Краткое изложение следственного дела Джордано Бруно (Извлечения)

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2

Краткое изложение следственного дела Джордано Бруно (Извлечения)

О ТОМ,

ЧТО БРАТ ДЖОРДАНО БРУНО

ДУМАЛ О СВЯТОЙ КАТОЛИЧЕСКОЙ ВЕРЕ,

ОСУЖДАЛ ЕЕ И ЕЕ СЛУЖИТЕЛЕЙ

1. Джованни Мочениго, доносчик, в Венеции: Я несколько раз слышал от Джордано в моем доме, что ему не нравится никакая религия. Он высказывал намерение стать основателем новой секты под названием «Новая философия». Говорил, что наша католическая вера пре исполнена кощунствами против величия божия, что нужно прекратить диспуты и отнять доходы у монахов, ибо они оскверняют мир; что все они ослы, и что наши воз зрения — учения ослов; что у нас нет доказательств, угодна ли наша вера богу; и что он удивляется, как бог выносит столь многочисленные ереси католиков. Это могут под твердить святой службе книготорговцы Чотто и Джакомо Бертано; каковой Бертано беседовал со мной о нем и сказал, что он враг Христа и святой нашей веры, и высказывал при нем великие ереси.

2. Я слышал от него, что теперешний образ действий церкви — не тот, какой был в обычае у апостолов, ибо они обращали людей проповедями и примерами доброй жизни, а ныне кто не хочет быть католиком — подвергается карам и наказаниям, ибо действуют насилием, а не любовью; и что такое состояние мира не может далее продолжаться, ибо в нем царит одно лишь невежество и нет настоящей веры; что католическая нравится ему больше других, но и она нуждается в величайших исправлениях; что в мире неблагополучно и очень скоро он подвергнется всеобщим переменам, ибо невозможно, чтобы продолжалась такая испорченность и что он ожидал больших деяний от короля Наваррского; и поэтому он хотел поспешить выпустить в свет свои сочинения и таким путем приобрести влияние, ибо он собирался, когда придет время, стать капитаном, и что он не всегда будет бедняком, так как будет пользоваться чужими сокровищами.— Показал, что на его упреки [Джордано] отвечал, смеясь: «Дождитесь страшного суда, когда все воскреснут, получите тогда награды за свои добродетели!» И упрекал [Венецианскую] республику в том, что она оставляет монахам богатства, говоря, что нужно поступить с ними, как во Франции, где доходами монастырей пользуются дворяне; и что все монахи — ослы.

3. Он же, допрошенный^¹, показал: Я слышал, что он слывет человеком, ни во что не верующим, и сразу, как он приехал в Венецию, стал замечать, что он еретик. Когда Патрици^² поехал в Рим, Джордано говорил о его преосвященстве: «Этот папа — порядочный человек, так как он покровительствует философам^³, и я тоже могу надеяться на покровительство; я знаю, что Патрици — философ и ни во что не верует». А я ответил, что Патрици — добрый католик. Высказываясь о религии, Джордано говорил решительно и твердо. Он много говорил против веры, но походя. Он говорил, что вера католиков полна учения ослов и не может быть доказана. Эти слова, включенные в статью допроса (то есть о воскрешении мертвых, как указал выше в первом доносе), он говорил мне лично, смеясь и издеваясь над воскресением, о котором мы беседовали, когда я его осуждал.

4. Я не слышал от него, что он хотел учредить в Германии секту джорданистов, но он утверждал, что когда он закончит некоторые свои исследования^⁴, он станет известен, как великий человек. И что он надеется, что дела Наварры успешно пойдут во Франции, и что он вернется в Италию, и тогда сможет жить и говорить свободно. Когда Патрици поехал в Рим, он говорил, что надеется на милостивый прием папы, ибо он никого не оскорблял своим об разом мыслей. Рассуждая о воскресении, он утверждал, что все будут спасены и добавил: «Увидите, чего добьетесь вашим воскресением!»

5. Спрошенный отвечал: Об этом стихе Ариосто, который выпал Бруно, я ничего не знаю и не припоминаю. — Далее, в другой части допроса, на пятый день, от себя показал: В тот раз я сказал, что не помню о стихе Ариосто, но потом вспомнил, что Джордано говорил мне об этом, когда мы с ним беседовали об английской королеве, которую он хвалил, а я сказал, что будучи еретичкой, она не достойна больших похвал. Мы заговорили о сектах, существующих в Германии и Англии. Он ругал Лютера и Кальвина и других основателей ересей, и я ему сказал: «Какой же вы веры?» — так как принимал его за кальвиниста: «Или вы вообще неверующий?» И он, улыбаясь, ответил: «Я расскажу вам об одном забавном случае и рас смешу вас. Когда я с некоторыми своими друзьями играл в предсказания, кому какой выпадет стих, мне выпал стих Ариосто, который гласит: «Враг всякого закона, всякой веры»^⁵. И он расхохотался. Припомнив, я хотел добавить это к своим показаниям.

6. Ругал Венецианскую республику за то, что она позволяет монахам пользоваться имуществами.

7. Джованни Баттиста Чотто, допрошенный в Венеции: Слышал от других во Франкфурте, что Джордано слывет человеком неверующим^⁶.

10. Джакомо Бертано, допрошенный в Венеции^⁷: Слышал от приора кармелитов во Франкфурте, что, по его мнению, это человек неверующий. Кроме того, он говорил, что знает больше, чем апостолы, и что если он только за хочет, то сможет добиться того, чтобы весь мир придерживался одной веры. — Сей свидетель повторно не допрошен.

11. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции^⁸, на допросе показал: В тюрьме он высказывал великое множество ересей и говорил серьезно, стараясь в разговоре убедить собеседника. Он рассказывал, что в гостях у одного вице-короля некий врач сказал ему: «Как видно, синьор Джордано, вы ни во что не веруете», а Джордано ответил: «А вы верите во все на свете?» И, бахвалясь этим, он рассказал, что однажды в игре ему выпал стих Ариосто: «Враг всякого закона, всякой веры», что ему нравилось, ибо находилось в согласии с его природой. Он уверял, что своим образом жизни он никого не оскорблял.

12. Франческо Грациано^⁹, сосед по камере в Венеции: Казалось, что он противился всему католическому, о чем шла речь, но он еще постоянно уверял в этом и сделал своим занятием высказывания против всякой веры и введение новой секты и говорил, что в Германии [его последователи] назывались джорданистами^¹⁰. Он рассказы вал, что однажды, то ли в Германии, то ли в Англии, при гаданиях по книге предсказаний, каждому выпадал какой-нибудь стих Ариосто, и ему выпал такой стих: «Враг всякого закона, всякой веры», чем он весьма бахвалился, говоря, что ему выпал стих, согласный с его природой.

13. Он же, повторно допрошенный: Он [Бруно] говорил, что католическая вера полна кощунств. Однажды, когда Маттео Дзаго^¹¹ пел псалом «Вступись, господи, в тяжбу с тяжущимися со мною»^¹², он стал говорить, что это величайшее кощунство, и укорять его. В том же роде он высказывался также и в других случаях. Он утверждал, что наша вера не угодна богу, и хвалился, что с детства стал врагом католической веры, и что видеть не мог образов святых, а почитал лишь изображение Христа, но потом отказался также и от него. И что он сделался монахом потому, что услышал диспут в монастыре св. Доминика в Неаполе. И сказал так: «Вы боги, и сыны всевышнего все вы», но потом открыл, что все они — ослы и невежды. Он говорил, что церковь управляется невеждами и ослами. Много раз он говорил, что в Германии в прошлые годы высоко ценились сочинения Лютера, но что теперь их больше не признают, ибо после того, как отведали его [Бруно] сочинений, не желают ничего иного. И что он основал в Германии новую секту, и, если его выпустят из тюрьмы, он вернется туда, чтобы учредить и оформить ее наилучшим образом, и хочет, чтобы она называлась сектой джорданистов. Когда же он попытался и меня также вовлечь в свою секту, я ответил ему, что не хочу быть ни джорданистом, ни органистом. Он рассказывал, что однажды в игре ему выпал по жребию стих «Враг всякого закона, всякой веры» и что это очень подходило к его природе, чем он гордился и похвалялся. Насколько я знаю, он дурно отзывался о Лютере и Кальвине и о всякой иной секте, желая жить по-своему, ибо, говорил он, живя и думая, как ему угодно, он никого этим не оскорблял. Говоря о святой службе, он сказал: «Какое дело этой службе до моей души!»

14. Он [Бруно] говорил, что в Англии, Германии и во Франции, где он бывал, его считали врагом католической веры и других сект и покровительствовали ему как философу, обучающему истине, и что если бы он не был монахом, то перед ним бы преклонялись.

Брат Джордано, обвиняемый, на четвертом допросе^¹³ показал, что никогда не разговаривал с еретиками о вещах, относящихся к вере, — так что они скорее считали меня неверующим, чем верующим в то, чего придерживались они. Они приходили к такому выводу, ибо знали, что я бывал в разных странах, не приобщившись и не приняв религии ни одной из них.

Спрошенный, отрицал, что говорил, что католическая вера преисполнена кощунств и не угодна богу. Отрицал, что с осуждением высказывался о монахах и, в частности, об их богатствах. — Я говорил, что апостолы больше сделали своими проповедями, доброй жизнью, примерами и чудесами, чем можно достичь теперь насилием, не отрицая, однако, какого бы то ни было средства, которое употребляет святая церковь против еретиков и дурных христиан.

19. Отрицал, что говорил такие слова: «Дождитесь страшного суда, увидите тогда награды за ваши добродетели!», говоря, что из его книг явствует, что он этого не думал.

20. Отрицал, что осуждал христианскую веру.

21. Он же на девятом допросе: Однажды, в бытность мою послушником, я гадал в шутку, как это обычно делается, по книге Ариосто, и мне выпали по жребию такие стихи Ариосто: «Враг всякого закона, всякой веры». Я упоминал об этом иногда в разговоре в связи с довода ми, которые приводили некоторые монахи, ставя под сомнение мою веру, клеветали на меня, приводя в качестве аргумента этот поступок, совершенный в присутствии многих послушников. — Отрицал, что похвалялся этим.

22. Отрицал все, что касается секты джорданистов, и что когда-либо имел и тем более высказывал намерение основать новую религиозную секту.

23. На тринадцатом допросе отрицал, что осуждал католическую веру и дурно думал о ней.

ОТНОСИТЕЛЬНО ТРОИЦЫ, БОЖЕСТВЕННОЙ ПРИРОДЫ И ВОПЛОЩЕНИЯ^¹⁴

24. Джованни Мочениго, доносчик, в Венеции: Я слышал несколько раз от Джордано в моем доме, что нет различия лиц в боге, что это свидетельствовало бы о несовершенстве бога.

25. Он говорил мне также (в связи с тем, что не знает другого такого времени, когда в мире процветало бы боль шее невежество, чем теперь), что некоторые похваляются, будто обладают величайшим знанием, какое только когда-либо существовало, ибо уверяют, что знают то, чего сами не понимают, а именно, что бог един и вместе с тем троичен; и что это — нелепость, невежество и величайшее по ношение величия божия. А когда я велел ему замолчать, он ответил: «О, увидите, чего вы достигнете с вашей верой!»

26. Он же, допрошенный: Дважды, беседуя со мной, он [Бруно] говорил, что в боге нет троицы, и великое невежество и богохульство утверждать, что бог троичен и един. Он сказал это в связи со своими уверениями, что теперешний мир погряз в величайшем невежестве, чем когда бы то ни было, ибо похваляется знанием того, чего не понимает, то есть троицы, так как в боге нет трех лиц, и безумие — утверждать это.

28. Обвиняемый, на третьем допросе: Вместе с богословами и величайшими философами я полагаю, что в божестве все атрибуты представляют собой одно и то же. Под тремя атрибутами я понимаю могущество, мудрость и благость, или же ум, интеллект и любовь. Благодаря им вещи получают, во-первых, существование (благодаря уму), затем упорядоченное и разграниченное существование (благодаря интеллекту) и, в-третьих, согласие и симметрию (благодаря любви), которая, я полагаю, присутствует во всем и над всем. Подобно тому как никакая вещь не существует без причастности бытия, и бытие невозможно без сущности, как ни один предмет не может быть прекрасен без присутствия в нем красоты, так и ни одна вещь не может быть обособлена от божественного присутствия. Таким образом я считаю, что различия в божестве возникают вследствие разума, а не вследствие субстанциальной истины. Далее, что касается принадлежащего вере, рассуждая не философски, чтобы прийти к отдельным лицам божества, то этой мудрости, этого сына ума, философами именуемого интеллектом, а богословами — словом, о котором надлежит веровать, что оно воплотилось в человеке, я, оставаясь в границах философии, не понимал и сомневался или же придерживался с неустойчивой верой. Однако я не припоминаю, чтобы я хоть как-то выразил это в своих сочинениях или разговорах. Разве только если кто-либо, как и в других вопросах, сможет прийти к такому выводу, основываясь на духе и убеждении, относящемся к тому, что можно доказать путем разума и заключить на основании естественного света. Что же касается духа божия как третьего лица, то я не мог его понять в согласии с тем, как надлежит веровать, но понимал согласно пифагорейскому взгляду, соответствующему тому, как понимал его Соломон, а именно, как душу вселенной или присутствующую во вселенной, как сказано в Премудрости Соломона: «Дух господень наполнил круг земной и то, что объемлет все»^¹⁵. Это, как кажется, вполне согласуется с пифагорейским учением, изложенным Вергилием в шестой песни «Энеиды»: «Твердь изначала и землю, и вод текучих просторы...» и т.д.^¹⁶. Далее, от этого духа, называемого жизнью вселенной, происходит, согласно моей философии, жизнь и душа, и всякая вещь, имеющая душу; и жизнь, и т.д.

29. Спрошенный относительно троицы отвечал: Говоря по-христиански и в соответствии с богословием и тем, во что должен веровать каждый истинный христианин и католик, я действительно сомневался относительно лица сына божия и святого духа, не понимая, как эти два лица могут быть отличным от отца, если не таким образом, о котором я говорил выше, рассуждая философски и называя интеллект отца сыном, а любовь святым духом, не признавая этого слова «лицо», о котором святой Августин говорил, что оно не древнее, а новое, возникшее в его время^¹⁷. Такого взгляда я придерживался с восемнадцатилетнего возраста до сих пор. Но я действительно никогда это свое отрицание не высказывал и не писал о нем, а только сомневался наедине с собой, как говорил^¹⁸.

31. Спрошенный, отвечал: Что касается первого лица, то я говорил, что считал его по своей сущности одним и тем же с первым и третьим. Будучи неразделимы по своей сущности, они не могут терпеть неравенства, ибо все атрибуты, подобающие отцу, подобают также сыну и святому духу. Я только сомневался, каким образом это второе лицо могло воплотиться и пострадать, как я говорил об этом выше. Однако я никогда этого не отрицал и не учил противному. Если же я говорил что-либо о втором лице, то лишь излагая чужие взгляды, например, Ария, Савеллия и их последователей^¹⁹. Я скажу то, что, должно быть, говорил, и что могло послужить соблазном и что было, как я подозреваю, отмечено на первом процессе, происходившем в Неаполе, о чем я уже говорил на первом допросе. Я утверждал, что взгляды Ария менее опасны, чем их понимали и оценивали обычно. Обычно полагают, что Арий считал слово первым творением отца. Я же заявлял, что Арий считал слово не творцом и не творением, а посредником между творцом и творением, подобно тому, как слово является посредником между говорящим и сказанным. Поэтому оно было названо первородным, существующим раньше всех творений. Не им, а посредством его были сотворены все вещи. Не к нему, а посредством его все вещи относятся и возвращаются к своему последнему пределу, то есть к отцу. Горячо настаивая на этом, я был взят под подозрение и предан суду, помимо всех прочих вещей, вероятно, и за это. Мой же взгляд таков, как я его изложил. Я припоминаю, что и здесь, в Венеции, я тоже говорил, что Арий не имел намерения сказать, что Христос, то есть слово, был сотворен, а считал его посредником в том смысле, как я сказал. Но я не помню, в каком точно месте я это говорил — то ли в аптеке, то ли в книжной лавке, знаю только, что говорил в одной из этих лавок, беседуя с некими священниками-богословами, которых я не знаю. Однако я лишь просто пересказывал то, что считал мнением Ария.

33. Спрошенный, отвечал: Для полного разъяснения я заявляю: я считал и веровал, что существует один бог, различный в отце, слове и любви, то есть святом духе. Все три являются, в сущности, одним богом, но я не мог понять и сомневался, можно ли к этим трем приложить название лица, ибо мне кажется, термин «лицо» не может быть прилагаем к божеству. В этом мнении меня укрепляли слова св. Августина: «С ужасом произносим это имя «лицо», когда говорим о божественном, и пользуемся им лишь вынуждаемые необходимостью»^²⁰. Кроме того, ни в Ветхом, ни в Новом завете я не нашел и не читал этого слова и выражения.

34. Спрошенный, отвечал: Я полагал, что божественная сущность слова присутствовала в человеческой сущности Христа личным образом, но не мог представить себе, что здесь имело место соединение, подобное соединению души и тела. Я полагал, что здесь было такое присутствие, благодаря которому воистину можно было бы сказать об этом человеке, что он — бог, и об этом божестве, что оно — человек. Причина этого заключается в том, что между бесконечной и божественной сущностью и конечной человеческой нет такого соотношения, как между душой и телом или какими бы то ни было двумя предметами, которые могут образовать единую сущность. Я полагаю, что именно по этой причине св. Августин боялся в данном случае произнести это слово «лицо». Не помню сейчас, в каком месте св. Августин говорит об этом. Таким образом — в заключение — что касается сомнения в воплощении, я считаю, что я колебался относительно его непостижимого характера, но не выступал против авторитета священного писания, которое говорит: «И слово стало плотью», и против символа веры: «И воплотился».

35. Спрошенный, отвечал: Сомнение, которое у меня было относительно воплощения, заключалось в том, что мне казалось теологически неверным утверждать, будто божество могло соединиться с человеческой природой в иной форме, чем в форме соприсутствия, как я уже говорил. Из этого я не делал выводов против божественной ипостаси, называющейся Христом.

37. Он же на пятом допросе от себя сказал: Чтобы облегчить свою совесть, я рассказал о своих сомнениях относительно воплощения. Так как в этом вопросе меня плохо поняли, или я не сумел хорошо объяснить, вернусь к нему снова. А именно: поскольку божественная природа бесконечна, а человеческая природа конечна, первая вечна, а вторая смертна, мне казалось, что между ними нет такого соотношения, которое образовывало бы единую ипостась, чтобы человеческая природа так соединялась с божественной для образования одного существа, как человеческая душа с телом. И вообще говоря о вечной троице, выражаясь проще и понятней, эту человеческую сущность я понимал как нечто дополнительное, как бы четвертую составную часть, как это понимал, мне кажется, аббат Иоахим^²¹. Затем я полагаюсь на то, во что верует святая матерь церковь, и таким образом считаю, что божественная сущность соприсутствовала в человеческой сущности Христа, и не вывожу вслед за аббатом Иоахимом четверицу, ибо мне кажется недостойным счислять конечное с бесконечным.

30. Он же на восьмом допросе показал: Что касается способа соединения божественной природы с человеческой, то я не мог его понять и сомневался. Не то чтобы я сомневался в этом вопросе явно или скрытно, обладает ли лицо постоянной божественной и человеческой природой в силу своей сущности или акцидентально. Это сомнение происходило от того, что три лица святей шей троицы вечны, а человеческая природа смертна и является творением и постольку не может быть сопричислена к ним, по сущности, как вещь субстанциальная. Поэтому я не приходил вместе с аббатом Иоахимом к утверждению четверицы, ибо нет ни соответствия, ни ряда между творением и несотворимым. Так что акцидентально я считал человеческую природу соединенной с божественной, хотя это единение в величайшей степени необъяснимо.

40. Спрошенный, отвечал: В соответствии с учением святых докторов апостолической католической римской церкви, и особенно святого Фомы, в учении коего я был воспитан, верую, что господь наш Иисус Христос — бог.— И сказал: Верую в бога, единого в троице и троичного в единстве, отца и сына и святого духа, в котором лицо сына является истинным богом и человеком, соединенными непостижимым образом.

ОТНОСИТЕЛЬНО ХРИСТА

41. Джованни Мочениго, доносчик: Я слышал от Джордано много раз в моем доме, что Христос был злодеем, и что ему легко было предсказать, что его повесят, раз он совершал скверные дела, совращая народы. И что Христос творил лишь мнимые чудеса и был магом, как и апостолы. И что он сам мог бы совершить столько же и даже больше. Что Христос проявил нежелание умирать и избежал бы смерти, если бы только сумел.

42. Он же, допрошенный: Я помню, как он говорил, что апостолы проявили большую твердость духа, чем Христос, ибо они показали себя готовыми к смерти, а Христос молился о том, чтобы смерть его миновала. Тог да же, когда говорил о чудесах Христа, он сказал, что сам сумел бы совершить большие дела, чем апостолы, но я не помню, называл ли он их магами.

43. Брат Челестино, капуцин, сосед по камере в Венеции, донес: Джордано говорил, что Христос не был распят на кресте, а был подвешен на столбе с перекладиной, в форме костыля, который тогда употребляли, называя виселицей.

44. Он же, допрошенный, показал: Рассуждая о кресте в камере, в присутствии вышеназванных и по именованных свидетелей, а также Франческо Грациано, он утверждал, что крест, который мы теперь держим в церквах, — не тот и не той формы, как крест, на котором умер Христос, ибо Христос был подвешен на некоем столбе с перекладиной, вроде виселицы, как тогда имели обыкновение вешать преступников.

48. Франческо Грациано, повторно допрошенный: Видя, как я и другие осеняли себя крестным знамением, он сказал, что не следует этого делать, ибо Христос не был распят на кресте, а был пригвожден к столбу с перекладиной, на каком тогда обычно вешали осужденных; и что крест в той форме, как ныне держат над алтарем, есть знак, изображенный на груди богини Изиды; этому знаку всегда поклонялись древние, а христиане украли его у древних, лживо утверждая, что такова была форма столба, на котором был распят Христос. Насколько я помню, это слышали Франческо Вайа и брат Джулио, остальных не помню. Когда же я ему сказал, что ведь надпись «Иисус Назареянин, царь иудейский» была прикреплена к верхней части креста, он мне ответил, что это неправда, так как сверху был положен добавочный брус, и к нему-то и была приделана эта надпись.

Обвиняемый на четвертом допросе, спрошенный относительно чудес Христа, показал: Я говорил, что чудеса являются свидетельством божественности, но, по-моему, большим свидетельством, чем они, является евангельский закон, так как господь сказал о чудесах: «И больше сих сотворят»^²². В связи с этим мне случалось еще говорить, что хотя и другие, апостолы например, творили чудеса — они совершали их силой Христа. Так что, хотя по внешнему результату чудеса Христа и апостола или святого кажутся одинаковыми, однако Христос творил чудо благодаря собственной, а апостол или святой — благодаря чужой силе. Все же я считал, что чудеса Христа были божественными, истинными, действительными, а не мнимыми. Я никогда не думал, не верил, не говорил чего- либо противного этому.

52. Спрошенный, отрицал, что осуждал Христа.

53. Отрицал, что говорил или думал, будто чудеса Христа и апостолов были мнимыми и магическими.

54. На десятом допросе сказал, что он всегда веровал в Христа, его страдания и смерть: Правда, я говорил, что крест не имел четырех равных концов, как его принято изображать, и что его священное значение было взято у древних. Ибо в древности иным способом наказывали преступников. К кресту Христа четвертый конец, то есть верхний брус, был приставлен для удобства прикрепления к нему надписи. Признавая, что знак креста символизирует смерть на нем господа нашего, я излагал то, что, мне кажется, прочитал у Марсилио Фичино^²³. А именно, что значение этого знака и преклонение перед ним восходят к эпохе гораздо более древней, чем время воплощения господа нашего. Крест почитался со времени, когда процветала религия египтян, примерно во времена Моисея. Знак креста запечатлен на груди Сераписа. Планеты и их влияния, помимо начала, тогда имеют больше силы и основания, когда вначале имеются главные знаки, где планеты пересекают эклиптику или зодиак под прямым углом, от чего из двух таким образом пересекающихся кругов получается форма этого знака. Четыре главных знака — это два равноденствия и два солнцестояния, к которым всегда относили и близ которых всегда праздновали смерть, рождество и воплощение господа нашего.

55. Спрошенный, отвечал: Крест мог походить на молоток или костыль, а что касается обычного его изображения, то скажу, что можно показать тысячи крестов, в которых нет продолжения тела креста в виде верхнего конца, но вместо него я видел форму стержня или палки, на которой прикрепляли надпись. Не говоря о том, что не всегда и в церкви он изображен, как повсюду, в соответствии с обычной формой орудия казни, с четырьмя равными концами.

56. Отрицал, что называл крест виселицей, что говорил: «Кто правит этим миром — предатель». Отрицал, что говорил оскорбительно о смерти Христа и что дурно думал об учении Христа.

ОТНОСИТЕЛЬНО ПРЕСУЩЕСТВЛЕНИЯ И СВЯТОЙ ОБЕДНИ^²⁴

65. Джованни Мочениго, доносчик: Я не сколько раз слышал от Джордано Бруно в моем доме, что католики допускают величайшее богохульство, говоря, что хлеб пресуществляется в тело; и что он — враг обедни.

66. Он же, допрошенный: Когда мне иной раз случалось спросить его, был ли он у обедни, он, издеваясь, отвечал: «Что обедня! Моя служба — в искусстве любви!» А о пресуществлении говорил мне, когда рассуждал о троице, что хлеб не может превратиться в плоть, и что утверждать это — глупость, богохульство и идолопоклонство.

69. Обвиняемый на втором допросе показал, что, когда был в Париже, ему предложили читать ординарные лекции; он отказался, ибо ординарные лекторы этого города обязаны посещать обедню и другие богослужения,— а я всегда избегал этого^²⁵, зная, что отлучен от церкви за выход из ордена и снятие монашеского одеяния. Когда же в Тулузе я читал ординарные лекции, я не был обязан посещать обедню. Затем король поручил мне экстраординарные лекции, и так я читал в течение пяти лет. Затем я поехал в Англию, где прожил два с полови ной года у посла его величества^²⁶, но и в это время я не посещал обедню, когда ее служили в доме и вне его, как и проповедей — по указанной выше причине.

70. Он же на четвертом допросе, спрошенный относительно обедни и пресуществления, отвечал: Я не посещал обедню, так как мне препятствовало отлучение за то, что я был отступником. Однако я присутствовал на вечернях и проповедях, и в последнюю четыредесятницу я посетил церковь. Хотя многие годы я имел дело с кальвинистами, лютеранами и другими еретиками, однако я не усомнился ни в этом, ни в других таинствах. С еретиками я всегда обсуждал философские вопросы и никогда не допускал, чтобы со мной говорили о другом. За это ко мне хорошо относились еретики, ибо они считали меня философом и видели, что я не касаюсь их взглядов. Они скорее считали меня неверующим, чем думали, что я верую в то, чего придерживались они.

СУЩЕСТВУЕТ МНОЖЕСТВО МИРОВ

82. Джованни Мочениго, доносчик: Я слышал несколько раз в моем доме от Джордано, что существуют бесконечные миры, и что бог постоянно создает бесконечные миры, ибо сказано, что он хочет все, что может.

83. Он же, допрошенный: Он много раз утверждал, что мир вечен и что существует множество миров. Еще он говорил, что все звезды — это миры, и что это утверждается в изданных им книгах^²⁷. Однажды, рассуждая об этом предмете, он сказал, что бог столь же нуждается в мире, как и мир в боге, и что бог был бы ничем, если бы не существовало мира, и что бог поэтому только и де лает, что создает новые миры.

86. Брат Джулио, о коем выше: Я слышал от него, что все — мир, что всякая звезда — мир, и что сверху и снизу существует много миров. — Повторно не допрошен.

88. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: В своих беседах он утверждал, что существуют многие миры; что этот мир — звезда, и другим мирам кажется звездой, подобно тому, как светила, являющиеся мирами, светят нам, как звезды. А когда я ему возражал, он ответил, что рассуждает, как философ, ибо кроме него нет других философов, и в Германии, кроме его философии, никакой другой не признают.

90. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: Далее он говорил, что мир вечен, и что существуют тысячи миров, и что все звезды, сколько их видно, — это миры.

92. Обвиняемый, на третьем допросе^²⁸: В моих книгах, в частности, можно обнаружить взгляды, которые в целом заключаются в следующем. Я полагаю вселенную бесконечной, то есть созданием бесконечного божественного могущества. Ибо я считаю недостойным божественной благости и могущества, чтобы бог, обладая способностью создать помимо этого мира другой и другие бесконечные миры, создал конечный мир. Таким образом, я заявлял, что существуют бесконечные миры, подобные миру земли, которую я вместе с Пифагором считаю светилом, подобным луне, планетам и иным звездам, число которых бесконечно. Я считаю, что все эти тела суть миры, без числа, образующие бесконечную совокупность в бесконечном пространстве, называющуюся бесконечной вселен ной, в которой находятся бесконечные миры. Отсюда косвенно следует, что истина находится в противоречии с верой. В этой вселенной я полагаю всеобщее провидение, благодаря которому всякая вещь живет, растет, движется и совершенствуется в мире. Оно находится в мире подобно тому, как душа в теле, все во всем и все в какой угодно части, и это я называю природой, тенью и одеянием божества. Это я понимаю также и так, что бог по существу, присутствию и могуществу неизреченным способом находится во всем и над всем: не как часть, не как душа, но необъяснимым образом.

93. На двенадцатом допросе: Из всех моих сочинений и высказываний, которые могли бы быть сообщены сведущими и достойными доверия людьми, видно следующее: я считаю, что этот мир, и миры, и совокупность миров рождаются и уничтожаются. И этот мир, то есть земной шар, имел начало и может иметь конец, подобно другим светилам, которые являются такими же мирами, как и этот мир, возможно, лучшими или даже худшими; они — такие же светила, как и этот мир. Все они рождаются и умирают, как живые существа, состоящие из противоположных начал. Таково мое мнение относительно всеобщих и частных созданий, и я считаю, что по всему своему бытию они зависят от бога.

94. На четырнадцатом допросе, по существу, отвечал в том же роде относительно множества миров и сказал, что существуют бесконечные миры в бесконечном пустом пространстве, и приводил доказательства.

95. Спрошенный, отвечал: Я говорю, что в каждом мире с необходимостью имеются четыре элемента, как и на земле, то есть имеются моря, реки, горы, пропасти, огонь, животные и растения. Что же касается людей, то есть разумных созданий, являющихся, подобно нам, телесными существами, то я предоставляю судить об этом тем, кто хочет так их называть. Однако следует полагать, что там имеются разумные животные. Что же касается, далее, их тела, то есть смертно оно, как наше, или нет, то наука не дает на это ответа. Раввины и святые Нового завета верили, что существуют живые существа, бессмертные по милости божией. Их имеют в виду, когда говорят о земле живущих и месте блаженных, по псалму: «Верую, что увижу благость господа на земле живых»^²⁹, откуда нисходят ангелы в виде света и пламени. Так толковал святой Василий следующий стих: «Ты творишь ангелами твоими духов, служителями твоими — огонь пылающий»^³⁰, полагая, что ангелы телесны, и святой Фома говорил, что не составляет вопроса веры, телесны ангелы или нет. Основываясь на этих, я считаю для себя допустимым мнение, что в этих мирах имеются разумные существа, живые и бессмертные, которых вследствие этого следует скорее называть ангелами, чем людьми. Как философы-платоники, так и христианские богословы, воспитанные в учении Платона, определяют их как разумных бессмертных существ, в высшей степени отличающихся от нас, людей.

96. Спрошенный, отвечал: Не исключено, что они питаются подобно животным, едят и пьют соответствующим их природе образом, но если они не умирают, то наверняка и не размножаются.

97. Спрошенный, видит ли он различие в том, что живые существа этого мира смертны, живые же существа иных миров бессмертны, отвечал: Я исхожу из авторитета священного писания, которое не помещает смертных людей на небе и вокруг этого мира, а говорит о земле живущих. Кроме того, если бы не первородный грех, то и в этом мире существовали бы еще подобные людям разумные живые существа, которые обладали бы бессмертием, несмотря на то, что ели и питались. Причина этого бессмертия не в природе, ибо эти существа состояли бы из противоположных элементов, а в милости божией.

Таким именно образом бог создал бессмертным нашего прародителя с его родом, который, питаясь от древа жизни, имел возможность не только питаться, но и восстанавливать всю свою сущность и полностью сохранять природные элементы и начала.

ОТНОСИТЕЛЬНО ПОКЛОНЕНИЯ ВОЛХВОВ

98. Франческо Грациано на допросе показал: О стихе: «Цари Фарса и островов поднесут ему дань, цари Аравии и Савы принесут дары^³¹»,— он говорил: неправда, что цари поклонялись Христу, ему поклонялись только пастухи и простой народ, эти же слова о царях относятся к Соломону, а не к Христу.

99. Обвиняемый показал, что он беседовал с кем-то, но не помнит с кем; если это было в Венеции, то с Франческо Грациано, если же в Риме, то с Виалардо^³², сказавшими ему, что три волхва не были царями. Они некоторым образом смеялись над тем, что волхвов изображают, как царей; им казалось, что это пророчество «Цари Фарсиса...» и т.д. не оправдалось. На что он им ответил, что это пророчество буквально относится к Соломону. — И мною по этому поводу ничего не было добавлено против величия Христа. Я никогда не говорил и не считал, что не подобает фигурально относить эти слова к Христу. Я помню, как я говорил, что пророчество о поднесении золота, ладана и т.д. в большей степени исполнилось и осуществилось по отношению к Христу, которому не только при жизни, как волхвы, но также и после смерти и воскресения все цари земные приносили не только названные вещи, но еще большие дары души.

ОТНОСИТЕЛЬНО ВЕЧНОСТИ МИРА^³³

101. Джованни Мочениго, доносчик: Я слышал несколько раз от Джордано в моем доме, что мир вечен.

104. Брат Джулио де Сало, сосед Джордано по камере, показал: Он утверждал, что бог не был творцом мира, ибо мир столь же вечен, как бог^³⁴. Я ему сказал, что это противоречит книге Бытия: «В начале бог создал...» и т.д., а он ответил, что я не понимаю, о чем он говорит.

108. Обвиняемый, на третьем допросе: Считая далее, что мир имеет причину и сотворен, я полагал, что по своему бытию он зависит от первопричины. Таким образом я не отвергаю понятия творения, как это, по моему мнению, выразил также и Аристотель, говоря: «Существует бог, от которого зависит мир и вся природа». Точно так же, согласно толкованию святого Фомы, мир, существует ли он вечно или ограничен во времени, по всему своему бытию зависит от первопричины, и в нем нет ничего, существующего независимо.

ПРОТИВ МОИСЕЯ

117. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: Джордано говорил, что Моисей был коварнейшим магом и легко победил магов фараона, будучи более опытным в магическом искусстве. И что он лгал, будто бы говорил с богом на горе Синай, и что данный им еврейскому народу закон был выдуман и измышлен им самим. — Сослался на свидетелей соседей по камере брата Джулио де Сало, Франческо Вайа, Маттео де Орио.

122. Обвиняемый на десятом допросе отрицал, что осуждал Моисея и его закон: Я говорил, что в магии и тех науках, которыми обладали маги фараона, он был опытнее других. Я считаю, что насколько они умели действовать магически, настолько умел также и он. Равным образом, Моисей был опытен во всех науках египтян. Я полагаю, что все это я говорил без оскорбления, со всяческой похвалой. А что он превзошел науку египетских магов — тут я лишь передавал то, что всем известно относительно силы созерцания в одиночестве в течение сорока лет. Неправда, будто я оскорбительно думал или высказывался о нем или его законе.

123. Спрошенный, отвечал: Я полагаю, что, возможно, еще до того, как беседовал с богом, он [Моисей] мог действовать магически, как опытнейший в магии. Ведь магия сама по себе не запретна, будучи основана на силах природы, посредством наблюдения за погодой и разными положениями неба, приложения одной материи к другой и соотношения этих низших пассивных начал с высшими активными началами. Так маги обычно с легкостью преуспевают в создании несовершенных животных, как мухи, лягушки, змеи, мыши и другие им подобные, но никогда не было смысла в создании совершенных животных. В этом смысле я думаю, что Моисей мог и умел действовать наравне с возможностями магов фараона и даже мог действовать магически лучше их, будучи более великим магом, чем они сами. Я считаю, что такие действия являются чисто физическими; и совершают ли их демоны или люди, они могут действовать, лишь основываясь на естественных началах. Я нахожу, что магию можно считать недопустимой, только если она применяется в злодейских целях или для похвальбы божественным могуществом, чтобы под этим предлогом обманывать мир. Магия же, как Моисеева, так и абсолютная магия, есть не что иное, как познание тайн природы путем подражания природе в ее творении и создания вещей, удивительных для глаз толпы. Что же касается математической и суеверной магии, то я считаю ее чуждой Моисею и всем почитаемым умам^³⁵.

ОТНОСИТЕЛЬНО ДЕВСТВЕННОСТИ СВЯТОЙ ДЕВЫ

155. Джованни Мочениго на допросе показал: Когда Джордано говорил мне о величайшем невежестве, царящем в мире, и относительно троицы, он высказывался также и о девственности Марии и сказал, что не возможно, чтобы дева родила, смеясь и издеваясь над этим верованием людей.

156. Обвиняемый отрицал, что высказывался о девственности: Да поможет мне бог, я даже считаю, что дева может зачать физически, хотя и придерживаюсь того, что святая дева зачала не физически, а чудесным образом от святого духа. — И пустился в рассуждения о том, каким образом дева может физически зачать.

ОТНОСИТЕЛЬНО ДУШ ЛЮДЕЙ И ЖИВОТНЫХ

178. Джованни Мочениго, доносчик: Я слышал несколько раз от Джордано в моем доме, что души, созданные природой, переходят от одного животного к другому, и что люди после потопа рождаются в разврате, подобно грубым животным.

179. Он же, допрошенный, показал: Однажды я пришел к нему, когда он был в постели, и найдя рядом с ним паука, убил его. А он сказал мне, что я дурно поступил, и стал рассуждать о том, что в этих животных могла быть душа какого-нибудь из его друзей, ибо души после смерти тела переходят из одного тела в другое. Он утверждал, что прежде уже был в этом мире и много раз возвращался после смерти в тело человека или животного. Я смеялся над этим, а он порицал меня за то, что я смеюсь над такими вещами.

180. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: Джордано говорил, что после смерти души переселяются из одного мира в другой, в один из многих миров и из одного тела в другое. — Сослался на свидетелей, соседей по камере, брата Джулио де Сало, Франческо Вайа и Маттео де Орио.

181. Он же, допрошенный, показал: Рассуждая о множественности миров, он сказал, что душа переходит из одного мира в другой, из одного тела в другое, и что он помнит, что прежде уже был в этом мире; и что когда он был ребенком, к нему приползла змея, напугавшая его, и мать его защитила^³⁶.

185. Обвиняемый на четвертом допросе: Я считал, что души бессмертны и являются самостоятельными сущностями, то есть интеллектуальными душами, и что, говоря католически, они не переходят из одного тела в другое, но идут в рай, чистилище или ад. Но я рассуждал, следуя философским основаниям, что поскольку душа может обладать бытием без тела и небытием в теле, она может таким же образом, как она находилась в одном теле, находиться и в другом, переходя из одного тела в другое. Таков, если и не верный, то во всяком случае правдоподобный взгляд Пифагора.

186. Он же на пятом допросе, спрошенный, каких взглядов придерживался относительно сотворения души и размножения людей и считал ли, что люди рождаются в разврате, отвечал: Я полагаю, что таково мнение Лукреция, и я читал о нем и слышал, как о нем говорят, и пересказывал его, но никогда не выдавал за свое мнение, не придерживался его и не признавал. Когда я беседовал на эту тему или читал лекции, то ссылался при этом на мнение Лукреция, Эпикура и других им подобных^³⁷. Это мнение не может быть выведено из моей философии.

187. На одиннадцатом допросе: Рассуждая философски и естественным образом, я полагаю, что душа, подобно тому, как она находится в одном теле и является самостоятельной сущностью вне этого тела, имея отличное от органического тела существование — в чем я вы ступаю против Аристотеля и других, считающих ее качеством и формой тела, неотделимой от него, — таким же образом может находиться и в другом теле, и придать другому телу, имеющему пассивные свойства, бессмертную природу.

188. По существу он считает, что душа одного человека может переселяться из одного тела в другое. По представлении ему многочисленных возражений относительно несообразностей, вытекающих из его положений, он все же отвечал и настаивал, что к этим несообразностям приходят те, кто считает переселение душ фактическим, а я считаю его только возможным, о чем пустился в пространные рассуждения.

ОТНОСИТЕЛЬНО ИСКУССТВА ПРОРИЦАНИЯ

190. Джованни Мочениго, доносчик: Джордано говорил, что он хотел заняться искусством прорицания и заставить следовать за собой весь мир. Когда я держал его под замком, чтобы донести на него, он просил меня дать ему копию книжки заклинаний, которую я нашел среди некоторых его рукописей.

191. Он же, допрошенный: Когда он был заключен в тюрьму, среди его имущества была найдена книжка, полная букв, которую я передал инквизиции.

194. Обвиняемый на пятом допросе сказал, что он всегда презирал книги заклинаний: Я высказывал и имел намерение изучать юдициарную астрологию, чтобы увидеть, содержится ли в ней какая-либо истина и пригодна ли она к чему-нибудь^³⁸. Спрошенный, отрицал, что он говорил, будто деятельность мира управляется судьбой. Всегда говорил и веровал в провидение божие.

195. В Падуе я велел переписать книгу «О печатях Гермеса»^³⁹. Не знаю, есть ли в ней что-нибудь запрещенное, кроме естественного предсказания. Я хотел воспользоваться ею в изучении юдициарной астрологии, но так и не прочитал ее.

196. На пятнадцатом допросе, спрошенный, от кого получил книгу, отмеченную литерой «А», и с какой целью переписал ее, отвечал: Эта книга переписана с другой, имевшейся у одного моего служителя в Нюрнберге. Он переписал ее по моему приказанию, из-за прославленности ее древних авторов, упоминаемых Альбертом Великим, святым Фомой и другими^⁴⁰.

197. Спрошенный, отвечал: Я уверен, что в этой книге не написано ничего в поношение господа нашего, ибо авторы ее люди серьезные и основываются на силе небесных синодов и других расположений светил и на низших началах, хотя я знаю, что никому не дозволено обладать этой книгой и этой наукой из-за злоупотреблений, которые могут последовать, если они попадут в руки сведущих и злобных людей. Ибо такова действенность этого искусства, обещанная в заглавии книги. Поэтому я признаю, что я незаконно и без разрешения владел названной книгой, полагая, что мне можно исследовать науку и знание, какими бы они ни были. Ибо святой Фома говорит: «Всякое знание — благо»^⁴¹. И эта наука, по моему мнению, из числа благородных. Но она должна находиться в руках людей святых и справедливых. Ибо она подобна шпаге, опасной в руках преступника и полезной в руке человека, имеющего страх божий и способного иметь суждение о допустимых и недопустимых последствиях: от каких начал они происходят и в какой форме осуществляются, в силу ли расположения светил и воздействия изображений и букв, от действий сведущих людей или демонов. Каковые все сходятся на том, что с помощью знамений времени и обрядового обращения с низшей материей осуществляются удивительные вещи во вред и на пользу людям. Я никогда не имел намерения распространять эту науку и сообщать кому-либо содержание этой книги. Я только хотел иметь ее при себе, чтобы познакомиться с формой и теорией этой науки. Ибо практическая ее сторона никогда меня не привлекала, за исключением части, относящейся к медицине, которой эта наука преимущественно содействует. Гиппократ и Гален много раз заявляли, что врачи не знают астрологии, именно в таком ее применении. Она подобна острейшему мечу в руке безумца, случайно поражающего самого себя.

О ТОМ, ЧТО НЕТ НАКАЗАНИЯ ЗА ГРЕХИ

198. Джованни Мочениго, доносчик: Я несколько раз слышал от Джордано в моем доме, что нет наказания за грехи. Еще он говорил, что для добродетельной жизни достаточно не делать другим того, чего не желаешь себе самому.

200. Обвиняемый на четвертом допросе показал, что он всегда веровал в необходимость добрых дел для спасения, — как это видно из моей книги «О бесконечной вселенной...», лист 19^⁴².

О ТОМ, ЧТО БЫВАЛ В АНГЛИИ, ЖЕНЕВЕ И ДРУГИХ СТРАНАХ ЕРЕТИКОВ, ГДЕ ПРИСУТСТВОВАЛ НА ИХ СБОРИЩАХ

208. Джамбаттиста Чотто, на допросе: Я слышал от разных лиц, что читал он лекции в Париже, Англии и Саксонии; я с ним познакомился в Германии.

209. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, на допросе показал: Он рассказы вал, что когда он был доминиканским монахом, и против него было начато следствие, он, семнадцать лет назад, сбросил монашеское одеяние и жил в Англии, Женеве и других еретических странах.

210. Обвиняемый на втором допросе показал, что он был в Женеве, где остановился в гостинице. Немного погодя, маркиз де Вико^⁴³, неаполитанец, находившийся там, спросил меня, кто я. Я, рассказав ему о себе и о причинах, по которым вышел из ордена, сказал, что не намерен исповедовать религию этого города, так как не знаю, что это за религия, и что поэтому я желаю остаться здесь, чтобы жить на свободе и в безопасности, а не в иных целях. Маркиз и другие итальянцы позаботились о предоставлении мне работы по корректуре книг, чтобы я мог содержать себя. В этом занятии прошло около двух месяцев. Иногда я посещал проповеди и чтения как итальянцев, так и французов, которые читали и проповедовали в этом городе. Среди других я много раз слушал чтения и проповеди лукканца Никколо Бальбани^⁴⁴, который читал о посланиях святого Павла и проповедовал о Евангелии. Но когда мне сказали, что я не могу там оставаться длительное время, если не решу принять религию этого города, а иначе я не получу от них никакой поддержки, я решил уехать. Я направился в Лион, где пробыл один месяц, и переехал в Тулузу. — И рассказал, что в течение пяти лет читал лекции в Париже. — С письмом, короля Генриха III переехал в Англию, где остановился у посла его величества Мишеля де Кастельно, синьора Мовисьер. В Англии находился два с половиной года, а затем вернулся в Париж, где пробыл год. Потом переехал в Германию, в Майнц, иначе Магонцу, где пробыл 12 дней, а оттуда отправился в Виттенберг, в Саксонию. Там я застал две партии, одну — философов-кальвинистов, а другую — богословов-лютеран. Некий доктор прав Альбериго Джентиле^⁴⁵ из Марки, с которым я познакомился еще в Англии, помог мне получить курс лекций по «Органону» Аристотеля. Эти и другие лекции по философии я читал в течение двух лет. Когда старому герцогу, который был лютеранином, наследовал его сын, кальвинист, он стал покровительствовать партии, враждебной той, которая оказывала покровительство мне. Из-за этого я уехал в Прагу. Там я пробыл шесть месяцев и напечатал книгу по геометрии, за которую император дал мне в награду 300 талеров. Уехав из Праги, я пробыл год в Юлианской академии в Брауншвейге. После смерти герцога, который был еретиком, я в соревновании с другими составил речь на его погребение, за которую его сын выдал мне в награду 80 скуди. Потом я направился во Франкфурт, чтобы напечатать книгу «О минимуме» и другую «О числе»^⁴⁶. Там я прожил шесть месяцев в монастыре братьев-кармелитов.

211. Он же на пятом допросе показал, что он присутствовал на собраниях и диспутах еретиков из любопытства и отрицал, что когда-либо разделял трапезу еретиков.

212. Признался, что восхвалял многих еретиков, и особенно государей, за моральные добродетели. В своей книге «О причине, начале и едином» я восхваляю королеву Англии и называю ее божественной не в значении религиозного атрибута. Я сознаю, что впал в заблуждение. Я не знаю короля Наваррского. Я говорил о нем, что он стал еретиком лишь из-за государственной необходимости. Я никогда не восхвалял его за то, что он принадлежал к еретикам.

ОТНОСИТЕЛЬНО ЧТЕНИЯ ЗАПРЕЩЕННЫХ КНИГ

215. Обвиняемый на четвертом допросе: Я читал книги Меланхтона, Лютера, Кальвина и других северных еретиков^⁴⁷, но не для того, чтобы усвоить их доктрину, не для того, чтобы извлечь из них пользу, ибо я считал их невеждами по сравнению со мною. Я читал их из любознательности. Этих книг я никогда не держал у себя, ибо видел, что в них речь идет о вещах, враждебных католической вере. Имел же я при себе книги таких запрещенных авторов, как Раймунд Луллий и другие, в которых речь шла о философии.

О ТОМ, ЧТО ПРОТИВ НЕГО РАНЕЕ УЖЕ ВОЗБУЖДАЛОСЬ
СЛЕДСТВИЕ В СВЯТОЙ СЛУЖБЕ

216. Джованни Мочениго, доносчик: Он говорил мне, что раньше в Риме ему было инквизицией предъявлено обвинение по 130 пунктам. Он бежал, пока велось следствие, так как ему приписывали, что он бросил в Тибр своего обвинителя или того, кого считал своим обвинителем перед инквизицией.

217. Обвиняемый на пятом допросе показал, что против него уже возбуждалось следствие, как сказано выше в главе о святых образах: В 1576 году мне сообщили, что против меня возбуждается следствие по обвинению в ереси. Я не мог представить себе, по каким статьям меня обвиняли. Разве что по такому поводу. Однажды я беседовал с братом Монтальчино^⁴⁸. Он сказал, что еретики невежды и не знакомы со схоластически ми понятиями. Я ответил, что хотя они и не рассуждали схоластически в своих высказываниях, однако излагали свои взгляды вполне понятно, как поступали и древние отцы святой церкви. В качестве примера я привел ересь Ария, о котором схоласты говорили, что он рассматривал рождение сына как акт природы, а не как акт воли. То же самое можно выразить в отнюдь не схоластических понятиях, приведенных святым Августином, то есть что он не единосущен отцу, а, будучи творением, происходит от воли отца. На это упомянутый священник и другие ста ли говорить, что я защищаю еретиков и считаю их учены ми людьми. Я не знаю и не могу представить себе, в чем еще меня могли обвинить. Я никогда не представал перед святой службой кроме как в этот раз и никогда не отрекался^⁴⁹.

ПОКАЗАНИЯ БРАТА ДЖОРДАНО БРУНО СВЕРХ ТОГО, ЧТО СОДЕРЖИТСЯ

В ВЫШЕПИСАННЫХ ГЛАВАХ

226. Обвиняемый на первом допросе, в мае месяце 1592 г. в Венеции, показал, что ему часто угрожали донести на него святой службе, но он смеялся над этим. Показал, что когда в 1591 г. находился во Франкфурте, получил письменное приглашение от Джованни Мочениго приехать в Венецию для обучения его искусству памяти и изобретения. С этой целью он приехал в Венецию и обучал оного Мочениго названным искусствам. Когда же затем хотел вернуться во Франкфурт для печатания некоторых сочинений, Мочениго, боясь, как бы он не обучил других названным искусствам, не позволил ему уехать, жалуясь, что он не всему его научил. Когда же обвиняемый все же вознамерился уехать, Мочениго заключил его в собственном доме, обещая, однако, освободить его, если пожелает обучить его наукам; в противном случае угрожал повредить ему. Далее показал, что, по его мнению, заключение его в святой службе — дело рук Мочениго, который подал на него какой-нибудь донос. Показал, что ему сорок четыре года и назвал имя, родину и родителей, рассказал о своей жизни. Когда ему было четырнадцать или пятнадцать лет, он принял облачение ордена святого Доминика в городе Неаполе, где после годичного испытания был допущен к монашескому обету. Затем был посвящен в сан священника. В этом ордене пробыл до 1576 года, когда отправился в Рим в монастырь святой Марии делла Минерва, где против него велось следствие относительно предполагаемого пренебрежения к святым иконам и за то, что упрекал некоего послушника в чтении «Истории семи радостей» и по пунктам, ему неизвестным. Из-за этого он вышел из ордена и, сняв монашеское облачение, пошел в Ноли, в Генуэзской области, где находился четыре или пять лет и обучал грамматике детей.

227. На втором допросе: Оттуда я переехал в Савойю, в Турин и направился в Венецию, где напечатал книгу «О знамениях времени». Оттуда уехал в Падую, где встретил нескольких монахов, убедивших меня вновь надеть монашеское одеяние. — Так переехал в Бергамо, где снова надел облачение, и оттуда хотел поехать в Лион. — Когда я был в Шамбери, в монастыре, где со мной обращались весьма холодно, один итальянский священник сказал мне, что если я пойду дальше, то встречу еще худший прием; я повернул в сторону Женевы, где сбросил монашеское облачение, запасшись парой штанов и другой одеждой. Маркиз де Вико и другие итальянцы дали мне плащ, шляпу и другую необходимую одежду. — Оттуда направился в Лион и Тулузу, где читал о сфере и философии в течение шести месяцев, и затем был допущен к ординарным лекциям и в течение двух лет читал публичные лекции по книге Аристотеля «О душе» и по философии. А затем из-за войны переехал в Париж, где читал тридцать экстраординарных лекций. Показал, что король Генрих III спросил его, обладает ли он такой памятью от природы или приобрел ее с помощью магического искусства. Он ему отвечал, что развил память с помощью науки. Показал, что в это время напечатал книгу о памяти под названием «О тенях идей», и за это Генрих разрешил ему чтение экстраординарных лекций. Он читал их в продолжение пяти лет. Признал, что бывал в различных еретических странах, как сказано в своем месте. Сообщив о многих напечатанных им книгах, прибавил, что хотел вернуться во Франкфурт — чтобы напечатать другие мои сочинения, и в частности книгу «О семи свободных искусствах»^⁵⁰, с намерением собрать эти и другие напечатанные мной книги, которые я одобряю (ибо некоторых я не одобряю), и повергнуть их к ногам его святейшества, который, как я считал, любит способных людей, рассказать ему о своем деле и получить отпущение грехов, и жить в духовном облачении вне ордена. Об этом я говорил в здешнем капитуле с некоторыми священниками, — каковых назвал^⁵¹.

228. Спрошенный, отвечал: В некоторых сочи нениях я говорил и рассуждал чрезмерно философски, нечестиво и не вполне как добрый христианин. В частности, я рассуждал о вещах, относящихся к могуществу, мудрости и благости бога, согласно христианской вере, основываясь на разуме и чувстве, а не на вере. Но при этом я не припоминаю отдельных пунктов или отдельной теории.

229. На третьем допросе привел перечень всех книг, им напечатанных и печатающихся, и признал все книги, упомянутые в составленном им списке, за исключением книги «О печатях Гермеса и Птолемея». Пока зал, что книги, на которых указано «Венеция», в действительности были напечатаны в Англии, но издатель хотел указать Венецию, чтобы книги лучше продавались. Другие книги тоже были напечатаны в Англии, хотя указано: «в Париже». Сказал, что в этих книгах речь идет о философии, и что намеренно ничего не писал в них против религии.

230. Спрошенный, отрицал, что в своих лекциях выступал против католической религии.

231. На четвертом допросе: Я думаю, что в моих книгах содержатся многие вещи, враждебные католической вере, и что равным образом, в разговорах, я мог высказать мысли, которые могли ввести в соблазн, однако я говорил и писал это не с намерением прямо нападать на католическую веру, но основываясь только на философских принципах, либо излагая взгляды еретиков.

232. На пятом допросе изложил все ереси и сомнения, которых придерживался.

233. На шестом допросе подтвердил сказанное на предшествующих допросах и сказал, что Джованни Мочениго и его слуги — враги ему.

234. Список книг брата Джордано.

235. На седьмом допросе признал, что дал немалое основание для подозрения в ереси благодаря своим заблуждениям. Но сказал, что всегда испытывал угрызения совести и имел намерение добиться прощения за свое отступничество.

236. Отрицал, что в Венеции обучал еретическим догматам и доктринам. Полагает, что его обвинитель — Мочениго, ибо кроме него никто не мог бы обвинить его в распространении ложных учений.

237. Просил прощения за все свои заблуждения, говоря: Если мне будет дарована жизнь, обещаю значительно исправить мой образ жизни, дабы искупить вызванный мною соблазн.

238. Статьи обвинения, представленные фискальным прокуратором, извлеченные из допросов свидетелей и показаний брата Джордано.

239. Некие разъяснения, написанные рукой брата Джордано.

240. Брат Джордано получил копию всего обвинительного процесса.

241. Замечания, сделанные на ответы и книги брата Джордано.

ЗАЩИТА ПРОТИВ СВИДЕТЕЛЕЙ ОБВИНЕНИЯ

242. Джованни Мочениго, доносчик: От метил себе все пункты, относительно которых донес на Джордано, и опасаясь после этого его побега, запер его в комнате для передачи инквизиторам; считал его одержимым.

243. В тот день, когда я его запер, я спросил его: если он не хочет обучить меня за все любезности и подарки, сделает ли он это, чтобы я не обвинил его в стольких преступных словах против Христа и католической церкви. Он ответил мне, что не боится инквизиции, ибо ни кого не оскорблял своим образом жизни, и что он не по мнит, чтобы говорил мне что-нибудь дурное, а если и говорил, то мне одному, и поэтому не боится, что я ему поврежу. И я ему сказал, что хотя он не сдержал слова, данного мне, и вел себя столь неблагодарно за хорошее отношение к нему, я хочу быть ему другом. И он мне сказал, что если я его отпущу на свободу, он выучит меня всему, что знает. Я прошу прощения у вашего преосвященства за свою ошибку, что я откладывал это обвинение, учитывая мои благие намерения и то, что я не мог сразу раскрыть все обстоятельства. Кроме того, я узнал всю его порочность только после того, как он прожил в моем доме, вероятно, в течение двух месяцев.

244. Отмечено, что Джованни Мочениго донес инквизиции обо всех обстоятельствах в трех письмах и впоследствии подтвердил все содержащееся в двух из указанных писем, но не подтвердил содержания треть его письма.

245. Затем был формально допрошен и жаловался, что был обманут указанным Джордано, о чем по существу выше.

246. Джамбаттиста Чотто сказал, что Мочениго до ареста Джордано жаловался ему, что тот многому обещал научить и получил от него в счет этого деньги и одежду; и я [говорил Мочениго] не могу добиться от него выполнения обещаний.

247. Брат Челестино из Вероны, капуцин, показал, что он донес на Джордано, ибо подозревал, что тот клеветнически донесет на него самого. Донес все против Джордано в письменном виде.

248. Затем, допрошенный, показал: Между нами бывали споры, так что однажды он даже дал мне пощечину, но я его простил.

249. Отмечено, что Франческо Вайа, указанный в качестве свидетеля братом Челестино, обо многом и по большей части показал, что ничего не знает.

250. Маттео де Сильвестрис осужден на галеры на двенадцать лет.

251. Обвиняемый на двенадцатом допросе указал не значительные причины вражды с соседями по камере в Венеции.

КРАТКОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ НЕКОТОРЫХ ОТВЕТОВ БРАТА ДЖОРДАНО
НА ЗАМЕЧАНИЯ, СДЕЛАННЫЕ ОТНОСИТЕЛЬНО НЕКОТОРЫХ ПОЛОЖЕНИЙ, ИЗВЛЕЧЕННЫХ ИЗ ЕГО КНИГ^⁵²

252. Относительно происхождения вещей показал: Имеется два реальных вечных начала существования, от коих произошли все вещи. Это — душа мира и первая материя^⁵³. — Спрошенный, распространяется ли вечность этих начал только на будущее или также и на прошлое их существование, отвечал: — Они сотворены богом и согласно всему своему бытию зависят от бога и вечны. Таким образом я считаю их вечными в смысле будущего, а не прошлого существования, в соответствии с разумом и с тем, каким образом существуют и понимаются (то есть всеобщим образом и полностью) начала: духовная сущность, которая находится внутри и вне всех одушевленных или неодушевленных вещей, и телесная, которая находится и проникает все составные вещи. Каковые начала и элементы прежде существовали сами по себе, нежели в соединении, как полагает Моисей^⁵⁴.

253. Относительно следующего положения, а именно, что природа бога конечна, если не производит бесконечного, или же бесконечна, отвечал в следующих словах: Я говорю, основываясь на исходных положениях и выводах моей философии, что могущество бога, будучи бесконечным, производит бесконечные вещи; конечный же результат во всяком случае предполагает конечную потенцию в силу неоспоримого закона соотношений, которые, по-моему, должны быть во всяком случае равны. При моем же мнении, что результат бесконечен, божественное могущество и бесконечное деяние не будут ущемлены и поколеблены. Те же, что считают результат конечным, сталкиваются с такими несообразностями, трудностями и попадают в ложное положение, пытаясь согласовать эти два несогласующиеся отношения, и рассуждая таким образом, следуют еретическим воззрениям и т.д. — После чего по главному вопросу: — Я говорю, что тот, кто считает результат конечным, может лишь с натяжкой, с трудом и запинаясь вывести его из бесконечной причины. Вследствие этого в затруднительном положении оказываюсь не я, а тот, кто тратит силы на рассуждения с этими хромыми соотношениями. В целом, я говорю, что исходное положение столь же хорошо, сколь и необходимо; тот же, кто считает, что бог производит конечные результаты, представляет его не иначе, как конечной причиной и конечной способностью.

254. Относительно способа творения человеческой души сказал такими словами: Поскольку из этого вселенского и всеобщего начала выводится всякая частность, как из всеобщности воды выходит и от нее зависит частность той или иной воды, и та или иная земля, находящаяся во мне, и в тебе, и в нем, происходит из этой всеобщей земли и воз вращается в нее, так и дух, который есть во мне, и в тебе, и в нем, происходит от бога и возвращается к богу: «Возвратится к богу, который дал его»^⁵⁵. Таким образом, душа создана несотворенным духом; и сотворенный дух, частный и новый, уже созданный и тот, что будет создан завтра, делает эту душу творением сегодняшним, а ту душу завтрашним творением, но всеобщий дух — это тот, что, будучи сотворенным, равным образом всегда остается таковым^⁵⁶.

255. Относительно следующего положения, а именно: в мире ничто не рождается и не уничтожается по сущности, если мы не захотим таким образом именовать изменение; произведенное же, каково бы ни было это изменение, по сущности всегда остается тем же^⁵⁷, — сказал так:

— Во-первых, что касается рода и вида, т.е. духа, воды, земли и света, из которых состоят все вещи, то они не могут быть ничем иным, как тем, чем они были, и не будут иным, нежели тем, чем они являются. К их величине или сущности никогда не прибавляется и не убавляется ни единой точки, а происходит только разделение, или соединение, или составление, или расчленение, или перемещение из одного места в другое. Я полагаю, что универсальные начала такого рода не изменяются по своей сущности.

Что же касается индивидуальных частностей, как говорит евангелист Иоанн, согласный с вышеуказанным текстом^⁵⁸, подобно тому, как тело уничтожается не по своей сущности, а лишь по единению, расположению, строению, ибо что в нем является водой, всегда было и будет водой; что в нем является землей, всегда было и будет землей, и сущность света всегда была и будет таковой, так и дух всегда был и будет духом, так что уничтожается или умирает не то, что мы можем назвать сущностью, а производное от сущности, т.е. первого вида сущего.

И далее: Как Соломон не впадает в противоречие с самим собой, то говоря: «Род проходит, и род приходит», а то — несколько дальше — «Что было, то и будет... ничего нового под солнцем»^⁵⁹, — то есть в теле земля, бывшая в нем и влага, и все другие вещи.

Дух же, как я отвечал, что касается его частной и индивидуальной сущности, как считают и я считаю, воспроизводится как бы от одного огромного зеркала, которое является жизнью и отражает образ; и форма, путем разделения и умножения связанных частей становится множеством форм, так что сколько имеется частей зеркала, столько получается и полных форм в каждой из них так же, как было в целом, каковые формы не терпят разделения или отделения, как тело, но где они находятся, там они находятся целиком, как голоса и т.д.

Таким вот образом, как душа в разуме вселенной, и дух истинной субстанции, истинного сущего и творения был, есть и будет в разуме отдельного индивидуума, и его души; тот, кто является Иоанном, не был им, а является им, пока живет Иоанн, и будет, после смерти Иоанна.

Это преимущество есть у человеческой души, ибо частность своего бытия, получаемого в теле, она удерживает и после отделения от тела, в отличие от душ животных, которые возвращаются к всеобщности духа, подобно тем, о которых говорит псалом: «Да исчезнут, как вода протекающая»^⁶⁰; как если бы многие части зеркала объединялись в старой форме зеркала. Образы, которые были в каждом, уничтожаются, но остается стекло, сущность, которая была и пребудет.

Отсюда я не делаю вывода, что остается душа того или иного животного, но остается сущность души того или иного животного, которая была, и есть, и будет, ибо этот дух существовал раньше, чем было это тело, и принадлежит своей всеобщности. Ибо бог, благодаря могуществу той же воли, с которой он хранит другие души, хранит и эти; как благодаря влечению собственного духа к самому себе, может извлечь частную сущность из всех духовных вещей, и душ, в соответствии с тем, что говорит псалом: «Бог стал в сонме богов... Я сказал: вы — боги, и сыны всевышнего — все вы; но вы умрете, как человеки»^⁶¹. И та, и другая власть создает все бессмертные души по милости бога.

256. Относительно движения Земли^⁶² сказал так: Прежде всего я говорю в целом, что сам факт и характер движения Земли и неподвижности небесного свода или неба выведен мной оснований или авторитетов, которые верны и не наносят ущерба авторитету священного писания, как каждый, кто обладает подлинным пониманием того и другого, будет в конце концов вынужден допустить и признать.

На текст священного писания: «Земля же стоит вечно», и в другом месте: «Восходит солнце, и заходит солнце»^⁶³,

— отвечал, что здесь подразумевается не пространственное движение или стояние, а рождение и уничтожение, т.е. земля всегда пребывает, не становится ни новой, ни старой.

— Что же касается солнца, то скажу, что оно не восходит и не заходит, а нам кажется, что оно восходит и заходит, ибо Земля вращается вокруг своего центра, и считают, что оно восходит и заходит, ибо Солнце совершает воображаемый путь по небосводу в сопровождении всех звезд.

И на возражение, что это его положение противоречит авторитету святых отцов, отвечал, что это противоречит их авторитету не постольку, поскольку они являются благими и святыми примерами, а постольку, поскольку они в меньшей степени были практическими философами и были менее внимательны к явлениям природы.

257. Также сказал, что звезды суть ангелы^⁶⁴, в таких словах: Звезды являются также ангелами, одушевленными разумными телами, и в то время, как хвалят господа и возвещают его могущество и величие, через каковой свет и письмена, высеченные на небосводе, «небеса проповедуют славу божию»^⁶⁵. Слово «ангелы» означает не что иное, как вестники и глашатаи голоса бога и природы, и эти ангелы ощутимы, видны, в отличие от других, невидимых и неощутимых.

258. Также говорил, что земля одушевлена, обладает не только чувствующей, но и разумной душой, и бог явно присваивает ей душу, когда говорит: «Производит земля душу живую», то есть подобно тому, как она образует тела животных из своих телесных частей, так из своего все общего духа одушевляет всякую их часть, приобщая их духу своему. Поэтому она в действительности должна быть в гораздо большей степени одушевленной, нежели произведенные ею животные, ибо она содержит в себе океан всех начал и элементов отдельных животных.

Что Земля — разумное животное — это ясно из ее разумного и интеллектуального действия, которое видно в правильности ее движения вокруг собственного центра, и вокруг Солнца, и вокруг оси своих полюсов, каковая правильность невозможна без интеллекта скорее внутреннего и собственного, чем внешнего и чуждого, ибо если собственный дух находится в муравьях, пчелах и змеях, и в человеке, то он с гораздо большим основанием должен находиться в материи; и не следует приписывать ей внешнего, толкающего и вращающего ее воздействия. — И т.д., растолковывая то же самое.

259. Он же сказал, что интеллектуальная душа не есть форма^⁶⁶, такими словами: Я считаю, в соответствии с моей философской системой, что душа есть не форма (и ни одно место священного писания ее так не называет), но дух, который находится в теле, как жилец в своем доме, как поселенец в странствии, как человек внутренний в человеке внешнем, как пленник в тюрьме: «Имею желание разрешиться и быть со Христом»^⁶⁷; подобно тому, как человек в своей одежде: «Кожею и плотию одел меня» и т.д.^⁶⁸, и тысячью других способов это сказано как в священном писании, так и в толкованиях отцов, что душа находится в теле иным образом, нежели это понимает и говорит Аристотель, каковыми всеми способами подтверждается то, что я сказал.

260. Также отрицал, что действительно существуют индивидуальные вещи, но что они — суета, как сказано у Соломона: «Видел все, что делается под солнцем, и все — суета»^⁶⁹. Истинные же сущности суть виды первой природы, которые действительно являются тем, что они есть.

261. Также считает, что существует множество миров, множество солнц, в которых с необходимостью имеются вещи, подобные в роде и виде тем, что имеются в этом мире, и даже люди, как сказано выше в длинном отступлении^⁷⁰.

Blog

Краткое изложение следственного дела Джордано Бруно (Извлечения)

Содержание

Краткое изложение следственного дела Джордано Бруно (Извлечения)