберг указывал, что [212] некоторые из них (например, 804-й и 805-й азербайджанские) «действовали в крупных лесных районах часто самостоятельно, успешно боролись с бандами и отрядами противника и внесли большой вклад в дело обеспечения умиротворения этих районов»{55}.

Однако многие другие батальоны не оправдали надежд германского командования: не проявили высокой боеспособности в связи с тем, что часть завербованных в них бывших советских военнопленных дезертировала или переходила на сторону Красной Армии. Существенную роль при этом сыграла советская пропаганда, которая хоть и обвиняла всех добровольцев в предательстве, но и обещала прощение «вовремя одумавшимся». Кроме того, имело место и обыкновенное нежелание легионеров воевать со своими соотечественниками.

В некоторых батальонах еще во время их формирования и подготовки были созданы подпольные группы, готовившие переход своих частей на сторону Красной [213] Армии или партизан. Первая успешная попытка была предпринята в феврале 1943 г. в 825-м волжско-татарском батальоне, который в это время нес охранную службу в Витебской области. В этом батальоне еще с конца 1942 г. действовала подпольная организация. Подпольщики Витебска установили с ней связь, сообщили местным партизанам подробные данные о батальоне и приняли деятельное участие в организации перехода его личного состава на сторону партизан. В результате 23 февраля подавляющее большинство солдат батальона, захватив оружие, ушли к партизанам.

Другой случай имел место 13 сентября 1943 г., когда в районе Обояни (Россия) личный состав 781-го туркестанского батальона перебил немецких офицеров и в количестве трех рот с оружием в руках перешел на сторону Красной Армии. Но еще по пути следования на фронт из этого батальона дезертировали 43 человека.

Еще в одном из полевых батальонов, 804-м азербайджанском, подпольная группа была создана после того, как он был выведен с Кавказа в Крым. Здесь при поддержке местных партизан в августе 1943 г. в нем была создана подпольная организация, которая со временем должна была стать костяком партизанского отряда. Эта организация действовала до 8 октября 1943 г., пока ее не выдал предатель. Немцы расстреляли 8 человек, батальон расформировали, а его личный состав отправили в концлагерь. Тем не менее 60 человек смогли бежать и создали партизанский отряд, который успешно действовал до самого освобождения Крыма.

Подобные случаи способствовали тому, что немецкое командование стало меньше доверять личному составу этих батальонов. После же разгрома немцев под Сталинградом и их отступления с Кавказа моральное состояние добровольцев и вовсе ухудшилось. В связи с [214] этим все «восточные» формирования (включая и укомплектованные советскими мусульманами) было решено передислоцировать с Восточного на Западный или Итальянский фронты. Предполагалось, что здесь, вдали от «большевистской пропаганды», боеспособность этих частей значительно повысится. Однако результат оказался обратным. Так, генерал-от-инфантерии К. фон Типпельскирх отмечал, что прибывшая в Италию 162-я пехотная дивизия, «сформированная из советских военнопленных — тюрков... в боевых действиях себя не оправдала и могла быть использована лишь для борьбы с партизанами. Значительное число солдат из состава этой дивизии перебежало на сторону противника»{56}.

Что касается еще одной категории мусульманских «восточных» формирований — крымско-татарских частей, то система их боевого применения была обусловлена тем, что они предназначались для охранных мероприятий в тылу немецких войск. Так, главной задачей сформированных в январе — марте 1942 г. татарских рот самообороны была совместная с немецкими оккупационными войсками борьба с партизанами. Для этого использовались наиболее обученные и подготовленные роты (например, 8-я бахчисарайская и 9-я коушская). Те же роты, которые еще не прошли достаточной подготовки или если их личный состав не имел опыта участия в боевых действиях, применялись для несения караульной службы на военных или гражданских объектах: складах, железнодорожных станциях, административных учреждениях и т.п.

Немецкая кампания по вербовке добровольцев из числа крымских татар очень встревожила руководство местных партизан. Так, начальник 2-го партизанского района И.Г. Генов докладывал 31 января 1942 г. на «большую [215] землю»: «Местное татарское население успешно вооружается... немцами, цель — борьба с партизанами... Надо полагать, что в ближайшие дни они начнут практиковаться в борьбе с нами. Мы готовы к этому... хотя понимаем, что вооруженные татары куда опаснее... немцев и румын»{57}.

А уже в феврале 1942 г. отдельные отряды добровольцев-татар численностью до 200–250 человек были направлены на фронт под Керчь, где приняли участие в боях против Красной Армии. Впоследствии немецкое командование использовало эти отряды и под Севастополем.

Несколько более высокие требования предъявлялись к татарским батальонам «Шума», в которые к ноябрю 1942 г. были переформированы все татарские роты самообороны. Предполагалось, что при необходимости эти батальоны можно будет отправить и на фронт. В самом же Крыму каждый из этих батальонов имел собственный оперативный район, например: Аргин — Баксан — Барабановка, Сартана — Куртлук, Камышлы — Бешуй — батальон № 148; Кокоши — Коуш — Мангуш — батальон № 149; Корбек — Улу-Узень — Демерджи — батальон № 151. Здесь они несли охрану военных и гражданских объектов, вместе с частями вермахта и немецкой полиции принимали активное участие в поиске партизан. Так, по сводкам немецкого Крымского штаба по борьбе с партизанами, с 9 ноября по 27 декабря 1942 г. батальоны № 148, 149 и 150, действовавшие в районах Демерджи и Карасубазара, участвовали в 6 крупных акциях против партизан. При этом были убиты 8 и взяты в плен 5 партизан. Сколько потеряли батальоны, в сводке не сообщается, скорее всего потери были не меньшими. [216]

В ряде случаев немецкое командование использовало эти батальоны для проведения карательных операций и для охраны концентрационных лагерей. Например, 4 февраля 1942 г. группа татар-добровольцев из деревни Коуш во главе с Ягъей Смаилом совместно с немецким карательным отрядом приняла участие в расправе над жителями поселка Чаи». При этом были зверски убиты 15 человек

Начиная с весны 1942 г. на территории совхоза «Красный» действовал концентрационный лагерь, где немцы за два с половиной года оккупации замучили и расстреляли не менее 8 тыс. жителей Крыма. По свидетельствам очевидцев, лагерь охранялся татарскими добровольцами из 152-го батальона «Шума», которых начальник лагеря СС-обершарфюрер Шпекман привлекал для выполнения «самой грязной работы».

После отступления немцев с Кавказа и блокирования крымской группировки врага в крымско-татарских частях начался процесс разложения и участились случаи перехода на сторону партизан, наиболее значительным из которых стал переход 152-го батальона под командованием майора Раимова{58}. Особенно массовый приток татар в партизанские отряды начался осенью 1943 г. Например, к декабрю перешли 406 человек, из которых 219 служили до этого в различных полицейских формированиях.

Под влиянием агитационно-пропагандистской работы партизан среди татарского населения и в добровольческих частях во многих батальонах «Шума» осенью — зимой 1943 г. были созданы просоветские подпольные организации. Так, командир 154-го батальона А. Керимов был арестован [217] немцами как «неблагонадежный», а в 147-м батальоне 76 человек были арестованы и расстреляны как «просоветские элементы». Однако уже в январе 1944 г. начальник штаба 147-го батальона Кемалов готовил его к переходу на сторону партизан.

В результате, по немецким данным, около 1/3 батальонов «Шума» оказались ненадежными и были разоружены самими немцами, а их личный состав помещен в концлагеря. Остальные же батальоны, в которых, по оценкам Крымского штаба партизанского движения, служили «настоящие добровольцы, бывшие недовольные советской властью элементы», в апреле — мае 1944 г. сражались против освобождавшей Крым Красной Армии. Так, по воспоминаниям И.И. Купреева, комиссара 5-го отряда 6-й бригады Восточного соединения партизан, добровольцы из бахчисарайского батальона «Шума» очень упорно сражались за город.

Из всех частей войск СС, укомплектованных советскими добровольцами-мусульманами, в боевых действиях участвовал только 1-й Восточно-мусульманский полк СС. В марте 1944 г. после первоначальной подготовки он был переброшен в западную Белоруссию, в район г. Юратишки, где принимал участие в боях с партизанами. Одновременно личный состав полка заканчивал свою подготовку перед предполагаемой отправкой на фронт (см. табл. 14).

Однако уже в августе 1944 г. полк был отправлен в Польшу, где два его батальона приняли участие в подавлении Варшавского восстания, находясь в составе Специального полка СС под командованием СС-штандартенфюрера О. Дирлевангера. Это была единственная в своем роде операция. Ее главной особенностью являлось то, что здесь под общим командованием СС-обергруппенфюрера и генерала полиции Э. фон дем Бах-Зелевски сражались сразу несколько [218] «восточных» добровольческих формирований. Ранее немцы не допускали подобной концентрации, а предпочитали использовать эти формирования поодиночке. Таким образом, в подавлении Варшавского восстания участвовали следующие добровольческие формирования:

— 1-й и 2-й батальоны 1-го Восточно-мусульманского полка СС (800 офицеров, унтер-офицеров и рядовых);

— 1-й полк «Бригады Каминского» (1700 человек);

— 3-й казачий кавалерийский батальон 57-го охранного полка;

— 69-й казачий батальон 3-й кавалерийской бригады Казачьего Стана;

— 2-й (азербайджанский) батальон Соединения особого назначения «Горец» (5 офицеров, 677 унтер-офицеров и рядовых);

— 3 украинские роты в составе частей СД.

При этом общая численность этих формирований составила около 5 тыс. человек. [219]

Действия 1-го Восточно-мусульманского полка в Варшаве были в целом высоко оценены немецким командованием, отметившим многих из его солдат и офицеров наградами, включая и Железные Кресты.

Участие в подавлении Варшавского восстания было последней операцией полка. С тех пор и до самого конца войны он только подвергался постоянным реорганизациям, а его личный состав проходил переподготовку.

Такие же формирования, как Татарская горно-егерская бригада и Кавказское соединение СС, и вовсе не принимали участия в боевых действиях, так как либо не имели достаточной подготовки и вооружения, либо не были развернуты согласно своему штатному расписанию.

Другой причиной, по которой командование СС не спешило вводить в бой эти формирования, было низкое моральное состояние их личного состава. Гиммлер, как и в случае с балканскими дивизиями, считал, что оказывает бывшим советским гражданам большую честь, принимая их в ряды СС. Естественно, он надеялся, что в них они будут служить с большим, чем в вермахте, рвением. Поэтому после подавления Варшавского восстания 1-й Восточно-мусульманский полк СС был переброшен в Словакию, где было принято решение реорганизовать его в соединение бригадного типа — Восточно-тюркское соединение СС. Здесь в ночь с 24 на 25 декабря 1944 г. в туркестанском батальоне полка произошел мятеж, в результате которого 450–500 человек под руководством командира батальона Ваффен-оберштурмфюрера Г. Алимова перешли к партизанам. Однако рассчитывавший заслужить своим поступком прощение Алимов был расстрелян, и после этого 300 человек из числа перебежчиков вернулись назад к немцам.

В этой истории до сих пор много неясного. Советский историк Б. Брентьес утверждал, что «Алимов, еще задолго до мятежа, установил связь с партизанами»{59}. Однако подтверждений этому нет. Многие западные историки склонны считать, что этот инцидент был вызван слухами о том, что немцы собираются подчинить Восточно-тюркское соединение генералу А.А. Власову, который к этому времени стал главнокомандующим вооруженными силами Комитета освобождения народов России. А это якобы не согласовывалось с планами Туркестанского национального комитета по созданию независимого государства.

Тем не менее последнее могло быть просто поводом, тогда как причина крылась в общем упадке морального состояния личного состава соединения. Еще в марте 1944 г. после гибели первого командира полка — А. Майер-Мадера — имели место случаи подобного характера. Уже тогда в полку, по свидетельству самих немцев, процветали распущенность и пьянство. Эта ситуация усугубилась [221] еще и тем, что проникшие в часть советские агенты всячески раздували недовольство личного состава и подбивали солдат к дезертирству. Прибытие в полк нового командира — СС-гауптштурмфюрера Биллига — только усугубило ситуацию. -Недовольный своим переводом в СС, он вымещал это недовольство на подчиненных. Так, подозревая, что в полку идет подготовка к мятежу, Бил-лиг приказал расстрелять 78 человек. Однако дезертирство не прекратилось, в результате чего Биллиг был снят со своей должности как не справившийся с обязанностями командира. Только усилиями нового командира — СС-гауптштурмфюрера Херманна — полк был очищен от большинства ненадежных элементов.

Следовательно, предпосылки к открытому бунту были налицо еще задолго до декабря 1944 г. Поэтому, чтобы поднять моральное состояние личного состава полка, было решено бросить его в бой, в итоге чего он и принял участие в подавлении Варшавского восстания. Однако результат этого боевого применения оказался обратным ожидавшемуся. Как известно, на морально-боевое состояние личного состава любого воинского формирования влияет то, с каким противником оно сражается. Если это регулярная армия, то состояние и соответственно дисциплина выше. Если же это главным образом мирное население (как было в Варшаве), а формирование выполняет карательные функции, то дисциплина в нем стремительно падает. Нечто подобное имело место и в Восточно-мусульманском полку, когда после подавления Варшавского восстания он был переведен в Словакию.

Боевое применение любого воинского формирования представляет собой конечную цель его организации и подготовки. Как правило, в условиях военных действий система боевого применения зависит от функционального [222] назначения этого формирования. Однако в германских вооруженных силах это касалось только немецких частей. Система же боевого применения иностранных добровольческих формирований, помимо их функционального назначения, зависела еще и от соотношения политических и военных принципов, положенных в основу системы их боевого применения.

Поэтому арабские и индийские добровольческие формирования создавались как кадровая основа будущих «национально-освободительных армий». Так их предполагалось использовать после вступления вермахта в «арабское» или «индийское» пространства. До этого же в основу системы их боевого применения был положен принцип, который можно назвать «ударно-пропагандистским», т.е. эти формирования должны были стать своего рода политическими центрами немецкого похода на Ближний Восток и в Индию. В данном случае можно сказать, что политические причины создания явно превалировали на военными.

Добровольческие формирования из балканских мусульман организовывались и готовились в основном как антипартизанские формирования с широким оперативным районом. Исключением является посланный на Восточный фронт Хорватский легион, однако он создавался совсем по другим причинам. Балканские же дивизии войск СС специально готовились для действий против партизан, и прежде всего в горной местности. В то же время они должны были использоваться только на Балканах. Это были мусульманские формирования в прямом смысле этого слова, так как в основу системы их боевого применения был положен принцип, вытекающий из межэтнических и межрелигиозных разногласий на Балканах.

Более разнообразное функциональное назначение имели мусульманские формирования, укомплектованные [223] гражданами СССР. Во многом это зависело от их количества, так как они представляли самую многочисленную категорию в системе иностранных добровольческих формирований. В целом причины их создания сходны с причинами двух первых категорий, однако здесь немаловажную роль сыграли и чисто военные факторы. Это прежде всего желание немецкого командования пополнить личный состав своих вооруженных сил, которые после 1941 г. стали нести огромные потери. Такое разнообразие причин способствовало тому, что добровольческие формирования из советских мусульман создавались как фронтовые части (в составе вермахта и войск СС), полицейские, разведывательно-диверсионные и вспомогательные формирования.

Следовательно, соотношение военного и политического принципов в основе системы их боевого применения менялось в зависимости от военной обстановки. В данном случае политический принцип заключался в том, что эти формирования представлялись немецкой пропагандой как будущие «освободительные армии своих народов от большевистской тирании».

Наиболее широко в военных действиях использовались мусульманские формирования из граждан СССР, потому что, во-первых, это была наиболее многочисленная категория добровольцев и, во-вторых, Восточный фронт, где они первоначально применялись, был главным фронтом Второй мировой войны.

Более ограниченный характер применения был у формирований из балканских мусульман. Каждое из них либо всего по несколько месяцев участвовало в боевых действиях, либо вовсе не принимало в них участия.

Что касается арабских и индийских формирований, то большинство из них вообще не было использовано в соответствии со своим функциональным назначением. [224] Их боевое применение носило крайне ограниченный характер.

Нельзя не отметить, что в системе боевого применения мусульманских формирований были и общие черты. Главной из них было то, что они по возможности не использовались массированно на отдельно взятом участке фронта. Более того, не допускалось, чтобы они контактировали с другими категориями иностранных добровольческих формирований. Исключение, пожалуй, составляет только битва за Кавказ, где было задействовано очень много иностранных добровольческих формирований. Однако и здесь добровольцы-мусульмане были распылены по всему фронту. Подобная ситуация имела место и при подавлении Варшавского восстания. Здесь иностранные добровольцы действовали почти самостоятельно. Причина этого кроется в том, что их противник не представлял собой регулярных частей, а операции в целом носили карательный характер.

Результаты боевого применения во многом зависели от боеспособности мусульманских формирований. Наиболее боеспособными на первоначальном этапе их применения показали себя мусульманские формирования из советских граждан. Однако их боеспособность резко упала, когда Красная Армия изгнала немцев с Кавказа и начала непрерывно наступать. В связи с этим резко увеличились случаи дезертирства и переходов на сторону советских войск и партизан.

Боеспособность балканских мусульманских формирований была гораздо ниже, чем у предыдущих. Это зависело от нескольких причин. Во-первых, на их подготовку за редким исключением не хватало времени, а на оснащение личного состава — необходимого количества вооружения и снаряжения. Во-вторых, эти формирования предназначались для использования главным образом на Балканах, если же поступал приказ об их передислокации за пределы полуострова, то уровень дезертирства резко повышался. В-третьих, на их боеспособности и морально-боевом состоянии личного состава сказывалось то, что эти формирования применялись не как фронтовые части, а как антипартизанские. Как известно, партизанская война — это война без правил, что, естественно, не способствует укреплению дисциплины.

Очень трудно судить о боеспособности арабских формирований, так как они практически не принимали участия в серьезных боях, а если и принимали, то незначительное время. В случае же с индийскими формированиями, вообще не принимавшими участия в каких-либо крупных боевых операциях, остается положиться на мнение германского командования, опасавшегося вводить их в бой из-за плохой дисциплины среди индийских добровольцев.

Заключение

Процесс создания и использования иностранных добровольческих формирований в германских вооруженных силах не был однозначным явлением. Среди целого ряда причин, обусловивших его появление и развитие, следует выделить такие, которые носят прежде всего военный и политический характер.

Военные причины были связаны со стремлением немецкого военно-политического руководства, с одной стороны, пополнить ряды своих вооруженных сил на фронте, а с другой — увеличить силы по поддержанию порядка в тыловых районах с тем, чтобы высвободить для фронта немецкие части.

Политические причины заключались в желании немецкого политического руководства представить войну (и особенно войну против СССР) как войну всех наций мира против «мирового коммунизма». Последнее же и обусловило то, что иностранные добровольческие формирования как отдельная категория германских вооруженных сил появились именно после начала войны с Советским Союзом.

Вследствие того, что после нападения на СССР Второй мировой войне был придан действительно общемировой характер, в процесс создания и деятельности иностранных добровольческих формирований были так или иначе вовлечены представители всех европейских и [227] некоторых азиатских народов. Таким образом, можно сказать, что за период Второй мировой войны в германских вооруженных силах прошли службу около 2 млн. иностранных граждан (см. табл. 1).

Это равняется примерно 12 % от общей численности личного состава германских вооруженных сил, который за период с 1939 по 1945 г. составил около 17 млн. человек. Кроме того, таким количеством добровольцев можно было укомплектовать около 157 немецких пехотных дивизий или соединений дивизионного типа{60}. Последний факт позволяет сделать вывод, что людские ресурсы либо оккупированных Германией, либо союзных ей государств играли существенную роль в пополнении ее вооруженных сил.

Процесс создания и использования иностранных добровольческих формирований в системе германских вооруженных сил не был и одномерным процессом. На всем протяжении существования этих формирований он подвергался разнообразным изменениям, определяющей чертой которых были немецкая национальная политика и проходившие в ней эволюции. От отношения немецкого военно-политического руководства к тому или иному народу зависел и статус иностранного добровольческого формирования как внутри этой категории, так и в системе германских вооруженных сил.

Вследствие определенных приоритетов, существовавших в германской внешней и национальной политике еще с конца XIX в., а также тех планов, которые германское военно-политическое руководство строило на основе этих приоритетов, в системе иностранных добровольческих формирований можно выделить отдельную категорию — мусульманские [228] формирования. В отличие отряда других категорий иностранных добровольцев она не была единой ни по национальному, ни по политическому признаку. Единственное, что объединяло все мусульманские формирования, так это общее вероисповедание их личного состава и те планы, которые связывало с их использованием германское военно-политическое руководство. И, надо признать, эти планы были уникальными в своем роде. Таким образом, создание и использование мусульманских формирований явилось продолжением германской «исламской политики» в условиях войны.

Практически все мусульманские формирования изначально имели очень высокий статус по сравнению, например, с немусульманскими балканскими и некоторыми формированиями из граждан СССР. Прежде всего это было связано с вышеуказанными политическими причинами. Их статус неуклонно возрастал, и к концу войны правовое положение оставшихся мусульманских добровольцев ничем не отличалось от положения немецких солдат.

Однако несмотря на свой в целом одинаковый статус, мусульманские формирования имели ряд особенностей, которые отличали их друг от друга и в первую очередь были связаны с причинами и условиями их создания, с их национальным составом, с системой их организации, подготовки и боевого применения.

Можно сказать, что за период с 1941 по 1945 г. в германских вооруженных силах прошли службу от 415 до 440 тыс. добровольцев-мусульман следующих категорий (см. табл. 2):

— арабы и индийцы-мусульмане — соответственно 5 и 2 тыс.;

— мусульмане — граждане балканских государств — около 115–125 тыс.;

— мусульмане — граждане СССР — около 290–305 тыс. человек. [229]

Это примерно равняется 22–23 % от общей численности иностранных добровольческих формирований и 2,5–2,6 % от общей численности германских вооруженных сил за период с 1939 по 1945 г. Что же касается процентного соотношения мусульманских и немусульманских добровольцев в каждой национальной категории, то оно было следующим. Среди арабских добровольцев их было 100 %, среди индийских — около 70 %, среди представителей балканских народов — около 42 % и среди добровольцев из граждан СССР — около 20 %. Таким количеством добровольцев можно было укомплектовать в среднем 34–35 немецких пехотных дивизий или соединений дивизионного типа (см. табл. 4).

В действительности же мусульманскими добровольцами либо целиком, либо совместно с немецким (или другим иностранным) кадровым персоналом были укомплектованы следующие части и соединения германских вооруженных сил.

Арабские добровольцы (всего около 5 тыс. человек) входили в состав одного Соединения особого назначения полкового типа, а также в 5 батальонов (или отдельных, или в составе более крупных частей).

Индийские добровольцы-мусульмане (всего около 2 тыс. человек) входили в состав примерно 10 из 15 рот 950-го индийского моторизованного полка.

Балканские мусульмане были распределены следующим образом:

Албанцы (всего около 60–65 тыс. человек) входили в состав 4 стрелковых полков, 4 «фашистских» милицейских батальонов и 3 территориальных полицейских полков. Впоследствии большинство из этих частей были расформированы, а их личный состав пошел на укомплектование 21-й албанской дивизии войск СС «Скан-дербег».

Боснийские мусульмане (всего около 55–60 тыс. человек) первоначально служили либо в вооруженных силах Независимого государства Хорватия, либо входили в состав местных хорвато-мусульманских милицейских формирований (полк/бригада). Впоследствии все эти части были расформированы, а их личный состав пошел на укомплектование двух боснийских дивизий войск СС: 13-й «Хандшар» и 23-й «Кама». Кроме того, один батальон боснийских мусульман с 1941 по 1943 г. действовал на Восточном фронте в составе Хорватского легиона.

И наконец, самой многочисленной категорией — советскими мусульманами - были укомплектованы следующие части и соединения:

Добровольцы из республик Средней Азии и Казахстана ( «туркестанцы») (всего около 180 тыс. человек) входили в состав 26 усиленных полевых, запасных, рабочих и хозяйственных батальонов; 111 маршевых, хозяйственных, саперных, железнодорожных и дорожно-строительных рот; 303-го пехотного полка 162-й Тюркской пехотной дивизии; и одной боевой группы (полка) Восточно-тюркского соединения СС.

Северокавказские добровольцы (всего около 28–30 тыс. человек) входили в состав 9 усиленных полевых батальонов; одного батальона Соединения особого назначения «Горец»; 3 саперных, железнодорожных и дорожно-строительных рот; 2 крепостных полков; 1 боевой группы Кавказского соединения СС; и отдельной зондеркоманды «Шамиль», состоявшей из трех групп силой до взвода.

Азербайджанские добровольцы (всего около 25–35 тыс. человек) входили в состав 15 усиленных полевых батальонов; 1 батальона Соединения особого назначения «Горец»; 21 маршевой, строительной и хозяйственной роты; 314-го пехотного полка 162-й Тюркской пехотной дивизии; и 1 боевой группы Кавказского соединения СС. [231]

Волжско-татарские добровольцы (всего около 40 тыс. человек) входили в состав 7 усиленных полевых батальонов; 15 хозяйственных, саперных, железнодорожных и дорожно-строительных рот; и 1 боевой группы Восточно-тюркского соединения СС.

Крымско-татарские добровольцы (всего около 15–20 тыс. человек) входили в состав 14 рот самообороны; 8 батальонов вспомогательной полиции порядка; 1 горно-егерского полка (затем бригады); 1 боевой группы Восточно-тюркского соединения СС; а также — в качестве «добровольных помощников» — 35-й полицейской гренадерской дивизии СС.

Приведенные цифры не являются абсолютными, так как в случае с мусульманскими формированиями (и вообще с иностранными добровольцами) не всегда можно учесть боевые и небоевые потери, организационные перемещения личного состава и другие изменения. В то же время они дают примерное представление о численности добровольцев-мусульман, состоявших в рядах германских вооруженных сил. Главной причиной этого является то, что набор добровольцев не всегда проходил централизованно. Как известно, создание многих подобного рода формирований осуществлялось по инициативе полевых командиров германских вооруженных сил и поэтому далеко не всегда находило отражение в документах органов главного командования.

Причину такого численного соотношения различных категорий мусульманских формирований следует искать главным образом в тех политических и военных условиях, в которых проходили их создание и использование.

Каковы же были те главные политические причины, побудившие нацистское военно-политическое руководство использовать в военных целях мусульманский фактор? Так, в вопросе с арабскими и индийскими добровольцами [232] политические цели явно преобладали над военными. Один из соратников Гитлера Г. Раушнинг определил их как «тактический способ сеяния раздора между народами Европы (прежде всего Англией и Францией) и исламскими странами». Все же остальное — это «лозунги гитлеровской пропаганды»{61}.

Действительно, военная ценность соединений, сформированных из арабов и индийцев, практически равнялась нулю. С одной стороны, это можно объяснить тем, что германские войска так и не дошли до Ближнего Востока и Индии. С другой — Гитлер и его соратники отлично понимали, что не могло быть никакого общеарабского, а тем более общеиндийского восстания и массового притока добровольцев, пока вермахт не выйдет к границам этих регионов. А это в тогдашних военно-политических условиях было неосуществимо. Поэтому все политические и военные переговоры с арабскими и индийскими лидерами — чистая фикция, попытка использовать их авторитет для того, чтобы изменить общественное мнение в мусульманском мире в пользу Германии.

Что касается политики создания мусульманских формирований на Балканах, то она является классическим примером того, как, играя на межнациональных и религиозных противоречиях, можно сохранить свое господство в этом регионе. В основе немецкой оккупационной политики здесь лежало стремление использовать старую вражду между православными сербами, мусульманами в Боснии, Косово и Албании и католиками-хорватами.

Однако немцы в своей оккупационной политике на Балканах использовали «мусульманский фактор» не только против сербского населения, но и (в скрытой форме) против своего союзника по Тройственному пакту — НГХ. Включив в его состав земли Боснии и Герцеговины, немцы [233] получили очень действенный противовес власти усташей.

Еще одной особенностью политики по созданию мусульманских формирований на Балканах было то, что до сентября 1943 г. этот регион был поделен на сферы влияния между Германией и Италией. И именно под властью последней оказались почти все области компактного проживания мусульман, что, несомненно, наложило свой отпечаток на процесс создания этих формирований.

До 1991 г. в югославской историографии (как, впрочем, и в советской) все события Второй мировой войны на Балканах было принято характеризовать как социальную революцию. Однако их было бы правильнее назвать гражданской войной.

Долгое время в отечественной историографии бытовало мнение, высказанное М.И. Калининым 4 августа 1943 г. в беседе с фронтовыми агитаторами, работавшими среди бойцов нерусских национальностей. Говоря об «изменниках Родины, перешедших на сторону врага», он сказал, что «встречаются ничтожные исключения, которые для такой большой страны, как СССР, не имеют значения»{62}. Но, судя по приведенным выше цифрам, это было не совсем так, что позволяет рассматривать некоторые события Великой Отечественной войны как второй гражданской, хотя и не в таких масштабах, как на Балканах.

Начиная войну против СССР, военно-политическое руководство Германии